Тайна в глазах морехода

      «Если в шесть часов утра четыре тысячи пиастров не будут в моих руках, в семь часов виконта Альбера не будет в живых. Луиджи Вампа» — значилось в письме. Лучший друг Франца таки доигрался и смог попасть в неприятности. Сам барон Д'Эпине был даже, пожалуй, не удивлён. Вернее, его поражало, как Альберу, при его характере и нраве, получалось жить спокойно всё это время, проведённое в Риме.       Барону, полному смятений и серьезных опасений за жизнь и здоровье друга, пришлось повиноваться. Первым же делом он отпер ящик, о котором говорил в послании Альбер. Достав увесистый кошелек, он отсчитал деньги. Увы, там было лишь три четверти от необходимой суммы выкупа.       У самого Франца денег было не так много, он не собирался задерживаться в Риме дольше необходимого и рассчитывал вернуться обратно как можно скорее. Поэтому с собой у него имелась не очень большая сумма и то, половина которой была уже растрачена. Пересчитав все деньги, что удалось найти у себя и, сложив их с деньгами виновника его переживаний, он понял, что не хватает не так уж и много.       Возможно, он мог занять столь небольшую сумму у маэстро Пастрини, но отчего-то он решил, что будет более разумно и верно обратиться к их общему с Альбером другу — графу. Позвав хозяина гостиницы, в которой они имели счастье остановиться, он попросил того испросить у графа, готов ли тот принять его в столь поздний час. Как только тот понятливо кивнув, скрылся за дверью, француз принялся ожидать ответа.       Тот не заставил ждать себя слишком долго. И спустя несколько минут молодой человек уже стоял перед дверью в комнаты графа, собираясь с силами и мыслями. Все же просить у графа денег, пусть и на столь необходимый поступок, было странно и как-то неприятно, он ощущал, будто совершает нечто предрассудительное, но выбор был не так велик.       Постучав в тяжелую дверь, он получил разрешение войти. Дверь за ним плотно затворилась сама по себе.       — А, это вы, барон, — граф Монте-Кристо улыбнулся ему своей привычной снисходительной улыбкой под прищуренным глазами, как и всегда смотрящими на юного Д'Эпине внимательно, словно бы изучая. — Какой счастливый случай привёл вас ко мне в такой час? Изволите со мной отужинать? — мужчина широким жестом пригласил его к столу.       — С радостью составлю вам компанию, граф. Но меня привела к вам нужда, вы моя последняя надежда. — Произнес Франц, немного замявшись, гордость давила на больное место, ему не хотелось ничего просить, но выбора не было, неприятно чувство беспокойства за друга рвало все его принципы в клочья.       — Вы знаете, барон, вы всегда можете на меня положиться. Излагайте, — позволил ему граф даже с неким нетерпением, проницательно глядя на Франца.       Тот лишь легко вздохнув, продолжил.       — Думаю, будет несколько быстрее и проще, если вы прочтете вот это, — молодой человек протянул графу письмо, которое сам получил не так давно из рук неизвестного. Тот мужчина по-прежнему дожидался его ответа стоя у входа в гостиницу.       Граф принял записку из рук барона, внимательно её прочитал вслух:       — ‚Se alle sei della mattina le quattro mila piastre non sono nelle mie mani, alle sette il conte Alberto avra cessato di vivere. Luigi Vampa‘ — Вы располагаете этой суммой? — спросил Монте-Кристо       — Не совсем, тех денег, что я смог собрать в этот час, совсем немного не хватает до необходимой суммы. — Отозвался Франц.       Как радушный хозяин граф уже довольно давно предложил ему сесть. Все же тот собирался ужинать и даже пригласил его присоединиться, пусть время и было несколько неподходящим, но сам же Монте-Кристо еще не знал на тот момент об этом.       Барон назвал недостающую сумму. Граф без всяких разговоров подошел к секретеру, доставая оттуда ящик, полный золота.       — Я счастлив, что вы обратились именно ко мне, Франц. И, надеюсь, не обидите меня, не приняв мою помощь, — граф кивнул юноше на ящик, предлагая взять оттуда недостающую сумму.       — Не рассчитывай я на вашу любезность, я не был бы сейчас здесь, — произнес молодой человек, слабо улыбаясь. Когда он посмотрел на золото, он неожиданно вспомнил занимательный факт, который мог помочь спасти его друга, при этом он не потерял бы своего лица и денег. — Граф, вы бы могли помочь мне и Альберу иным способом, если вам угодно.       — Как же, барон? Мне кажется, что господин Вампа пишет довольно прямо. Или вам поступили некие указания на сей счет устно? — удивился граф.       — Нет, граф. Кроме этого письма мне более от похитителей не поступало никаких указаний. Ни устно, ни письменно. Но, например, если бы мы вместе поехали к Луиджи Вампа, я уверен, что он не отказал бы вам и освободил Альбера.       — Произнес Франц несколько более уверенно.       — Мне? Разве я имею какое-то влияние на этого разбойника? — голос графа звучал всё так же удивлённо и обескуражено. Но губы его, чуть, едва заметно, содрогнулись в усмешке.       — Разве вы не оказали ему одну из тех услуг, которые никогда не забываются? — спросил немного обескуражено Франц. Но после, приметив улыбку графа, успокоился. Тот играл с ним, как кот с мышью, и видимо ему это доставляло удовольствие, хотя сам француз предпочел бы быть если не ведущим в этой игре, то хотя бы равным, но против гораздо более опытного мужчины он не мог ничего противопоставить, да и сейчас было время не для игр. На кону стояла жизнь его друга.       — Какую? — иронично спросил граф, усаживаясь на своё кресло за рабочим столом. Монте-Кристо сложил руки замком, уложив на них подбородок, с интересом наблюдая за то краснеющим, то бледнеющим от подобных откровений бароном. Сам граф сохранял полное спокойствие и привычную снисходительную ухмылку на губах.       — Разве вы не спасли жизнь Пеппино? — француз немного злился. Ведь как можно так сильно растягивать! Он был уверен, что мужчина знал, о чем он говорит, знал, и специально растягивал этот разговор, чего-то выжидая. Неужели он ждал, когда Франц совсем отчается? Он и так был уже близок к этому. Чувство беспокойства за друга не оставляло его ни на секунду.       — Ах, так вот вы о чём, — граф коротко рассмеялся. Его бархатный, отчего-то леденящий душу смех прошелестел в комнате, заставляя Франца снова побледнеть.       — Откуда вы это знаете?       — Не все ли равно? Я это знаю! — произнес уперто Франц, не желая выдавать свой источник и давать мужчине еще немного времени для игры. Альбер ждет его помощи неизвестно, где и не ясно пока в каком состоянии. А вдруг он ранен?       — Я надеюсь, что вы составите мне компанию к Луиджи Вампа, — Монте-Кристо улыбнулся шире. Граф стал похож отчего-то на кота — довольного, сытого, наигравшегося. Но каким-то странным был блеск его глаз.       — Если мое общество будет вам приятно. — Произнёс Франц с готовностью поднимаясь на ноги, в любое мгновение жаждущий сорваться с места и спешить на помощь другу.       — Что ж, пусть будет так. Дорогой Франц, вы, кажется, согласны на всё, чтобы вызволить вашего друга? — спросил граф лукаво, поднимаясь с кресла.       — Конечно! — с готовностью воскликнул Франц. Прежде чем сумел понять, что вопрос был с подвохом, но вот с каким? Снедаемый беспокойством, он мог согласиться на всё, что угодно. Ведь жизнь его друга стоила так дорого! Ему было страшно и горько даже помыслить о том, что из-за него его дорогой друг больше не вернется в родную Францию, к семье. Что Альбер больше не улыбнется ему своей наивно-детской улыбкой и не скажет очередную глупую шутку. Это было невыносимо, одна только мысль об этом холодила его сердце и душу.       — Какая страсть, барон, — усмехнулся Монте-Кристо. — Полагаю, что вы не бросаете своих слов и обещаний на ветер. Не волнуйтесь, Франц. Вы же зачислили меня в список своих друзей, а я привык не обманывать ожиданий от меня. Я попрошу не много. Вашего тела будет достаточно, — Д'Эпине показалось, что ‚кошачья‘ улыбка графа стала ещё довольней. Вот только согласие уже было дано, условия выставлены и отступать было поздно.       Граф, более ничего не говоря Францу, подошел к окну, окликнув ожидавшего барона посыльного.       — Тела? Я не ослышался, граф? — удивлено, обескуражено и несколько испуганно произнёс молодой мужчина, пятясь от собеседника и натыкаясь спиной на стол.       — Вы расслышали совершенно верно, — спокойно подтвердил граф, оглядываясь на барона. — Отчего же вы так волнуетесь? Разве я уже обманывал ваши ожидания? — граф ненавязчиво намекнул на ту ночь в пещере, что Франц провёл, витая в сладких грёзах, благодаря гашишу и обширных познаниях графа Монте-Кристо в химии и травоведении.       — Нет, но здесь же совершенно иное дело! — воскликнул в непонимании Франц. В дверь постучал посыльный, и мужчине пришлось замолчать, но напоследок он все же добавил. — Я прошу вернуться к этому разговору позже, когда Альберу ничто не будет угрожать.       — Воля ваша, — пожал плечами Монте-Кристо. — А, это ты, Пеппино, — благосклонно улыбнулся граф бросившемуся перед ним на колени разбойнику.

***

      Альбер Монсер был освобождён. С извинениями, уверениями, что господин Вампа и знать не знал, что молодой аристократ — друг уважаемого графа, а также предложениями вечной дружбы и помощи в случае, когда Альбер или Франц снова посетят Рим.       Экипаж графа доставил молодых людей обратно на площадь Таможни, где находилась гостиница, в которой снимали номера Франц, Альберт и граф. Монте-Кристо сошел у отеля, любезно позволив юным господам пользоваться его экипажем, как и во время карнавала, а Альбер и Франц поспешили на бал. Ведь там виконта уже заждалась прекрасная графиня Г.       Они прибыли на бал в два ночи и, стоило попасть в зал, как герцог встретил их. Напряжение спало. Ведь теперь оба мужчины были здесь, и с ними все было в порядке. Альбер же, стоило ему увидеть прелестную графиню, напомнил ей об обещанном некогда танце, и как только зазвучала музыка, он подхватил девушку за талию и повел в сторону танцующих пар.       Франц же не разделял его веселье. За спасение друга он должен был отдать слишком много, и от этого кровь стыла в его жилах. Как хорошо, что они сейчас не во Франции, ведь там за подобные отношения сажают в тюрьму, а барон слишком ценил свое положение и репутацию, чтобы так рисковать ими. Но гордость, его вечная спутница не давала ему опуститься до отказа от своих слов.       Он пообещал, что выполнит просьбу графа и Франц не тот человек, чтобы сбежать. Он не будет прятаться и тешить свое самолюбие. Об этом никто не узнает. Если они будут осторожны, он был уверен, что граф не станет кричать о том, что должно случиться, и после не упомянет это ни словом, ни действием. Поэтому француз был готов пойти на этот шаг.       Он вернулся гораздо раньше, чем планировал, заручившись обещанием герцога, что тот присмотрит за его взбалмошным другом и не даст ему уехать до наступления утра. Он со спокойно душой и легким сердцем покинул гостеприимный дом. Но стоило ему сесть в ожидающую карету, как на него накатило неприятное холодящее чувство, но он взял себя в руки, не желая сдаваться и казаться трусом, ведь он им и не был.       Уже в отеле молодой человек вспомнил, что они вот-вот должны будут распрощаться с графом, а значит, тот возьмет уплату за свою помощь сегодня. По спине Франца пробежали мурашки. Он вошел в свой номер и сев на кровати принялся ждать. Граф наверняка позовет его.       Но граф никого не посылал. И вообще, не давал о себе знать.       Монте-Кристо полагал, что Франц должен придти к нему сам, по доброй воле, когда тот захочет. Торопиться граф намерен не был. Если господин Д‚Эпине бы захотел, он мог бы отложить плату хоть на несколько месяцев.       Франца снедали беспокойство и тревога, ему было непривычно чего-то ждать, он не мог уснуть, хотя пытался, не мог думать на иную тему, кроме той, что он должен разделить постель с графом. Возможно, это не тревожило бы его так сильно, если бы не отвратительное чувство любопытства, что с каждой минутой разрасталось в нем всё сильней. О, это было ужасно постыдно, но ему было интересно каково это с мужчиной?       