Благодатная ненависть

Он лишь смеялся, и я его понимала. Что ему пытки, которым его подвергли и продолжат подвергать в моём замке? Он герцог ада и прошёл через тысячу лет мучений, а потом вырвался на свободу. Сюда, в Невендаар. Убивать во имя своего проклятого господина. Его крылья сломаны и обрезаны — я лично работала кузнечным молотом, дробя тонкие кости, а затем взялась за меч, отсекая бессильную плоть, всё ещё полыхающую на кончиках адским огнём. Он лишь смеялся, глядя на меня суженными от боли зрачками. Смеялся, вися на толстых цепях, цепляясь за свои кандалы пальцами с острыми когтями, дёргаясь всем телом, когда ещё один кусок его окровавленных крыльев падал на пол. Раны проклятого дымились, и я решила: хуже не станет, если провести по обрубкам крыльев факелом. Заодно обеззаражу. Эту боль адский герцог выдержал ещё легче, чем предыдущую, что неудивительно — в подземных чертогах Бетрезена с ним проделывали и не такое. Его смех до сих пор звучит у меня в ушах. Смех — и лёгкое, на грани невесомости: — Мой ангел... Как я не ударила тогда по этой клыкастой пасти — сама не понимаю. Всевышний уберёг, не иначе. Я просто отбросила факел (он попал в корыто с гнилой водой, её и только её адский герцог мог пить в моём замке) и улетела прочь. Быть архангелом Небесного Отца — непростая задача; достичь высокого ранга, такого, как мой — задача, непростая втройне. Под началом обычной крылатой девы ходит один боец, я же могу призвать под свои знамёна троих, причём мои воины милостью Всевышнего совершенствуются намного быстрее, чем у прочих военачальников. Редкие архангелы сумеют за день пролететь столько, сколько я. На меня не действует проклятое пламя, выпускаемое гнусными демонологами, и чужеземные воры умирают, стоит им приблизиться к моему штандарту. Я не хвастаюсь, всё помянутое далось мне нелегко. И помогала в моём походе святая ненависть. Я помню, кто сидит в подвалах моего замка. Я помню, чьи глаза вспыхивают огнём при моём приближении. Кто скалится и шепчет: — Мой ангел... Первым делом я обрубаю проклятые, горящие огнём крылья. Демон не смеет даже мыслить о полёте! Ему всё равно, он не сводит с меня полыхающих глаз. Затем мы целуемся, и он старается поранить мне губы. «Чтобы ты помнила обо мне», — однажды шепнул он. Как будто о враге можно забыть! Его член наливается кровью сразу же, как только я провожу по нему пальцами. Когда-нибудь я отсеку и его, а пока мне просто нравится дразнить адского герцога, извлекать стоны из его проклятой глотки. И уходить, всегда уходить за секунду до того, как притяжение становится невыносимым. Небесный Отец не может позволить, чтобы его дочь осквернилась. Моя любовь принадлежит Всевышнему и Империи. А ненависть — ему, вся, без остатка. И когда я смываю со своих перьев тёмно-бурые пятна проклятой крови, мне всё труднее становится оттереть их. Всё чаще я хочу оставить всё как есть. Ведь кровь врагов приятна, почти священна. Именно она ведёт Империю к сияющим высотам! Но почему мой адский герцог так радостно смеётся, когда слышит эти слова?