На Краю

В Эру, где каждый уличный мальчишка желал бороздить морские воды и взлететь над ними на крыльях свободы, у всех на слуху было название небезызвестного и самого загадочного корабля на свете – Иллюзия. Тайной и мраком покрыта его история, ровно как и всей его команды. Мало кто знает о нём, но одно известно точно: чуть завидишь сгущающийся вдали туман – беги, ибо пришёл он. Сам дьявол, Дэйви Джонс во плоти: капитан Рокудо Мукуро. Никто его не видел, никто не знает, как выглядит капитан устрашающей Иллюзии, так как все, повстречавшие его на своём пути, более были не способны поведать о своей встрече с ним. Никто, кроме него. Они познакомились случайно, если так можно выразиться на самом деле. Тогда капитан королевского флота Бьякуран Джессо только возвращался из своего затянувшегося на целых полгода плавания. Хотя это его мало волновало. Может для кого-то 6 месяцев без наличия твёрдой земли под ногами покажется настоящим адом, но Бьякурану это было лишь в радость. Если выбирать между шумными и грязными улицами города и водами чистого бескрайнего моря, выбор для него был очевиден. Будь то крестьянин, клерк, министр, капитан или даже король, все были равны перед неизведанными глубинами океана. Каждый здесь мог найти и потерять себя, каждый ломал и выстраивал себя заново. «Время лечит» - так говорят. Но Бьякуран не верил времени, он верил и отдавал всего себя лишь морю. Лишь оно было для него настоящим целителем и спасителем. Лишь здесь он мог ощутить себя как никогда свободным. Эту радость к морю с ним разделил и Мукуро, который в тот момент как раз разделывался с ещё одним жалким, по его собственному мнению, матросиком на палубе чужого корабля. Бьякуран тогда вступил в бой против него. Соседнее судно уже давно пошло ко дну с оставшимся экипажем, словно кто-то или что-то нарочно тянуло их вниз, так стремительно окутывала вода обломки корабля. Их клинки соприкоснулись друг с другом с отчётливым визгом металла и полетевшими в разные стороны искрами. Вначале Мукуро был спокоен словно покойник, готовый отойти в мир иной. На его лице не дрогнул ни единый мускул, но вот движения рук, ног и всего тела были отточены, словно рукой искусного мастера, точно до мелочей. Мукуро был высок и строен. Лицо, было точно выточено из камня, не выражающее ни единой эмоции. Длинные, цвета вороньего крыла волосы, переливающиеся на солнце словно шёлк, были собраны в низкий хвост. Весь его вид выражал полное владение ситуацией. Простой человек бы в один момент потерял всю свою храбрость, запал и честь. Но не Бьякуран. На своём коротком веку он повстречал немало гордецов, возомнивших себя хозяевами всех морей и океанов. Он наложил этот стереотип и на Мукуро. Но не догадывался, насколько был тогда не прав. -Невозможно подчинить свободу, зато можно подчиниться ей, - ответил он тогда Бьякурану. И он всё понял. Эти слова были сказаны не сухим, не спокойным, не властным голосом, как ожидал Бьякуран вначале. Это были слова ребёнка, говорящего о своём желание, несбыточной мечте, но в то же время с интонацией старика, вспоминающего о своей молодости с некой затаенной печалью в голосе, о том, что он когда-то не сделал, но очень бы хотел. Этот звуковой сумбур вызвал в голове Бьякурана настоящий шторм. Этот пират вызывал у него тихое восхищение вперемешку с жалостью. Но последнее он задавил на корню. Это было низко даже по отношению к пирату. Те, кто когда-либо вошёл в этот мир, где человек более не властен над своей жизнью, где он добровольно вложил её в призрачные руки моря, не может быть жалким трусом. Все равны перед лицом смерти. Тогда Мукуро оступился, и Бьякурану удалось зацепить клинком его