Дело рассерженного шахматиста

Оцепенение Холмса вскоре прошло, он вскочил и бросился в спальню переодеваться. Я последовал его примеру. Через несколько минут мы уже мчались в экипаже инспектора по просыпающимся улицам Лондона. У дома нашего клиента, несмотря на ранний час, толпились зеваки. Холмс взбежал по ступеням невысокого крыльца и распахнул незапертую дверь. ― Лестрейд! ― закричал он. Мы с сержантом поспешили войти следом и захлопнуть её, дабы не устраивать развлечение прохожим. ― Что вы так шумите, мистер Холмс? ― уставший и невыспавшийся инспектор вышел к нам из гостиной, откуда доносились громкие женские всхлипывания. ― Здравствуйте. ― Холмс ограничился кивком, а я пожал Лестрейду руку. ― Тело всё ещё наверху, в кабинете. Надеюсь, после вашего заключения мистер Пратт смирится с неизбежным. Хотя, по счастью, ему скорее грозит лечебница, чем виселица. ― Я могу осмотреть мистера Пратта? ― спросил я, похлопав по своему саквояжу. ― Пожалуйста, доктор… ― Позже, Уотсон, ― резко бросил Холмс. ― Вы мне нужны на месте преступления. Лестрейд пожал плечами, и мы втроём поднялись на второй этаж. Мистер Пратт находился у себя в спальне, судя по констеблю, дежурившему под его дверью. Дверь же в кабинет оставалась открытой. Несчастный секретарь лежал на полу в дальнем конце комнаты. Положение тела говорило, что смерть застала Гарднера в тот момент, когда он рассматривал что-то на шахматном столике у книжного шкафа. Возле доски с фигурами стояла свеча, наполовину оплывшая. Орудием убийства послужил тот самый бронзовый рыцарь, которого я видел на письменном столе в день посещения Пратта, ― теперь он валялся на ковре рядом с телом. Покойный был в халате, ночной сорочке, наскоро заправленной в брюки, и в шлёпанцах на босу ногу. Я опустился на корточки возле тела. Удар пришёлся в основание черепа ― верная смерть и практически полное отсутствие крови. ― Как видите, убийца мог заметить свет, пробивающийся из-под двери, ― промолвил инспектор, ― щель там достаточно большая. Он открыл дверь и прокрался по ковру к мистеру Гарднеру. Схватил первое, что подвернулось под руку, ― бронзовую статуэтку ― и ударил по голове. Кажется, мистер Пратт, со слов домашних, был уверен в том, что кто-то нелепо подшучивает над ним, подменяя фигуры в шахматных наборах. Он даже уволил секретаря накануне, обвинив его в этом. И заметьте: все слуги показали, что мистер Пратт не просто устроил при этом скандал, он ворвался в дом с криками: «Убью!» Его еле успокоили. Не удивительно, что, застав Гарднера ночью за тем же занятием, он вышел из себя и в порыве гнева нанёс удар. На мой взгляд, налицо мания, которая и привела к трагедии. Семейству стоило бы вовремя показать мистера Пратта врачам, но они, видимо, считали его убеждённость простым чудачеством. ― Кто обнаружил тело? ― спросил Холмс и прошёлся по кабинету, зачем-то разглядывая подсвечники. Я заметил, что он, хотя и был по-прежнему потрясён смертью секретаря, выглядел уже увереннее. Да и меня самого в случившемся смущало слишком многое, чтобы поверить в версию полиции. ― Тело обнаружила служанка, ― ответил Лестрейд. ― В половине шестого она пришла в кабинет, чтобы открыть ставни и проветрить помещение. Она тут же увидела тело, но, не разглядев в полумраке, сначала подумала, что это её хозяин, и бросилась к нему, а потом уже воплями подняла на ноги весь дом. ― Где был Пратт? ― У себя в спальне, его дочь с зятем ― в своей, они почти одновременно прибежали сюда. ― То есть Пратт спал? ― переспросил я, переглянувшись с Холмсом. ― Говорит, что да, и очень крепко. Холмс достал лупу и около получаса внимательно изучал королей