День рыцаря (цикл "Улицы повешенных фонарщиков")

— То есть как это — премии не будет? — Верок говорил тихо, но главный казначей Разбойного приказа явственно чувствовал где-то рядом холодное дыхание Мортис. Уютный фамильный склеп, рыдающая супруга (злыдня своенравная! Сколько раз пожалел, что польстился на приданое — знал ведь, что за просто так кучу золота не дают!), делящие наследство детишки, наспех утирающие положенные по разнарядке слезинки... — Ты же мне обещал. Ты ясно сказал: в конце месяца — премия за «Летящих клинков». Я уже заказ сделал на весь отдел: новые кольчуги, десять потайных фонарей... Кто теперь заплатит? Бетрезен? Вот было что-то в скучной, невыразительной физиономии Вечного сквайра, как называли Верока в Разбойном приказе — что-то, от чего ноги делались ватными, а в голове проскакивали предательские мысли: бросить всё, уехать в жалованную за беспорочную службу деревню, не красть... На последнем желаньице, ударившем в мозг подло, исподтишка, казначей не выдержал и бросился в отчаянную контратаку. — А где я тебе деньги возьму, а? Ну вот где? У всех отобрали, не у тебя одного! Рыцари ж гуляют, потом город, считай, заново надо будет отстраивать! — Они каждый год гуляют, — буркнул слегка оторопевший Верок, но казначей почуял слабину, и теперь его было не остановить: — Ну да, и каждый год столицу отстраивают. А в этом году император Эмри совсем взбесил... эээ... — тут казначей вспомнил о необходимой почтительности к правителю Империи и немного остыл: — В общем, пресветлый наш император считает, что раз органы правопорядка не могут остановить разгул и вакханалию, так пускай отстраивают Светлый град вместе с остальными его подданными. Налогоплательщиками, между прочим! В общем, у всех деньги отобрали, не только у Разбойного приказа. На восстановление, значит, столицы. — А пресветлый наш император не может просто вытащить своих верных рыцарей в чисто поле, и пусть там развлекаются, пока не посинеют? — Верок тяжко вздохнул, глядя на притихшего казначея, затем махнул рукой: — Ладно, сам знаю, что не может. Ему ж потом бунт подавлять, казнить верных слуг своих... ну то есть, тех, кто мог бы остаться верным, если б вовремя побузил. Голос Верока становился всё более задумчивым, глаза щурились, словно в голову Вечному сквайру пришла какая-то идея и сейчас он её старательно обдумывает. Казначей похолодел. Прошлое гениальное вероково озарение прошлось кувалдой Вотана по благосостоянию родичей казначея. Со стороны жены, правда (что вызвало даже некоторое злорадство), но тем не менее... Подумаешь, немного подделывали золотую чеканку! Да они и не знали вовсе (в этом месте казначей, увы, прекращал сочувственно кивать, слушая излияния кузена благоверной, и отворачивался, дабы скрыть ехидную ухмылку), просто подвал родового поместья сдавали в аренду. С виду — приличным людям, кто ж мог подумать, что они проходимцы! И Разбойный приказ мог бы и не преследовать барона с семейством, а оказать всемерную поддержку, ведь барон тоже потерпевший — репутация, она дорогого стоит! А ему, вместо понимания и помощи, влепили бессрочную ссылку. Беззаконие, сплошное беззаконие, куда ни плюнь! Казначей хотел было сказать, что вот и нечего плевать в присутствии органов правопорядка, но промолчал, сочувственно цокая языком. Однако на предложение как-то... посодействовать, надавить на выскочку из провинции, а то и припугнуть его, ответил резким отказом. Ага, надавишь на этого! Особенно после визита одного ну очень неприятного типа из Особого отряда имперской канцелярии, а проще говоря — имперского ассасина в полной боевой выкладке. И сообщил этот тип, что имперская канцелярия действия старшего дознавателя Верока всемерно одобряет, а лицам, дерзнувшим воспротивиться осуществлению правосудия, грозят различные неприятности. В описаниях неприятностей ассасин был дотошен и крайне, вот просто омерзительно красноречив. После такого поди помоги ближнему своему! Нет уж, своя кольчужка как-то ближе к телу. Но вот глаза у Верока, когда