щёку. Казалось, вместе с пролившейся кровью пропала и та маска безучастности, безумная и такая неестественная улыбка на губах Мукуро была тому доказательством. С этого момента начался настоящий бой. Но сражался, казалось, один лишь Бьякуран. Пират не дрался, нет же. Он слово танцевал на доске меж двух кораблей. Танец на краю(краем чего бы он ни был) был прекрасен. Выйдя в море, все оказываются на нём. И лишь тех немногих, кто не боится вновь встать здесь на «край», можно выделить из всей массы мнимых храбрецов. Это вызывало невольное уважение. Бьякуран и не заметил, как стал присматриваться к каждому движению этого пирата, как стал невольным зрителем его танца. Но он и подумать не мог, что сам стал чем-то большим для пирата, чем «жалкий матросик». Тогда не было ни выигравших, ни проигравших. Они дрались от рассвета и до рассвета, пока не сгорели все свечи в окнах корм кораблей, пока не свалились чуть ли не замертво от нахлынувшей усталости и голода. -Ты первый червь, переживший дуэль со мной, - сказал ему тогда Мукуро. -Не заслуживаю ли я чего-то большего, чем просто звание червя? – со смешком спросил его Бьякуран. -Думаю да, но я не знаю, что может быть выше червя и ниже моря, - с серьёзным видом ответил ему пират. Тогда Бьякуран не понял, что имел в виду Мукуро. И только спустя много лет, до него дойдёт значение этих слов. Следующий раз Бьякуран нашел его на Тортуге. Ходил слух, что какой-то пират собирает себе команду. Никто его никогда не видел, но люди тянулись к нему, словно мухи на мёд. Это и удивило Бьякурана. Поэтому он и отправился в самый огромный и шумный паб на всём острове, чтобы найти виновника развернувшейся шумихи. Долго искать не пришлось, он нашёлся прямо в центре зала, стоящий на ящике из-под рома, держа в руках тот самый ром и отдавая приказы своему старпому, сидящему рядом за столом с кучей пергаментов и чернильницей. Обычный крестьянский мужик, как показалось Бьякурану. Ничем не примечательный: весь в обносках, которые видывали многое, заросший, да с треуголкой на макушке. Перед ними в нестройную линию выстроились желающие вступить в команду к безызвестно-известному капитану безызвестного корабля. Бьякуран держался поодаль от них, но тот самый пират заметил его и как-то по-свойски улыбнулся ему и подмигнул, словно старому другу. И тут Бьякурана словно ошпарило, он узнал эти глаза, глаза человека, показавшего ему, каково это, радоваться своему положению, находясь на самом краю. Тогда Бьякуран ушёл. Просто ушёл, не перекинувшись с ним и словом. Но это было бы лишним. Дело закрыли, получив отчёт, с подтверждением того, что слух, был только слухом. Да никто и не подумал бы связать его с будущим нападением на королевское судно, случившееся через две недели после этого инцидента. Они встречались ещё множество раз. Не договариваясь и не ища встречи. Будто по велению судьбы. Но в судьбу никто из них не верил, для них существовало лишь неизбежное. Пересекались на рынках, на той же Тортуге. В другом конце мира. Могли не видеться месяцами, но при встрече всегда снимали друг перед другом шляпы, в знак уважения, что море не забрало их, не оборвало нить жизни, отданной ему уже очень, очень давно. Бьякуран не верил времени. Он верил себе и морю. Только не знал, чему больше. Если веришь телу, значит и морю, и наоборот. Однако, если умрёт тело, море останется и продолжит жить дальше, принимая в свои воды всё больше смельчаков, не боящихся ходить по краю. Бьякуран любил море, любил как жену, как мать, отца. Оно было для него всем. Только очутившись за штурвалом своего корабля, закрыв глаза, ощутив морской бриз, солёный воздух, чувствуя мерно покачивающееся на волнах судно, он