Что такое любовь?

      — Эй, слышала, сегодня «Назгулы» выступают в нашем клубе.       — Да ладно?! Откуда ты знаешь?       — Маринка из параллельной группы в их паблике прочитала.       — О-о-о! Неужели я наконец смогу сходить на их выступление!       — Чего раскудахталась-то?       — Ну… я ведь ещё не видела Саймона на сцене. Говорят, он настоящий дьявол-искуситель. Я в коридоре-то его когда встречаю, уже таю. Что же на концертах происходит?       — Ага, вот поэтому-то ни одна девчонка его ещё не захомутала.       Я здесь всего пять минут, а эти первокурсницы за соседним столиком меня уже бесят. Вот же трещотки! Неужели больше поговорить не о чем? С самого утра новость разнеслась по всему универу, и теперь я слышу про этого говнюка со всех сторон. А он словно специально не прячется в своей каморке для репетиций, а разгуливает по коридорам туда-сюда, завлекая всё новых и новых поклонниц. Ещё бы, ведь чем больше этих дурочек придёт на его концерт, тем больше денег он заработает.       Пора было заканчивать обед, тем более аппетита всё равно не было. Лучше пойти подготовиться к паре, препод по философии ведь обязательно снова докопается и влепит пару. А если повторю прошлую тему, есть шанс заработать хотя бы трояк. Только собрался уходить, как студенты заметно оживились. Оглянувшись, заметил кучку девчонок, облепивших всеми обожаемого Саймона. Он спокойно шёл к свободному столику, игнорируя поклонниц, а те всё не переставали щебетать как дурочки. Не мудрено, ведь увидеть этого парня в столовке — довольно редкое явление. Чаще всего он обедает вне универа вместе со своей компашкой, а здесь появляется только перед концертами.       Сегодня как раз такой день, а потому половина женской аудитории тут же облепила со всех сторон столик, куда он присел с друзьями. Каждая пыталась заговорить с ним, они улыбались, смеялись, задавали вопросы и пытались впихнуть ему свой номерок. Он улыбался всем им, дерзко, но всё же так равнодушно, и каждой уделял ровно столько внимания, сколько и предыдущей, не выделяя никого из них. Но несмотря на его холодность, каждая всё равно мечтала затащить его в постель. Отчасти это было из-за того, что Саймон прослыл самым неприступным красавчиком универа. Ему бы пользоваться своей популярностью да менять девчонок хоть каждый день, но нет, этого парня не смогла соблазнить ещё ни одна из этих дурочек. По поводу этого ходило множество слухов. Поговаривали, будто он встречается с дочкой одного из местных бандитов, либо с известной супермоделью. Некоторые злобно фыркали, называя его геем, а кто-то ехидно посмеивался, намекая на импотенцию и втайне завидуя. И всё же глядя на то, как он лапает этих девиц, сложно было усомниться в его ориентации.       Первокурсницы рядом со мной одновременно тяжело вздохнули.       — Ты только посмотри на них, — фыркнула одна. — Совсем стыд потеряли, ещё бы трусами своими перед ним размахивали.       — А я их понимаю. Он ведь такой крутой! Разве можно оставаться равнодушной? — мечтательно вздохнула другая. — Вот бы он обратил на меня внимание… Мы бы были самой красивой парой! Проводили бы вечера вместе, гуляли бы допоздна, встречали рассветы; я бы готовила ему завтраки по утрам, а он дарил бы мне цветы, приходя домой. И все бы завидовали тому, как сильно мы друг друга любим...       Наивные дуры. И это, по-вашему, любовь?       Скользнув по мне взглядом, он тут же обратил свой взор на сидящую справа красотку. Вообще-то, я совсем не хотел сидеть и испепелять этого ублюдка злобным взглядом, но ведь он сам напрашивался. Чаще всего мне удавалось просто игнорировать его выходки, но рано или поздно всякому терпению приходил конец. А он, чувствуя это, назло начинал флиртовать с какой-нибудь милашкой, вот как сейчас. Даже зная, как меня это бесит, зная, что потом ему придётся за всё ответить, он всё равно не мог отказать себе в удовольствии позлить меня.       