Прости меня

— МОНА!!! — кричит Раф и бросается к бессознательно лежащей на земле ящерице. Ты пронзаешь оружием еще одного мерзкого насекомыша и быстро оборачиваешься, вытирая поцарапанную щеку тыльной стороной ладони, испачканной в отвратительной крови поверженного чудовища. Рафаэль грузно рушится на колени и аккуратно переворачивает Эгидбу на спину, нежно держа ее за затылок. Позабыв обо всем, что сейчас творилось вокруг, обо всей этой битве мутантов с инопланетными насекомыми, мечтающими сожрать вас живьем, ты неотрывно смотришь на искаженное гримасой страдания лицо парня, чувствуя, как в груди разгорается мучительный пожар ревности и горя, ощущения брошенности, отверженности и… предательства. Ты наблюдаешь, сколько боли и пылающей любви во взгляде твоего лучшего друга, таким он никогда не смотрел на тебя и… никогда не посмотрит. Наблюдаешь, как он нежно проводит рукой по ее гладкой коже щек, крепко сжимает ее пальцы, переплетая со своими, позабыв, где он находится и что сейчас происходит, и, игнорируя даже луч смерти, что направлялся в его сторону, от которого чудом его спасает Фуджитоид с помощью дистанционного управления своего корабля. Впрочем, Раф не замечает и этого. Ты чувствуешь себя жестоко обманутой. После тысячи неудачных попыток и пристального наблюдения за парнем ты решила, что Раф просто… не способен на любовь. Нет, конечно, он очень любил свою семью, вот только… Полюбить кого-то еще больше, чем брата или друга — не мог. И ты поверила. И что сейчас видишь? Те успокаивающие и подбадривающие слова, которые с самого начала должны быть адресованы тебе, говорятся какой-то инопланетянке, что объявилась-то всего лишь несколько месяцев назад, в то время, как ты проводила время с Рафом больше года. И за это время она уже успела сделать из Рафа… не Рафа. Какого-то по-детски влюбленного и преданного, словно щенка, ждущего ласки. Готового простить любую обиду, даже такую, как предательство, а ведь она подвергла опасности жизни его семьи. Раньше за это Раф без всяких разборок бил в морду. А теперь, задыхаясь в слезах, он держит на руках эту девчонку-мутанта и спешит с ней поскорей на корабль Фуджитоида, чтобы нейтрализовать яд в ее крови, полученный от воткнутого ей в спину жала гигантского скорпиона. А ты стоишь на месте, не в силах пошевелиться, и думаешь: Почему?.. *** Сколько раз эта девчонка заставляла тебя плакать, тихо в подушку, или же в колени навзрыд, ты не сумела бы и сосчитать. Но сейчас почему-то из твоих глаз не могло выкатиться ни слезинки. Ты задыхалась, чувствуя, как твое горло сдавили в болезненные тиски, хотела кричать, чтобы хоть кто-нибудь тебя услышал. Но при этом ты не плакала. Хватит уже с тебя слез. И хватит с тебя глупых надежд, что все изменится, вернется на свои места. А ведь ты и вправду верила, что влюбленность Рафа в девушку из другого измерения — это лишь непродолжительное увлечение, вызванное любопытством, интересом, какого это — получать поцелуи от кого-то, похожей на него самого. Не столь женственной, не столь хрупкой, способной за себя постоять. Ты цеплялась за надежду, что Рафаэль просто очарован этой чертовкой, так как не встречал еще никого подобного ей. Что это всего лишь страсть, а она, как спичка, сгорает быстро. Пройдет интерес, пройдут и бабочки в животе. Но сегодня все зашло слишком далеко. И сегодня не ты одна убедилась, что эти чувства, черт бы их побрал, самые, что ни на есть, настоящие и они взаимны. Будь Раф безразличен этой ящерице, стала бы она ценой своей жизни защищать его и его семью, пускай даже она и сама втянула их в эту беду? Ее отчаяние, вина и искренняя любовь в глазах уже обо всем рассказали. Твоя битва за сердце темперамента была проиграна. Даже не начавшись. И ты ничего не могла с этим сделать. Или же… могла? *** Сердце колошматит так, что тебе кажется, что его могли бы услышать посторонние, даже находясь на расстоянии десяти метров. Стараясь не выдавать себя рвущимся из груди свистящим дыханием, ты осторожно переступаешь по кораблю, прижимаясь к стене. Темнота почти полностью скрывала силуэт твоего тела, но тебе почему-то казалось, что в этом не было смысла. На космическом корабле Фуджитоида было абсолютно тихо, и эта тишина была пугающей, словно все повымирали. Это было тебе на руку, конечно, но… Пожалуй, тебе еще никогда не было так страшно. Но ты продолжала идти, не слыша даже собственных шагов, крепко сжимая в кулаке шприц. Вот и та самая дверь. Также беззвучно ты открываешь ее и оказываешься в медицинском отсеке. Быстрыми шагами ты направляешься к кушетке, на которой лежала та, что разбила тебе жизнь. Она выглядит бледной и болезненной, неспокойно дышит и временами страдальчески кривит лицо. Очевидно, ее организм борется с токсинами, не слишком успешно, но все же борется. С ненавистью оглядев лицо врага, ты опускаешь взгляд ниже и видишь, как судорожно хватается за ее пальцы рядом спящий Раф при каждом ее стоне или дергании. Наверняка он не расставался с ней с самого ее ранения. Его лицо тоже выражает отнюдь не безмятежность, кажется, его посещают дурные сны. А не будь ее, он бы сейчас не… Ты стискиваешь зубы; разгорающийся огонь ярости сжигал тебя изнутри. Ты тихо выдыхаешь, и этот выдох превращается в стон. Сколько боли она принесла в эту семью… Зарычав, ты вскидываешь дрожащую руку с зажатым в ней шприцом. