Любовники

Леди Сил наблюдает. Причудливые одежды напоминают гладкие полости насекомоядного цветка. От ритмичных движений они трепещут, открываются и закрываются, поблескивая зеленью — шелк струится, словно клейкая пленка сока. Корона тоже в форме соцветий росянки, того гляди схватит и высосет неосторожную бабочку, что в изобилии вьются в пестром саду. Какая ирония, если задуматься, он ведь совсем не хищник, — а леди Сил задумывается и улыбается, издалека наблюдая за танцем; она догадывается — выражение лица у него сейчас нездешнее, отстраненное, совершенно особенное. Она отлично знает, как именно он встречает физическое наслаждение. Когда долго танцуешь — устаешь, дыхание сбивается, а мышцы дрожат от боли. И кружится голова, особенно если вместо воды пить вино с добавлением нектара элитр или спорами грибного дерева. Подобные напитки не утоляют жажды, но делают ее глубже и мучительнее, иссушая горло, рот и желудок. Он прерывает пляску, прикладывая к губам толстостенный золотой кубок. Аляповатая россыпь инкрустации — сапфиры, рубины, изумруды, — поблескивает на солнце. Багряные капли стекают по его подбородку на грудь — красное на зеленом буреет до оттенка перегноя. Насекомоядный цветок захлопывает лепестки и становится невысоким эльфом. Эльф тяжело дышит, но готов продолжить. Ему нравится именно так: все вместе и безо всякой меры. Она знает. Вечером все продолжится. Уже к обоюдному удовольствию. Леди Сил уже не помнит, как все началось. Ее память цепка, словно борона, — если дело касается предполагаемых или настоящих изменников, когда речь идет о доносах, жалобах, подозрении и ненависти; ее память подобна темному колодцу затхлой воды, где все доброе и радостное тонет без следа. Приполз ли к ней Тейдон на коленях, покорный и умоляющий, как щенок? Или снял с тонкой ноги Сил тяжелую туфлю с железным каблуком-гвоздем, чтобы, смеясь, наполнить вином на зеленой пыльце и выпить залпом? Сказал он тогда: мне должно славить имя нашего повелителя Шеогората, но дай восславить и твое? Или — не менее банальное — «люблю тебя»? Может быть, то и другое. Может быть, Тейдон стоял на четвереньках, по-собачьи лакая свое пойло из ее туфли, а леди Сил гладила босыми пальцами влажные губы, подбородок и щеки. И потом вторым каблуком порезала бедро чуть ниже паха, впервые разорвав лепестки зеленых одежд, отчего Тейдон поперхнулся вином и болью, а она заставила его вылизывать собственную кровь. Пить сладкое и соленое вместе. «Любить меня, герцог Мании, означает страдание», — эту фразу Сил хранит, будто камею с портретом или засушенную розу первого свидания. О страдании она помнит все. Окровавленную улыбку Тейдона — тоже. По вечерам его приводит доверенная мазкен. На самом деле, Сил никому не доверяет и очень жалеет, что мазкен бессмертны, а использовать обычных слуг, чтобы после перерезать им глотку чересчур расточительно и вызовет подозрение даже при дворе Деменции. Тейдон переступает порог еще одетым, и останется так, пока мазкен не уйдет. Сил подчеркнуто не смотрит на него. Дверь скрипит ржавыми петлями, и только тогда Тейдон расстегивает первую пряжку. — Кажется, я не дозволяла тебе раздеться, — комментирует Сил. Тейдон вздрагивает — в его глазах цвета недоспелых оливок самый настоящий страх и никакой поволоки дурмана: Сил запрещает смешивать наркотики с их встречами. — Прости, — в развернутых лепестках ткани смугло поблескивают плечи. — Не прощу, и ты знаешь это, герцог Мании. Ты примешь свое наказание, но пока — раздевайся. Он торопливо комкает одежду. Сил вспоминает утренние образы и сравнивает Тейдона с сердцевиной цветка. Обнаженный, он стоит перед ней — ниже на голову, потому что отец Сил был данмером, и дал ей имя и облик вместе с семенами мрачного безумия будущей герцогини Деменции. Тейдон дрожит, когда она дотрагивается до мочки уха, плавного изгиба — там, где шея переходит в плечо, темного соска. Тело у него мягкое, полноватое — тело чревоугодника и гедониста, он похож на ребенка или женщину. У него округлые бедра и небольшой аккуратный член с ярко-розовой головкой, и сейчас уже невозможно понять, дрожит Тейдон от страха или возбуждения. Или того и другого. Таково единение Мании и Деменции. Леди Сил ухмыляется, царапая податливый живот заостренными, словно у кхаджита, ногтями. Застегивает на шее Тейдона кожаный