Жертва

Сверху раздается знакомый скрежет. Одри вскакивает с пола и прижимается к железной стене помещения, где она находится. Она здесь уже несколько дней, точнее сказать не может. Это небольшая круглая железная комната без окон. Единственный выход находится в крышке люка в потолке, но лестницы нет. Веревки нет. Ничего нет, что помогло бы ей выбраться отсюда. Или спрятаться. Укрыться от того, что сейчас будет. Проходит минута. Другая. Но Одри не двигается, буквально слившись со стеной. Она знает, что убийца играет с ней. Он хочет, чтобы она тоже играла по его правилам. Но даже сейчас девушка пытается быть сильной и не поддаваться на уловки маньяка. Вода как обычно начинает литься неожиданно. Огромный холодный страшный поток. От него никуда не деться, не спрятаться, не убежать. Одри умеет плавать, но находясь здесь, в замкнутом пространстве, быстро наполняющемся водой, испытывает панический ужас. Дженсен снова начинает делать то, что проделывала, кажется, миллион раз за эти дни. Она щупает стены вокруг себя, ищет выступы, неровности, хоть что-нибудь. И ничего не находит. Помещение катастрофически быстро наполняется водой. Одри перестает искать выход и, поднимая голову наверх, кричит: — Перестань! Хватит! Остановись! Ответа нет, а воды становится все больше. — Мудак! Ублюдок! Сука! — кричит девушка и в бессильной ярости бьет кулаками по мокрым, железным стенам. Вода доходит до горла, теперь начинается самое ужасное. Вода все прибывает и прибывает, Одри держится на поверхности, люк наверх оказывается совсем близко: еще чуть-чуть, и можно будет ухватиться за его край. Но Дженсен уже играла в эту игру. Она знает, что будет дальше. Когда вода заполняет почти все помещение, люк захлопывается. Одри умеет плавать и очень хорошо. Но одно дело хорошо плавать, и совсем другое — часами держаться на воде под потолком, борясь со слабеющими руками и ногами. Бороться за воздух, буквально ударяясь головой об потолок. Эта игра ей знакома. Она всегда заканчивается одинаково. Одри не выдерживает и начинает тонуть. Ее тело погружается на «дно», на пол комнаты, а затем, много позже, она приходит в себя на мокром полу, в мокрой одежде, все в той же железной, сырой комнате. Куда девается вода, Одри не знает. Но зато она очень хорошо знает, что через пару часов все повторится. И бежать ей некуда. Только вот сегодня все меняется. Убийце наскучила эта игра, и он (она, оно) придумал другую. Одри начинает тонуть, погружается на дно и отключается. Очнувшись, девушка долго не может прийти в себя. Слишком яркий свет слепит ее, сырости больше нет, и одежда на ней сухая. Одри непонимающе оглядывается. Нет больше железной круглой камеры. Теперь она находится в странном длинном помещении. На потолке вереница ламп, что светят так ярко и уходят куда-то вдаль. Справа от того места, где лежит Одри, огорожена небольшая комната с приоткрытой дверью. Судя по всему, это нечто вроде санузла. Место, где лежит девушка, находится на возвышении, словно все помещение — это театральный зал, а она находится на сцене. Одри встает на ноги и делает пару шагов, желая спуститься с импровизированного возвышения. Ей удается сделать всего пару шагов, а затем раздается звон. Одри замирает, и чувствует, как ее сердце пропускает удар. Медленно, все еще надеясь, что у нее галлюцинации девушка оборачивается и смотрит вниз. Одри сильная. Она не кричит, не плачет. Она лишь тихо сдавленно выдыхает и опускается на колени. Ей не уйти. Убийца снова играет с ней. Декорации изменились, но суть осталась той же. Правую щиколотку Одри обхватывает стальной «браслет», а от него дальше, по полу всей «сцены» к креплению ведет цепь. Это все та же игра. Просто ее вторая часть. А, учитывая сцену, «второй акт». — Да пошли вы! — Ноа с силой хлопает дверью участка и сбегает по ступенькам. Эмма бежит вслед за ним, а Брук встречает их возле своей машины. — Ну что? — Что?! Ничего! Ничегошеньки! Они даже не пытаются! Они не ищут ее, они просто ничерта не