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу… Сегодня ты положишь конец всем мучениям. Больше не будет больно ни девчонке, ни братьям и их друзьям из-за страданий краснобанданного, ни тебе. Ни даже Рафу. Он забудет ее. О, да, он забудет ее, и все вернется на свои места! Все снова станет прежним! Ха-ха-ха, Раф все равно будет твоим!!! — Лиз… — вдруг неожиданно шепчет Рафаэль. — Не бойся, я не дам тебя в обиду. Люблю тебя… В сердце вдруг вонзаются тысячи таких медицинских игл, как на шприце, и жал скорпионов, яд которых в теле Моны Лизы. Ты пошатываешься назад и падаешь на колени, выронив шприц и согнувшись пополам. Нахлынувшие слезы душат тебя; ты хватаешься за голову, запустив пальцы в волосы. Любит… Как же ты можешь убить ту, кого любит тот, ради улыбки которого ты еще недавно была готова на что угодно? Эдигба — это самая первая девушка, в которую влюбился парень, а ты чуть не лишила его и этого. И кто же ты будешь после этого? И… разве это решило бы все твои проблемы? Нет, ни за что. Ты просто опустишь на него пелену мрака и нескончаемого горя, из-за которого Раф уже никогда не станет прежним. И это подействует не только на него, но и на тех, кому он дорог. Ты хотела, чтобы все вернулось? Так вот: ничего не изменится и ничего не вернется. Все рухнет, словно карточный домик, и погрязнет в руинах, осколках, слезах и… крови. Разве об этом ты мечтала? Разве это ты? — Не могу… — задыхаясь, шепчешь ты, обхватив себя руками и касаясь взмокшим лбом пола. — Я не убийца… Не убийца… — ✿✿✿✿✿? — вдруг раздается хриплый сонный голос Рафа, и ты испуганно поднимаешь голову, уставившись на парня огромными заплаканными глазами. — Что ты здесь делаешь? Тебе что, плохо? — Тут он замечает шприц, валяющийся около тебя. — Это еще что такое?! — Я — не убийца! — блестя безумными глазами, выкрикиваешь ты, отползая назад. — Не убийца, нет! Нет! Рафаэль подскакивает с места, несмотря на то, что после длительного нахождения в таком положении, то бишь на коленях, у него затекли ноги. — Что с тобой?! — Он кидается к тебе и пытается схватить за руки, чтобы немного успокоить, но ты только продолжаешь вырываться, плача и крича, что ты не убийца, что ты не хотела, чтобы так вышло, что ты умоляешь простить тебя, простить за то, что, дура, влюбилась в него, за все простить… *** А затем ты с криком просыпаешься и падаешь с подоконника иллюминатора, больно ударившись локтем. Еще некоторое время ты с рвущимися наружу рыданиями судорожно оглядываешься, убеждаясь, что тебе всего лишь приснился ужасный кошмар, а затем снова забираешься на широкий подоконник и, заняв положение полулежа, тихо плачешь в колени, изредка поглядывая через стекло иллюминатора на всепоглощающую черноту космоса, украшенную россыпью звезд. Это место тебе однажды показал Фуджитоид в тот же самый день, когда впервые появилась Мона Лиза. Удивительно, что робот, казалось бы, будучи обычной машиной, так быстро прочувствовал, что творилось у тебя в душе, и предложил уединенное тихое местечко, о котором никто не знал. Тут ты могла давать волю эмоциям, размышлять в одиночестве… тосковать по дому на Земле. И… может, это место было не так уж и секретно, может, не так уж и хорошо спрятано, а, может, в этом тоже был замешан чуткий профессор Ханикатт, но… *** Флэшбэк. — Бу! — Ай! — Ты резко вздрагиваешь от испуга, благодаря чему смачно ударяешься лбом о стекло, после чего слышишь до боли знакомый смех. — Раф?! Вот тебя бы носом в стекло впечатать! Ты откуда тут нарисовался?! — У меня вопрос получше будет. — Саеносец деловито оперся о стену рядом с иллюминатором, заставляя тебя переползти на другую сторону круглого подоконника, чтобы лицо Рафа не висело над твоей головой. — Ты чего тут одна сидишь? — Хочу и сижу, — бурчишь ты, обнимая колени и хмуро глядя за пределы корабля, в бесконечность. — И плачешь ты тоже, потому что так хочешь, я угадал? От его низкого голоса у тебя бегут мурашки. Ты поспешно вытираешь ладонями слезы, не поднимая взгляда. А затем на твое плечо опускается рука. Ты вздрагиваешь, удивленно открывая глаза — Раф стоял рядом, согнувшись, и с теплой улыбкой глядел в твое заплаканное лицо. — Можешь мне не верить, но я знаю причину твоего горя. Сердце пропустило удар. Знает? Раф, тем временем, положил вторую ладонь на подоконник для опоры и приблизился. Ты затаила дыхание. — Правда? Чужие пальцы осторожно вытирают слезу с твоей щеки, а затем зачесывают выпавшую прядь волос обратно за ухо. Ты замираешь, ловя каждое прикосновение, дыхание, каждое мгновение этой такой редкой для темперамента нежности. Глаза закрываются сами, немного кружится голова, а губы медленно округляются, чтобы быстрее почувствовать желанный поцелуй от желанного парня. — Ты скучаешь по дому. Волшебный момент разлетается на куски с грохотом битого стекла. Ты распахиваешь глаза. Любимое лицо по-прежнему здесь и по-прежнему близко, губы по-прежнему изогнуты в ласковой улыбке, а глаза по-прежнему излучают добро и заботу, вот только… Он не собирался тебя целовать. Ладони сами собой сжимаются в кулаки. Какая же ты дура! Нафантазировала того, чего быть не может… — Угадал. Я и вправду ужасно тоскую по дому. Было еще кое-что, безжалостно рвущее душу на куски, но об этом ты уже никому не расскажешь. Конец Флэшбэк. *** Если бы тебя спросили, когда именно тебя так начал привлекать Раф, ты бы, пожалуй, так и зависла, задумавшись, а потом начала бы свой рассказ с самого-самого начала. На самом деле, это было даже странно. Когда ты только увидела его, ты сразу же решила держаться от него подальше, чтобы, не дай бог, пролилась чья-то кровь. Этот парень показался тебе до ужаса наглым, самовлюбленным, эгоистичным, грубым и даже злобным. В первое время тебе было, мягко говоря, нелегко находиться с ним в одной комнате, особенно, если там был еще кто-нибудь из его братьев. Эти нелестные замечания по поводу ума Донателло, эти весьма ощутимые на вид подзатыльники раздражающему его Микеланджело, и вершина торта — постоянные перепалки с