Финал ещё одной из глав книги.

      Каждый день, вставая, мне плевать, что будет со мной дальше. Треть века я прожил впустую, и менять что-то слишком поздно. Мне нравится думать, что все не имеет смысла. Ведь я знаю, что это ложь и отговорка для самого себя. Но на самом деле все проще: за эту самую треть века мне осточертело абсолютно все.       Я еще помню, как с утра просыпался с целью и засыпал с ней. Я помню, как понятие «рутина жизни» вызывало у меня внутреннее отрицание. Я, черт возьми, помню, ради чего вставал по утрам, а сейчас — лишь сигарета, пригоревшая яичница и работа, чтобы было, на что покупать эти самые сигареты и мне доподлинно неизвестно, сколько я вот так протяну. Каждый день я иду к окну, по ту сторону которого, кроме птичьего помета, никогда не наблюдалось ничего нового, потому что этот затхлый город — олицетворение состояния, в котором погряз я сам. В череде бесконечно бегущих дней я увяз по самое горло и надеюсь, что все это когда-нибудь закончится, и от меня не будет зависеть ничего. Забавно, не правда ли? Я разочаровался в жизни, потерял себя, но верю в нечто высшее.       Десять лет назад я получил медицинское образование и профессию, о которой мечтал с детства. Я хотел работать с людьми, узнавать их лучше и просто на личном опыте убедиться, что мразей намного меньше, чем хороших. Я был слишком молод, глуп и наивен.       Я ошибся.       За несколько лет работы психологом мне приходилось выслушивать жалобы про свою жизнь, депрессию, семью, страхи, смерть, соседей, слабость, работу, любовников, развод, измены, детей, одиночество, друзей, коллег, общество. И мне нравилось. Я радовался жизни, у меня были приятели, с которыми каждые выходные я пропускал кружку пива в баре. И девушки. У меня были девушки, я искал в них упоение, находил родную душу, затем разочаровывался, пытался снова, и снова разочаровывался. Я отправлялся домой и запивал очередное фиаско алкоголем, в нём я и нашел успокоение. Я попробовал много девушек, все время искал что-то новое, изучал, как только мог, но все заканчивалось одинаково. Не знаю, чего мне хотелось, но одно я понимал точно, когда найду ту единственную, обязательно почувствую.       Время шло, а я все также оставался глуп, все меньше погружался в работу и все больше пил. Затем я потерял веру в людей, понял, насколько они ограничены в своих желаниях, двуличны и продажны. Работа все больше выводила меня из равновесия, я срывался на людях, оставил пунктуальность. Когда несколько лет слушаешь вопли незнакомцев, разбираясь в их проблемах, в то время как свои проблемы ты решить не в состоянии, хочется не выслушать человека и оказать помощь, за которой он и приходит на приём, хочется рассмеяться. И вот мне тридцать три, а я даже не понимаю, в какой именно момент допустил осечку. Оступаясь все чаще, я ждал, пока чувство некоего застоя захватит все аспекты моего существования.       Так и вышло.       Теперь я знал, что во мне живет безразличие. Понимал, что превращаюсь в обычного алкоголика. Стать жизнерадостным снова будет слишком трудно, поэтому все, что я хотел тогда – чтобы меня не трогали, но каждый раз поворачиваясь к полке с иконами, — кроме них, кстати, там ничего больше и не было, —просил, чтобы все это скорее закончилось.       Я пустил корни в никуда и принял свое существование. Но продолжаться вечно это не могло..