из шахматных наборов. Обойдя последовательно каждый шахматный столик, он вернулся к тому, подле которого произошла трагедия. ― Давайте поднимемся на третий этаж, Лестрейд, ― сказал мой друг. ― Судя по этой свечке, нас там ждёт открытие. Инспектор был слишком уставшим, чтобы, по своему обыкновению, спорить. Холмс стал подниматься по лестнице впереди нас, тщательно осматривая ступени. Он подошёл к двери в комнату секретаря и опустился на колени, разглядывая что-то на ковровой дорожке. ― Подойдите сюда, ― позвал он. ― Видите эти капли стеарина? ― И что в них странного? ― удивился Лестрейд. ― Хорошо, ― усмехнулся Холмс, ― а теперь зайдём в спальню. Постель секретаря была в беспорядке ― всё говорило о беспокойной ночи. Рядом на тумбочке стояла свеча, почти новая ― только фитиль почернел да края немного оплавились. ― Как видите, его свеча на месте, ― сказал Холмс, ― однако у двери следы стеарина. Кто-то поднимался к нему ночью, взяв свечу в кабинете. Остановился у двери, постучал и вызвал Гарднера для разговора. ― Да! ― воскликнул я. ― И одевался тот явно в спешке! ― Прекрасно подмечено, Уотсон. ― И что всё это означает? ― начал раздражаться Лестрейд. ― Это означает, как я заметил ранее, что кто-то пришёл к его двери и позвал в кабинет. Не сам он внезапно решил что-то сделать с фигурами или осмотреть их. ― Это мог сделать и Пратт! ― Зачем? Он секретаря уже уволил. Он отомщён и может спать спокойно. Кроме того, Лестрейд, когда вы в гневе бьёте человека по голове, вы не станете тут же подхватывать его под мышки и укладывать на ковёр. Тело поддержали, чтобы оно не рухнуло случайно на столик, не уронило его на пол вместе с доской и фигурами и не наделало шума. ― То есть вы считаете, что убийство было спланировано? ― переспросил Лестрейд. ― Совершенно верно ― и в спешке. Убийца допустил ошибку ещё накануне, когда не стал покупать новый набор шахмат, а пытался подставить секретаря и просто поменял местами уже существующие фигуры. Уотсон, расскажите инспектору, что случилось в кабинете, когда вы навещали Пратта. Я коротко пересказал содержание тогдашней беседы. ― Выходит, всё подтверждается, ― пожал плечами Лестрейд. ― Доктор невольно подбросил секретарю идею. Холмс так посмотрел на инспектора, что я решил вмешаться: ― Мистер Гарднер не произвёл на меня впечатление глупого человека. Возможно, он был на что-то обижен и пытался досадить хозяину, но к чему отклоняться от успешной тактики и допускать откровенную оплошность? Тем более, идея принадлежала не ему, да и мистер Пратт её уже заранее слышал. В такой ситуации просто поменять фигуры на досках было равносильно признанию. ― Я скоро сам с ума сойду, ― проворчал Лестрейд. ― Мистер Холмс, вы уверены, что кто-то вообще менял фигуры? Зачем? Я бы скорее предположил, что у мистера Пратта какая-то форма сомнамбулизма и он по ночам ходит в кабинет и переставляет этих… что там меняли? Красных королей? ― Если бы их просто переставляли на досках, я бы даже согласился с вами, ― ответил Холмс. ― Но поменяли местами только двух королей. Остальные же взяты из наборов, которых в кабинете нет. Я могу даже утверждать, что одна фигура взята из набора, купленного с витрины магазина. Если потребуется для суда, я проведу химический анализ лака. ― Да чёрт возьми! Кому понадобилось убивать секретаря?! ― не выдержал Лестрейд. ― Инспектор, в этом доме царит культ шахмат, если вы заметили. Так естественно для шахматной партии: пожертвовать фигурой, чтобы потом поставить королю мат? Что ж, не будем тянуть. Давайте спустимся вниз, и я побеседую с домочадцами. ― Тут он запнулся и прибавил, слегка скривившись: ― Если, конечно, вы не возражаете. Лестрейд ничего не сказал, только вздохнул. Когда вошли в гостиную, миссис Кентвилл тут же узнала меня, вскочила с кресла и бросилась навстречу. Её супруг лишь недоумённо приподнял брови, а миссис Бишоп насторожилась. ― Доктор Джонсон! Как хорошо, что вы пришли! ― вскричала леди Глория. Собственно, пользы от «Джонсона» никакой не было ― видимо, бедная женщина обрадовалась знакомому лицу. ― Мистер Шерлок Холмс, ― представил моего друга инспектор. ― А это его коллега, доктор Джон Уотсон. Три пары глаз уставились в нашу сторону. Миссис Кентвилл попятилась от меня, как от ядовитой змеи. ― Ваш отец, миссис Кентвилл, ― мой клиент, ― сказал Холмс. ― Вы можете не беспокоиться, мы на его стороне. Я убеждён, что он не убивал мистера Гарднера, и намерен это доказать. Для начала я прошу вас, миледи, и вас, миссис Бишоп, удалиться в свои комнаты. Инспектор, проследите, чтобы домочадцы моего клиента не имели возможность общаться друг с другом. ― Да как вы смеете? ― возмутился мистер Кентвилл. ― Я представляю интересы вашего тестя, хозяина этого дома, поэтому смею. У меня к вам будет несколько вопросов, сэр. Холмс подождал, пока леди и экономка выйдут из гостиной, и мы сели в кресла. ― Скажите, сэр, когда вы впервые услышали от тестя о подмене фигур? ― спросил мой друг. ― О… дайте-ка вспомнить. ― Раздражение мистера Кентвилла как-то сразу улетучилось, лишь только речь зашла о шахматах. ― Эта история у нас тянется уже почти год, мистер Холмс. ― И что вы думаете об этом? ― Я думаю, что мой тесть слишком много работает, устаёт, а у него, знаете ли, просто потрясающая наблюдательность и великолепная память на мелочи. Я даже готов поверить, что первого короля могли и вправду поменять. Допустим, кто-то из слуг нечаянно испортил фигуру, оцарапал, например. Да, пришлось разориться на новый набор шахмат, хотя… ― он пожал плечами, ― такие можно купить наверняка и в ломбарде. Только вот незаметно поменять фигуру не получилось, мой тесть заметил. А потом… ― У него началась паранойя? ― Ну я бы так не сказал, мистер Холмс. Но странности начались, это верно. ― Ваш тесть ходит во сне, сэр? ― Нет, за ним такого не водилось. ― То есть он не мог сам по ночам менять фигуры в состоянии сомнамбулизма? ― За такое длительное время кто-то обязательно обнаружил бы, что хозяин дома ходит по ночам. ― Мистер Пратт очень тепло отзывался о вас, сэр, ― заметил Холмс. ― Правда? Что ж, это приятно слышать. ― Мистер Кентвилл вежливо улыбнулся. ― Что вы можете сказать о миссис Бишоп? Что вы о ней думаете? ― Господи боже… а я должен о ней что-то думать? Она тут служит давно, насколько я знаю, мой тесть ею доволен, дом она ведёт прекрасно, как вы могли заметить… и мистер Джонсон ― тоже, ― тут Кентвилл посмотрел на меня и усмехнулся. ― Пришлось соблюдать конспирацию, ― промолвил я, ― чтобы не спугнуть шахматного вора. ― По-моему, доктор Уотсон, вы его как раз и вспугнули, ― усмехнулся мистер Кентвилл. ― У меня к вам больше нет вопросов, сэр, ― сказал Холмс. ― И теперь мне бы хотелось побеседовать с вашей супругой. О нет, не вставайте, мы поднимемся наверх. В холле мой друг помрачнел и сказал инспектору: ― Тело секретаря можно отправлять в морг. ― Есть ли у него какие-нибудь родственники? ― задумчиво промолвил Лейстред. ― Надо бы узнать у вашего клиента. ― Узнаем, а пока что побеседуем с леди. Миссис Кентвилл сидела на стуле у туалетного столика, и лицо её выражало вовсе не беспокойство: леди словно оскорбили в лучших чувствах. ― Скажите, инспектор, вы надеетесь найти здесь какие-то улики? ― спросила она. ― Почему сюда не пускают горничную, чтобы она