Цена бессмертия

      Всё, что мне нужно было — это позвать на помощь. Но я не мог: не хватало сил. Всё, что я копил с таким трудом, ушло на отпугивание бездомной голодной собаки.       Я не мог ничего сделать. Такой беспомощный и бесполезный. Отброс. Выкидыш.       Моей последней надеждой были мальчишки, что уже третий день играли где-то поблизости. Я устал ждать, но приходилось полагаться на глупую случайность. На закатившийся, например, как сейчас, мяч.       Я чертыхнулся и попытался унять бешено колотившееся сердце, скорее по привычке чем по необходимости.       «Всего лишь мяч, они могут и не прийти за ним», — пытался смириться с грядущим провалом я.       Послышались шаги и шумное дыхание.       Я ликовал.       Паренёк бурчал под нос, ругаясь на приятелей, но упорно обходил лужи, пробираясь к мячу.       «Ну же, еще немного!»       Что-то хрустнуло под его ногами, а я понадеялся, что это не мой палец. Хотя какая к черту разница, когда я так близок к спасению!       Мальчишка поскользнулся на грязи и всё-таки шлепнулся в лужу. Зарычав от злости, он схватил мяч.       «Неужели на этом всё?» — с тоской подумал я.       Пацан уже развернулся, собираясь лезть обратно, но глухо вскрикнул и выронил мяч.       «Попался!»       Несколько минут он стоял не шелохнувшись, с испугом рассматривая меня.       «Ну же, парень, помоги мне!» — хотелось закричать, но я мог лишь смотреть, как ускользает, пожалуй, последний шанс на спасение.       Схватив мяч, мальчишка ринулся на холм к друзьям.       Если бы я мог, расплакался от бессилия и безысходности.       Пошел дождь.       Вероятность случайно на меня наткнуться медленно, но упорно ползла к нулю. Надо было смириться с мыслью, что весь остаток жалкой жизни я проведу в грязи, мусоре в какой-то захудалой яме.       Или нет!       Это шлепанье и бухтенье я узнал бы из миллиона. Пацан, я уже тебя люблю!       Он присел на корточки, не решаясь дотронуться до меня.       «Ну же, чёрт тебя дери!»       Дождь всё лил, пацан весь промок, и я боялся, что он всё-таки уйдет.       Но любопытство оказалось сильней.       Сколько же людей на нём погорело? Но я последний человек, которому стоило бы их осуждать за это. Пожалуй, мне стоило бы поставить ему памятник.       Мальчишка чихнул, вытер рукой сопли и неуверенно коснулся моей руки.       «Нет, только не сопливой!» — возмутился я, но вовремя осадил себя, согласившись, что сейчас надо брать, что дают.       Пацан дрожащей рукой стряхнул мокрые листки с моей груди.       «Ну же, парень, не тяни! Вытащи уже из моего черепа кинжал!»       Клянусь, он меня услышал!       Конечно, эта железяка была интересней, чем чьи-то старые кости: не потерявшие свой блеск драгоценности так и просили их коснуться. Пацан тоже не устоял.       Все люди такие: любопытные и алчные.       Я вздохнул с облегчением, наблюдая за белым облачком пара, вырвавшимся изо рта. Спрятал кинжал за пазухой, пнул уже бесполезные и совершенно чужие кости, словно не с ними было связано больше двухсот лет мучений, и побрел в сторону города.       У бессмертия есть цена.       И за моё платят другие.