Куда уходит енот

— Заткнись навсегда. И когда этот олух наконец поймет? Ракета старательно приглаживает униформу на груди и морщится. Квилл порядком надоедает. Человек не унимается и продолжает болтать, переходя то на низкие, то на чересчур высокие частоты. Енот его почти не слышит, ну, если только совсем отдаленно, пребывая в раздумьях. Звездный Лорд — жалкий Фларк по сравнению с его проблемами, которые решатся сегодня. Ракета смотрит куда-то вниз, подцепив одну из железных бляшек на груди когтем. Он не помнит, когда еще так волновался. Как всегда ожидание убивает сильнее. Ожидание битвы, разговора, — не важно чего. Он возбужденно царапает вживлённый имплант в каком-то внутреннем приступе паники и останавливается только тогда, когда чувствует неприятное покалывание и видит на подушечках пальцев кровь. — Скажи же, Гамора, он уходит так постоянно. Причем именно в четверг, ты же тоже видишь это, — Квилл говорит это с потом на лбу, пытаясь найти поддержку. Но, кроме зеленокожей, как можно предположить, никто не отзывается. И не потому, что он обращается к ней. — Питер… — укоризненно шепчет она. Воительница бросает неловкий взгляд на енота. В отличие от Лорда, она понимает, что это ни в какие ворота, будь хоть триста раз любопытно и интересно… Это понимает и неразговорчивый Дракс, точащий ножи за столом, а потому покорно молчит. Уж кому, как не ему знать, что делиться не обязательно всем, даже если вы друзья. До сих пор все стражи не знают, чем именно жил Разрушитель, пока Ронан не истребил его родных. Понятно, что он глушил боль насилием. Но как? Убивая кого попало или преследуя благородные цели? На Милано не поднимается тема прошлого — это закон. Ракета к тому времени выныривает из мыслей и потерянно глядит по сторонам, будто пытаясь что-то найти взглядом. Поиски тщетны. Енот режет проницательным карим взором свои лапы секунды две, пытаясь что-то сообразить. И соображает. Вмиг. — Эй, Грут, — зовет вор, уже улавливая довольно быстрые шаги в коридоре. Во входном проеме показывается пока что небольшой ростом гуманоид. На голову выше енота. Друг привычно приветствует, добродушно моргая маленькими чернючими глазками. — Дай ту вещь. — Что за вещь, я не понял? — Квилл пучит глаза в шоке, который граничит с ужасом. Ракета успевает только бросить на него раздраженный взгляд, так так Грут возвращается и дает ему небольшую черную коробочку. — А ну, стой. Мужчина хочет остановить проигнорировавшего его енота, когда тот собирается выйти из отсека. Зеленокожая подрывается, ровно в момент, когда Лорд шипит, потирая руку, по которой зарядил ему Ракета. На тыльной стороне ладони приличные по масштабу, кровоточащие следы от когтей. Енот уже скалится, но держит себя в лапах: — Гэмми, убери его, или я ему точно врежу. Квилл что-то вопит про предательство, но Ракете уже все равно. Дать согласие защищать Галактику, не значит дать согласие отчитываться перед псевдокапитаном во всем, что касается твоей шкуры. Люк Милано опускается за его спиной, и тело енота погружается в спасительную темноту ночи. Время теней, когда никто тебя не видит. Пожалуй, его любимое время. Он идет вперед. Ксандер — это, то место, где Стражи могли задерживаться долго, что-то типа штраф-стоянки или даже дома. Место, где они все встретились. И енот более чем доволен. Ведь как иначе происходили бы те встречи, что он ждет с невыносимой тоской? Ждет, когда находится на миссии, убивает очередного злоумышленника, чинит что-то на Милано, ест, да и просто дышит. Да, Ксандер имеет для него куда большее значение, чем для остальных. И об этом значении знает только он, и это хорошо. В его короткую шёрстку врывается ветер, прохлада захватывает в плен. Ракета остервенело хватается за воздух пальцами свободной лапы, когти режут пустоту. Лапа же, держащая коробку, скребет по ее поверхности