он размышлял, где же скрываются фальшивомонетчики, и наконец додумался до верного ответа, были точно такими же. Прищуренными и немного отстранёнными, словно смотрел господин старший дознаватель не прямо на собеседника, а куда-то сквозь и вдаль — то ли на облака, плывущие к горизонту, то ли на могилку старинного недруга... В общем, мурашки по коже от такого взгляда бегали. Казначей неуверенно откашлялся. Верок не отреагировал. Тогда казначей подавил недостойное желание потыкать в собеседника деревянным стилом, которым он двигал запылённые камни на своём абаке (счётный инструмент кто-то недавно залил кленовым сиропом, а отчистить всё руки не доходили), и тихонько пробормотал: — Эй, с тобой всё в порядке? — Со мной-то да... — неопределённо отозвался Верок, и казначей почувствовал, как ноги начинают мелко, противно дрожать. Верок же подумал ещё немного и наконец спросил: — А вот если, скажем, предотвратить? — Что предотвратить? — слабым голосом откликнулся казначей. — Разрушение городской собственности, разумеется. Вот взять — и предотвратить. Как думаешь, тогда премию выдадут? Некоторое время казначей стоял тихонько, затем сознание аккуратно подсказало, что от него ждут ответа. А ещё — что на этот раз господин старший дознаватель покушается не на деньги казначеевой родни. Совершенно точно не на них: в семье у казначея не было ни одного рыцаря. Даже завалящего сквайра не водилось. Хотя некоторые сквайры, если поразмыслить — они да... они ещё ого-го... — Выдадут, — твёрдо и уверенно произнёс наконец казначей. — Вот лично я и выдам. Потому как если ты сумеешь провернуть подобное чудо — значит, точно заслуживаешь и премии, и ангельского пения. — Его-то за что? — усмехнулся Верок. — За сотворение чуда. Ну сам подумай, их же много, и все они — при оружии. И они — не обычная банда. — Ну да. Они — тяжеловооружённая банда. Таких мы тоже ловили. Не волнуйся, убивать спасителей отечества я не собираюсь, но охлаждающие процедуры в каталажке им точно рекомендованы. Вот за что казначей совершенно не волновался — так это за жизни жалкой кучки придурков, из-за которых он вынужден отказывать Вероку в премии! Кроме того, на прошлый День рыцаря обнаглевшие вояки вымазали лицо казначея вначале сажей, а затем дёгтем и покатали его по площади Миролюбия. Пусть-ка теперь сами там покатаются! В дёгте! Или в кандалах. Это уж как Верок выберет. — Значит, я пошёл, — подвёл итог разговора Верок. — Ступай, и да пребудет с тобой милость Всевышнего Отца нашего, — совершенно искренне произнёс ему вслед казначей, делая знак, оберегающий от сглаза и демонической порчи. А уж кого и от кого этот самый знак должен был оберегать — это, пожалуй, осталось тайной и для самого казначея. *** Когда-то — если считать по общепринятому календарю, то не так уж и давно — Кловис ходил в атаманах банды «Красный петух». Сам он до сих пор считал, что словцо «банда» для его шайки было чересчур крепким, но с дознавателями Разбойного приказа особо не поспоришь, и если уж им приспичило считать тебя бандитом, значит, садись да намыливай верёвку. Или соглашайся подавать ходатайство об отбытии срока наказания в роте алебардщиков, приписанных всё к тому же Разбойному приказу, коль случилось чудо и ты кому-то из старших дознавателей показался человеком не совсем пропащим. Нынешний император, Эмри Первый по прозванию Умиротворятор, подобные ходатайства всячески поощрял и вообще считал, что мужиков после Утеровой войны осталось слишком мало — от кого бабы рожать должны? От демонов бетрезеновых? Или, может, от гномов с эльфами? Поговаривали также, что Эмри на последний вариант был вполне согласен (ещё бы — с императрицей-то, которая эльфийка на четверть!), но вот остроухие почему-то не желали брюхатить человеческих баб в больших количествах, а в малых полукровки в Империи всегда водились и, как говорится, погоды не делали. Ещё свои услуги по оплодотворению регулярно предлагали варвары и орки, но тут уже противились сами бабы. Не ценили, дурёхи, привалившего