Леонардо, все это приводило тебя в ужас и гнев одновременно. Ну, разве так можно обращаться с братьями?! Да, привыкала ты к нему долго. Бывало жутко ругались, так, что едва не метали молнии в друг друга и окружающих. А потом… ты сомневалась, что Раф вдруг так изменился, скорее всего, ты и вправду привыкла ко всему этому. И осмелилась-таки посмотреть на все это с другой стороны. И поняла, что шутки вовсе не такие злые, как казались сначала, и все равно никто на них не обижался. Подзатыльники оказались не такими болезненными, а перепалки были больше похожи на взаимное подкалывание друг друга, не так уж и часто перерастающее в ссору. Ужиться с Рафаэлем, действительно, было можно. Если осторожно. И тогда в тебе и проснулся интерес, что же Раф за птица такая? Кхм, верней, черепаха. Не суть. И ты, обычно старающаяся видеть и слышать Рафа, как можно меньше, начала делать все наоборот. Украдкой ты следила за его глазами и мимикой, прислушивалась к тембру его голоса и изучала словарный запас, и со временем поняла, когда можно еще немного потыкать краснобанданного, а когда лучше бежать до самой Индии. Когда он шутит, а когда говорит на полном серьезе. Когда просто прикалывается, а когда действительно хочет обидеть. Когда у него плохое настроение, а когда хорошее. Это было полезно. Изучать поведение оказалось намного сложнее. Потому что ты никогда не могла понять, что движет бунтарем в той или иной ситуации. Даже достаточно сблизившись, хотя бы до того, чтобы не грызться при встрече и даже мирно смотреть телевизор на одном диване и смеяться над подколами друг друга, он оставался для тебя загадкой. Поэтому то, что произошло однажды, повергло тебя в самый настоящий шок и, к тому же, послужило переломным моментом в ваших отношениях. *** Флэшбэк. — Легче, легче! Действуй, как балерина, а не как слон! — наставляет тебя Раф, без труда уворачиваясь от твоих хаотичных ударов, словно он был легкой бабочкой. Хотя, возможно, тебе это просто казалось, до того ты была зла, что у тебя не получалось дать его ухмыляющейся физиономии хотя бы одну оплеуху. — Ты можешь просто заткнуться?! Он смеется, и этот звук вибрирует у него в горле, и отдается эхом в твоей уставшей разгоряченной голове, перед глазами которой то и дело смешивались все цвета. — Ты ужасно громко топаешь. И очень громко дышишь! — усмехается Раф, продолжая просто пятиться, работая лишь плечами и шеей, избегая твоих ударов. — Мастер Сплинтер не сказал тебе, что ниндзя действуют предельно бесшумно? — Зат… — с рыком выдыхаешь ты, словно медведь, — … кнись! — Позорище какое. — Рафа, естественно, все это жутко забавляло. — А-а-а-а!!! БАЦ! От удара у тебя заныли костяшки, но, божечки мои, ты это сделала! О, да-а, наконец-то! — Оу, молодец, — с довольной лыбой протянул Раф, щурясь, и его голос был тягучим, словно мед. — Словно муха с разлету в плечо врезалась. Сквозь чужой смех ты страдальчески взвыла и шлепнулась на пол. — Пошел ты, я сдаюсь. — Мда, жалкое зрелище. Ладно, посиди немного и посмотри, как действует настоящий ниндзя! И Раф начинает скакать по додзе, выделывая всякие трюки и кульбиты, но, господи, как же он тебя бесит! Нет бы молча признать уже свое превосходство и оставить тебя в покое, а он начал еще больше выделываться! Совершенно разозлившись, ты подскакиваешь на ноги и кидаешься к мальчишке, надеясь хотя бы просто неожиданно сбить его с ног, но вместо этого получаешь сама. Удар ногой. В лицо. Вскрикнув, ты хватаешься за бровь и, попятившись, снова падаешь на пол, на этот раз уже не по своей воле. Из глаз непроизвольно брызнули слезы. Господи, как же больно!!! Стиснув зубы, ты ощупываешь пострадавшее место, потому что тебе кажется, что ты истекаешь кровью, но, конечно же, ничего такого там нет. Но боль была такая, словно тебя ударили мечом.* И сквозь всю эту агонию ты слышишь рев Рафаэля, который с бранью подбегает и опускается на колени, резко хватая тебя за плечи и поднимая голову. — Отпусти-и-и, придурок, видеть тебя не хочу! — тут же начинаешь вырываться ты, навлекая на себя новый поток разгневанной ругани, от которой ты на несколько мгновений жмуришься, чувствуя, как отлетают назад волосы. — ТВОЮ Ж ДИВИЗИЮ, ЗАЧЕМ ЖЕ ТАК ПОДКРАДЫВАТЬСЯ?! С УМА, ЧТО ЛИ, СОШЛА, ДУРА?! Если честно, ты уже давно привыкла, что Раф всегда орет, как потерпевший, но сейчас тебе кричали прямо в лицо, а яростные зеленые глаза были совсем близко, и все это пугало и создавало чувство абсолютной беспомощности. Ударили изо всей силы, а потом еще и хорошенько наорали. Просто зашибись. Едва проглотив вставший в горле комок слез, ты закрываешь веки, ожидая худшего, но вместо этого черепашка неожиданно убирает прядь волос, закрывшую твой глаз и осматривает ударенное место. — Где больно? — к твоему удивлению, тихо, практически шепотом спрашивает подросток, а затем осторожно прикасается подушечкой пальца к твоей уже распухшей брови. — А, нашел. Тьфу, я перепугался, что прямо в глаз тебе заехал, черт побери. — А затем резко прижимает тебя к груди, вырывая изумленный вздох, и говорит тяжело, с нажимом. — Больше никогда так не делай, ты поняла? Топай, громко дыши, будь слоном, но только больше не подкрадывайся ко мне, и ни к кому больше. Мы ниндзя, реакция у нас хорошая. Я не хочу, чтобы тебе, дурочке, еще кто-нибудь врезал, а то ведь в следующий раз синяком не обойдешься. Ты усекла? Ладно, пойдем, надо лед приложить. И, поднявшись, парень собственноручно ставит тебя на ноги и, ничего не понимающую, тащит за руку к выходу. Извинений за удар и за резкие слова ты так и не услышала. Но ты и без этого прекрасно поняла, что этот черствый сухарь, чтоб его, всерьез испугался за тебя. Ты видела его дикие