мог честно сказать, что это и есть его счастье, его рай. Почему-то, ему казалось, что так думал и Мукуро. Однажды им довелось сражаться бок о бок против аборигенов. Бьякуран тогда увидел сквозь зрительную трубу, как Иллюзия пришвартовалась у Исла-дель-Коко, и что-то странное всколыхнулось у него в груди. Это что-то тянуло его на этот остров, словно магнит. И он не мог противиться ему. Так и было. Только он доплыл туда на лодке в сопровождении одного из своих матросов, заранее спустив якорь за утёсом, как услышал дикие крики. Дальше последовал треск ломающихся веток, шуршание листьев. И перед ним сломя голову из джунглей выбежали пираты, кидающиеся в свои, оставленные на мели лодки. Вслед за ними, чуть погодя, выбежал и их капитан, Мукуро. Волосы его были в полном беспорядке, верёвка с них давно спала, и они превратились в один большой чёрный волосяной ком. Треуголка была зажата в левой руке, а в правой он держал окровавленную саблю. Его синий(насколько помнил Бьякуран) плащ был измазан в грязи и чьей-то крови – Бьякуран точно не мог сказать, была ли она пирата или кого-то другого – а сам Мукуро был до беспредела зол. В той схватке он потерял много людей и успел пожалеть, что не повелся на доводы своего разума. За все те годы, что Бьякуран знал его, ещё никогда он не видел его настолько разгневанным. Он мог быть равнодушным, полным азарта, но никак не злым. Для него, как и для каждого уважающего себя капитана, команда была семьёй. Ты разделял с ними всё: сон, еду, дом, деньги, жизнь. Море. Бьякуран многое повидал. Он неоднократно видел, как погибали его товарищи, и мог понять чувства Мукуро. Тогда он подошёл к нему сбоку и положил свою руку ему на плечо со словами: -Море жестоко, оно забирает многих. Я не знаю, кем были эти ребята, но лишь то, что они плавали на твоём корабле, уже даёт им много чести. Не забывай их. Будешь жить ты, будут жить и они, в твоём сердце. Мукуро тогда кричал громко, надрывно. На него. -Ошибаешься! Они отдали свои жизни понапрасну. Да, твои слова были бы правдивы, стой мы сейчас на палубах своих кораблей где-нибудь в центре океана. Но нет же, мы здесь, на суше, на этой дрянной прогнившей земле. И их забрало не оно, а эти грязные земляные черви. Он замолк. А Бьякуран не знал, что говорить, ведь Мукуро был по-своему прав. Однако, Бьякуран потом, спустя много лет, жалел, что сказал ему эти слова. -Мне казалось, ты понимаешь, - продолжал Мукуро. -Понимаешь меня. Море. Но ты оказался очередным дерьмовым червём. Надеюсь, ты не ждал от меня слов благодарности, потому что, я надеюсь, что наши пути более не пересекутся вновь. Так и случилось. Раньше Бьякурану казалось, что они вдвоём пересекались лишь следуя за Полярной звездой. Но теперь, в нём поселилось чувство, что для Мукуро другая звезда стала светить намного ярче. И он избрал для себя другой путь, отличный от пути Бьякурана. Прошло много лет с тех пор, как они виделись в последний раз. Бьякуран ушёл со службы и стал свободнее, чем когда-либо, бороздя морские просторы на своём старом корабле с более-менее прежней командой. Некоторые ушли, предпочтя служение флоту, нежели своему капитану, другие же остались при себе, при корабле, при Море. Бьякуран посетил все места, где он когда-либо был при былой службе. Но нигде не нашёл следов пребывания Мукуро. Казалось, тот словно исчез, растворился, словно морская пена. Но так всегда и было. Невозможно было просчитать, каким будет следующий шаг капитана Иллюзии. Само существование корабля и всего экипажа соответствовало его названию. Они были словно иллюзия, странный сон, настолько чёткий, но несбыточный. Такой, который бывает на границе между забытьем и реальностью. Спустя