Принцы, поцелуи... Лягушки.

— Проснись и пой, Артур! — до неприличия бодрый и веселый Мерлин с привычным шумом вваливается в покои принца, бесцеремонно распахивая тяжелые шторы и спеша к кровати Артура. — Вставай, — Эмрис, с улыбкой до ушей (зная, что утром невыспавшегося Артура это до крайности бесит), принимается шарить по скомканным одеялам, стараясь найти своего принца. К удивлению Мерлина, постель оказывается пустой. Даже холодной. Неожиданно-громкое «Ква!» на всю комнату застает Эмриса врасплох. Если до этого он был удивлен, ведь принц, любящий выспаться, в такую рань сам никогда не поднимался, то сейчас юный маг просто-напросто был в ступоре. — Артур? — Мерлин растерянно, даже беспомощно оглядывается по сторонам. — Артур, это не смешно! Не будь задницей, выходи! Я принес завтрак, — Мерлин, гоня навязчивое «а вдруг», так и норовящее забраться в голову, обходит покои принца, тщательно обыскивая каждый сантиметр. Эмрис, наплевав на то, как, должно быть, глупо выглядит со стороны, заглядывает даже в дубовые шкафы и под кровать, но, не найдя ровным счетом никаких следов недавнего присутствия его Высочества, бессильно опускается на постель, нервно искусывая губы и не решаясь даже взглянуть в сторону злосчастной зеленой лягушки, преспокойно усевшейся на королевских простынях. — Кхм… Артур? — все же нерешительно начинает Мерлин, осторожно беря в руки животное, уставившееся на Эмриса огромными черными глазами. Лягушка звонко квакает в ответ, и Мерлин истерически хохочет. — Как? Просто… Как ты умудрился? — юный маг на грани истерики, рассматривая маленькую, норовящую вырваться из тонких узловатых пальцев лягушку. — И почему именно лягушка?! На того же осла ты похож гораздо больше, — ворчит Мерлин, выслушивая недовольное кваканье. Он вспоминает, как самолично отрастил однажды принцу ослиные уши, заставив придворных хихикать при виде Артура еще неделю после происшествия, а самого Артура — нервничать, краснеть и злиться. — Кто бы это ни сделал, со вкусом у него явно проблемы, — Мерлин дышит спокойнее, постепенно отходя от шока и возвращаясь к проблемам более насущным. — Ну и… Что мне теперь делать? — Эмрис со вздохом опускает вырывающееся животное на постель, с неосознанно-нежной улыбкой наблюдая, как оно чинно скачет обратно на подушку — подальше от Мерлина, поближе к комфорту. Первой идеей, естественно, становится обратиться к Гаюсу, но Мерлин, ободренный мыслью о том, что придворный целитель хоть с ворчанием, но наверняка поможет, тут же теряет весь свой запал, вспоминая, что тот уехал в соседнюю деревушку, купить каких-то особенно редких трав для своих снадобий. Идею попытаться расколдовать Артура самому, без советов, Мерлин отбрасывает почти сразу: в памяти невольно всплывает эпизод, когда он, собираясь из зачерствелого хлеба для Артура сделать свежий (Мерлин опять не уследил, а выслушивать нудные королевские нотации от принца не было никакого желания), случайно его подпалил. Убить наследного принца, да что там — Артура, которого, несмотря ни на что, Мерлин считал другом, совершенно не хотелось. Даже случайно. Даже с благими намерениями. Появляется план поговорить с Килгаррой, но для этого нужно было бы дождаться темноты: совершенно не хочется быть пойманным с магией с поличным (а если кто-то увидит его со старой ворчливой ящерицей, сомнений в том, что сам Мерлин связан с магией ни у кого не останется). Идея эта, откровенно говоря, тоже не самая лучшая: объяснить королю, куда на целый день делся принц, было бы затруднительно. Мерлин почти отчаялся, готовясь взвыть от бессилия и отчаяния, остервенело грызя ноготь большого пальца, как неожиданно вспомнил, старые, как мир, сказки, которые так любила рассказывать в детстве Хунит своему сыну. В одной из них, чтобы разрушить проклятие, наложенное на несчастного, превращенного в