прибралась? ― Всему своё время, миссис Кентвилл. ― Обычно Лестрейд склонен, придерживаясь одной версии, отметать все подозрения от прочих участников драмы, и частенько, работая с ним, Холмс не получал важных улик. Но сегодня инспектор почему-то не собирался относиться к леди со снисхождением. ― Всему своё время, ― повторил он. ― Сначала мистер Холмс выскажет свои соображения и задаст вам несколько вопросов. ― Вы представитель закона, и вы ждёте одобрения от частного сыщика? ― Этот частный сыщик, мадам, пытается спасти вашего отца от виселицы, ― холодно ответил инспектор, и тем самым он искупил в моих глазах все насмешки, которые раньше отпускал в адрес Холмса. Миссис Кентвилл пожала плечами. Холмс же, пока они спорили, прошёлся по комнате, ничуть не смущаясь, и даже допустил вопиющую бестактность: остановившись у кровати, он наклонился и зачем-то понюхал подушку леди. ― Что вы такое делаете? ― возмутилась та. ― Скажите, миссис Кентвилл, вчерашний скандал в доме вас ведь наверняка расстроил? ― спросил мой друг. ― Конечно! Мы еле успокоили отца. Но я не верю, чтобы он мог совершить убийство. Вчерашний приступ гнева был для него несвойственным и его самого утомил. ― А вас? ― Не совсем понимаю ваш вопрос. У меня разболелась голова, если вы об этом. ― Что вы принимаете от головной боли? Опиаты? ― Нет! Аспирин. ― А снотворное? Вы принимаете снотворное? Леди ответила почему-то не сразу. ― Нет, я и так неплохо сплю. ― Опишите мне, пожалуйста, вечер того дня, когда доктор Уотсон был у вас в гостях. Миссис Кентвилл задумалась, но явно не потому, что ей было что скрывать: она просто не знала, что именно рассказывать. ― Отец, после того как мы проводили вас, доктор, пошёл в клуб, я до ужина провела время у себя в комнате: мы с моей горничной подбирали новые кружева к платью. И ещё… так, дамские мелочи. Мистер Кентвилл, вероятно, был в гостиной. Может быть, заходил в кабинет, но там работал мистер Гарднер. Мы с мистером Кентвиллом ужинали вдвоём, отец предпочёл клубную кухню и вернулся позже. Он поиграл с секретарём в шахматы перед сном, насколько я знаю. Он так часто делал. Ничего необычного, мистер Холмс. ― Спасибо, миледи, ― любезно промолвил Холмс. Оказавшись за дверями её спальни, он поспешил к горничной, которая ожидала на лестнице позволения войти к хозяйке. ― Как вас зовут, милочка? ― спросил он. ― Клеменс, сэр. ― У меня к вам есть один вопрос. Много времени это не займёт, тем более леди уже вас заждалась. Скажите, Клеменс, ваша госпожа хорошо спит по ночам? ― А почему вы спрашиваете, сэр? Горничная, видимо, была предана хозяйке и заподозрила в вопросе подвох. ― Миледи жаловалась на головную боль, говорила, что принимает аспирин, ― с невинным видом промолвил Холмс. ― Она хорошо спит по ночам? ― Когда как, сэр. Иногда жалуется, что плохо спала, а иной раз я её добудиться с утра не могу. ― Так крепко спит? ― Да, сэр. ― А сегодня утром? Говорят, что ваша товарка кричала, когда обнаружила тело мистера Гарднера. Что было сегодня утром? Услышав крики, вы побежали, вероятно, посмотреть, что случилось? ― Да… конечно, сэр. Утренний чай я должна была подать только через час, услышала, как Келли кричит, и, как вы сказали, сэр, побежала наверх. ― А ваши хозяева? ― Мистер Пратт потом вышел из спальни. Так она рядом с кабинетом. ― А за ним, вероятно, его зять и дочь? ― Ну… мистер Кентвилл сразу прибежал, даже пояс халата не успел завязать. Он сказал мистеру Пратту, что надо позвать полицию. ― А ваша хозяйка? Она была с мужем? ― Нет, она чуть позже пришла, но её уже в кабинет не пустили, чтобы она не видела труп. Но она всё равно испугалась, её даже