счастья! Так или иначе, старший дознаватель Верок предложил Кловису амнистию и контракт алебардщика, а Кловис на это, не раздумывая, согласился. Когда впереди маячит петля, как-то не станешь сообщать, что тебе никогда не нравились рукава-буф и красно-чёрный полосатый кафтан! Кафтан, кстати, Кловис носил редко: догматиком Верок не был и спокойно разрешал подчинённым обходиться простой кожаной курткой. Разумеется, кроме праздничных дней и особых случаев. Увы, но День великой воинской славы, поминовения павших героев и чествования живущих доныне, в просторечии — День рыцаря, относился именно к таким вот случаям. Праздничным и особым. Отвертеться никак не удавалось. Так что рыцарей Кловис не любил ещё и за это. Вот было б ради кого выряжаться, как ярмарочный шут! А в целом Кловис рыцарей не любил за чванство, обжорство, необузданность в гневе и во хмелю, потраву полей (бывший крестьянин, пускай и родившийся в большом городе, не мог забыть и простить), ну и за то, что когда армия Мортис наступала на маленькое поселение, все эти надутые спесивые мерзавцы разом куда-то делись. В тот день Кловис потерял жену и дочерей-погодок. Это вдобавок к дому, земельному наделу, друзьям-соседям и более-менее налаженной жизни. Верок рыцарей тоже не любил. Хромому сквайру нечего было даже думать когда-нибудь сесть в седло, и пусть формально его должность приравнивалась к имперскому рыцарю, но все же знают, кто гордо восседает на коне, а кому, как говорится, не дано... Тут Кловис прервал свои размышления и гневно фыркнул. За ним как-то гонялась пара имперских рыцарей, и тогда он знатно повеселился, запутывая следы, изнуряя бедолаг, заводя их из одной ловушки в другую. А наигравшись, прикончил обессилевших охотников, превратившихся в лёгкую добычу. Верок бы не позволил такому случиться. Он или сразу прервал бы погоню, почуяв неладное, или... в общем, нашёл бы выход. Иногда Кловису казалось, что его нынешний начальник колдун — совсем немного, самую капельку, но всё-таки. И хорошо, когда играешь с ним, а не против него. Сидя в караульной комнате Разбойного приказа и потягивая тёплое пиво (холодное с утра успели уволочь пронырливые сквайры, Мортис им в койку и Бетрезена в печёнку!), Кловис, в целом, жизнью был доволен, но появление господина старшего дознавателя воспринял с энтузиазмом — во-первых, потому, что начальство положено есть глазами и радоваться его приходу, а во-вторых, потому что тёплое пиво уже порядком поднадоело. Хотелось каких-нибудь новых ощущений. — Собирай народ и пошли, — хмуро сказал Верок, плюхнулся за стол и сам потянулся за пузатой бутылью. Хлебнул, поморщился, поставил пиво обратно на полку. — А чего стряслось-то? — уточнил Кловис, прикидывая, кого брать с собой, алебардщиков или лучников из соседней караульной комнаты. Ну да, не обрадуются, но на службу их силком не волокли (за исключением некоторых, тоже выбиравших между Разбойным приказом и виселицей), так что поднимут зады и пойдут, куда надо. — Рыцари стряслись, — уведомил Верок, морщась ещё сильней, словно вместо пива хватанул уксусу. — Ууу... Понятно. Значит, алебардщики. Редкая стрела пробьёт прочные рыцарские латы, а вот алебардой с этими самыми латами многое можно натворить, ежели умеючи. Улыбаясь, как обожравшийся сметаны кот, Кловис собирал отряд. — Рыцари у господина старшего дознавателя стряслись, — объяснял он ребятам, с удовольствием глядя, как недовольные гримасы сменяются такими же, как у него, оскалами. — Беспокоят, значит, господина старшего дознавателя. Ногу натирают, али над ухом жужжат... Разобраться, значит, надо. — Беспременно, — ответил пожилой алебардщик с перекошенной ухмылкой. Перекошена она была оттого, что почти все зубы с левой стороны рта у него давным-давно кто-то вышиб. Вполне возможно, очередной излишне требовательный к манерам простонародья рыцарь. — Вот и я говорю — беспременно, — почти любовно пробормотал Кловис. Собрались быстро, и вскорости Верок уже держал перед отрядом речь. Короткую — болтать господин старший