глаза — зеркала души, от них ничего не утаится. А еще он… обнял? тебя? И что это значило? Значило то, что Раф, сам того не желая, в критичной ситуации показал, насколько мягким, беспокоящимся и заботливым он может быть. Лед тебе Раф все же не дал. В руки не дал. Ты навсегда запомнила, как вы сидели на кухне, таращась друг на друга, кхм… верней, это ты таращилась на него в то время, как он с озабоченным выражением лица прикладывал пакет со льдом к твоей «бандитсткой пуле». Возможно, это было такое своеобразное извинение и искупление вины. Возможно, Рафу захотелось, чтобы и на него посмотрели, как на избавителя или же просто хорошую черепашку, даже, если она сама тебе врезала. А, возможно, он и сам не заметил, как его поперло на нежности. Впрочем, об этом ты тоже никому не расскажешь. Конец Флэшбэк. *** Ха, именно после тогда случившегося ты кардинально изменила свое мнение о зеленоглазом хулигане. Хм, вот и Ньютон открыл новый закон, перевернувший мировоззрение Солнечной Системы, после того, как ему на голову упало яблоко… Вопрос: неужели, чтобы понять что-то грандиозное, его надо стукнуть по башке? Ты достаточно долго потешала себя этой мыслью. Нет, действительно, это было очень странно. Тебе зазвездили ногой в лобешник, а ты вместо того чтобы питать ненависть к эдакому злодею, начала испытывать сильное влечение к нему. Я не совру, если скажу, что ты попросту таскалась за ним хвостом. А потом… как-то так вышло, что и он сам начал к тебе тянуться. Сначала он стал приходить к тебе домой, когда бесили братья или же продувал битвы. А ты латала его не слишком серьезные раны или же выслушивала гневную речь, позволяя даже стучать кулаком по ставшему не очень крепким после таких вот задушевных бесед столу. И все это тебе безумно льстило. К тебе! Он приходил не к Эйприл, и не к этому сорвиголове Кейси Джонсу, он приходил к тебе! В первое время ты просто задыхалась от восторга. А потом такие вот посиделочки стали обычным, но все же не менее приятным делом. Рафаэль начал навещать тебя и в хорошем расположении духа, из его уст ненароком вылетали не слишком красивые, но все же комплименты по поводу твоих обоев, занавесок, одежды, внешности… Ты терпеливо, но как бы нелогично это ни звучало, с нетерпением ждала, когда в ход уже пойдут цветы, хотя бы один-единственный цветочек для скромного начала, но этого всё не происходило. Чтобы подтолкнуть мальчишку на какие-то романтические действия, ты начала оставлять намеки, тонко замаскированными под шутку, даже пробовала флиртовать. И ничего. Возможно, и вправду не понимал, воспринимая как обычные подколы, а, может, не хотел отношений. В любом случае, дальше дружбы дело так и не зашло. Что ж, это ведь не конец света, правда? Конечно, Раф тебе очень нравился, но ведь можно же побыть и друзьями, почему нет? Тем более, такими хорошими. Раф делился с тобой искренними переживаниями, мыслями, он доверял тебе, как не доверял никому другому на свете, и тебе этого было достаточно. Пожалуй… *** Флэшбэк. — Прекрати улыбаться, Рафаэль, — отводя глаза, бормочешь ты, едва сдерживая легкую дрожь во всем теле. — Ты меня смущаешь. — И когда это ты стала такой стеснительной? — довольно мурлычет юноша, словно большой толстый кот, и специально смотрит на тебя в упор, чтобы ты чувствовала этот взгляд. Действительно, Раф никогда не заставлял тебя краснеть, но ведь это потому что поводов он не давал. Но сейчас, находясь в такой непосредственной близости, обнимая тебя за талию и дыша в лоб, он вызывал у тебя сладкое головокружение и зажигал огонь в груди. Хотя, может, в этом виновато было выпитое вино. — Ты ведешь себя странно, — шепчешь ты, гася в себе дикое желание уткнуться носом в его плечо и зажмуриться, лишь бы не видеть его улыбающейся моськи. — Исполнить твою мечту — разве это странно? — осведомляется Раф, улыбаясь. — Странно то, что ты шастаешь около моих окон и подслушиваешь мои телефонные разговоры, — парируешь ты. — Хотя это уже называется неслыханной наглостью, из-за которой я должна наградить тебя кулаком в нос, а не обниматься с тобой под медленную музыку. — Ладно, не ворчи. Я не шастал, и я не подслушивал. Просто случайно услыхал и запомнил. Признай, если бы не я, ничего бы этого не было. — Я ни за что это не признаю. Ты смущаешь меня. Раф на это только тихо смеется, и тебе ничего не остается, как улыбнуться в ответ. Сегодня, сейчас он делал для тебя то, что не сделал бы больше никто на всем белом свете. И ты по-настоящему благодарна ему. Действительно, если бы у тебя не было такого потрясающего друга, ты бы осталась без Выпускного школьного Вечера. Еще совсем недавно ты взахлеб рассказывала однокласснице по телефону, какое ты купила шикарное платье, и как же ты не можешь дождаться, как будешь кружиться в нем в темпе вальса, и как сильно ты мечтала об этом с девятого класса, и как же ты будешь счастлива. А позже, когда до Выпускного осталось всего два дня, ты получила травму ноги, к своему величайшему горю, из-за которого ты пролила немало слез. И на этот раз виновата была не твоя неуклюжесть, которая заметно поубавилась, когда ты усерднее начала изучать ниндзюцу. Виноваты были футы, а верней, Ксевер со своими железными мощными ногами. В итоге: перелом. Конечно, потом Саблезубом вытерли стену, но утешало это мало. Все твои мечты о незабываемом школьном Выпускном были разбиты вдребезги. Выгн…кхм… отправив всех родственников на дачу, чтобы побыть в полном одиночестве, ты уже решила, что будешь лежать без движения, рыдая всю ночь, но появившийся Рафаэль с улыбкой от уха до уха и бутылкой вина распорядился иначе. Чуть ли не силой и другими неприятными вещами заставил тебя достать из шкафа