знают! — Ноа кричит и люди оглядываются на него, но ему плевать. Он выглядит таким потерянным, таким расстроенным, что Эмма притягивает его к себе и обнимает. Брук, покусывая губу, смотрит на них исподлобья, а затем, словно что-то решив для себя, произносит: — Ноа, она сильная. Она сильнее нас всех. Она выживет. Одри обязательно выживет. Ноа с Эммой перестают обниматься, парень шмыгает носом и трет ладонями лицо. Он очень бледный, под глазами у него залегли темно-фиолетовые тени. Но никто из девушек не предлагает ему пойти поспать, зная, что это бесполезно. — А где вероятность того, что она все еще жива? Подростки, не найденные в первые 72 часа, чаще всего обнаруживаются мертвыми. А даже если жива, только представьте, что этот урод или уродка мог сделать с ней за эти дни?! Эмма с Брук молча, переглядываются, но ни одна не возражает Ноа. Им страшно. Им страшно ждать, страшно надеяться, страшно представлять. Им дико страшно потерять еще одного близкого человека. Когда Одри была маленькой, она всегда смеялась над Эммой, которая боялась темноты. Оставаясь у подруги на ночь, Эмма всегда просила не гасить на ночь свет, а Одри всегда выключала его, пугая подругу. Что ж, карма та еще сука. Одри не знает, сколько идет «второй акт». Нет окон, часов, время сливается и тянется. Началом дня становится конец игры, концом — ее начало. «Днем» можно жить относительно спокойно. Можно принять душ, обойти всю «сцену», поспать, даже поесть иногда, когда появляется пластиковый поднос, покрытый пищевой пленкой. Но, когда приходит «ночь», все спокойствие катится в бездну. Еще недавно Одри была сильной. Она не плакала, не кричала. Только ругалась, сбивала кулаки о стены, сжимала зубы, но не давала себя сломать. Что ж, всему приходит конец, а сломать можно любого. Это происходит. Снова, и снова, и снова. Свет начинает гаснуть вдалеке, в конце коридора. Лампы тускнеют с ужасным хлопающим звуком, постепенно приближаясь к Одри. Последние, что расположены прямо над «сценой», горят несколько дольше остальных, но затем гаснут и они. Все помещение погружается в абсолютную тьму. Глаза не успевают к ней привыкнуть. Одри сжимается в комок и плачет. Она начинает паниковать, кричать и плакать, как только лампы начинают гаснуть. Когда последний свет исчезает, девушка теряет остатки самоконтроля. Ужас захлестывает ее. Окружающая ее тьма похожа на воду, в которой она тонула еще несколько дней назад. От страха Дженсен кажется, что воздуха не хватает. Тьма забирает у нее последний кислород. Иногда все заканчивается этим «маленьким» издевательством. Но чаще откуда-то из темноты раздаются шаги, а затем какой-нибудь участок тела девушки отзывается дикой болью. Варианта два. Только два. Чаще это нож, от него остаются кровавые порезы на руках, ногах, спине. Реже это электрошок. От него остаются темно-синие, почти черные синяки. На животе, талии, бедрах, спине, шее. Затем свет снова зажигается. Одри, словно в оцепенении, сидит на цепи посреди «сцены», обхватив себя руками и покачиваясь. А где-нибудь рядом валяется пластиковый поднос с едой, словно награда или подачка, или насмешка. Одри не знает, сколько она тут. «Второй акт» затянулся. Ей кажется, что прошли уже месяцы, а, может быть, даже годы. Она все пытается найти в себе силы, найти смысл. Девушка вспоминает своих друзей, родителей, свои старые глупые, наивные, детские заботы. Одри вспоминает Ноа. Его идиотскую помешанность на серийных убийцах, дурацкую ухмылку, запах его рубашки, когда она утыкалась в нее носом при их объятиях. Одри лежит на спине, прямо на полу, и по ее щеке ползет слезинка, скатывается и падает, капает на пол. Она так долго пыталась быть сильной. Она, правда, пыталась. Но, кажется, на самом деле, Одри просто притворялась. Сильной ее делал Ноа, но тут его нет. Тут только она, убийца и игра. И это все будет продолжаться до бесконечности, если Дженсен это не прекратит. Девушка рывком поднимается с пола. Находит поднос с нетронутой едой, разрывает