дознаватель не слишком любил. Узнав о подлости рыцарского отродья, которое мало того, что бесчинствует, так ещё и премию отбирает у честных людей, алебардщики взволновались. Как и положено честным людям. Взывать к совести и ответственности перед Империей Вероку не пришлось. Может, он и не собирался этого делать, мелькнуло в голове у Кловиса, когда отряд быстрым шагом следовал за господином старшим дознавателем бить морды... то есть, конечно же, наводить в городе порядок. Зачем говорить о высоких чувствах, если вполне подойдёт обращение к пустому кошельку? В будущем Кловис собирался стать если не таким же хитрым жуком, как господин Верок, то, по крайней мере, приблизиться к этому заманчивому идеалу. А значит, следовало внимательно следить за кумиром и запоминать все его действия. Старший дознаватель мало что говорил и делал просто так. На улице ярко светило солнце, гордо реяли по ветру флаги Империи и Светлого града, поднятые по случаю праздника на всех подходящих флагштоках, и сильно пахло кошачьей мочой. — Как считаешь, — спросил Верок, пнув казначеева кота Паскуду (когда-то рыжего одноухого бандита звали Паскалем, но те времена давно канули в бездну лет), — где сейчас отирается ближайший имперский отряд? Кловис честно подумал. Не то чтобы Вероку требовался его совет (в этом бывший атаман был свято уверен), но раз уж господин старший дознаватель изволил устроить подчинённому экзамен... — На Неблагоразумной, — наконец ответил бывший разбойник. — Там три кабака и фонтан. Вот любят они фонтаны, вылупки личевы... Верок вздохнул: — Не «вылупки личевы», а «доблестные сыны Империи и её защитники», запомни на будущее. И направился к неприметной подворотне, соединяющей две улицы в квартале Повешенных фонарщиков. На одной располагался Разбойный приказ, другая вела прямиком на площадь Небесного благоразумия, название которой население сократило до Неблагоразумной. Кое-кто пошёл ещё дальше, называя площадь Безумной, и в День рыцаря Кловис прекрасно этих людей понимал. Неблагоразумная площадь издавна служила местом, где любили кутить и просаживать свои денежки особы рыцарского звания. Ни правление Демосфена, ни недолгое воцарение Юбера де Лали, ни безвластие, вызванное нашествием демонов, поколебать этой традиции были не в состоянии. Какие мелочи, право же, по сравнению со священной потребностью рыцарей выпить и побуянить! — Долго ещё? — услыхал Кловис у себя за спиной недовольный шепоток. Судя по голосу — кто-то из новичков. — Неблагоразумная на том конце квартала. Топай давай, не леденец, на солнышке не растаешь, — ответил густой бас, обладатель которого отличался добродушным нравом и пудовыми кулаками: замечательное сочетание, делавшее его всеобщим любимчиком. Поскольку больше никто претензий не высказывал, оборачиваться и наводить порядок Кловис не стал. Квартал Повешенных фонарщиков названием своим был обязан действительно недолгому, но потрясающе богатому на события правлению Юбера де Лали. Вельможа, некоторое время всерьёз претендовавший на корону, отличался крайним расточительством в том, что касалось превращения юных девственниц в умудрённых жизнью опытных распутниц, и крайней скупостью во всём остальном. В частности, он велел разбавлять заливаемое в фонари лампадное масло какой-то жуткой дрянью, которую по бешеным ценам продавали его люди. Фонари от этой гадости немилосердно чадили и взрывались, за что наказывались, естественно, фонарщики: с них взималась полная стоимость фонарных стёкол. Гильдия фонарщиков потихоньку теряла людей. Кто-то находил работу поспокойней, кто-то поденежней... Каждую ночь на улицах Светлого града становилось всё темней и темней. Юберу де Лали, естественно, донесли о происходящем, и он принял решение повесить нескольких фонарщиков — просто так, для острастки остальных. После этого в Гильдии не осталось никого. Слишком уж рискованной оказалась совершенно мирная доселе профессия. Вновь фонари зажглись уже при императоре Эмри, отменившем все указы Юбера относительно фонарщиков (Утер и правившие вслед за ним временные государи, сменявшиеся в Светлом граде примерно раз в пару месяцев, подобными мелочами не интересовались). Мало-помалу свет зажигался всё в новых и новых кварталах. А там, куда фонарщики до сих пор не решались заходить, разместили Разбойный приказ. — Даже если это место проклято, господа дознаватели живо выяснят, где коренится проклятье и что с ним сделать, — сказал как-то император Эмри, и ему поверили. Нынче неосвещённым оставался лишь небольшой участок в несколько улиц — тот самый квартал Повешенных фонарщиков. Верок от души надеялся: рано или поздно фонари зажгутся и здесь. А то уж больно надоело спотыкаться обо всё подряд во время очередной погони. Первого нарушителя общественного порядка задержали уже в подворотне, соединяющей Неблагоразумную и Каретный тупик. Молоденький желтоволосый сквайр тискал жеманно хихикающую девицу. Одна рука ухажёра уже залезла красотке под юбку, другая шарила по смелому вырезу блузки из тонкого льна. — Непристойное поведение на городской улице, — не особо сбавляя шаг, постановил Верок. — Кловис, задержи парня. Ютта, пошла вон и до вечера на улицу ни ногой. Ночью зарабатывай. Сквайр попытался было что-то сказать, но Кловис от души врезал древком алебарды ему по челюсти. — Осторожней, командир, — пробормотал добродушный обладатель пудовых кулаков, придерживая обеспамятевшего парнишку. — Зашибёшь ненароком. — Зашибу — оборона столицы не сильно пострадает, — отмахнулся Кловис. — Свяжи его и засунь куда-нибудь пока. Главное — не забудь, куда, а то околеет там, покуда вспомним... Девица — та самая Ютта — пожала плечами, томно стрельнула глазками на кого-то из стражников и направилась к выходу из подворотни, зашнуровывая корсет. — Её привлекать не станем? — со вздохом сожаления осведомился алебардщик, на которого прелести Ютты явно произвели впечатление. Кловис хмыкнул: — Кадастровую проститутку, работающую в пределах территории? Смысл? Она скажет, что предлагала пойти в номера, но клиент жадный попался... Его прижмём — глядишь, выбьем лишнюю монету. Алебардщики понятливо закивали. Указ, подписанный пару лет назад императором Эмри, исправно приносил стражникам немалые и, что немаловажно, совершенно законные доходы. Согласно этому указу, каждая распутная девка, продающая на улицах свои услуги, должна была зарегистрироваться в специальном Кадастре. Сделав это, она получала сертификат, в котором, помимо прочего, обозначалось, на каких улицах проститутка имеет право предлагать свои услуги, а где должна вести себя пристойно. Клиенты же обязаны были снять для любовных утех помещение, ибо «совокупляться на улице, подобно свиньям смрадным» закон запрещал. Цены на комнаты в столичных гостиницах, и без того высокие, взлетели после этого указа почти до небес. Естественно, многие охочие до продажной любви мужики предпочитали закон нарушать, немного доплачивая проституткам. Те охотно соглашались, ведь ответственность возлагалась на клиентов. Поговаривали, будто некоторые девки вступают со стражниками в тайные договорённости, подначивая своих ухажёров нарушить указ, а затем сдавая бедолаг страже за небольшую мзду. Но Кловис подобным слухам не слишком-то верил. Проститутка — она ведь за прибыль работает, верно? Ей проблемы с клиентами не нужны. Разве что если мужик ну совсем противный попадётся... — Выходим на открытое место. Всем держать ухо востро! Десятники, первым делом оглядите крыши и окна — вдруг вместе с господами рыцарями лучники гуляют? — Верок отдавал команды сухо и отчётливо. Кловис подтянулся, зачем-то поправил воротник... Отряд вступил на Неблагоразумную площадь. В честь Дня рыцаря там было ещё грязней, нежели обычно. Рыбьи кости усеяли дорожку, ведущую от одного из трактиров к фонтану. В фонтане же плескался абсолютно голый мускулистый парень, лицо которого было скрыто под белым шлемом имперского рыцаря. На шлем кто-то нацепил трогательный венок из маргариток. Венок уже чуть-чуть перекособочился, съехав направо, но всё ещё выглядел