то самое шикарное платье, которым ты так хвасталась по телефону, сам же помог его надеть, словно, черт побери, он был не мужчиной, а какой-нибудь твоей подружкой. Затем поколдовал над освещением, погружая комнату в полумрак, нашел бумбокс, скормил ему диск с музыкой, которую наверняка накачал ему Донни, чтоб их всех, организаторов-помощничков этих, и, напоив вином, просто поставил твои ступни на свои и, обняв, заставил с ним танцевать. Если вялые шаги под музыку вообще можно было назвать танцем. В некоторой степени это должно было быть романтично и очень мило, и, в принципе, если мыслить космически, так оно и было, если бы Раф сделал все это… ну, нежней, что ли? Но, если подумать, парень и так выложился по максимуму, ты была признательна ему и за это. Это был первый в твоей жизни такой знак внимания, твой первый танец с парнем, твой первый бокал вина… который явно оказался лишним, так как от него путались мысли и рождались какие-то доселе незнакомые желания. Например, прижаться крепче. С замиранием сердца прислушаться к тембру голоса и дыханию. Словно ненароком коснуться виском его губ, ощущая чужую улыбку. Поцеловать. Впрочем, до поцелуев так и не дошло — алкоголь покорил не только твою голову, но и все остальное тело, которое отказывалось слушаться. Последнее, что ты помнила, это как Рафаэль, что-то добродушно ворча под нос, укладывал тебя в кровать, подтыкая одеяло со всех сторон. Именно тогда ты и поняла, что влюбилась. Конец Флэшбэк. *** После того случая ты была почти уверена, что теперь-то все поменяется. Наконец паренек начнет обращаться к тебе не как к другу, а как к девушке, начнет проявлять интерес… Но ничего не изменилось. Совсем. Рафаэль продолжал травить язвительные шуточки в твой адрес, не стеснялся отпускать пошлости вместе с Кейси в твоем присутствии, оценивать формы красоток с телевизора или с журналов. Он не собирался быть менее грубым и более улыбчивым, не собирался обращать внимание на твои новые духи, не собирался приходить в трепет, встречаясь с тобой взглядом. И на этот раз это было больно. Ты позволила ему подпустить тебя слишком близко к огню, не ожидая, что так сильно обожжешься. И от былой нежности не осталось и следа. *** Флэшбэк. — А-а-а, Раф, мне страшно! — верещишь ты, бешено вращая глазами. — Тихо, не истери! Все с тобой будет нормально, — фыркает черепашка в красном, сидя на коленях рядом с тобой, обездвижено лежащей на полу, как бревно. — Я чувствую, как яд растекается по моим венам, я взаправду это чувствую, а-а-а-а!!! — Брось, это был всего лишь маленький дротик, а ты тут слона из мухи раздула. — ДА КАКАЯ РАЗНИЦА, КАКОГО ОН РАЗМЕРА?! ТЫ НЕ… Шлеп! Рафаэль никогда бы не стал поднимать на тебя руку, но еще Рафаэль никогда не был благосклонен к истерикам, поэтому он решил, что пощечина будет лучшим способом, чтобы ее прекратить. И прежде чем ты начинаешь задыхаться от возмущения, он добродушно смеется и уже ласково легонько похлопывает тебя по пострадавшей щеке, таким образом утешая и извиняясь за излишнюю грубость. — Не бо-ойся. Это все лучи тревоги. — ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! — Может быть. — Ты не понимаешь! — Ты бы вцепилась ему в руку, если бы могла пошевелиться. — Я уже чувствую, как теряю рассудок, еще немного и я захочу съесть чьи-нибудь мозги, например, твои! — Это обыкновенный яд, ты не станешь зомби, — закатывает глаза парень. — Просто сначала парализует тело, а потом откажут внутренние органы. Ты делаешь глаза еще шире. — Раф, говорить об этом было совсем не обязательно! — раздается сердитый голос Донателло в стороне. — Мне очень-очень-очень страшно, и… мне холодно… Раф, пожалуйста, возьми меня за руку! — Зачем? — буркнул тот, опасливо покосившись на тебя, тяжело дышащую, со стекающими со лба бисеринками пота. Черт, как же больно… И так тяжело дышать, как будто тебя задавило грудой тяжелых камней. Ты жалобно простонала и тихо захныкала, словно маленький ребенок, который безутешно плакал всю ночь; из уголка глаз побежали горячие слезы. — Ладно-ладно! — испуганно просипел Раф, хватая твою ладошку. — Ты только дыши глубже, Донни уже работает над противоядием, все будет хорошо. — Раф! — шепчешь ты в отчаянии. — Что бы ни произошло, что бы со мной не случилось, я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. — Ха-ха, что-то в этом роде и ты мне говорил, когда сам отравленный валялся! — рядом возник Микеланджело, но темперамент тут же грубо оттолкнул тихо смеющегося братца. — Заткнись! Донни, давай быстрее, она уже бредить начала! Обида больно кольнула в твое сердце, прежде чем ты потеряла сознание. Конец Флэшбэк. *** Таких ситуаций было еще две, и каждая повторялась почти один в один: ты едва ли не вешалась ему на шею, в страхе шепча, что любишь, а он не самым деликатным образом отталкивал тебя, рыча, чтобы ты взяла себя в руки. Ты бы могла поверить, что тогда и вправду был не удачный момент для таких признаний, если бы такое не происходило и в нормальной обстановке. Выражая благодарность или восторг, ты говорила ему слова любви, но они не проникали в сердце бунтаря, даже самую малость. И тогда ты окончательно убедилась, что ему это попросту не было нужно. Если бы не случай, который перевернул все, что только мог, с ног на голову… *** Флэшбэк. — Да господи боже мой, сколько же он выпил?! — с возмущением удивляешься ты, придерживая со своей стороны еле стоящего на ногах Рафаэля. — Это все моя вина, — отзывается Леонардо, поддерживая брата с другой стороны. — Я должен был следить за ним. — Вот еще новости! — фыркаешь ты, сдувая с лица прядь волос. — Он же не маленький, чтобы за ним бегать и кричать, чтобы не брал бяку в