Мое внутреннее солнце

У Хинаты невыносимый характер, невыносимый стиль игры, невыносимая походка. И цвет волос невыносимый. Тсукишима смотрит издалека, время от времени отрываясь — собственная неуверенность кажется ребячеством, но на него не хватит отваги Ямагучи, если он не даст бою этому мнимому солнцу с его сумасшедшими ударами и ненормальной мотивацией. Тсукишима уважает точные науки — математику мог бы даже полюбить, если бы умел любить вообще. Все в мире по законам, правилам, полочкам и за скобками тоже — Тсукишима выучил все теоремы и отлично сдал тесты, он прекрасно понимает, что будет дальше, и никакой Хината не изменит этого. Он, в конце концов, тоже бежит по траектории — не удаляясь ни на йоту. Идиот. Гений. Тсукишиме хочется кричать от восторга — усталость пузырится в нем, когда он осознает, он лучше бросает и лучше блокирует — Хината подходит выразить свое восхищение, и настроение смывает как ладонью, он говорит искренне и верит в него искренне — а лучше бы кривил душой, врал и издевался. Тсукишима смотрит презрительно — презирал всегда таких идиотов, но злиться долго не может, в Хинате нет Акитеру, он просто другой — поверх его наносной придурковатости и глупости всегда литое солнце, и Тсукишима смотрит в сторону, чтобы скрыть улыбку, он ему не нравится, этот Хината, он просто влюблен в него и все. Так бывает. *** Наступает новый учебный год, семпаи уходят. Тсукишима еще многому мог у них научиться, но не захотел бы продлевать этот момент — Даичи смеется, Асахи плачет, у Сугавары на лице дрожит и гаснет улыбка. Киоко дарит им подарки — теперь уже третьегодки Ноя, Энношита и Танака благодарят небеса. Хината стоит поодаль, необычно молчалив и спокоен. — Знаешь, я сегодня подумал, что через два года мы тоже уйдем, — говорит он за обедом, хотя Тсукишима его не спрашивает. — И что я тогда буду делать? — вырывается у него. Тсукишима проливает сок — Хината глядит задумчиво и глухо — и внутри сжимается не сердце, а что-то, что больше и лучше. — Ничего, — говорит Тсукишима, и впервые в жизни Кагеяма соглашается с ним — дескать, выпуск неизбежен, а расставание — разве его можно обойти?.. Но можно и нужно — так оказалось. На первой же игре Тсукишима блокирует грубо, зло и неправильно, вырывая команде победу. Хината ударяет звонко ладошкой о его ладонь и плачет от счастья — он всегда ревет — и тогда Тсукишима понимает, понимает ясно и четко, как-то, что расставание неизбежно — он не отпустит Хинату так быстро и скоро, не позволит его литому солнцу перечеркнуть нимб его луны. Тсукишима снимает очки и потирает переносицу — Ямагучи, друг, бы разобрался раньше. Вот он Хината, живой и настоящий, разве нужно больше-меньше, нужно что-то иное?.. Они идут домой вдвоем — и Кагеяма, придурок и чурбан, не сразу понимает, что нужно отступить. Ему невдомек — но остальные поняли. Тсукишима помогает Хинате вести его велосипед — они оставят его у дома. Потом они долго сидят на холме, любуясь спящим городом, Хината болтает и несет глупости, Тсукишима молчит. В наушниках тепло и хорошо играет знакомая песня — и все теперь, песня, ночной воздух, огни вдалеке — все это неразрывно связано с Хинатой, с рыжей макушкой, с грядущим расставанием. — Давай встречаться, — нелепо вырывается у Тсукишимы. — Ходить там… Гулять. Встречаться. — А мы разве не уже? — нелепо так же отвечает Хината. Он теперь близко-близко, сидит рядом и дышит в унисон, как котенок или щенок — сердце дрожит и расслабляется, мир наполовину разрушен и наполовину создан заново. Никакого выпуска не хватит. Им хорошо. *** У Хинаты золото на голове — на теле волос почти нет. Тсукишима смотрит, как он раздевается, и ему становится неловко. За длинные ноги и руки, за бледную кожу, за длинный вялый член. Хината маленький и теплый — куда луне до солнца — но он испуган, несет бред и забыл презервативы. Так случается — и первый секс отложен, вместо этого они пьют кока-колу и смотрят записи пропущенных игр. Тсукишима любит Хинату больше чем стоило бы. Хината уже не представляет жизни без Тсукишимы. — Кагеяма сказал, что ты меня не заслуживаешь, — корчит он рожицы. — Но он рад за нас и все такое. Интересно, почему он ни разу не передразнил меня и не обозвал? — Он не маленький гигант, — напоминает Тсукишима лениво. — Он король. Королям всегда известно чуточку больше, чем простым смертным. К тому же неплохой он парень. Этот Кагеяма. — Правда? — Хината смеется, спрятав лицо в ладони — не ожидал, не ожидал такого от Тсукишимы. Тот вовремя осекается, фыркает и целует маленькую ладонь, таким он может быть только наедине с Хинатой, только на время и ненадолго. — Я хочу поехать с тобой в Токио, — говорит Хината искренне. — И с Кагеямой. И с ребятами. Ноя-сан уже на следующий год поедет поступать. Потом мы. Снимем квартиру. Будем играть. Это здорово. — В Токио нет, наверное, булочек с мясом, — думает Тсукишима. — И там намного больше сильных игроков. Придется выкладываться полностью, понимаешь? Без отпуска и все такое. — И пусть, — горячо решает Хината, пока солнце бьется в его маленькой груди. Он почти спит, прижавшись к широкой груди. — Главное, вместе. Главное, вперед, в Токио, в целый мир. Он несомненно прав — и Тсукишима успокаивается. Мама поймет, она любит младшего сына больше целого мира — и примет любое его решение. Акитеру уже знает, он их видел, и сделал вид, что ничего особенного не произошло, Ямагучи был первым, кто понял его, Тсукишиму, он друг, Ямагучи, и Кагеяма теперь друг. — А отцу я объясню, — решается он — Хината уже спит, и снится ему большие мировые арены и имя Тсукишимы на всех афишах. *** Дочь всегда простывает в конце зимы — как по заказу. Тсукишима чертыхается, но сдерживает себя, стаскивает с Хинами пижаму, обтирает горячее тельце и надевает свежую, с зайками, она ее любит. Рисовая каша, как готовила мама, телевизор с мультфильмами и много-много сказок. Пока отец в отпуске маленькая принцесса может позволить себе побыть его ребенком чуточку дольше. — Я тебя люблю, папочка, — говорит она, и внутреннее солнце сгорает внутри — Тсукишима фыркает, но смеется, Хинами уже спит, обнимая плюшевого кота, его подарил Куроо-сан, он живет по соседству, скоро тоже станет отцом. — И я тебя, — повторяет за ней Тсукишима. Рыжие волосы дочери отливают медью в сумерках, знакомые любимые черты гаснут в его собственных — плоть от плоти его, плоть от плоти Хинаты — и какая к черту разница, кто родил эту девочку, кто выносил ее и подарил ее им? — Тренировка уже закончилась, — шепчет ему знакомый голос. — Я куплю мясо на ужин и захвачу с собой Кагеяму, он хотел увидеться. — Твоя дочь спит, — торопливо рассказывает Тсукишима, пока Хинами не проснулась. — Приезжай домой. Он включает лампу — она круглая, как солнце — и начинает ждать. Невыносимо одиночество — но теперь Тсукишима уже никогда не будет один.