пошатывало. ― Спасибо, Клеменс, ― внезапно прервал расспросы Холмс. ― Да идите скорее к хозяйке, милочка, мы с вами что-то разговорились! ― Ох, сэр! Бегу! Горничная поспешила в спальню леди, а Холмс поманил нас за собой и поднялся на третий этаж. ― Вы думаете, леди принимает снотворное? ― спросил я его, когда мы остановились на площадке у двери в комнату секретаря. ― Принимает. Она полная дама, засыпает под действием микстуры быстро, и сон её настолько крепок, что она умудряется даже пустить на подушку немного слюны. Я заметил пятнышко на наволочке, да и запах от ткани шёл характерный. И тут возникает вопрос: зачем скрывать такой невинный факт? Ну, принимает снотворное на ночь и принимает. ― И зачем? ― повторил я. ― Вечер выдался тяжёлым, любой бы нервничал и, если не мог заснуть, выпил бы лекарство. ― Давайте запомним эту странность, джентльмены. Уотсон, дружище, раз уж инспектор позволил, навестите мистера Пратта, осмотрите его и заодно расспросите о вчерашнем вечере и ночи. Думаю, вам он доверится. Констебль, повинуясь приказу инспектора, пропустил меня в спальню подозреваемого. Несчастный мистер Пратт сидел на краешке кровати, без сил уронив руки на колени, и смотрел в одну точку перед собой. Когда я вошёл, он испуганно вздрогнул, а узнав, издал стон облегчения. ― Доктор, вы? Значит, мистер Холмс тоже здесь? ― Конечно, сэр, не мог же он оставить вас в беде? Как вы себя чувствуете? ― Говоря это, я невольно занимался дедукцией: уж за столько лет жизни с Холмсом под одной крышей могу я хоть чему-нибудь научиться? Убийство секретаря потрясло мистера Пратта: в ожидании полиции он одевался торопливо, перепутал жилет ― он совсем не подходил к этому костюму. И, видимо, инспектор не преувеличивал в письме: Пратт в самом деле буйствовал ― об этом свидетельствовали его взлохмаченная шевелюра и почти развязанный галстук. ― Я чувствую себя как во сне... ― пожаловался Пратт. ― Доктор, я не убивал его! Клянусь, что не убивал! Да зачем мне?! Я достал из жилетного кармана часы, присел рядом с мистером Праттом и взялся за его запястье. Пульс частил. Такой резкий переход от апатии к возбуждению меня встревожил. ― Не волнуйтесь, сэр. Мы вам верим, а инспектор внял доводам Холмса. Как видите, вас пока оставили в покое. ― Инспектор ― идиот! ― вскричал Пратт. ― Я пытался ему объяснить, но он ничего не понимает ― вообще! Я пришёл домой, накричал... я не скрываю, я говорил, что убью Гарднера… Но я же не собирался на самом деле его убивать! Я же не ненормальный, господи! Я его уволил, да. Сказал, чтобы завтра, то есть сегодня, ноги его в доме не было. И всё, слышите? Всё! Я пошёл спать! ― Тише, сэр, успокойтесь. ― Я мягко похлопал его по руке. ― Лучше не торопясь, обстоятельно расскажите, что происходило в доме после того, как я от вас ушёл в тот день, когда изображал любителя шахмат. ― В тот день? В тот... да ничего необычного. Я поехал ужинать в клуб, я часто так поступаю. Вернулся около девяти тридцати, пошёл в кабинет, секретарь всегда ждёт... ждал меня в кабинете, никогда не уходил спать, пока не получит распоряжений. В тот раз в кабинете был ещё Патрик, они с Артуром о чём-то спорили. Зная мою привычку играть в шахматы перед сном, зять сразу ушёл к себе. Мы с Артуром сыграли партию... я выиграл. Я отдал распоряжения на завтра и отправился спать. ― А на другой день? Когда вы обнаружили подмену фигуры, мы примерно представляем. А когда её подменили, как вы считаете? В какой промежуток времени? ― Не знаю. Не могу понять вот что, ― Пратт немного успокоился и стал говорить размеренно, словно ничего не произошло, рассуждать: ― Артур был далеко не