много лет, Бьякуран почти поверил в это. Эти картины прошлого, связанные с призрачным кораблём и его капитаном, поблёкли, стали такими же размытыми, как и стёкла его зрительной трубы. Но вот их пути вновь пересеклись. Это было неожиданно для них обоих, но, наверное, было неожиданно больше для Бьякурана. И казалось, что не было того разговора на Исла-дель-Коко, что он не слышал того надрывного крика, что не было той пустоты, которая появилась после их расставания. Казалось, лёгкие вновь наполнил тот старый морской воздух, что его глаза вновь обрели тот яркий блеск, который они обретали, лишь только на горизонте появится Иллюзия, и дух, вновь воспрянул, как давно, в самом первом «неизбежном». Это всё казалось страшным сном, что эти прожитые после их последней встречи годы были лишь кошмаром. Но и эти синие, глубокие, словно морская пучина, глаза, эта, давно забытая, тёплая улыбка, казались наваждением. Они состыковали корабли, положили трап меж двух перил и просто смотрели друг на друга. Пожали руки и сомкнули их, друг у друга за спиной. -Всё-таки ты жив, земляной червь. -Так и не могло быть иначе. Мукуро пригласил его на свой корабль, согнал всю команду на корабль Бьякурана. Было решено устроить маленький праздник. Так сказать, в честь того, что они всё ещё живы и у них осталось достаточно много пороха в запасе, чтобы покорять и не покоряться морю. Мукуро распахнул для него дверь своей каюты и откупорил бутылку старого, добротного вина. Они пили, пили много. Разговаривали обо всём и ни о чём. О том, где были после их, как оказалось, не последней встречи, что нового повидали. Но казалось, что эти вопросы никого толком и не интересовали. Оба хотели что-то сказать, спросить, но никак не решались. После второй пригубленной бутылки они переместились на кровать. Мукуро откинулся назад и оперся на руки, исподлобья поглядывая на Бьякурана. Затем расстегнул несколько пуговиц на рубашке, проведя от шеи до груди ладонью. Бьякуран и не заметил, как оказался нависающим над ним, с жадностью хищника смотрящим на распростёртое под ним тело. Припал к местечку между шеей и плечом, где секунду назад проводил рукой Мукуро. -Я уж отчаялся, что до тебя дойдёт, - с хрипотцой в голосе засмеялся Мукуро. А Бьякуран усмехнулся ему в шею, беспрепятственно оставляя зубами свою метку, прижимая собою тело, лежащее под ним, вдавливая в кровать, будто желая впитать его в себя, слиться воедино. Те места, где Бьякуран касался Мукуро, опалял жар, словно от калёной кочерги. Но он не причинял боль, а наоборот, растапливал сердце и ещё больше распалял пожар внутри каждого, выворачивал наизнанку, с отчётливыми треском костей и хлюпаньем крови, грудную клетку. Бьякуран прижимался лицом к ней, выцеловывая дорожку от ключицы к паху, останавливаясь на сосках, обхватывая каждый из них, всасывая ртом, оттягивая пальцами. Припадал ухом к телу грудины, вслушиваясь в быстрый, но такой успокаивающий стук сердца. Видать, он делал это слишком долго, слишком сильно вжимаясь пальцами в рёбра Мукуро, раз тот положил свою ладонь ему на голову, запутывая пальцы в отросших седых волосах, оттягивая их назад, заставляя посмотреть в глаза. -Я жив, и это факт, запомни это и не подвергай его сомнению. Бьякуран запомнил и не сомневался. Он оглаживал его бока, бёдра, твёрдые, как камень икры, поцеловал пальцы и ступни ног. Положил одну на плечо и прижал к себе, вдыхая запах моря, впитавшийся вместе с солёной водой в кожу, кости и душу. Спустился ниже, прикусил мягкое бедро, впитывая тихий стон. Вобрал в себя истекающий смазкой орган, прижимая бедра Мукуро к постели, лишая возможности толкнуться глубже. Приложил свои пальцы к его