земноводное, требовался обычный поцелуй. — Нет. Мерлин скептически осматривает чинно лежащую на подушках лягушку, отмечая про себя, что она, вроде как, даже не противная. — Ну правда, нет, — Мерлин вновь истерически хихикает, понимая, что других вариантов у него нет. Мерлин, боясь даже дышать, завороженно смотрит на лягушку, стараясь как-то успокоить мысли, срывающиеся от «о боже мой, я поцелую Артура Пендрагона» до «а вдруг это обыкновенная лягушка». Воздух сотрясает очередное важное «ква». — Ну… Ну… Ладно, черт возьми, — дрожащими ладонями Мерлин аккуратно берет животное, нерешительно подносит его к губам. Ему кажется, что ничего не сработает, что со стороны он выглядит более чем глупо, ему даже на мгновение кажется, что он слышит сдавленное «хи-хи» где-то над собой. Помедлив еще секунду, Мерлин все же касается своими губами рта лягушки. Сверху слышится громогласный хохот, принадлежащий, безусловно, Артуру Пендрагону. Совершенно дезориентированный, Мерлин отскакивает в сторону, когда нечто падает на подушки и одеяла, извиваясь в приступе дикого хохота и стараясь выпутаться из красного атласа балдахина. В ту же секунду что-то щелкает, вспыхивает, Мерлин почему-то оказывается в объятиях чьих-то сильных рук. Совершенно точно, Мерлин чувствует, не артуровых. Это, как минимум, настораживает. — Спасибо, прекрасный добрый юноша, что спас меня от проклятья, наложенного злой колдуньей аж двести лет назад! — горячий шепот чужого, незнакомого голоса на раскрасневшееся ухо начинает пугать, сердце пускается, словно загнанное. Уже утихающий смех Артура только добавляет масла в огонь: Мерлин начинает вырываться, чтобы понять, что, черт возьми, происходит, но тут чьи-то губы накрывают его собственные, выбивая из легких воздух, заставляя стоять, широко раскрыв глаза, в оцепенении. Гнетущую тишину, внезапно повисшую в комнате, кажется, можно было бы разрезать ножом. У Мерлина от количества событий, которых за последнюю минуту произошло больше, чем за прошлую неделю, а то и месяц, голова кружится лишь сильнее, когда рука Артура (он в этом уверен), резко дергает его на себя, вырывая из капкана нежеланных объятий. Он потерянно моргает, бездумно наблюдая, как Пендрагон бросается на совершенно обнаженного незнакомца, стоящего посреди покоев принца, с кулаками, с явным намерением юношу придушить. Мерлин не знает, почему так и не двигается с места: наверное, шок и прострация оказываются слишком сильными. Разгоревшуюся драку разнимает вовремя подошедшая стража.

***

— Мерлин! — Артур зло зыркает на своего слугу, когда тот неосторожно дотрагивается до ссадины на лице принца, обрабатывая одной из чудодейственных настоек Гаюса. Артур раздражен больше обычного, что Мерлина, с одной стороны, как всегда — веселит, а с другой — вызывает в душе мстительную радость, за которую слуге совершенно не стыдно. Разве что совсем чуть-чуть. Пока Артур молчит, по-детски обиженно отводя глаза. — Извините, милорд, — услужливо, слащаво тянет Мерлин, давя смешок, когда Артур передергивает плечами: этот тон Эмрис перенял у Джорджа, гордо именующего себя образцовым слугой, во всем, даже в тоне, соблюдающим профессиональность. Принц Камелота эту напускную, театральную учтивость в Мерлине не любит. Он никогда не признается, но в своем слуге Артур любит именно его непосредственность, порой — дерзость, непредсказуемость. Мерлин это знает. Видит. И пользуется, когда хочет над принцем совсем немного если не поиздеваться, то пошутить. Все-таки раздражать Артура — весело, хоть и чревато десятком новых, не совсем приятных заданий (или вообще — колодками, если уж принц совершенно не в духе, а Мерлин перегибает палку. Правда теперь такого практически не происходит: Эмрис знает, чувствует Пендрагона едва ли не лучше, чем себя самого). Артур неопределенно качает головой, выводя Мерлина из