Ярость с каждой секундой всё множилась, и мне пришлось свалить из столовой, чтобы прямо там не придушить сучку, трущуюся своим бюстом о его плечо. На пару в таком состоянии идти было нельзя, и пофиг, что философ потом завалит рефератами, поэтому я поплелся в спортзал. Баскетбол всегда был отличной альтернативой мордобою. И злость можно выплеснуть, и навыки подтянуть.       В зале было на удивление пусто. Видимо, занятие не предвидится, да и преподы ещё не вернулись с обеда. Тем лучше для меня. Бросив сумку у стены, вытащил из подсобки корзину с мячами и стал отрабатывать броски. Поначалу никак не получалось настроиться на нужный лад, перед глазами всё время всплывали картинки того, как он нагло ухмыляется, смотря в глаза очередной воздыхательнице, как словно бы невзначай касается её лица, шепчет ей что-то на ухо. Это выводило из себя, заставляя раз за разом ошибаться и не попадать точно в кольцо. Только когда прозвенел звонок на пару, я ощутил, что напряжение уже достаточно отпустило, и смог сконцентрироваться на бросках. Десять из десяти — неплохой результат для человека, который ещё полчаса назад готов был весь универ разнести к чёртовой матери.       Развалившись прямо на полу, стал бездумно пялиться в потолок, который неплохо было бы привести в божеский вид. Тут и там обваливалась штукатурка времён, наверное, наших дедов, и каждый раз находясь здесь студенты сильно рисковали получить по башке чем-нибудь тяжелым. Домой идти не хотелось, меня там всё равно никто не ждёт. Продолжать тренировку тоже — напала такая апатия, что даже пальцем шевелить было лень. А ведь в первые месяцы я пропадал в этом спортзале с утра до вечера, истязал себя тренировками, только бы чаще выходить на поле во время игры.       Мне с моим ростом и навыками дорога была только в первый состав, да и играл я неплохо, хоть и просидел половину первого года на скамейке запасных. Саймон же был не так подкован, он и в команду-то даже не пытался попасть, на парах по физкультуре вообще был в аутсайдерах. Но, несмотря на это, оказалось, что он любил побросать мяч вот так же, в тишине. Может быть, у нас вообще не было бы шанса сблизиться, если бы однажды после тренировки я не вернулся в зал за забытым телефоном и не увидел там его. Он в одиночестве отрабатывал броски и был настолько погружен во всё это, что даже не сразу заметил, что я за ним наблюдаю. А когда наконец увидел, то не стушевался, улыбнулся дерзко и предложил сыграть. Тогда я обыграл его почти всухую — чисто из благородства всё же позволил забросить два мяча. Но мне понравилось то, с какой отдачей он играл, а потому мы стали частенько оставаться по вечерам и вместе тренироваться. Друзьями мы, конечно, не стали, да и вообще почти не общались, он был на своей волне, я на своей. Но во время игры я чувствовал странное единение с ним, как будто бы все наши реакции подстраивались друг под друга. Это было потрясающе, такого полного контакта у меня не было ни с одним из игроков моей команды. Апогеем стала его неожиданная выходка — он просто толкнул меня к шкафчикам в раздевалке и поцеловал. Дерзко, грубо, укусив меня до крови.       — Трахнемся, а? — с горящими глазами спросил он и, не дождавшись ответа, опустился на колени и сдернул мои шорты.       С того дня наши тренировки перешли в горизонтальную плоскость. С ним было легко, не нужно было озвучивать свои желания вслух, потому что они у нас были схожими. До него я, вообще-то, на парней не заглядывался, а вот его хотел аж до звона в яйцах. Думал, что это скоро пройдёт, наиграюсь и забуду, но шли недели, а меня тянуло к нему всё сильнее. И почему-то я даже не переживал по этому поводу. Главное, с ним хорошо.       