губам, проталкивая их внутрь, чувствуя влажный и горячий язык, обволакивающий слюной каждую фалангу, оплетая собою пальцы, заглатывая глубоко, почти до самой стенки. С хлюпающим звуком Бьякуран достал их и приставил один к сжавшемуся колечку мышц. Вновь вобрал в себя член Мукуро и протолкнул внутрь палец, на периферии зрения замечая прикушенную губу и руку, закрывающую глаза. -Не вздумай останавливаться, - прохрипел Мукуро, не смотря на него. Его лицо приобрело красноватый оттенок, а дыхание перестало быть ровным, точно как и сердцебиение, становясь прерывистым и неглубоким. Одной рукой он оглаживал бедро, пальцем другой стеночки прямой кишки. Медленно входя и так же выходя из анального отверстия. Чуть позже, он протолкнул второй палец. Вместе с этим, тело под ним выгнулось, попыталось избежать проникновения, но Бьякуран пресёк все попытки, прижимая одной рукой Мукуро к постели. -Я не остановлюсь, - сказал он. И Мукуро затих. Бьякуран заметил чуть приподнятый уголок рта, сам усмехнулся и продолжил. Он вновь облизал пальцы, затем проталкивая их ещё глубже, до самых костяшек, легонько сгибая, подушечками пальцев тря стеночки, раздвигая на манер ножниц, разминая проход. Мукуро тихо постанывал, прикусывая изнутри щеку, сжимал пальцами одной руки простынь, другую завёл за голову, сминая подушку. Бьякуран заметил, как он хмурил брови, сжимал губы. Он вынул пальцы, нагнулся ниже, к самому его лицу, всматриваясь. Мукуро приоткрыл глаза. Они были совсем мутные, зрачок их был расширен, и они казались полностью чёрными, словно безлунная ночь. -Не жди меня, продолжай, - прохрипел он. -Глупец, - сказал тогда Бьякуран, - я всегда тебя ждал. До самого этого момента. Мукуро хмыкнул, отвернулся и поджал ноги, раздвинув их перед Бьякураном, прижимая его ещё теснее. -Тогда, посмотрим, каким же будет наше совместное плавание. И они отчалили. Плыли, отчаянно борясь с ветром, намеренно держа курс под тучи, где гремел гром и сверкали молнии, в сердце шторма. Они не сворачивали паруса, наоборот, они все были подняты, наполнены холодным воздухом и несли их прямо в море, в его пучину. Она отражалась в глазах Мукуро, и Бьякуран не мог отвести от неё взгляда. Он слышал пронзительный крик, но не знал, где был его источник. Казалось, он был везде, снаружи и в его голове, бил по барабанным перепонкам и впитывался в него. Он видел. Видел, как море в его глаза льётся через край. И остановился, стёр его капли большим пальцем. Всмотрелся в пучину, в румянец на щеках Мукуро, его скривившиеся губы. И припал к ним, в поцелуе. Вталкивая воздух, помогая дышать, вынырнуть из глубин, куда его потянуло море. И вытащил, одним мощным толчком вырывая протяжный гортанный стон. Шторм закончился. Буря утихла. Тучи рассеивались, расчищая небо, уступая свету солнца. Наступал штиль. После этого они не сказали друг другу не слова. И лишь на утро, когда Бьякуран ступил на трап и был готов спрыгнуть на палубу своего корабля, до него донеслись слова Мукуро: -Ты не червь, но и не море. Ты – баклан, принадлежащий обоим мирам. Бьякуран усмехнулся. -А ты? Ты, кто? -Я? – повторил его смешок Мукуро, - ничто из этих трёх, но я точно выше тебя, но, безусловно, ниже Моря. Так они и разошлись. И не виделись очень, очень долго. Бьякуран не верил времени. Он верил лишь телу и Морю. Однако тело его подвело, и ему повезло, что он предугадал этот момент, и вместо пробитой головы, получил лишь мелкий шрам под глазом. Тогда он ощутил. Ощутил то чувство, что наступает за две секунды перед падением с края – страх. Страх перед неизведанным. Он знал, что рано или поздно оступится и сорвётся в бездонную пропасть, что море заберёт его, оборвет нить