задумчивости, чем немного пугает. Отмахнувшись от дальнейшей обработки царапин и синяков, сочтя, что это глупая идея и пожалев, что вообще поддался на уговоры Мерлина («Но, милорд, у Вас же лицо распухнет, негоже в таком виде перед подданными ходить!»), Артур отходит к окну, задумчиво вглядываясь в тесные, но светлые и чистые улочки Камелота. Мерлин Артура не отвлекает. И не уходит, по-свойски оставаясь сидеть на кровати принца, незаметно за ним наблюдая. Эмрис честно старался последние несколько часов выглядеть так, словно ничего не произошло, зная, что его принцу так будет лучше: Мерлин чувствует грань, когда Артура смущать можно, а когда — лучше не подавать вида. Откровенно говоря, Эмрис и сам смущен, поэтому попросту игнорирует все мысли, возвращающие его к утренним событиям, прекрасно зная, что отделаться от них ночью у него не получится. А сейчас… Артур о чем-то думает. Мерлин терпеливо ждет. Пендрагон неосознанно, нервно выстукивает что-то пальцами по деревянному подоконнику, проклиная себя черт пойми какой раз. Хорошего, даже игривого утреннего настроения как ни бывало. За спиной — чертов Мерлин, глупый-глупый Мерлин, который, как кажется Артуру, не понимает совсем ничего. Это раздражает. Пожалуй, больше обычного. А ведь Артур попросту собирался пошутить. — Это был твой первый поцелуй? — Пендрагон наконец напряженно выдавливает волнующий его вопрос. На долгую минуту он тяжестью оседает в воздухе. — Да, — тихо, с ощутимой досадой в голосе выдавливает Мерлин. — Прости, — неожиданно даже для самого себя, хрипло шепчет Артур. Несмотря даже на собственную иррациональную обиду на юношу, Пендрагон чувствует себя виноватым перед ним. — Ничего, ми-… Артур. Ничего страшного, — Мерлин, как всегда, тепло улыбается, Артур, было повернувшийся к нему, мгновенно отворачивается обратно: в глазах у его слуги сейчас столько тепла и даже нежности, счастья, что принц не выдерживает, смущенно возвращаясь к созерцанию окон. Артур теребит золотую кисточку гобелена, а Мерлин обнимает собственные колени, позволяя себе любовно вглядываться знакомые черты. То, что Артур извинился, то, что это важно для него, сводит любое недовольство его утренней шуткой на «нет». Мерлин за это благодарен, пусть неприятный осадок от осознания, что впервые он поцеловал непонятно кого и непонятно как — остается. — Наверное, ты хотел подарить его приглянувшейся девушке. Фрее, Гвен… Кто-то же тебе нравится, — раздражение сквозит в голосе принца, когда он с неожиданной злобой дергает несчастный гобелен, нарочно медленно, будто удерживая самого себя, подходя к Мерлину и усаживаясь рядом. Мерлин пытается найти в этом какую-то, по его мнению, более-менее логичную связь, молчит, не понимая, к чему клонит его принц. Артур расценивает это по-своему. Принц хмурит брови, кажется, что-то активно обдумывая, на что-то, вероятно, решаясь, кусает губы, а Мерлин терпеливо ждет. — После этого я буду не меньшим подлецом, — как-то тяжело начинает наследный принц Камелота, разворачиваясь в сторону Эмриса. Мерлин заинтересованно вытягивает шею, доверчиво смотря в глаза своему принцу. Кажется, Артуру еще тяжелее продолжить, но, сделав глубокий вдох, он выпаливает на одном дыхании. — Твой первый поцелуй хотел забрать я, так что пусть дама твоего сердца меня извинит. Я заберу хотя бы этот. Артур осторожно, даже нежно приподнял лицо Мерлина за подбородок, притягивая обомлевшего слугу, на долю которого сегодня выпало слишком много испытаний, ближе к себе, накрывая его губы своими, требовательно целуя, уже решив про себя, что этот раз будет первым и последним: больше неволить Мерлина Артур никогда не будет. Вопреки всем ожиданиям Пендрагона, Мерлин тихо охает, с каким-то остервенением сжимая плечи Артура, отвечает на поцелуй, жадно и с желанием. Принц удивлен. Принц обрадован. Воодушевлен. Влюблен.