Поначалу мы скрывали свои отношения из-за того, что общество такого обычно не принимает. Но потом всё это переросло в странную игру в «кто круче прикинется, что вообще не подозревает о существовании другого». Воздыхательницы и прочая шушера всегда были рядом с нами, я ведь всё-таки спортсмен, хотя он, конечно, бил все рекорды. Ещё бы — красивый, умный, обаятельный, да ещё и солист известной в нашем городе группы. Девчонки ходили за ним косяками, и каждая надеялась, что она та самая. Каждая мечтала затащить его в постель и прослыть первой, кто наконец объездит этого непокорённого жеребца. Знали бы они, как бурно он кончает от того, что его трахают в задницу.       Услышав хлопок двери, я мысленно выругался, костеря того, кто додумался припереться сюда именно сейчас. Если это препод, то меня сейчас отсюда выгонят. Тихо, значит, это такой же студент, как я. Тоже потренироваться пришёл? Да и к чёрту, всё равно уже пора сваливать. Шаги приближались, замерев рядом со мной. Открыв глаза, совсем не ожидал увидеть над собой его дерзкую ухмылку. Надо же, а ведь он обычно не рискует приближаться ко мне в универе. Даже когда у нас совместные пары с его группой, он всегда делает вид, что меня не существует. Наверное, понял, что перегнул палку со своими играми в альфа-самца и пришёл извиняться.       А мне уже пофиг на всё. Пусть мы в универе, полном студентов и преподавателей. Пусть мы в открытом спортзале, куда в любой момент могут войти. Пусть он сопротивляется, прося подождать до дома. Всё это абсолютно не важно. Важно лишь то, что его кожа под моими пальцами такая мягкая, а от его запаха голова наполняется сладким дурманом. Длинные гладкие волосы, до этого собранные в хвост, так легко рассыпаются по его плечам, дразня ещё больше. Одежда стягивается на удивление быстро, и это хорошо, ведь в противном случае от неё остались бы только ошметки. Толкаю его животом вниз, подтягиваю к себе за бёдра, и загоняю прямо так, без подготовки. Потому что не заслужил. Потому что заставляет меня снова и снова чувствовать себя беспомощным. Потому что не знаю другого способа донести до него всю эту неразбериху внутри. А он уже готов и буквально затягивает меня внутрь, выгибаясь от удовольствия и издавая самые эротичные звуки на свете. От этого мозг отключается, остаются только инстинкты, призывающие подчинить, доказать, что это тело принадлежит только мне. Двигаться сильнее, быстрее, чтобы до стёртых ладоней и коленок, до синяков на предплечьях и бёдрах, до болезненных засосов по всему телу. Вижу его изогнутую спину, выпирающие косточки позвоночника, и не могу отказать себе в удовольствии провести по ним рукой. Во время секса его спина становится очень чувствительной, и он бессильно валится на пол, жалобно постанывая, дрожа всем телом и кончая даже без помощи рук. Мышцы внутри него сжимают меня так сильно, что становится больно, но этого хватает, чтобы спустя пару секунд последовать за ним.       Всё, на что меня хватает — скатиться с него и развалиться рядом, не потрудившись натянуть хотя бы трусы. Он не двигается, сидя всё в том же положении, что и во время секса, и только воздух со свистом вырывается из его рта.       Вот так всегда, он творит не пойми что, а я из-за этого слетаю с катушек. Я знаю, почему он это делает. Подогревает мои чувства, заставляя ревновать, чтобы я всегда хотел только его, боится, что если будет покладистым, то я от него устану и брошу. Знаю это, понимаю, и всё равно не могу держать себя в руках. Он не знает, когда нужно остановиться, и вместо того, чтобы просто разжечь во мне страсть, иногда будит целый вулкан, с которым не в силах справиться. Но кого это волнует, раз нам обоим это нравится? Вспомнился разговор тех девчонок в столовой, мечты о счастливом будущем. Слишком радужном и спокойном. Да уж, не так они себе представляют отношения с моим парнем.       