свежим, только что сплетённым. Капли воды поблёскивали на бело-розовых лепестках цветов, словно маленькие бриллианты. Парень орал походный марш паладинов и казался абсолютно счастливым. Хриплый сорванный голос смешивался с нежным журчанием водяных струй. Второй куплет господин имперский рыцарь изволил подзабыть, а посему с маникальным упорством выводил одну лишь первую строчку — зато на разные лады. Рядом с певцом, склонив головы на мраморный бортик фонтана, дрыхли три сквайра в полной амуниции, похожие друг на друга, как родные братья. Впрочем, они вполне могли состоять в родстве — учитывая многочисленность некоторых благородных семейств. От сквайров остро пахло дешёвым вином и слабосолёной селёдкой. Снующие между трактирами распутницы и мальчишки-подавальщики хихикали, случайные прохожие стыдливо отворачивались. Какой-то священник попытался было урезонить рыцаря, но в него полетела отборная ругань и увесистый булыжник. — Нехорошо обижать целителя, — сквозь зубы процедил Верок и широким шагом направился к непристойно оголённому рыцарю. Тот, почуяв неладное, выхватил из-под воды тяжёлый меч и встал в боевую стойку. — С голой жопой, зато при оружии. Неплохо, неплохо, — Верок тоже потянул из ножен меч. — Узнаю старую выучку. Сам пойдёшь или тебя выносить? И где твой остальной доспех? — С цепными собаками разговаривать не приучен, — надменно ответствовал рыцарь. Потом подумал и явно собрался было сказать что-то ещё, но в этот миг Верок сделал плавный, скользящий шаг, и клинки скрестились. Рыцарь был действительно не из последнего десятка. Уж Кловис-то мог оценить, насколько хорошо держит меч мертвецки пьяный человек. А когда пошли первые выпады и блоки, то командир отряда алебардщиков и вовсе уверился: армия Эмри Абриссельского ещё ого-го! Любому врагу всыплет в штаны соли и перцу! Сквайров не могла разбудить ни ругань, ни фривольная песня, однако от звона клинков они проснулись тут же и похватались за оружие. — Наш черёд, ребята, — выдохнул Кловис и поудобней перехватил древко алебарды. — Бей солдатню! — Бе-е-ей! — радостно подхватил отряд. — Коли! Руби! — За империю! За императора! — раздалось с той стороны. — Это мы за империю, а вы — нарушители! — Что-то собаки разгавкались. Бей собак! — надрывался белобрысый паренёк с длинным носом, делая выпад. Кловис отступил на шаг, парировал древком и что было сил въехал тупым концом алебарды в плечо сквайра. Тот покачнулся — и на его шею тут же упал аркан: Мерло, один из бывших разбойников, не любил ловить ворон во время драки. Управившись с мальчишкой, Кловис оглянулся. Рыцарь всё ещё отбивал атаки Верока, но видно было, что Вечный сквайр просто играет с противником. Верок любил подразмяться, однако рабочая круговерть не всегда позволяла старшему дознавателю всласть помахать мечом. — Связался Бетрезен с младенцем, — вздохнул кто-то из алебардщиков. Рыцарь услыхал, пьяно расхохотался: — Точно! На помощь начальству своему придёте или как? В этот миг Верок точным ударом вышиб меч из руки противника и усмехнулся: — Нет, парень. Младенец здесь ты. «Что есть — то есть», — философски подумал Кловис. Рыцаря тоже можно было понять: он привык совсем к другим сквайрам. Вон, в его злополучном отряде их трое. Молодые, наглые, в будущем — неплохие вояки, но сейчас оружие держат совсем не так, как господин старший дознаватель. Поднаберутся опыта и получат рыцарские шпоры, если, конечно, не сложат головы в очередной приграничной заварушке. Таковых у Империи всегда имеется в избытке, но Вторая Великая война — та, самая жуткая, давно уже отгремела, хвала Небесному Отцу. О ней напоминают лишь развалины вокруг Светлого града и кое-где в самой столице. Мальчишки застали её уже на излёте, если застали вообще. А Верок сражался ещё тогда, когда с юга и востока на Империю накатывали волны Легионов Проклятых под предводительством Утера, с запада маршировали Орды нежити, а на севере сходили с ума гномы. Эльфы и варвары, под шумок пытавшиеся оттяпать себе кусочек полакомей, тогда казались