пленку, покрывающую пищу. Вот. Вилка пластиковая, желтая, такого же цвета, что и поднос. С тупыми зубцами, и очень хлипкая. Настолько, что стоит лишь слегка приложить усилия, как часть с зубцами отламывается, оставляя острый, зазубренный пластиковый край. Хватит с нее этого дерьма! Иногда, чтобы победить в игре, нужно признать свое поражение. Что ж, пускай! Одри слабая, просто напуганная, измученная девчонка. Но она не позволит никому контролировать ее жизнь. Она слишком долго терпела. И с нее хватит. Убийца, развалившись в кресле, листает комикс и периодически посматривает на мониторы. На экранах видно помещение, снимаемое с разных углов. Это длинная, прямоугольная комната, с возвышением. На «сцене», прямо на полу лежит девушка с короткой стрижкой. Убийца все так же читает комикс, пока его внимание не привлекает мельтешение на центральном экране, который показывает то, что происходит прямо на импровизированной сцене. Девушка вскакивает, волоча за собой цепь, хватает поднос, достает вилку, ломает. Убийца склоняется прямо к экрану и даже перестает дышать, наблюдая за ней. Девушка подносит острый край сломанной вилки к правому запястью и с силой, давя на кожу, ведет вдоль. Убийца тихо вскрикивает, срывается с места, опрокидывает стул и выбегает из комнаты. Одри лежит на полу и смотрит на кружащиеся лампы. Она думает, как смешно будет, если они сейчас погаснут. Убийца придет ее мучить, захочет поиграть. Какого же будет его (ее) разочарование, когда игрушка окажется сломанной и больше негодной для использования. Одри хочется рассмеяться, но сил нет даже на это. Девушка просто лежит и слабо дышит, чувствуя уже проходящую боль в запястьях. Убийца бежит так быстро, как только может. Перед входом в комнату он, чертыхнувшись, надевает плащ и маску. Расстояние от входа до сцены убийца преодолевает за считанные секунды. Одри лежит на полу. Ее запястья в крови, и две красные лужи собираются вокруг ее ладоней. Убийца чертыхается, отрывает кусок черной мантии и крепко перебинтовывает правое запястье девушки. Убийца слишком занят, чтобы обратить внимание на то, как Одри поднимает дрожащую левую руку и срывает с него маску. Убийца застывает. Смотрит прямо в глаза девушки, а затем с очень злым, рассерженным выражением лица срывающимся голосом спрашивает: — Какого черта ты творишь, Одри?! Одри не может дышать. Все плывет, кружится, расплывается. Ее глаза наполняются слезами и перед тем, как потерять сознание, девушка шепчет: — Ноа?.. На сцене все это время стояла кровать, но девушка всегда обходила ее стороной. Теперь же она лежит на ней. Обе ее руки прикреплены наручниками к железным прутьям. Запястья прочно перебинтованы. На ноге все так же звенит цепь. Убийца ходит взад-вперед по краю сцены. Одри наблюдает за ним, провожая взглядом. Наконец она произносит: — Хватит этого маскарада! Сними маску! Я знаю, что это ты, Ноа! Убийца застывает, медленно оборачивается к девушке и снимает маску. Одри судорожно выдыхает. Ей так хочется убежать, спрятаться, скрыться. Но ее руки крепко привязаны к спинке кровати, на ноге цепь, да и от самой себя не убежишь. — За что? — голос девушки предательски дрожит. Ноа осматривает ее с головы до ног. Его лицо не выражает ни раскаяния, ни сочувствия. Он улыбается, но Одри не знает этой улыбки. Это скорее ухмылка, оскал, злобная, сумасшедшая гримаса. Нет в этой улыбке, нет в этом человеке того, кого она знала, кого любила. Голос Ноа прорезает тишину и девушка вздрагивает. — Я же говорил, что ты — жертва. Так вот, Одри, ты — моя жертва. Всегда была и всегда будешь. Лицо убийцы неумолимо меняется, еще секунду назад это была холодная маска социопата, теперь же его взгляд теплеет, улыбка становится такой до боли знакомой, а черты лица смягчаются. На Одри смотрит ее прежний большечемдруг Ноа. На нем черная накидка, в одной руке он держит нож, в другой — только что снятую маску. Он улыбается, словно ничего и не было, и произносит: — Клевый взгляд психопата, да?