рот. — Пожалуй, именно этим я и должен был заниматься, чтобы не допустить всего этого безобразия. — Не волнуйся, утром я с ним поговорю. — Я собирался сделать то же самое. «Добром это не кончится», — со вздохом подумала ты. Кое-как дотащив парня до дивана, вы усаживаете его на сиденье, прислонив панцирем к спинке, так как положить его на бок вы рисковать побоялись. Тот отзывается болезненным мычанием и морщит лицо, после чего просит пить хриплым голосом, и Лео, вздохнув, отправляется на кухню, но сначала к Дону, чтобы тот нашел необходимые для бунтаря таблетки. Ты провожаешь его тоскливым взглядом. — Ну, че ты так вздыхаешь? — подняв руку, юноша прищипывает переносицу. — Слушай, все мы тут немного выпили. К тебе же у меня только один вопрос. — Вот только не надо сейчас, — по-медвежьи рычит ниндзя и роняет затылок на спинку дивана. — Какого черта надо было так напиваться, словно в последний раз?! — Да не пил я! — взмахивает руками краснобанданный, и ты едва успеваешь увернуться, чтобы не получить по лицу. — Щущуть только совсем, видишь же, я трезвый, как сщёклышко! — Ага, вижу, — печально вздыхаешь ты и собираешься подняться, тоже дойти до кухни и достать из морозилки лед, чтобы немного облегчить головную боль твоего друга, как тот больно сцепляет пальцы на твоем хрупком запястье и тянет на себя, заставляя тебя упасть обратно на диван и опереться локтем в его пластрон, который почему-то тоже кажется горячим, как и весь мальчишка. — Раф, больно же! — пищишь ты, вырываясь, а затем отодвигаешься и пристально уставляешься на паренька, словно сова, увидавшая мышь. — Не ух-х-ходи, — бормочет он, однако тебе, наоборот, хочется уйти побыстрее, чтобы не лицезреть этой картины и не чувствовать этого чудовищного запаха, от которого, казалось, пьянела ты сама. Но ты не можешь. Не можешь его бросить в таком состоянии. Любить в горе и радости, чистого и грязного, сильного и беспомощного, трезвого и пьяного, или как там это говорится? — Куда я от тебя денусь? — морщась, вздыхаешь ты и придвигаешься ближе, чтобы пощупать лоб пацана, но тот перехватывает твою ладонь и прижимает ее к своему лицу, зачем-то вдыхая ее аромат и заставляя тебя покрыться мурашками. — Что с тобой? Он долго смотрит на тебя затуманенным взглядом, его глаза кажутся стеклянными, как у куклы, и в них танцуют блики включенного телевизора. — Почему… — начинает он запутанным языком. — Почему я раньше не замечал, какая ты красивая? Ты аккуратно вынимаешь руку из его пальцев, легонечко хлопаешь ею по гладкой горячей щеке, а затем ласково гладишь ее тыльной стороной пальцев. — Наверное, потому что ты балбес. Рафаэль снова сжимает твою ладошку, не понимая, с какой силой, и прикасается к ней пересохшими губами, обжигая горячим дыханием. — Красивая, словно ангел… — Он тянется второй рукой к твоему затылку и одним легким небрежным движением отстегивает заколку, заставляя волосы легкими волнами рассыпаться по плечам и обрамить румяные щеки. — Э-э-э, брат, — качаешь головой ты, вытаскивая руку и опять собирая волосы в пучок. — Дела совсем плохи. Крыша едет, дом стоит, где ты, доктор Айболит? Лео! Как успехи? Леонардо, после визита с Донни направляющийся на кухню, не останавливаясь, помахал рукой. — Я нашел таблетки. Сейчас принесу воды. — Захвати, пожалуйста, лед из холодильника. Лео кивает и исчезает на кухне. Ты с улыбкой закатываешь глаза и снова обращаешь взгляд на саеносца. — Неужели, чтобы разбудить в тебе романтические чувства, тебя нужно напоить в стелечку? И в следующий момент происходит то, чего ты уж никак не ожидала. Ниндзя неожиданно хватает твои щеки в обе ладони и, припав к твоим губам, жадно целует, кусая за нижнюю губу. Тебя словно ударило молнией в голову. Ты сдавленно мычишь, пытаясь отстраниться, но парень не ослабляет хватку, целуя глубоко и голодно, словно последний раз в этой жизни. Хм, пожалуй, Рафаэль все делает именно таким образом, забирая у жизни все, без остатка. Так сказать, на всю катушку. Чувствуя, что сейчас взорвешься на миллионы осколков или же попросту сойдешь с ума от волны эмоций, захлестнувшей с головой, что наполнила всю тебя до краев, ты закрываешь глаза, чтобы стало хоть немного легче, и накрываешь сильные руки юноши своими. В груди полыхало неистовое адское пламя, которое грозилось вот-вот сжечь тебя изнутри, но тебе не было страшно. Внезапно тебя словно укутало глубоким спокойствием, чувством полнейшей защиты и счастья, увы, не тихо теплящегося в груди, а искрящегося, взрывающегося фейерверками и пылающими сердцами. И головокружение, и жар, и мурашки, бегающие табунами, неожиданно начали приносить тебе безумное удовольствие. Хотелось кричать, петь, плакать и целовать, целовать до потери пульса. — Кхм, я, конечно, прошу прощения, — вежливо раздается рядом, и сейчас этот голос сродни удару огромного молота по голове. Приглушенно пискнув, ты распахиваешь глаза и с силой отталкиваешь от себя Рафа, красная, как мак. Затем поднимаешь ошалелые глаза на Леонардо, что смотрел смущенно, с удивлением и непониманием, и, простонав, прячешь пунцовое лицо в ладонях. — Интересная картина, — все еще изгибает бровь лидер, а затем щелкает упаковкой, вынимая таблетку. — Он ни разу не говорил, что у него есть какие-то чувства к тебе. — И мне тоже, — бормочешь ты, не рискуя смотреть мечнику в глаза. И вообще куда-нибудь смотреть. Кошмар како-о-й… — Хэй, ну ты чего? — Ты почти уверена, что синебанданный улыбается. — Я все понимаю, просто это было неожиданно. Очень-очень-очень неожиданно. На самом деле. Очень. Слова Лео, в любое время готового понять и принять, что бы там ни было, конечно, всегда утешали и вселяли уверенность, но сейчас этого было