с минимальным шумом. Он останавливается на выверенном месте. Тут темноту портят фонари, отливающие синеватым светом, расположенные по правой стороне улицы. Енот хочет их разбить и в какой-то момент даже тянется за пушкой на спине, но одергивает себя, замечая знакомый силуэт вдали. Ракета нервно сглатывает, замирая и не ощущая собственных вдохов. Силуэт становится ближе. Его края обрамляют синие лучи так ровно и правильно, что у наемника ни на секунду больше нет сомнений в их обладателе. Он идет навстречу, хоть и не уверен, что она будет рада ему. Это расстояние кажется на редкость длинным, он ускоряет шаг, не чувствуя движения. — Рокки, — ее шепот обжигает своей близостью, как и объятья. Дыхание нежно касается его уха и шеи, он чувствует как по линии позвоночника к хвосту вздыбливается шерсть. Внутри все переворачивается, будто рушится Вселенная. Вор обнимает в ответ, боясь отпускать, чуть прикрывает глаза. Лилла немного отстраняется, чтобы взглянуть на него. Он смотрит сверху вниз, проводит лапой по ее щеке. Он, как всегда, не знает, что сказать. Не может найти слов. — Вот, — он протягивает ей коробочку. — Спер у Лорда денег. Выдра с упреком смотрит на енота. — Что? Да я практически всю работу делаю за этого придурка! Чиню его крейсер… и сейчас забочусь о его нравственном облике. Он был бы жлобом, не поделившись парой юнитов. Лилла чуть вздрагивает от ветра, а затем открывает коробку. На дне лежат серьги. Она берет их и с улыбкой разглядывает. Ее ушки прижимаются к голове, и она приближается к Ракете, касаясь кончиком мордочки его носа. — Надеюсь, они без микрочипов слежения? — она отдает ему украшения, чтобы енот ей их надел. — Лучше тебе жить в неведении, пиратка, — Ракета криво ухмыляется, закрепляя драгоценные камни в ее ушах. Следующий час они болтают обо всем на свете. Прогуливаясь, они возвращаются в старую квартирку Лиллы. Три года. Почти каждую неделю, как заметил Квилл, они приходят сюда, чтобы быть вдвоем; чтобы делить себя друг с другом. Да, они почти как люди, но и не совсем. По крайней мере, потребности очень схожи. Лилла кладет голову ему на плечо. Он укрывает ее одеялом. Здесь никто не увидит и не потревожит. Здесь — не место остальному миру. Людям с их жестокостью и злостью… со всем их дерьмом, что они так щедро вылили на них в лаборатории. Ракета проводит пальцами по ее забинтованному плечу. — Во что ты ввязалась опять? Он не скрывает злости. Или злого отчаяния? Енот боится за нее больше, чем за кого-либо. Они выбрались вместе. Они одни. И что бы не произошло в первую очередь бегут друг к другу. Он уже убивал из-за нее. Она не отвечает. Лилла садится на кровати, ссутулившись. Она и сама не любит молчание, но сейчас она не в силах что-то сказать. Он видит, как ее ресницы подрагивают, она начинает дышать чуть чаще. Наемник ловит взглядом новый шрам на ее талии, кажется, порез от ножа, уже затянувшийся. Садится сзади, притягивая ее к себе. Его лапы покрывают плечи преступницы. Он молчит. Более сказать нечего. Что бы он не делал, он не остановит ее. Пытался. Ракета вспоминает, как она не объявлялась две недели подряд, и на третью он нашел ее тут, в квартире. Полумертвую, раненую и измученную. Выхаживал. После что он только не делал: и ругался, и хлопал дверьми, и пробовал удержать, но ничего не выходило. И не выходит. Порой даже сильные слабы, а слабые преисполнены мужеством. Выдра прижимается к нему плотнее, чувствуя жесткие импланты в его груди, и едва выдыхает: — Все будет хорошо. Она начинает засыпать. А Ракета еще не спит. Он смотрит на звезды в иллюминаторе и отмечает, что никогда они не казались ему более тревожными. Сейчас он держит ее, а завтра наступит утро, которое разлучит их. И они снова будут боятся потерять... Каждая встреча, как последняя. Встреча, после которой кто-то может не вернуться.