***
— Госпожа Ленская, — озорная улыбка, мечтательный взгляд, старомодный поклон. Какой же прекрасной и сладостной истомой наполнены эти слова! Произнося их, создавалось ощущение, что связь между юной барышней с таким же юным поэтом, разрывается, легко и без усилий и вместо неё появляется невероятное, фееричное чувство единения. Нет Ольги Лариной и нет Владимира Ленского, но есть они — одно целое. Ей нравилось по множеству раз произносить эти слова, красуясь у зеркала, на разный манер. Они будто бы создавали новые, потрясающие миры! Нет, не так… Создавали будущее. Её светлое будущее. Вот Ольга Ленская со своим мужем представляется на званом приеме, среди разодетых дам и важных господ. Вот она гоняет ленивых слуг и те, в сердцах, хотя и не со злобой, мысленно ругают госпожу Ленскую за излишнюю строгость. Вот барыня Ленская нянчит детишек — и своих, и Таниных. Лишь только для одного она будет просто Олечкой, а вовсе не госпожой Ленской. Лишь только один будет со страстью шептать её имя, крепко сжимая в объятиях. Ах, как это чудесно! И мысли о том, как поразительно хорошо это звучит все чаще и чаще посещали её голову. Ранее это были лишь грезами, мечтаниями, но теперь это больше походило нетерпение. И с каждым днем, который приближал её ко свадьбе, нетерпение становилось все более более сильным. — Глупости, няня, все твои гадания! Все знают — я пойду за Ленского! — смех, притворное возмущение. Она бы и пошла. Она бы и стала его женой, лучшей на свете. Она бы стала заботливой матерью, а потом, спустя долгие года, когда в волосах уже появилось бы серебро седины, была бы и доброй бабушкой, поющей колыбельные и рассказывающей сказки, которые когда-то услышала от няни. Она бы умерла вместе с ним, в один день, держа за руку, как во всех сказках. Она бы… — Не будет он скакать и, — голоса будто бы нет, есть шепот, а потом исчезает и он, Ольга лишь шевелит губами. Почему-то она продолжает улыбаться — растерянно, недоуменно, её выдают лишь блестящие от слез глаза и короткий истеричный смешок. Почему… Ей на ум пришла песня о чертенке? Почему… она пытается напеть, так отчаянно хватаясь за знакомый мотив, как утопающий хватается за тонкую соломинку? Почему ей так холодно, будто бы она в ледяной воде? Все просто. Она — чертенок. И только что провалилась… — Я верю, что душа родная, Невинной прелести полна, Меня любить осуждена… — Окончен счет… счастливых лет, — улыбка, дрогнув, исчезает. Слова, прозвучавшие, как приговор, будто бы отрезвили её. Оцепенение спало. Она плачет, прижимая к груди свадебное платье, которое ей так и не удалось надеть. У неё ничего не осталось, совершенно ничего! Ленский был её всем, её душой, её миром, как бы игриво она себя не вела. А теперь его нет! Нет мира, нет души! И она, именно она виновата в этом! То, что было невинной шуткой, веселым флиртом... Стало концом её любимого. Она убила его сама, своими словами. У Ольги не осталось даже… фамилии. Нет госпожи Ленской. Теперь она та, которой нет и никогда не будет.***
— Так она же не стала Ленской! Почему ты так её назвала? — недоуменная пара глаз уставилась на уже немолодую женщину. Та поправила светлые волосы, в которых уже начала пробиваться седина, улыбнулась: — В душе, полной вины и скорби, она осталась именно Ленской, пусть и вышла замуж, родив очаровательную дочь. А теперь... Иди, гуляй. Наслаждайся своей молодостью.