недостаточно, чтобы унять этот пожар стыда. Ты слышишь, как Лео мягко уговаривает что-то невнятно бормочущего Ромео выпить таблетку, представляешь, как он заботливо поддерживает его, чтобы тот не поперхнулся водой, и даже удивляешься всему этому. Ты думала, что лидер будет долго прожигать тебя взглядом и выпрашивать смущающие подробности, но тот удивительно быстро отвлекся от произошедшего, чтобы позаботиться о непутевом братце в красной повязке. И невольно отвлекаешься и сама, задумавшись о том, как же им всем, черепахам, повезло с таким старшим братом. Поразительно, как он еще вообще не съехал с катушек со всеми братскими капризами и закидонами, коих не мало. Внезапно ты ощущаешь, как на твое плечо аккуратно ложится чужая ладонь, и осмеливаешься, наконец, поднять голову. Мягко улыбаясь, Лео протягивал тебе стакан воды. Когда он успел еще раз сходить на кухню — оставалось загадкой. Шмыгнув носом, скорее, просто для придания трогательности, ты забрала стакан и поднесла его к губам. Весьма кстати. — Ну, так, — Лео, внимательно глядя на тебя сверху вниз, попутно проверял температуру брата, положив ладонь ему на лоб, — и давно это у вас? Ты чуть не подавилась. — Несколько минут назад, — нахмурившись и поджав губы, заявляешь ты. Лицо лидера принимает удивленный вид, после чего он улыбается, подняв одну надбровную дугу. — Ничего себе. Не имея поблизости столика, ты ставишь стакан на пол, подальше от своей ноги, и снова начинаешь сгребать в охапку так и не собранные волосы. — Мне кажется, тебе лучше пойти домой, — предлагает Лео, и ты поднимаешь недоуменные глаза. — Уже поздно, твои родители тебя хватятся. Ты снова опускаешь взгляд. А ведь он прав. — Но я же приду завтра? — Ты никогда особо не жаловала «щенячьи глазки», считая, что это глупо, но сейчас они получились сами собой. Лео тихо рассмеялся. — Разумеется. — Тогда я побегу! — и, схватив свою куртку, мчишься к выходу, но останавливаешься, обернувшись. — А как же Раф? Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь? — Уверен. — Лео провожает тебя улыбкой, и ты покидаешь черепашье семейство со светлыми мыслями вернуться завтра, в новую жизнь. Теперь-то она от тебя никуда не денется. *** Утром, где-то в час дня, ты говоришь матери, что спешишь на дополнительные занятия по музыке, и на всех парусах летишь к убежищу ниндзя, ставшему тебе вторым домом. Зря тогда мать похвалила тебя за такое рвение к учебе. Оно все равно было ненужным. Нет, встретили тебя, конечно, как всегда, тепло и ласково, шумно и весело, но… в том-то и дело, что, как всегда. И касалось это именно Рафа, который не стал заключать тебя в объятья, или же награждать нежным взглядом с долей хитрости и тайны, чтобы никто не догадался, что вы так неожиданно стали парой. Он просто небрежно откозырял тебе с дивана, саркастически удивляясь, что тетушка-сова нынче проснулась рановато, и все. Больше никакой чести ты не удостоилась. Тебе словно вонзили клинок в сердце. Ты даже болезненно сморщилась и схватилась за ноющую часть, однако предполагаемой раны там не было. Ее ведь нельзя увидеть, так? Ты просто не могла поверить, что это было на самом деле. Может… тебе это лишь приснилось? Нет… Ты отлично помнишь ощущение чужого горячего языка, по-хозяйски разгуливающего в твоем рту. Почему же он так поступает с тобой? Может, он действительно пока ничего не хочет говорить братьям, поэтому так усердно делает вид, что ничего не было? Или, может, ему стыдно за вчерашнее, что первый шаг был сделан, когда он был в таком состоянии? Может, он боится, что ты не испытываешь к нему ответных чувств? Или он просто волнуется, что тянул кота за хвост так долго? Или… может, он просто ничего не помнит?! После такого количества выпитого, это, конечно, очевидно, но… Разве можно такое забыть? В общем, что бы это ни было, ты решаешь не давить на темперамента, а просто подождать, когда он будет готов к серьезному разговору, когда будет готов сделать следующий шаг. И ты терпеливо ждешь, избегая попаданий ему на глаза, чтобы не волновать. И ты дожидаешься. Но совсем не того. Сквозь шум воды ты слышишь негромкий стук в дверь и, закрыв кран, вытираешь вымытые руки полотенцем. — Выйду через секундочку. Но тут дверь открывается сама и в комнату заходит Рафаэль, тут же закрывая ее за собой. — Надо поговорить. У тебя тут же падает сердце. — Насчет вчерашнего. Тебе кажется, или температура комнаты стала выше? — Слушай… — Раф неловко трет затылок, отводя взгляд. — Вчера по пьяни я отчебучил большую глупость. Тебе словно влепили здоровенную пощечину. Потеряв равновесие, ты пятишься назад и прислоняешься спиной к кафельной плитке. — Я, надеюсь, ты на меня не злишься. Хотя… я же вижу, что злишься. Блин, я не хочу, чтобы из-за такой ерунды ты меня возненавидела. Хэй, ну чего ты насупилась? Обиделась, да? Ты поднимаешь на юношу измученный взгляд. Из горла вырывается хриплое «нет». — О, круто! — Раф облегченно выдыхает и привычно скалится. — Я знал, что ты поймешь, не глупая же. Значит, норм? У тебя дрожат губы. В горле встал комок, и от нехватки воздуха кружится голова. Казалось, еще чуть-чуть и ты упадешь в обморок. И в это же мгновение за дверью раздался отчаянный вой Микеланджело: — РАФ, КАКОГО ЧЕРТА?! Я УБЬЮ ТЕБЯ!!! Раф злобно хихикает, искоса поглядев в сторону двери. — А вот нечего было меня доставать, когда и так башка трещит. Ну, значит, забыли? Словно находясь в каком-то трансе, ты киваешь, пустыми глазами глядя куда-то перед собой. Раф с улыбкой слегка ударяет тебя кулаком в плечо и спешит позлорадствовать над промокшим младшим братом, оставляя тебя наедине. Ты молча съезжаешь по стене. — Забыли… Конец Флэшбэк. *** Рафаэль был неправ, когда