меньшим злом. Кловис тоже застал те времена, у него есть возможность сравнивать настоящую боевую выучку и тот академический стиль, в котором фехтуют нынешние выпускники Военной академии. Настоящего воина не заботит красота изначальной позиции. Настоящий воин вообще не подумает в эту самую позицию встать: предпочтёт бросить во врага чем-нибудь тяжёлым и атакует быстро, не соблюдая дурацких формальностей. Рыцарь, кстати, это тоже должен бы понимать. Не хочет верить в очевидное? Или он из молодых да ранних, выслужившихся уже под началом императора Эмри? — Лови его! Лови гада! — раздался истошный крик слева. Кловис резко обернулся и увидел, как один из сквайров смачным пинком в живот заставил своего охранника согнуться пополам. Второго алебардщика дюжий сквайр пристукнул отобранной у него же алебардой. — Лови! Поняв, что численный перевес на стороне противника, сквайр принял единственно верное в таком случае решение: отпрыгнул от очередного нападающего, швырнул в него алебарду, развернулся и со всех ног помчался к двери соседнего трактира. Пара секунд — и дверь за ним с грохотом захлопнулась. — Та-ак... — Верок прищурился, затем бросил: — Кловис, бери первый десяток и за мной! Остальные — разделиться пополам и обыскать два других трактира! — Есть! — гаркнул Кловис во всю мощь своей лужёной глотки. Верок хмыкнул и решительно распахнул двери трактира. Мимо его головы тут же пролетела пивная кружка, упала на брусчатку и с жалобным звоном раскололась. Верок чуть отклонился влево, шагнул вперёд... — За ним, бетрезеновы дети! Вы двое — в окно! — сорванным голосом рявкнул Кловис, и пара молодцев тут же бросилась выполнять приказ. Сам же командир алебардщиков одним прыжком занял своё законное место — за спиной господина старшего дознавателя. Дабы ни одна зараза в эту драгоценную спину не ударила. Первого же покусившегося Кловис от души огрел алебардой, а затем припечатал лицом о ближайший стол. Вскорости дверь уже жалобно поскрипывала, болтаясь на одной петле. Окна были выбиты, бутылки и кувшины — расколочены, и драка выплеснулась на улицу. Из окна соседнего трактира вылетел какой-то рыцарь с миской квашеной капусты на голове. — Принимайте поклажу! — раздалось оттуда. «Да почему же их так много-то? — запоздало удивился Кловис, орудуя алебардой. — Вся имперская армия на Неблагоразумную припёрлась, что ли?». Кловис даже украдкой покосился на небо, однако Всевышний безмолвствовал. Что угодно, однако, заканчивается, так уж устроен Невендаар. Закончились и рыцари. Укладывая последнего крепко связанного молодчика на телегу (уже пятую по счёту, реквизированную под расписку у очередного незадачливого крестьянина), Кловис счастливо улыбался изрядно вспухшими губами. Утрамбовал задержанного поплотнее, пососал разбитые в кровь костяшки и восторженно выдохнул: — А ведь замечательный же нынче денёк выдался! С телеги на него мрачно покосились восемнадцать глаз двенадцати задержанных. Но Кловис не обращал на гримасы арестованных ровным счётом никакого внимания. Ему было чертовски хорошо. День рыцаря, что ни говори, начался просто отменно. А ведь впереди стражников ждали другие площади и другие нарушители общественного спокойствия... *** — Ну? — Верок требовательно воздвигся перед господином главным казначеем Разбойного приказа. В любое другое время казначея испугала бы перспектива поцапаться с Вечным сквайром, но сейчас бедолага пребывал в крайне сложном и неустойчивом душевном состоянии. Посему в ответ на вежливый вопрос Верока раздался истошный вопль: — Чего тебе, идол ты паскудный, бетрезеново отродье?! От громкого звука рыжий кот Паскуда с заполошным мявом выскочил из-под стола, где доедал свежеукраденный кусок колбасы, и одним прыжком вознёсся на подоконник. Измочаленный огрызок колбасы плюхнулся на сияющий, свеженачищенный сапог господина казначея, вызвав поток дополнительных проклятий. На невыразительном лице Верока не дрогнул ни один мускул. — Я навёл порядок. Где отрядная премия? Казалось, казначея сейчас хватит