ошейник. — Вниз, — командует Сил. Тейдон облизывает яркие губы. Они спускаются в пыточные подвалы. Тейдон на четвереньках — пачкает ладони и колени в чьей-то крови, порой брезгливо морщится. Сил замечает неподобающие жесты, добавляя их к провинности и наказанию. — Против меня замышляли дурное, — комментирует Сил окровавленные останки в углу — груду стылого желе-падали, не успели убрать. Тейдон отворачивается. Пыточные леди Сил — часть ее самой, в той же степени, как ногти-стилеты или платье, словно сшитое из отточенных лезвий. Она задумывается на мгновение — очень долгое мгновение, Тейдон поджимает розовые пальцы ног и моргает, — и дергает рычаг, опуская паутину тонких цепей. — Ты не замышляешь дурного против Сил, правда? Тейдон отчаянно машет головой. Вслух — ни звука, в прошлый раз Сил исколола его язык булавками за болтливость. Она накидывает цепь за цепью — тускло поблескивающий металл перетягивает мякоть живота и пухлой диафрагмы, вгрызается в узкие запястья и голени. Тейдон пластичен, его можно выгибать под любым углом, словно вместо костей у него виноградные лозы. Сил ухмыляется сравнению и закрепляет ноги и руки Тейдона узлом за спиной. Он едва слышно поскуливает. Наверное, такое напряжение болезненно. — Страдание, — напоминает Сил и целует веко Тейдона. — Скажи, тебе нравится моя любовь, герцог Мании? — Да, — Тейдон покачивается в связке цепей. Леди Сил смеется. Тейдон болтается между небом и землей — на колючем металле и собственных нервах. Его лицо на уровне паха Сил; она вздергивает юбку, накидывает сверху — Тейдон дышит ее запахом; его опавший было член снова торчит, истекая прозрачной смазкой. — Еще рано, — Сил отстраняется. И все-таки снимает платье: Тейдон заслужил не только наказание. Она снова трогает и гладит его: вывернутые плечи, спину, похлопывает по ягодицам. Раздвигает их, осторожно касаясь пальцем самой интимной и чувствительной у мужчин точки. Тейдон всхлипывает, подергиваясь на своих цепях. Сил ласкает его внутри, жалея: не видит лица. Пожалуй, следующий раз поставит зеркало. Она сжимает член и яички, и только тогда протягивает руку за заранее припасенной плетью. Это не совсем настоящая плеть. Сил все-таки не хочет причинить настоящего вреда Тейдону, иногда страдание — продолжение удовольствия, не так ли? Плеть миниатюрна, три ее хвоста сделаны из шкуры кхаджита. От первого удара Тейдон все-таки взвизгивает. — Твое наказание, — шепчет Сил, чувствуя нетерпение и жар между ног. Второй, третий, четвертый. Розовые полосы набухают и багровеют, лопаются и текут кровью. Тейдон сначала всхлипывает, потом визжит, но, в конце концов, успокаивается; и теперь Сил не нужно зеркало — и так знает: он блаженствует, словно от самого ядовитого из своих наркотиков. Ей приходится работать одной рукой, потому что указательным пальцем второй герцогиня яростно ласкает себя. — Довольно, — Сил бросает плеть на пол, чтобы прижать голову Тейдона к паху. Он вылизывает ее, алчно хлюпая, язык у него такой же гибкий, как руки и ноги, или даже ловчее. Когда она закричит в очередной раз, он забрызгает мокрый от крови пол семенем — и это, наверняка, очередная метафора жизни и смерти. А в самом финале, уже разомкнув цепи и узлы, леди Сил обнимет его. Порой сценарий их встреч меняется. Как-то Тейдон принес свою Чашу, бутыль нектара элитры и целый кожаный кошель зеленой пыльцы. Сил разрешила, и даже лизнула пыльцы сама. Они лежали на просторной кровати в комнате Сил — мокрые от пота, а Тейдон еще и крови. Он сосал ее грудь. — Ты знаешь, что нам запрещено встречаться? — сказала Сил. Тейдон только фыркнул, удовольствия всегда значимее запретов. — Я никогда не откажусь от тебя, — он будто говорил об очередном зелье. — Я знаю, — шепнула Сил. — Иногда я представляю нашу свадьбу, которой мы нарушим все запреты, но восславим лорда Шеогората. Мы будем заниматься любовью три дня и три ночи, а потом я приму смертельную дозу зеленой пыльцы и вырву твое живое и бьющееся сердце. Тейдон поднялся на локтях. Он казался испуганным, но затем кивнул. — Потрясающая затея. Самая лучшая вечеринка Крусибла, Блисса и Нью-Шеота. Арденн-Сул позавидовал бы нам. Мы заслужили это. И снова наполнил Чашу Инверсии эстрактом Феллдью. — За то, чтобы умерли мы вместе, в один день. Как любовники. Сил глотнула пряно пахнущее зелье. — Как любовники.