Орать на него за лужу в прихожей, ещё пятнадцать минут назад бывшую снегом на его ботинках. Засовывать носки в его подушку, потому что он никак не научится класть их сразу в грязное бельё, а не разбрасывать по квартире. Вместе доедать наполовину засохший кусок батона и запивать это уже выдохшимся пивом, потому что в холодильнике пусто, а в магазин идти вам обоим так влом. Слышать, как ночью у него урчит в животе, вставать и идти на улицу, обосновывая это тем, что ты вообще-то идёшь за сигаретами в ларёк за углом, а пачка пельменей из ближайшего супермаркета — это так, просто воздухом захотелось подышать.       Каждый раз слышать «что за попсу ты слушаешь?», и в ответ бросать «что за дерьмо ты поёшь?». До посинения спорить о том, чьи вкусы лучше. Ненавидеть его музыку, ненавидеть его песни, всю его группу ненавидеть, и особенно эти сраные армейские ботинки, которыми он угробил в прихожей весь ламинат. Ненавидеть все эти инструменты и кучу программ, от которых постоянно виснет комп, каждый раз громко грозиться выбросить всё это к чёртовой матери, но не идти дальше слов, потому что это то, что ему действительно нравится. Приходить почти на каждое его выступление, потому что не знаешь, что эта похотливая скотина выкинет на этот раз. Уж лучше собственными глазами увидеть то, как он слюнявит губы какой-то девки, которую вытащил на сцену в разгар последней песни, чем увидеть фотку этого безобразия в чьём-то инстаграме.       Проверять его телефон, как только на нём раздаётся сигнал о новой смс-ке, в поисках хоть чего-нибудь подозрительного, как настоящая ревнивая женушка, и нисколько этого не стыдиться. Потому что он твой, и ни одна сучка не должна даже дышать в вашу сторону. Концерты — другое дело, но дом — это только ваша территория. Демонстративно подать ему подгоревшую и пересоленную еду за то, что сразу не удалил сообщение от девчонки, приславшей ему фото своих сисек. Устроить драку, в очередной раз напугав соседей, наставить друг другу пару фингалов, разбить к чертям дорогущую систему, на которую он копил два года. И в знак примирения подставить собственный зад, хотя в итоге всё равно закончится тем, что он будет под тобой, потому что ему нравится именно так.       Скрывать ото всех свои отношения, потому что это повредит его репутации солиста-брутала. Терпеть все эти толпы поклонниц, псевдоравнодушным взглядом смотреть, как они лапают его на выступлениях, как нагло клеятся в универе, заваливая его смс-ками и сообщениями во вконтакте. И как он улыбается им такой нахальной соблазнительной улыбочкой, как будто ему это и правда нравится. Такой, которую ты ненавидишь. Насквозь фальшивой. И ты единственный, кто знает об этом. Ревновать так, что крыша едет, и приходится сваливать с пар, чтобы ничего не натворить. А потом приходить домой и с ходу тащить его в спальню, с особой жестокостью наказывая за то, что заставляет раз за разом переживать это.       Каждую неделю опустошать его рюкзак, доверху набитый признаниями и прочей бурдой. В качестве развлечения иногда не выбрасывать всё это сразу, а сидеть и вместе перебирать ворох бумажек, выбирая самое бредовое письмо. Хохотать до колик в животе, а потом завалить его прямо там, на свидетельствах чужих светлых чувств, мысленно посылая на хер каждое из них.       Наорать на него, когда он на последние деньги в очередной раз купит себе дорогущий профессиональный шампунь. Мечтать отстричь к чёртовой матери эти длинные патлы, которыми он соблазняет всяких шлюх. Но не сделать этого, потому что в них так приятно зарываться пальцами и задавать нужный темп, когда он стоит перед тобой на коленях.       