удар. — Ты навёл порядок? Порядок? Ты? Навёл? Да ты знаешь, сколько всякого добра пострадало, пока твои люди с рыцарями стенка на стенку сходились? Сколько убытков город понёс от ваших пьяных потасовок? — Во-первых, не «пьяных потасовок», а «задержания нарушителей порядка», запомни на будущее. Во-вторых, понятия не имею... — А я тебе скажу! Я тебе скажу, чтоб тебе на том свете бетрезеновой отрыжкой подавиться! В три раза больше, чем обычно! — лицо казначея пошло красными пятнами, дышал он хрипло и сорванно. — В три раза! Вот во что имперской казне твои «задержания» обошлись! Ты понимаешь, поимей тебя тролль? — Тролли вряд ли заинтересованы в плотских утехах с людьми, — с каменной физиономией проинформировал казначея Верок. — Относительно же убытков я уже подал рапорты по всем задержаниям. Стало быть, оплату всех расходов следует возложить на виновных, то есть на благородных рыцарей, в непотребном виде расхаживавших по городу и оказывавших сопротивление стражам порядка. Можно ещё и семьи их заставить раскошелиться, если рыцарского жалованья не хватит. — Да ты сам тролль, понимаешь? Любая троллиха на тебя... погоди-ка. Рапорты, значит... — Ну да. Наверняка они в канцелярии застряли, — пожал плечами Верок. — И если мы туда вместе сходим, то эти ленивые задницы, возможно, начнут ворочаться чуть шустрее. Казначей пожевал губами, кое-как выровнял дыхание. На круглом лице появилась очень нехорошая улыбка. — Вот тут ты верно заметил, никакого порядка в канцелярии сроду не дождёшься. Всех их нужно премии лишить. А ты — ты молодец, заслужил. Ты уж извини, я сходу не додумался... ну, то есть, понимаешь... обычно от стражников нужного рапорта пыткой не выбьешь, вот! — Да всё я понимаю, — вздохнул Верок. — У господина градоправителя тут племянник в каталажке оказался нынче... Совершенно не умеют молодёжь в этих хороших домах воспитывать. Такое творят — уму непостижимо, где набрались! Ну да я уже сообщил туда, наверх, пообещали разобраться. Вдруг Бетрезен наших юношей подзуживает вести себя, словно демонские сподвижники поганого Утера? Палец господина старшего дознавателя со значением ткнул куда-то вверх, и казначей глубокомысленно покивал: — Это ты правильно сделал, хвалю. Заслужил премию, чего уж там. Я погляжу, как оно можно будет всё оформить. Идём в канцелярию, поговорим с тамошними лентяями. А ведь ежели с умом к ситуации подойти, так и каждый год городские убытки не за счёт стражи будут возмещать, а из кошельков настоящих бандитов, виновных в пьяных бесчинствах! Эх, хорошо! Как думаешь, вдруг удастся с корнем выполоть эту заразу? Верок с сомнением покачал головой, но спорить с благодушным казначеем не стал. Зачем, если для отдела всё закончилось как нельзя лучше? И заказанные накануне кольчуги с фонарями можно будет выкупить... Казначей шёл, едва не подпрыгивая, представляя себе пущенных по миру рыцарей. Разумеется, император Эмри не оставит своих бравых солдат совсем уж в одних портках, но спорить со штрафами не станет: нынешний владыка чтит закон. А если что — можно и императрице тонко намекнуть на творящуюся вокруг несправедливость. Уж её-то асассины никогда в пьяном виде на улицах Светлого града не валялись! Если же валялись, то никто об этом так и не узнал. Когда за казначеем и его спутником закрылась дверь, кот Паскуда осторожно спрыгнул с подоконника и вновь подобрался к полупережёванной колбасе. Улики за собой следовало подчистить — эту нехитрую истину в Разбойном приказе усваивали даже неразумные твари. Закончив есть колбасу, Паскуда огляделся и, оправдывая свою кличку, начал гонять случайно упавший на пол пергамент с годовым отчётом. Острые когти полосовали свиток, клочки летели во все стороны... Паскуда увлечённо трудился над новой игрушкой, не забывая, впрочем, время от времени оглядываться по сторонам: вдруг кто-нибудь зайдёт и придётся срочно спасаться бегством. Откуда-то издалека доносился голос хозяина, распекавшего очередного неразумного чиновника. Жизнь в Разбойном приказе шла своим чередом.