Он никогда не задумывался над тем, не планировал подобный опыт и не знал, что делать в подобной ситуации. Его познания в женском теле здесь явно были бесполезны, да и граф не будет довольствоваться лишь поцелуями, которыми Франц мог без страха поделиться. Стеснение глодало его, но любопытство было сильней. В четвертом часу утра он все же решился, и, встав с постели, вышел из номера. Перед дверью графа его решимость несколько угасла, но он все же постучал, ожидая отклика от мужчины. Тот же последовал незамедлительно.       Граф сидел в своём кресле, полуобернув его к окну. На столе стоял канделябр, служа единственным освещением в комнате. В руках у него лежали раскрытая книга, которой этот таинственный человек и был увлечен. Впрочем, завидев Франца, он закрыл книгу, отложил её в сторону и поднялся.       — Снова вы, мой юный друг. Рад вас видеть второй раз за ночь, — искренне сказал Монте-Кристо. — Не приключилось ли у вас чего снова? — забеспокоился граф. — Или вы просто зашли составить мне компанию?       — Нет-нет, граф, ничего более не стряслось, — произнес Франц, несколько не уверено застывая почти у самой двери. — Я не люблю быть должным и хотел бы рассчитаться с вами за вашу помощь мне и Альберу, — произнес мужчина, поднимая голову и смотря на графа гордо, но по его глазам было видно, что он в смятении и напуган, а еще в его глазах был виден интерес — жаркое и всепоглощающее любопытство. То самое, что сгубило не один юный и неокрепший ум.       — Ааа, вы об этом, — ‚припомнил‘ граф, как нечто малозначительное и необязательное. — Что ж, если вы считаете, что готовы, милости прошу, — мужчина взял в руки канделябр, подошел к дверям, ведущим вглубь покоев, раскрыл их, жестом приглашая Франца последовать за собой.       Французу ничего не оставалось, как кивнуть и пройти в указанном направлении заходя в темный зев дверного прохода спальни графа. Кончики его пальцев дрожали, а волосы вставали дыбом на затылке от каждого шороха, ему было страшно или страшно любопытно от того, что будет. И он сам не мог понять, что его больше пугает — сам факт данной перспективы или же то, что ему настолько не терпится попробовать, что ему до одури интересно, как именно это все будет?       Франц вздрогнул, когда граф дунул, гася свечи в канделябре. Перед глазами Д'Эпине, не сразу привыкающими к темноте, воцарилась кромешная тьма, хоть комнату и освещал тусклый свет луны, слегка приглушаемый лёгким белым тюлем, и при желании здесь можно было бы если не всё разглядеть, то по крайней мере, немного ориентироваться.       — Вы так напряжены, барон, — послышался мягкий бархатный баритон над самым ухом. Когда только граф успел подобраться настолько близко?! Казалось, не прошел — а проплыл это расстояние, настолько Монте-Кристо был бесшумен. Франц почувствовал стройный палец графа у себя на шее, после скуле, он чувствовал, как тонкая, но сильная рука обняла его, прижимая к телу позади — горячему, такому живому. Отчего-то казалось, что этот бледный, точно оживший мертвец человек непременно должен быть таким же холодным. Но спиной ощущался непередаваемый жар чужого тела, даже, кажется, на грани слуха слышалось чужое сердцебиение.       — Расслабьтесь. Сегодня я сделаю всё, чтоб вы летали на вершине блаженства. Однажды это обещание я уже исполнил. Ведь так? — жаркое дыхание опалило ухо, а бархатный голос мягко шептал, подчиняя, лишая воли.       — Когда вы обещали мне это в прошлый раз, я не помнил утром ничего, лишь истому в теле, — произнес Франц. Он не мог заставить себя так просто расслабиться, но очень старался. Пусть граф и поставил за спасение Альбера такое странное и смущающее условие, оно не должно было причинить ему боли или сделать плохо… ведь так? — Граф, скажите, а почему вы потребовали именно тела? Вы могли попросить всего, что угодно и я бы не посмел отказать. Почему? Вы можете получить любую, даже самую красивую и недоступную женщину или девушку, у вас есть невольница, так почему вы попросили меня?       — Гайде мне как дочь, милый Франц, она — моя госпожа. Я бы не посмел. Вы полностью правы. Я могу получить любую леди Италии, если захочу, и не только. Вот только кто мне запрещает хотеть вас? Не бойтесь, барон. Я не сделаю с вами ничего, что после заставило бы вас стать моим врагом и держать на меня обиду. Лишь при условии, что вы сами попросите. Ваше тело я могу использовать и без ненужного надругательства, — усмехнулся граф, подтолкнув Франца вперёд. Ноги его упёрлись в мягкий матрац, а после он и вовсе свалился на нежный атлас простыней графа, потонув в ворохе мелких подушек. Эта часть комнаты была, однако полностью сокрыта даже от света луны, посему разглядеть роскошное восточное ложе Франц не сумел.       Но, казалось, для графа совершенно не существует преграды из темноты. Руки его уверенно скользнули по бокам молодого человека, расстёгивая сорочку, прошлись по обнажившейся груди.       Франц вздрогнул, когда горячая ладонь мужчины коснулась его груди. Он замер, как мышь перед удавом, смотря в темноту и не видя ничего, кроме большой тени над собой. Он не знал, куда себя деть. Руки казалось, мешались, были слишком длинными и что сделать с ними, он не знал. Взгляд его блуждал, пытаясь рассмотреть, зацепиться хоть за что-то, чтобы почувствовать себя лучше, в безопасности.       Он лежал на спине, на самом краю кровати графа, сжавшись и вцепившись дрожащими руками в покрывало. Он сам себе казался насильно выданной замуж девственницей в первую брачную ночь, должною ублажить мужа. Да вот только он не был девушкой, и он не был приспособлен для мужчины!       Но, ему не было неприятно. С удивлением и тихим ужасом, он вскоре понял, что ласки еле ощутимые, но такие яркие, каждое прикосновение мужчины отдается трепетом и разгорающимся жаром в чреслах. Он, сам того не желая, задышал чаще и глубже, а когда губы мужчины коснулись его кожи впервые он вскрикнул и это был отнюдь не крик ужаса, скорее восторга.       Осознав такую оплошность, он тут же зажал обеими руками свой рот. Безумными, напуганными глазами Франц смотрел перед собой в темноту, не зная, что теперь делать — отдаться ли на волю графа, полностью ему доверившись и принять участие в том, что тот творил, став соучастником, или же продолжить быть безвольной жертвой.       