Называть его Сёмкой, зная, как сильно это его бесит, и балдеть от его злобной физиономии. И не только от этого. Кто бы знал, как меня вставляет от мысли, что только мне позволено так его называть. Как по мне, его настоящее имя в миллион раз лучше и приятнее, чем это грубое сценическое «Саймон». Ведь приходя домой и снимая с себя все эти атрибуты самого желанного, он действительно превращается просто в Сёмку. Мягкого, ласкового и абсолютно ручного.       Неделями терпеть его репетиции, когда он приходит домой и просто заваливается спать, а утром уходит, даже не позавтракав. Беситься, когда от усталости у него просто не встаёт, сколько бы ты ни бился. Вышвыривать его из спальни в гостиную, а потом самому приходить посреди ночи и ложиться рядом, на самый краешек дивана, всё ещё делая вид, что зол, но тебе просто скучно спать одному. Чувствовать, как его руки крепко прижимают тебя к себе и угадывать улыбку в горячем дыхании.       Пропускать пары, весь день вообще не выходя из дома. А всё потому, что это первый ваш совместный выходной за месяц, и неизвестно, когда ещё выпадет такой день. Может, через неделю, а может и через два месяца. Трахаться, как кролики, не отпуская друг друга ни на секунду, почти задыхаться, и всё же чувствовать, что этого недостаточно. Ощущать, как минуты утекают, и от этого только неистовствовать всё больше. И плевать, что тебе вставать в четыре утра и переться в другой конец города; плевать, что он потом едва сможет сползти с кровати, плевать, что он снова будет орать на тебя за засосы там, где их нельзя оставлять. Вдалбливать его в кровать, мечтая обладать не только его телом, всем им, подчинить его, поглотить без остатка каждую его частичку. Слышать недовольное мычание и тихие мольбы быть с ним хоть немного нежнее, в то время как он дрожит от удовольствия, выгибаясь ещё сильнее, кусает подушку, чтобы сдержать стоны, и сам подаётся тебе навстречу. Знать, что никто в этом мире не способен дать ему то, что даёшь ты. И от этого хотеть его ещё сильнее.       Каждый раз сходить с ума, ожидая его возвращения. Сутками мучиться от бессонницы, пока не ощутишь его член во рту. Сосать как в последний раз в жизни. А потом, получив наконец свою дозу успокоительного, уснуть, сжимая его в объятиях так крепко, что в тех местах остаются следы от твоих пальцев.       Ни разу за все эти полтора года не заикнуться о любви. Потому что слова — просто пшик. Потому что вы оба не верите в них. Никогда не говорить о будущем, веря, что загадывать что-то бессмысленно. Наслаждаться тем, что есть здесь и сейчас. И просто до одури нуждаться друг в друге. Медленно умирать от невозможности просто обнять его на глазах у всех. Мечтать пометить его собой, чтобы каждая сволочь знала, что он твой. Чувствовать вкус крови, когда зубы прокусывают его кожу, ставя на ней своё клеймо. Ощущать все его желания, как свои собственные. Понимать, что ваша связь — она намного крепче и ценнее всяких разговоров о любви. Это не то, к чему вообще можно подобрать слова.       Вот так лежать рядом на прохладном полу, вслушиваться в его дыхание и понимать, что никогда не сможешь отпустить его от себя, даже если это будет всё, чего он желает. Как бы эгоистично это ни звучало.       — Сволочь… Просил же аккуратнее.       Иногда позволять себе быть нежным. Кончиками пальцев огладить выступающие рёбра, вверх по груди, чтобы зарыться ими в мягкие пряди. Ощутить, как он дрожит, как воздух резко вырывается из его груди. Нежно поцеловать засос над ключицей. Склониться к его лицу, медленно провести кончиком носа по скуле, едва коснуться губами его виска. Шепнуть тихое «Домой… Немедленно…» ему на ушко. И знать, что он не меньше тебя мечтает поскорее оказаться дома, рухнуть в вашу постель и просто раствориться друг в друге.       Вот что такое любовь на самом деле.