глуп, иначе бы не проработал у меня столько лет. Я уверился, что это он подменяет фигуры. Я его уволил. Зачем ему посреди ночи вдруг вставать, надевать брюки и тащиться в кабинет подменять короля? В очередной раз разозлить меня? А смысл? Чего бы он добился этой последней выходкой? Доктор... может, это и не он вовсе менял фигуры? Выходит, я зря его уволил? ― Конечно, не он…. учитывая, что его убили. И с увольнением вы поспешили. Честно скажу, сэр, я сожалею, что в тот вечер не поехал вслед за вами и не предостерёг от этого опрометчивого шага. ― Видимо, поспешил. Жаль, что его убили, я бы взял его обратно. Я посмотрел на Пратта с сожалением. Честное слово, я вполне мог бы, живя с ним под одной крышей, возненавидеть шахматы. ― Вы уволили Гарднера, велели собирать вещи, а затем? ― Прошёл к себе. Налил коньяку ― у меня в спальне есть бутылка, я всегда выпиваю перед сном рюмку. В этот раз... кажется, выпил две или три. И всё. Меня разбудили крики. От Пратта вряд ли можно было добиться более содержательных ответов, тем более что внезапно вошедший Лестрейд напугал беднягу и заставил вцепиться в мою руку. ― Тише, тише… ― я осторожно разжал пальцы Пратта и подошёл к инспектору. ― Вы ещё долго, доктор? ― спросил он шёпотом. ― Я уже закончил. Вы собираетесь всё-таки увезти его?.. – шепнул я. ― Пока нет. ― Тогда я дам мистеру Пратту снотворное, пусть немного отдохнёт. ― Как угодно, доктор. ― Холмс всё ещё в комнате убитого? Тогда я поднимусь к нему, когда закончу. Я уговорил Пратта принять микстуру, сменить сюртук на халат и лечь. Укрыв его пледом, я поспешил к Холмсу. В первый момент мне показалось, что у меня то, что называют дежавю: мой друг сидел на краю разобранной с ночи постели Гарднера, слегка сгорбившись и опустив на колени руки. Правда, на полу перед ним лежал раскрытый чемодан секретаря, а в руке Холмс держал исписанный лист бумаги. ― Что случилось? ― тихо спросил я. ― Вы что-то нашли? Холмс нахмурился и посмотрел на меня. Но вместо ответа он поднял руку и принялся читать: ― «Дорогая матушка! Я не знаю, где мне взять силы сообщить вам ужасную новость». Зачёркнуто. «К сожалению, должен сообщить вам, что моё положение в доме патрона внезапно изменилось. Мистер Пратт, как я уже не раз писал вам, успешно ведёт дела, много работает, однако возраст…» Зачёркнуто. «Ничего страшного не произошло, дорогая матушка. Мистер Пратт, я уверен, разберётся во всём и поймёт, что чудовищно ошибался на мой счёт»… ― Холмс! ― Меня взволновали не столько судорожные попытки покойного Гарднера сообщить матери неприятное известие, сколько то, каким тоном зачитывался черновик письма. Я присел рядом с Холмсом. ― Вы же не станете щупать мне пульс? ― мрачно спросил он. ― Нет. Я хорошо вас знаю, дружище. Прошу: не вините себя, тем более это вряд ли поможет вам найти убийцу Гарднера. ― Убийцу? ― переспросил Холмс. ― Я знаю, кто убийца. Но это ещё нужно доказать. Могу я попросить вас об одолжении, Уотсон? ― Конечно. Всё что угодно. ― Поезжайте в «Диоген» и сообщите Майкрофту о случившемся. Вряд ли новость попала в утренние газеты. Я не заметил около дома ни одного писаки. ― Хорошо, друг мой. Могу я поинтересоваться, чем займётесь вы? ― Буду курить, отравлять здешнюю атмосферу и думать. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, я дождусь вашего возвращения. Такое развитие событий меня полностью устраивало. Холмс позаимствовал из запасов покойного лист бумаги и конверт, нацарапал пару строк и вручил мне послание незапечатанным, попросив передать Майкрофту. Холмс знал, что я ни за что не стану читать, а я был уверен, что он и так мне расскажет всё чуть позже.