Рука графа мягко, но довольно властно отстранила ладони барона от его рта, оставляя короткий, но горячий поцелуй на скуле, уголке губ. Граф улыбнулся в темноте, услышав вырвавшийся вздох с этих мягких и желанных губ, припадая уже к ним. Сорочка тем временем была спущена на плечи, частично мешая Францу в движениях, а ловкие пальцы распутывали ремень брюк, периодически чуточку проникая внутрь, вызывая ещё более громкие вздохи, ласкавшие слух графа.       Язык его хозяйничал в покорно приоткрытом рту юного барона, изучая его внутри, периодически покусывая мягкие покрасневшие губы, ставшие до одури чувствительными.       Граф мог чувствовать, как француза под ним трясло. Но теперь это был не страх, это было жарко всепоглощающее возбуждение. Молодой мужчина тяжело дышал под ним, иногда выпуская из груди тихий и сладкий, как патока, стон. Франц ничего не видел перед собой, но от этого он ощущал все гораздо острее, больше, шире, глубже.       Ему не хватало воздуха. Он как утопающий хватал его губами и ртом, но коварный соблазнитель Монте-Кристо не позволял ему вздохнуть глубже, запечатывая каждый раз его уста новым поцелуем. Граф целовал его нежно, трепетно, словно он хрупкий и мог сломаться в каждое мгновение, от этого становилось нестерпимо сладко и приятно, а в глубине души зарождалось что-то теплое и душащее, лишающее сил терпеть.       Когда граф лишил молодого мужчину брюк и панталон, оставив его совершено нагим, не считая спущенной и чуть прикрывающий самое важное рубашки, Франц сжал ноги, пытаясь укрыться. В этой темноте даже граф не смог бы ничего разглядеть, но ему было стыдно, и алый румянец заливал его щеки. Ему было совестно, что ласка мужчины настолько разожгла его тело, что чресла пылали, а плоть поднялась, так что уже ничто не могло скрыть этого. Молодое и не часто балуемое тело сыграло с ним злую шутку, буквально заставляя его предложить себя, чтобы унять бушующий в теле огонь.       Он закрыл глаза, откинув голову на мягкое покрывало, и в этот момент, когда ладонь мужчины над ним прошлась по подтянутому животу, внутри возникло то самое странное, тревожащее чувство де-жавю. Словно именно эта рука, так же терпеливо разжигала в нем огонь, так же трепетно и ласково касалась живота, поднималась к груди, играя пальцами с чувствительными и твёрдыми горошинками сосков.       В этот момент от осознания подобного Франца скрутила сладкой судорогой и он со стоном выгнулся над постелью прижимаясь плотно к телу графа, худые ноги разжались, открывая самое сокровенное перед графом, а сам француз, всхлипнув и упершись в ногу мужчины, кончил, тяжело дыша и медленно опадая на кровать. Руки графа мягко подхватили его под спину и поясницу укладывая на постель.       Граф тихо рассмеялся, ложась рядом, на бок, притянул ослабшего юношу к себе, зарывшись носом в густых волосах. Одну руку мужчина заломил, подпирая ей голову, вторая же довольно собственнически обнимала юного Д‚Эпине, поглаживая подтянутый живот кончиком большого пальца.       — Изволите продолжить, милый Франц? Или пока остановимся на этом? Вы выдержали дольше…чем я ожидал.       — Откуда вам знать, как долго я могу удержаться? — отчаянно краснея, произнес Франц. Боже, какой позор! Руки даже не коснулись его плоти, а он уже как совсем юный мальчишка опустошил себя! Да что же это за напасть такая? Мало того, что пришлось в одну постель лечь вместе с мужчиной, так еще и излился так постыдно быстро. — Да, я так полагаю. Это в уплату за вашу помощь вы не примете. А значит нужно продолжить. Я не переживу если долг подобного характера будет висеть надо мной неопределённое время. Ведь, вы завтра покидаете Италию, и когда мы встретимся вновь неизвестно.       — Вы всё ещё относитесь к этому, как к плате? Франц, вы меня огорчаете, — сказал граф иронично. — Считайте, что вы выплатили долг. Итак, я задам вопрос ещё раз. Хотите ли ВЫ продолжить, — спросил Монте-Кристо, опаляя горячим дыханием барона. Рука на его талии тоже чуть напряглась, выдавая твёрдые намерения графа.       Франц действительно задумался. А хочет ли он продолжения? Рука на его талии была крепкой, твердой и властной, ей хотелось подчиниться, принадлежать. Лежащий рядом граф был возбужден, от него веяло жаром и желанием, и бросить его сейчас было бы жестоко. Но с другой стороны француз был отчего-то уверен, что дальше ему будет в сотни раз приятней, чем уже было.       Он разрывался между желанием продолжить и тем, что люди называют разумом. Второе настойчиво твердило, что это против Бога, что это преступление, что так нельзя, что мужчины не должны возлежать друг с другом, как с женщиной, но все довод разбивались о любопытное желание узнать, что дальше. Почему он уверен внутри, что дальше будет гораздо острее и приятней?       Сев на постели, молодой человек поднялся с неё и, потратив несколько секунд на то, чтобы принять окончательно решение и собраться, стянул с себя рубашку, откидывая её в сторону. Он сам отсекал себе все пути к отступлению. Все равно это не привело бы ни к чему, кроме сожаления об этом решении.       — Я обнажен, а на вас граф по-прежнему преступно много одежды. Предлагаю это исправить и перебраться ближе к изголовью, — предложил Франц, взбираясь на кровать, и на четвереньках подполз к мужчине. — Я могу вам помочь? — спросил он не уверенный, что граф оценит его активность.       Граф поймал его за талию, рывком укладывая под себя, навис сверху. Франц почувствовал на своих запястьях нежные руки графа Монте-Кристо, ласкающие холёные ладони большим пальцем. Мужчина поднял его руки, поднося к шнуру своего халата, который он имел привычку носить у себя дома.       Руки с запястий исчезли, и тут же почувствовались где-то на шее, нежно, почти трепетно лаская её, скулы, спускаясь на грудь. Прикосновения были невесомы, почти неощутимы, пускали в дрожь, мимолётно касаясь возбужденной кожи.       — Какой вы отзывчивый, милый барон. Так трепетны и нежны. Точно подросток, не вкусивший запретного плода, — слышался бархатный баритон. Горячее дыхание щекотало кожу уха и скул.       — У каждого свои особенности в постели, граф. Свои слабости и сильные стороны, — ответил француз. А после, затаив дыхание, осторожно, медленно развязал халат мужчины, впервые касаясь того со столь смущающим подтекстом. Тонкая ладонь, чуть прикасаясь к коже, прошлась от шеи по груди к животу и чуть-чуть ниже. Ахнув, Франц резко убрал ладонь.       — Вы ждали этим вечером меня или всегда ходите столь открыто, лишь в халате? — спросил из любопытства молодой человек, теряясь от осознания того, что все это время его и графа разделяла лишь тонкая ткань халата последнего. Это было смущающе, а еще очень жарко, француз почувствовал, что факт столь бесстыдного поведения графа пусть и наедине с собой оказался для него очень возбуждающим.       Прохладная ткань халата, распахнувшись, начала касаться его бедер, заставляя елозить. Нежные, едва ощутимые касания полов одеяния для разгорячённого тела были подобно мучению, когда нет возможности прекратить это или наоборот притянуть сильней.       — На самом деле я не ждал вас сегодня, — признался граф. — Я долгое время жил на востоке. Мне нравятся их обычаи, их стиль жизни. Посему у себя дома я стараюсь его придерживаться, — пальцы графа, скользящие по животу, оглаживающие твёрдые соски, были холодны, точно лёд, однако терзавшие поцелуями шею губы опаляли жаром.       Он сам скинул с себя ненужный халат, снова возвращаясь к юному любовнику.       — Вы рассказывали мне об этом, в нашу первую встречу. Я помню, о вашей любви к востоку, — произнес Франц, ладонями он неуверенно, почти невесомо провел по сильным плечам Монте-Кристо. — Вам холодно? Ваши руки замерзли? — произнес француз с легким беспокойством. — Граф, давайте ляжем под покрывало? Так будет удобней, — попросил-предложил Франц.       — Всё в порядке, барон. Доверьтесь мне. Я знаю, что делать, — заверил его граф, перехватывая руки Франца, закинул их себе за спину, заставляя обнять. Ответить молодому человеку не позволили, утянув в страстный, глубокий поцелуй. Пальцы графа огладили грудь Д‚Эпине, бока, уползли за спину, прошлись по пояснице, спускаясь ниже, на упругие ягодицы, сжавшиеся инстинктивно.       Не ожидавший столь наглого вероломства, барон дернулся и вскрикнул в поцелуй, но после заставил себя расслабиться и обвиснуть в руках графа. О, это стоило ему огромных усилий, ведь разум по-прежнему бунтовал, отказываясь поверить, что это происходит на самом деле.       Руки, что повелению графа обнимали его, стали двигаться вдоль тела мужчины, осторожно касаясь, изучая. Франц так увлекся этим делом, что отрекся от мира, погрузившись в себя и свои ощущения, на несколько мгновений даже забыв, что над ним нависает и ласкает его тело Монте-Кристо. Но граф не был бы собой, если бы не привлек внимание француза обратно, неожиданно и чуточку больно укусив его за сосок. Барон от неожиданности вскрикнул и возмущенно уставился в пространство, там, где по ощущениям должны были быть глаза графа.       Чужие пальцы ласково заправили выбившиеся пряди за уши, на соске почувствовался графский язык, зализавший потревоженное место. Граф Монте-Кристо второй рукой огладил упругие ягодицы барона, нежно, ласково. Палец прошелся по ложбинке, уделив особое внимание сжавшейся дырочке, гладя невесомо, почти неощутимо, надавил на неё не сильно и тут же вернулся к ягодицам.       Франц, вздохнув, поперхнулся, ощущая пальцы мужчины в столь смущающем месте. Румянец окрасил его щеки, а дыхание стало прерывистым и еще более частым. В голове мелькнул и пропал образ того, как на других, не менее шикарных и расшитых золотом покрывалах он был распят и открыт, а граф, так же как и сейчас, нависал над ним, даря дикое и животное удовольствие.       Молодой человек не знал, откуда к нему пришли столь ужасные в своем бесстыдстве мысли, но, тем не менее, то проявило себя в его разуме и это окончательно заставило его растеряться. Очередной образ мелькнул перед глазами: он сидит верхом на графе и неистово крутит бедрами бесстыдно и громко выстанывал и крича имя графа, скользя руками по сильной груди, широким плечам, жарко требуя поцелуев и ласки.       Картины были столь яркими и живыми, полными похоти и удовольствия, что казались настоящими, а не плодами его уставшего и обескураженного разума. Ему хотелось верить и нет, что это случилось, что чуть-чуть позже ему будет так же хорошо, как виделось в страстных видениях, поддернутой зеленоватой дымкой, оставленным ему на память гашишным щербетом.       — Расслабьтесь, милый Франц. Вы так волнуетесь, — послышался шепот, полным трепета и желания над ухом.       Рука графа на мгновение исчезла с ягодиц. Монте-Кристо некоторое время с чем-то повозился, заставив Франца чего-то ожидать, а после молодой человек снова почувствовал длинные графовы пальцы у себя на заднице. Вот только они на сей раз были влажными и скользкими. Губы его снова стали покрывать поцелуями лицо барона, его шею, отвлекая, в то время как пальцы натирали ложбинку этим самым влажным, явно предварительно согретым, дабы избежать ненужного дискомфорта.       Следующий жест графа снова вогнал юного Д‚Эпине в краску, причем неистово, гораздо сильнее, чем ранее. Скользкий потеплевший палец Монте-Кристо проник внутрь. Совсем чуть-чуть, не причиняя ни боли, ни дискомфорта, но от этого всё равно ярко ощутимо.       — Это необходимо? — задыхаясь от смущения, спросил барон, непроизвольно начиная ерзать и шевелить тазом. Ему было странно, не неприятно, даже как-то знакомо, но очень-очень непривычно и удивительно. — Это несколько обескураживает. Для вас это не впервой? — спросил он, чуть отстраняясь, пытаясь немного выше подняться и лечь на высокую подушку, чтобы было удобней.       — Разумеется, необходимо, — невозмутимо согласился граф, обнимая барона свободной рукой и самолично рывком поднимая повыше. Под поясницей Франц ощутил подложенную туда подушку. — Иначе я могу причинить вам боль, или ещё хуже — покалечить, — поведал возможную неприятную перспективу Монте-Кристо, войдя на всю длину пальца в молодого человека, давая привыкнуть. — Вы восхитительно красивы, барон. Даже в подобном положении. Я бы даже сказал, что вам очень к лицу восточное ложе, — прошелестел голос графа, опаляя горячим дыханием губы Франца, тут же их прикасаясь — нежно, даже несколько целомудренно.       — Предлагаете мне уйти в наложники к какому-нибудь султану? — с невеселым, а скорее нервным смешком спросил Франц, обнимая мужчину за шею, и устраиваясь удобней. Ему было страшно слышать, что граф может его покалечить, но тот сейчас был столь сосредоточен и тактичен, что возможно, все обойдется. Да и нет таких ран, которые нельзя было бы залечить.       — Ничего такого, барон. Всего лишь восхищаюсь красотой и совершенством вашего тела. В наше время не каждый молодой человек может похвастать такой гармонией черт.       Франц вздохнул, когда палец внутри него двинулся, сжимаясь внутри, а после вышел, почти тут же возвращаясь обратно.       — Очевидно, именно по этой причине именно я в вашей постели, граф, — произнес прерывисто Франц, чувствуя движение внутри себя. Это было отчасти пугающе отчасти завораживающе. Любопытство по-прежнему играло с ним злую шутку, веля идти до конца и активно учувствовать, ведь пока что это приносило лишь удовольствие, и было приятным.       — А почему бы и нет? — граф усмехнулся, его указательный палец лёг на подбородок Франца, в то время как губы оставили очередной поцелуй на его губах. Барон почувствовал, как растяжение внутри становится ощутимей, но граф до сих пор мягок и аккуратен. Он не даёт барону сосредоточиться на этом, отвлекая губами, свободной рукой, заставляя млеть, теряя дар речи, не давая ни единого повода для сопротивления, доставляя лишь чистую негу удовольствия. — Европейцы полны предрассудков. Они доверяют лишь общественному мнению, не желая иметь своё. Я же считаю, что мужское тело так же хорошо, как женское. Зачем лишать себя этой львиной части удовольствий из-за глупых предрассудков?       — Сношение лишь ради удовольствия и без последствий? — немного удивлено произнес Франц. В этом был резон и ему, как образованному человеку, было интересно понять, как мыслят и рассуждают другие люди. Ему было интересно узнать, что именно привлекает мужчин. Что они готовы жертвовать всем или многим, ради подобного удовольствия. — Религия считает это грехом, а закон карает преступивших его. Хотя, могу быть уверенным, что вы знаете об этом, граф.       Франц охнул, когда Монте-Кристо стал более настойчиво, но по-прежнему аккуратно и мягко толкаться пальцами внутрь него. Молодой человек тяжелее задышал, прерывая нечаянно возникшую беседу. А после, не удержавшись, дернулся и перевернулся на бок, сильнее сжимая пальца графа внутри и ощущая разлившееся по телу удовольствие от этого.       — Волшебно, — задохнувшись, пролепетал Франц, сильнее стискивая пальцы внутри себя, толкаясь на них и закрывая глаза от волнения и удовольствия, ему еще никогда не было так приятно, даже сегодня, уже в постели графа, когда он излился впервые. — Как… Дьявол, как вы это делаете? — сквозь стон произнес француз, мелко вздрагивая всем телом, когда его любовник в очередной раз проталкивал пальцы в его нутро.       Граф Монте-Кристо лишь усмехнулся загадочно, пальцы исчезли. Франц почувствовал, как его руки касается влажная рука графа, берёт её, подносит к губам и целует.       — Вы мне не поможете, барон? — со странной интонацией спрашивает Монте-Кристо, скрещивая его пальцы со своими. Франц почувствовал, как что-то тёплое полилось на скрещенные ладони.       Граф пошире раздвинул ноги француза, сгибая их в коленях и поднёс скрещенные руки к заждавшейся дырочке, медленно в неё входя соединёнными указательными пальцами.       Франц что-то непонятно пикнул. Это было еще более смущающе, чем раньше, это было так развратно, что кружилась голова. Или может она закружилась от того, что острая, резкая и сильная волна возбуждения прошлась по его телу, заставив плоть дернуться, а самого мужчину всхлипнуть, когда соединённые пальцы по воле графа начали двигаться в унисон.       — Граф, я боюсь, что я вас вновь не дождусь, — тихо шипя и вздыхая от удовольствия, проговорил Франц, сжимая свободной рукой покрывало. Он был готов вот-вот разразиться семенем, сладкая мука жарко прокатывала по его изгибающемуся от удовольствия телу. Не ведая, что творит, он отчаянно начал тереться вздыбленной плотью о собственную руку, кисть которой была взята графом в добровольный плен.       Видя сие безобразие, граф, перехватил налившийся кровью и уже почти готовый член любовника, сдавил у основания, не давая излиться. Вынул пальцы, наклонился ближе к лицу барона, оставляя в уголке губ одинокий поцелуй.       — Перевернитесь, барон. Я думаю, достаточно подготовки, — велел граф. Измученный и уже согласный на все лишь бы эта пытка прекратилась, молодой мужчина покорно выполнил то, о чем просили. Он даже нашел в себе силы и мужество раздвинуть ноги и приподнять таз, не знающий что делать, но по опыту с женщинами полагающий, что так будет вернее всего поступить.       Под живот граф поспешил подложить несколько подушек, чтоб любовник не устал слишком быстро. Франц почувствовал у себя на ягодицах ладони, их раздвинувшие. К дырочке граф приставил свой возбуждённый до боли член и, не давая Францу сообразить и осознать, что сейчас произойдёт, плавно и аккуратно вошел, поддерживая любовника под живот.       Франц болезненно простонал в подушку, заглушая этот громкий звук. Граф был отнюдь не маленьким и было больно. Растянутый вход немного жгло, а мышцы поддавались неохотно. Француз попытался дернуться и выползти из-под мужчины, но тот держал крепко и все, что ему оставалось — лишь смириться и попытаться привыкнуть.       Монте-Кристо не торопился, терпеливо ожидая пока он придет в себя, и молодой человек был ему за это благодарен. Все же первый раз с мужчиной был необычным и пока что приятным опытом, не считая стягивающей низ живота боли. Граф не двигался, а француз немного пришел в себя и расслабился. Он с интересом потрогал свой напрягшийся живот, а когда мужчина толкнулся не сильно и осторожно, то барон почувствовал движение его плоти внутри себя.       