жизни и утащит в свои глубины, к самому Дэйви Джонсу, в уплату за все прожитые на корабле годы. Тогда он стал ждать, ждать последней секунды, точки невозврата. Когда он был ещё лишь юнгой, он думал, что был готов к этому. Что все были к этому готовы. Когда стал капитаном, он понял, что были готовы немногие, но многие понимали. И он не знал, к числу каких он мог отнести себя. Сейчас же, он знал, что к этому нельзя быть готовым, можно только ждать, ждать того момента, когда морю надоест и оно заберёт тебя. Когда он уже был готов сорваться. Хотел было уже сам ступить с края в пропасть, его остановил Мукуро. Наверное, их встреча была неизбежной. И Море лишь хотело предупредить о той самой точке невозврата. Оно предупредило и Мукуро, но, похоже, он не хотел внимать его речам. Не хотел подчиниться. И пытался подчинить его, пойти против своих же убеждений. Теперь же, ему, как на лошадь, надели шоры – в форме повязки и лишь на один глаз, оставив второй сражаться в одиночестве. Но его взгляд остался прежним, так думал Бьякуран. Но в них появился блеск, которого раньше он не замечал. И улыбка. Стала шире. -Море решило припугнуть нас обоих, да? – спросил он тогда. – Похоже, ему удалось. И мне кажется, мы ещё с ним за это поквитаемся, а? Его рука на плече Бьякурана словно окатила водой. Стала глотком воздуха, пробудила, словно нашатырь покойника. И он вдохнул. Снова этот пират помогает ему дышать. Снова ставит на край, но теперь они идут по нему вместе, будто привязанные друг к другу верёвкой. Если упадёт один, он потянет за собой и второго. Снова они пьют, но теперь уже Бьякуран распахнул перед Мукуро двери своей каюты. Снова глупые разговоры. Но Мукуро неожиданно замолкает и слишком серьёзно, слишком для этого вечера, говорит: -Если бы не ты, Море бы победило, утащило бы меня в свои глубины. Бьякуран застыл, словно каменное изваяние, с бокалом вина в руке. -И какую же роль я сыграл в вашей схватке? -Решающую, - он усмехнулся. – Я уже стоял на самом краю, выставил вперёд ногу для прыжка, но тут появился ты, словно призрак. И потянул меня обратно. Легко, словно ветер. Но и этого хватило, чтобы я вновь встал на край, на этот раз непоколебимо шагая по нему вперёд. Он замолчал, выжидающе смотря на Бьякурана. Он ждал такого же откровения с его стороны, будто не могло быть иначе. Он будто знал, что тоже стал его спасителем из этой бездны, словно сам был тем же прозрачным призраком, потянувшим Бьякурана назад, не позволив бездне поглотить его. -Ты тоже сыграл решающую роль, - начал Бьякуран. – Мне казалось, что я уже лечу вниз. Что последняя секунда уже настала для меня. И я достиг её – точки невозврата. Но твоя рука отрезвила меня. Отрезвила лучше всякой затрещины. Поэтому я бла… -Не благодари, - отрезал Мукуро. – Никогда меня ни за что не благодари. Мы квиты. Выцеловывать мои ботинки будешь на том свете, а пока, мы будем опорой друг другу. Механизмом возврата. Лишь в тот момент, когда покажется, что вернуться уже невозможно. Бьякуран согласился. Они скрепили свой договор вином и последующей ночью, проведенной при свете луны, в окружении звёзд. Неизвестно, когда Море вновь захочет их испытать. Будут ли они в тот момент вместе, или их снова разбросает в разные конца мира. Но Бьякуран точно уверен. Если ко дну пойдёт один, за ним последует и второй. Не из-за обещания, связывающего их, крепче любой верёвки. Просто Море не сможет забрать одного у другого, не сможет разрушить их узы, не сможет разбить одно целое на кусочки. И он уверен, что если Мукуро будет тянуть на дно, он непременно, словно баклан, нырнёт и достанет его на поверхность, и будет следить, чтобы его больше никогда туда не затянуло.