Адвокат

Старый коттедж. Настолько старый, что окружающие нередко принимали его за пустующее, брошенное здание. Лишь предупреждающая табличка на калитке, вычищенная до блеска, указывала на то, что здесь кто-то обитает. "Джерард Листнер, адвокат". Табличка сверкала, словно гордый Юнион Джек, четко давая понять - здесь живёт британец. Не Жерар, не Герхард. Живя на франко-бельгийской границе, оставаться британцем для него было делом чести. Для меня - очередным чудачеством. Впрочем, я часто выбираю чудаков. Рано или поздно я должна была попасться. Один из них пытался рассказать мне о карме - вот видимо и она. Джерри открыл дверь, и я поневоле сжала зубы. Скрип дверной и зубовный слились в моих ушах. Сейчас моя улыбка сверкала первозданной белизной, ослепительной красотой, и казалась тем самым голливудским оскалом, к которому стремятся все молодые люди этого времени. - Я смотрю, тебе лучше, - проговорил он с мягкой улыбкой. - Внешность не всегда отражает суть, - огрызнулась я. - Ох, ну извини. Ты же знаешь - я не хочу этого. - Тогда отпусти. - И ты моментально сиганёшь в окно и - поминай как звали. Кстати, как твоё настоящее имя? - Ты спрашиваешь каждый день. - И ты всякий раз называешь новое. Только это всё ложь. - Попробуй Беатрис. - Как насчет Лилит? Я лишь рассмеялась. Конечно же мимо. И почему они все считают, что люди сплошь звались какими-нибудь Абрамами и Мариями? - Ну, раз ты не хочешь простым путём... - он надулся, прямо как обиженный мальчишка. - Опять, Джерри? Он подошёл, взяв меня за подбородок, повернул к себе. Сейчас я могла бы его поцеловать, и, быть может, он поверил бы мне. Но он был ловок, быстр и жесток. Оттолкнув меня обратно, припечатав к спинке стула, он начал задавать свои дурацкие вопросы: - Может тебе нравится? Может я тут зря стараюсь? Давай, признайся, тебе хорошо от того, что я кромсаю твои крылышки? Тебе действительно нравится слышать хруст собственных костей?! - последнюю фразу он почти прокричал, поднимая с пола биту. Мне не нравилось. Но альтернатива была ещё хуже. Взмах, легкий, словно прутиком, и тяжелая дубинка со свинцовой сердцевиной опустилась мне на руку. Боль? Что такое боль, когда ты две недели подряд переживаешь её трижды в день, на завтрак, обед и ужин? Сегодня я даже расслышала хруст собственных костей. Пальцы, он сломал пальцы. Из-под разбитых в осколки ногтей сочилась кровь. Такая красная... Прямо как у него. Хотя я и не видела никогда его крови. Второй удар был настолько неожиданным, что я не сразу сообразила, куда он пришёлся. Этого он раньше себе не позволял. Мужчины, жалующиеся на удар между ног, чаще всего этот удар заслужили. И они понимают это. Я раньше не чувствовала этой боли. Разрыв внутренних органов, должно быть. Пелена спала с глаз как раз вовремя. Я увидела биту, летящую мне в лицо и успела даже усмехнуться. Подавиться собственным зубом - неприятно, но несмертельно. Для меня - несмертельно. Четыре дня назад он пытался утопить меня в ванной. Вот вода, заполнившая все легкие, это больно. Я тогда почти сбежала, и он вырвал мне крылья. На какое-то время я выпала из реальности от боли, и потому пропустила тот момент, когда бита пробила лицо, вмяв кости внутрь черепной коробки. Когда я пришла в себя, спустя где-то полчаса или сорок минут, он сидел рядом. Газовая горелка, огромные болторезы - всё это знакомо. Значит мне придётся снова слушать его гундёж. Вмятые внутрь кости мешали дышать и говорить, боль рассеивала внимание, потому огромный, как в фильмах о средневековье, топор палача я заметила только когда он взял его в руки. - Милая. Зачем ты так со мной? В ответ я могла лишь промычать или простонать что-то невразумительное. - Я не знаю кто ты, ведьма, суккуб, падший ангел, какой-нибудь восточный ифрит, горгулья, гарпия... Но я знаю, что это ты заставляешь меня. Бульканье крови в моей глотке могло сойти за смех. - Ну вот опять. Ты же знаешь, как остановить это насилие. Почему ты продолжаешь? Челюсти не слушались, а неосторожное движение, видимо, порвало какую-то важную артерию... Кровь полилась прямо изо рта жутким водопадом. Краем глаза я заметила, что вся майка на внушительной груди уже давно пропитана кровью. - Я не хочу... Но не могу иначе, - почти нежно прошептал он. Газовая горелка разгорелась, лезвия болторезов в её пламени стали раскаляться. На самом деле в его словах есть правда. Я суккуб. И я даю людям того, чего они пожелают. А еще делаю так, чтобы желали они меня. Только всегда найдётся придурок, который захочет себе суккуба в личную вечную власть. И этот придурок передо мной. Страдание наркомана читалось на его лице ясно и ярко. Он желал своей дозы, не получал её, страдал, пытался меня уничтожить и страдал еще больше. Раскаленные лезвия стали смыкаться у основания моего крыла. Почему-то он считал, что именно раскаленные лезвия доставят мне бОльшую боль. Неспешно и неотвратимо, словно дикий пёс, лезвия вгрызались в полую, белоснежную кость, ранее обтянутую мягкой, почти бледной кожей. Раздался хруст. Инстинктивная попытка сжать челюсти и кулаки стоила мне слишком дорого. Однако же он воспринял мой булькающий стон как очередной смешок. Болторезы куда тяжелее биты, а железо на конце к тому же неплохо рвет кожу и мясо. Не знаю, специально ли он сомкнул их с такой силой, когда проломил мне грудную клетку, но ребро он мне раздробил. Из дыры в легком послышался свист, сопровождаемый журчанием. Это кровь веселыми ручейками текла по животу и спине, по подбородку, оттуда, где у меня был раньше мой прекрасный белозубый рот. Он взбесился, зная, что с минуты на минуту я потеряю сознание. Топор взлетел, зацепив потолок, и обрушился на мои прекрасные, загорелые, залитые кровью ноги. Звериная сила в таком тщедушном человеке. Это могло бы меня возбудить, если бы я не потеряла сознание. Сегодня даже обошлись одним крылом. Я не слышала, как он собрал инструменты, не слышала, как он закрыл дверь. Разбудил меня, спустя несколько часов, мягкий розовый свет. Солнце опускалось, а значит, скоро моё тело начнет себя восстанавливать. Кости срастутся, а там где их нет - вырастут новые. Плоть покроет их, словно плющ стены этого дома. Всё это время я буду терпеть адскую боль. Ради чего? Ради того, чтобы завтра всё повторилось? Могу ли я это прекратить? Могу. Но вы бы знали, какого вкуса сок его души, когда он так её насилует...