Монте-Кристо замер, позволяя Францу привыкнуть. Длинные его пальцы гладили француза по голове, спине, ягодицам, безмолвно предлагая успокоиться, расслабиться. Граф сделал первое, пробное движение, вырывая протяжный полный чувств стон.       — Как вы себя чувствуете, барон? Вам больно? Предпочтёте остановиться на этом?       — Граф, вы же знаете, что останавливаться уже поздно, — произнес, тяжело дыша и приводя мысли и чувства в порядок, Франц. — Мне непривычно, неприятно, больно, но я могу это перетерпеть. Можете продолжать, — после этих слов парень, будто в их подтверждение, опустился полностью грудью на подушку, раздвинул чуть сильней ноги и поднял ягодицы, прогибаясь в спине — теперь граф мог получить лучший обзор и больше места для маневров.       — Я хотел, чтобы боль была последним чувством, которое вы сегодня ощутите. Но, увы… Постарайтесь расслабиться и не зацикливаться на ней. Ведь по сути всё, это мы ощущаем усиливается в стократ после самовнушения. Ну как?       — Граф двинулся ещё раз, ловя участившееся дыхание барона, замечая краем глаза, как тот стиснул простыню пальцами. На сей раз не остановился, и продолжил двигаться — медленно, аккуратно.       Франц расслабился насколько мог, боль отступала, но нехотя медленно. А возбуждение, что кружило ему голову еще недавно спало, но все еще ощущалось, теперь зуд от желания прикоснуться к себе рукой и помочь стал еще сильней. Граф сильно, даже мощно толкался в него, но каждый толчок шел с задержкой, чтобы ему было не так больно, чтоб он привык.       Постепенное боль ушла, но и особого удовольствия француз не ощутил, просто странно и необычно, хотя знакомо, вот чувство этого самого ‚знакомства‘ сбивало и дезоринтировало, но все же. Спустя какое-то время он приподнялся, встав на четвереньки перед графом, и оглянулся на него.       — Вам не трудно сменить позицию? — спросил парень чуть поводя бедрами, ноги у него успели затечь и теперь их неприятно покалывало.       — Вам уже не больно? — осведомился граф, выходя из молодого человека и самолично аккуратно переворачивая на спину. Раздвинул ноги и навис над ним.       — Мы можем продолжить?       — Вполне, — отозвался Франц, откидываясь на подушки. Сейчас от него мало что зависело, так что он мог лишь делать вид, что присутствует здесь. Он начинал сомневаться, правильно ли поступил. Не стоило ли ему уйти, получив свою порцию удовольствия?       Было странно думать о том, что он оставил бы графа одного с его проблемой, но с другой стороны он не был ему ничем обязан, да и… Его размышления были прерваны прокатившим по телу импульсом. Таким сладким и таким будоражащим.       — Граф, еще! Сделайте так еще раз! — воскликнул француз, обхватывая мужчину над собой за шею, притягивая ближе. Увядшее возбуждение вновь начинало разгораться в теле.       Монте-Кристо как всегда исполнил просьбу, или, вернее, мольбу, сам лишь сдержанно, но задумчиво улыбнувшись, хоть Франц этого и не видел. Граф двигался уже активнее, гладил Франца по спине и груди, целовал везде, где мог дотянуться.       Француз покорно подставлялся, опустив, наконец свой разум, теперь он лишь чувствовал и ощущал. В блаженной неге, которой наполнилось его тело, от того острого возбуждения, что дарил граф каждым своим движением, он отринул все свои предрассудки, погрузившись с головой в процесс. Его руки огладили плечи мужчины, прошлись по спине и бокам, его бедра двигались навстречу любовнику, сталкиваясь с шумным шлепком.       В последнее мгновение в загасающем в эмоциях разуме мелькнула и пропала шальная мысль о том, что если бы мужчины знали насколько сношение друг с другом приятно, то к женщинам и женам никто бы из них не вернулся, или вернулись, но редкие и глупые мужчины. Разве можно отказать себе от этого пьянящего и заставляющего парить удовольствия?       Граф нежил его и ласкал. Чувствовать под собой грациозное, юное, такое отзывчивое тело было до одури приятно. Юный Д‚Эпине был чувствителен, как мальчик-подросток, смог довольно быстро расслабиться. Такого любовника у графа Монте-Кристо не было уже давно.       Он нежил этого чувствительного юношу, ласкал. Дарил ему блаженство и удовольствие, ему было досадно, что не уследил и причинил боль. Этот мальчик не был создан для грубости и зверств, его хотелось лишь нежно любить, чтоб лицо его не кривилось от неприглядной боли.       Франц был готов растечься блаженной медузой, что в августе в избытке плавают у берегов его родины. Ему было хорошо, волшебно, его качало на волнах довольства и радости. Тело его казалось легким, чувствительным, как струны итальянской гитары. Голос его стал звонче, стоны и вскрики несдержанней, когда граф чуть резче поддавался бедрами, входя до упора меж широко разведённых ног. Взгляд графа упал на оставшийся бесхозным, истекающий смазкой член любовника, изнывающий от недостатка внимания. Граф нахмурился, коря себя за такую непредусмотрительность.       После подхватил Франца за талию, поднял и перевернул, усаживая его себе на колени так, что изнывающий его член оказался между их тел.       Сам Монте-Кристо уже был почти на пределе. Ему надо было совсем чуть-чуть, чтоб упасть без сил, отдавшись неге разрядки. Один вид Д‚Эпине — возбуждённого, блестящего от пота, с расфокусированным взглядом, безропотно отдающегося и укрощённого, услаждал взор Монте-Кристо, действуя на него лучше любого физического контакта. А аж ощущение тесноты и жара внутри него было просто божественно.       Для Франца было неожиданно оказаться на коленях графа, и на долю секунды он растерялся. Но после лишь крепче обнял мужчину и всем телом приник к нему, начиная неуверенно, и не быстро насаживаться на плоть любовника самостоятельно. Монте-Кристо жарко дышал ему на ухо, пуская по коже группки мурашек.       Сильными точками он выбивал из француза дух, заставляя изгибаться и судорожно хвататься за его плечи, расцарапывая бледную кожу. Он судорожно сжимался внутри, чувствуя, что от удовольствия его накроет волной, ведь разрядка была так близка, так доступна, чуть сильней надавить, толкнуться и он уже полетит в блаженно облаке оргазма.       