говорил, что ты не глупая. Ты дважды дала ему подержать в руках твое сердце, и дважды он уронил его. Может, от неловкости или же от собственного незнания, что это бывает больно. Только во второй раз было особенно болезненно, потому что на еще трепещущее живое сердечко еще и наступили, растоптав ко всем чертям. А ты так наивно полагала, что этого не случится, верила ему. Начала строить башню из каких-то догадок по поводу его поведения, его горячих признаний, которых не случилось, грандиозных планов, о том, что будет дальше. Ты сама создала ту ответную любовь, которой не было и быть не могло, сама же решила, что она является пылкой, крепкой и долговременной, и скрепила ею свою башню, посчитав, что она будет твердой и устойчивой. И поверила, что на ее вершине и живет твое вечное счастье. Но стоило тебе забраться на самый верх, она пошатнулась. И рухнула. Вместе с тобой. И в итоге пострадало не только твое бедное сердце. Ты вся разбилась на куски. Рафаэль не любил тебя. И не хотел любить. Наверное, потому что не умел. И ты не могла судить его за это. Тем более, ненавидеть. И все кончилось. После того случая тебе казалось, что ты больше никогда не сможешь переступить порог черепашьего логова просто потому что там был он. Сославшись на плохое самочувствие, ты провела дома неделю в компании со слезами. А затем просто придумывала различные отговорки и важные дела, но, в конце концов, осмелилась прийти просто для того, чтобы никто не заподозрил, что твоя редкая посещаемость связана конкретно с кем-то из братьев. Не хотелось выносить сор из избы. И об этом ты так никому и не рассказала, думая, что, чем меньше будет посвященных, тем больше у тебя будет шансов забыть об этом раз и навсегда. Тоже самое ты сказала и Лео, когда он попытался поговорить с тобой. Ты просто решила поступить так, как и предлагал тебе Раф. Ты просто забыла. Словно ничего и не было. Это было не слишком сложно, потому что Раф справлялся с этим безупречно. Все тот же хулиганистый взгляд, те же ехидные шуточки, те же манеры. И ты просто подыграла ему. Сначала было нелегко, даже больно. А потом свыклась. На «нет», как говорится, и суда нет. Слезы, душераздирающие рыдания, ощущение Конца Света есть. А суда нет. *** А потом все внезапно стало чокнутым. Все закружилось, завертелось, Крэнги, Футы, пришельцы из другого измерения, называющие себя Трицератонами… Объединение с врагами, ужасная жестокая битва, гибель учителя Сплинтера, уничтожение Земли и ваше спасение роботом с человеческими мозгами, с которым вы отправились на серьезную миссию в космические дали. А в один ужасный день появилась она. И это в тот момент, когда ты уже решила, что Раф попросту не интересовался девочками. Не то чтобы это было бы так страшно, на самом деле… Это было бы просто кошмарным. Но идею из числа возможных ты не исключала. Может быть, поэтому его внезапный интерес, а позже и мальчишеская влюбленность, причем с первого взгляда, оказались для тебя ударом, к которому ты совсем не была готова? Слишком сильным ударом. Ударом, на который закрыть глаза ты уже не могла. Как и смириться… *** Обхватив колени, ты вцепляешься пальцами в штанины своего комбинезона, и мучительно стонешь, захлебываясь, захлебываясь в слезах и агонии, которая не прекратится уже никогда. И ты была в этом уверена. — ✿✿✿✿✿, что случилось?! — Голос звучит с искренним беспокойством, с хорошо тебе знакомой, приятной слуху хрипотцой, от которой всегда бежали мурашки. Не поднимая головы от колен, ты отрицательно мотаешь ею в разные стороны, сдерживая в себе порыв разрыдаться громко и с надрывом. — Го-о-споди, ну что за беда? — тебя хватают в охапку и спускают с иллюминаторного подоконника прямо на пол, усаживаясь рядом и прижимая тебя к груди, окутывая своим теплом. Со свистящим выдохом, ты стискиваешь зубы и сжимаешь кулаки, так сильно, как только можешь. — Раф, пожалуйста… — бессвязно шепчешь ты, глотая слезы, хотя и сама еще не знаешь, о чем ты хочешь его попросить. О том, чтобы ушел, или, чтобы остался? — Т-ш-ш-ш, — парень прижимается губами к твоей макушке. — Совсем ты че-то раскисла, мать. Дай угадаю: это из-за сегодняшнего, так? Иногда и Рафаэль может быть проницательным. Ты еле киваешь, продолжая тихонько завывать, прижимаясь щекой к твердому, но такому родному пластрону. — Так и знал, что ты перепугалась. Меня самого чуть Кондратий не хватил, это же надо — планета, полная насекомых! Проницательным быть может, но только не сейчас. — Нет… — давясь, шепчешь ты, чувствуя, как прибывает новая волна слез. — Нет? — В голосе мастера сай слышится удивление. — А в чем дело? Из-за… эм… это из-за Моны Лизы, что ли? И снова в точку. Ты понимаешь, что больше не можешь сдерживаться. Раф на минуту обнимает тебя крепче, когда рыдания становятся громкими и, казалось, совершенно безутешными, а затем обхватывает тебя так, чтобы ты лежала на его руках, словно младенец. Ласково зачесывает твою прядь за ухо, прямо, как в тот самый день, когда ты вот так вот плакала, когда впервые появилась ужасная Мона Лиза. И осторожно целует в горячий лоб, разрешая себе такую непозволительную нежность. — Во дуреха. Ты ревнуешь, что ли? Я тебя умоляю! Если ты думаешь, что я теперь тебя брошу, то ты глубоко ошибаешься! Мы же с тобой друзья! И снова мимо. Вытерев руками слезы-сопли, ты вдруг вылезаешь из уютных рук черепашки, садишься на колени напротив и обхватываешь его шею, прижавшись к пластрону всем дрожащим тельцем. — Прости меня… — как в бреду, слезно бормочешь ты в отчаянии. — Пожалуйста, прости меня, Раф, пожалуйста… — Воу-воу! За что? — За все… прости меня, пожалуйста, за все… Прости… Прости меня. За то, что в тебя влюбилась.