Граф с тихим рыком подмахивал ему, вбиваясь в юное тело, впился Францу в губы, покрывая их поцелуями, целуя шею, оставляя там свои отметины. Он был уже на пределе. И, как только раздался особенно громкий стон любовника, а между их тел потекло что-то горячее и вязкое, с силой стащил Д'Эпине с себя, кончая и без сил падая спиной на кровать.       Предрассветный сумрак начал тускло и холодно освещать наполненную запахами секса и пота спальню, позволяя, наконец, Францу узреть очертания комнаты и самого графа.       — Граф, — позвал Франц, смотря в потолок. Это было уже чуть-чуть позже. После того как они успели отдышаться и прийти в себя, а отголоски удовольствия — запретного, сладкого, почти покинули их тела. — А ведь Синбад-мореход уже был с Ала ад-Дином вместе? В пещере, на каменистом острове Монте-Кристо, — спросил он, не поворачивая головы. Зачем? Он и так чувствовал умный, хитрый и расчетливый обычно взгляд графа на своем лице. Он не знал, как выглядят его глаза сейчас, но отчего ему казалось, что там нет хитринки и вечного плутовства, нет искорки азарта и авантюризма, что большинство принимает за смелость. Граф склонился над самым ухом Франца, глубоко вздохнул, явно намереваясь что-то ответить. Франц затаил дыхание. На несколько секунд воцарилась выжидающая тишина.       — У каждого есть свои маленькие тайны, мой дорогой друг, — через некоторое время произнёс граф, чтоб после укрыть барона поднятым с пола покрывалом. — Закройте глаза и постарайтесь уснуть. Сон на рассвете самый сладкий, — посоветовал граф Монте-Кристо.       — Как скажете, граф. Но когда я проснусь, вас здесь уже не будет? Куда ветер занесет вас в этот раз? — спросил он, подкатываясь ближе к мужчине и кладя голову рядом с его плечом на подушку, упираясь, горячим лбом в приятно прохладную кожу.       — Куда же я денусь? Спите, барон. Утро вечера мудренее. А утром поговорим, — пообещал граф, обнимая юношу в ответ. Юный Монсер обещался зайти в гости завтра, прощаться. Как же граф мог ему отказать в этом? К тому же, у него было дело к Альберу Монсеру.       Франц лишь слабо кивнул, а после граф услышал от него лишь тихое и равномерное дыхание. Молодость — такое время, когда думы не мучают тебя, и ты быстро погружаешься в сон, видя цветные картинки сновидений.

***

      Утро наступило непозволительно быстро. Проснувшийся Франц графа рядом не обнаружил и даже успел огорчиться, что тот снова исчез, как тогда, на острове Монте-Кристо. Но его тяжелые думы развеялись, как только дверь отворилась в спальню вошел граф собственной персоной — как и всегда, одетый с иголочки, причёсанный и невозмутимый.       — Как ваше самочувствие, барон? — осведомился граф, присаживаясь на кресло у кровати. Франц прислушался к себе. Удивительно. Ничего не болело. Не ныло, словно и не было этой пьянящей ночи, словно всё, что произошло, было лишь простым сном. Лишь приятная и странная нега во всём теле. Совсем как при его пробуждении на острове.       — Чудесно, граф, — ответил француз, не отрывая взгляда от мужчины. Он все же был прав, и эта ночь была не первой для них с Монте-Кристо. Там на острове он тоже разделил с графом постель, пусть и не по своей воле, но все же. — На удивление ничего не болит.       — Замечательно. Что ж, в таком случае, можете воспользоваться моей уборной. Ваша одежда здесь, — Монте-Кристо указал глазами на аккуратно развешанную на спине стула одежду в полном комплекте. — Жду вас за столом. Виконт Монсер обещал появиться с минуты на минуту. А Али за дверью, если нужна будет помощь, он с радостью её вам окажет, — с этими словами граф вышел, оставив барона в одиночестве.       Тот не мешкая, хотя желание остаться в постели было слишком велико, собрался. Ополоснув лицо и обтерев влажным полотенцем тело, он оделся и вышел из спальни графа, предварительно внимательно прислушавшись, есть ли кто в небольшом кабинете или нет. Там стояла тишина и Франц неуверенно приоткрыв дверь вышел.       — А, вот и вы, барон. Доброго утра, — произнёс граф, увлечённый отложенной ночью книгой. Впрочем, при появлении Франца он её тут же закрыл. — Завтрак подадут с минуты на минуты, только дождёмся виконта. Наверное, вы ужасно голодны после сегодняшней ночи, — улыбнулся граф, предлагая барону присесть.       — Доброго, граф. Я еще не до конца проснулся, не могу ответить вам с полной уверенностью. Но думаю, вы правы, плотный завтрак не повредит. — Ответил Франц, присаживаясь на предложенное место. — Вы хорошо отдохнули? По вашему свежему виду трудно представить, что вы легли отдыхать лишь после рассвета. — Француз даже немного позавидовал такой бодрости, сам он еще досыпал на ходу, хоть и пытался отчаянно проснуться.       — Я привык недолго спать, — с улыбкой ответил граф. Монте-Кристо поднялся, достал на стол небольшой сундук, раскрыл его. Франц услышал звон стекла. Граф что-то там нашел, закрыл сундук и убрал. Подошел к графину и налил из него воды в стакан. Франц заметил в руках его небольшой флакон с чем-то мутным. Капля этого зелья перекочевала в стакан, слегка помутив воду. Граф протянул стакан барону — Вот, испейте. Этот эликсир быстро вернёт вам бодрость.       — Спасибо, граф. — Произнес Франц и принял из рук мужчины стакан с напитком. В несколько глотков он проглотил содержимое, отметив странный, почти незаметный привкус. — Уверен, это непременно поможет. — Молодой человек улыбнулся, смотря на мужчину и возвращая ему стакан. — Вы говорили, что к завтраку прибудет виконт, я не помешаю?       — Отчего же? Мне приятно ваше общество не меньше, чем общество виконта. А, вот и он, — улыбнулся граф, каким-то неслыханным образом услышав шаги за дверью на пару секунд раньше Франца.       Молодой человек лишь в очередной раз удивился, насколько странный и необычный в привычном понимании граф. Столько граней у одного человека, столько противоположных и тесно переплетённых черт. Загадка, возможно Монте-Кристо когда-нибудь позволит ему разгадать пару из них или же так навсегда и останется для него Симбадом-мореходом, но это может показать лишь время.