"Парень с идеальным слухом"

- Я больше никогда не вернусь! – и дверь хлопала, и шум ещё долго отзывался в ушах многократным эхо. Эрнст не умеет уходить тихо, но, что ещё хуже, он не умеет уходить, не прикапываясь при этом к несчастному Бэйлу. Эрнст-то потом успокаивался и, приходя обратно, чувствовал себя совершенно прекрасно, а вот Бэйл был выбит из колеи на целый день. Он ненавидел ссоры, ненавидел шум, ненавидел упрёки, обвинения, мелкие интриги попытки им манипулировать – от этого всего у него ужасно болела голова. Один он ходил по дому и бился ею о стены – это был дурацкий способ избежать головной боли, зато действенный. По крайней мере, так у него болели ушибы, а не расшатанные нервы. Бэйл в принципе ненавидел людей. Не потому что они были убогими, хотя и поэтому тоже, а потому, что они пугали его – их было слишком много, слишком, на одного-то Бэйла. А ещё они были шумными. И это, пожалуй, было страшнее – если от толпы ещё возможно абстрагироваться, то от бесконечного шума, разрывающего голову изнутри, ты никуда не денешься. Пару раз он даже терял сознание от этого шума, и никто не мог догадаться, почему. А он был слишком благоразумным, чтобы не пытаться им это объяснить. И – он живёт с самым шумным человеком на земле. Вместе. В одной квартире. Более того, они даже спят вместе в одной кровати. Ну не дебил ли? Конечно, дебил. Причем оба. Интересно, предполагал ли Эрнст, вселяясь в квартиру угрюмого некрасивого тощего парня, что ему придётся пройти через кошмар совместной жизни, со взаимными этическими манипуляциями, обидами и драками вплоть до сломанных ребёр? Вряд ли. Пожалуй, он даже слишком романтизировал их, в сущности, задротские отношения. - Мой парень – совершенство, - искренне заявлял он, приобнимая Бэйла за плечи, когда они в очередной раз смотрели Хичкока на компьютере и поедали пиццу. Поначалу ему это даже нравилось. Он искренне восторгался этим домашним уютом в захламленной фанатским стаффом квартире и таким ежевечерним посиделкам. Бэйл всегда пил плохое пиво, Эрнст брал себе хорошее светлое вино, чаще всего мускат, и затем они напивались, смотрели фильм (хм, либо сериал) и трахались. Хорошенько трахались. Наутро они мерялись количеством оставленных друг другу синяков, ушибов, царапин, и тот, кто проиграл, должен был покупать продукты на неделю. Потом… это быстро разонравилось Эрнсту. Поначалу он не говорил об этом прямо, но флюиды раздражения проникали под кожу и разъедали ничуть не хуже самого отвратительного из звуков. Сначала Эрнст просто намекал на то, что было бы неплохо куда-нибудь вытащиться, посмотреть этот мир, сходить, может быть… Тебе бы было неплохо развеяться, ты сидишь и пялишься в эти четыре стены, что тебе стоит-то?! И Бэйл и рад бы был его послушаться, если бы люди не раздражали его так сильно. И если бы Эрнст был немного более решительным, то, возможно… Хотя, конечно, вряд ли. И он раздражался. И ещё сильнее закупоривался в своей тесной, пусть и облагороженной стараниями Эрнста квартирке. По крайней мере, в ней он в безопасности и относительном покое… Который, с подачи Эрнста, становился ему ненавистным. Но меньше, чем шум там, снаружи. Эрнст иногда срывался на него и кричал, что Бэйл не знает настоящего мира, и что он – улитка, прячущаяся от проблем. Бэйл с ним не спорил: он и не хотел знать этого настоящего мира. Достаточно было прочесть хорошую книгу, чтобы поверить в его иллюзорность. - Я попал под дождь, - жизнерадостно заявил Эрнст, возвращаясь обратно, как ни в чём не бывало. Как будто не он говорил, что никогда сюда не вернётся. Бэйл не выходит к нему. Он сидит на стуле перед компьютером, завернувшись в плед. К чёрту, сегодня наступил предел. Пошёл он. - О боже, ты опять, - выдыхает Эрнст, заходя в комнату. - Я устал как собака, может, хотя бы сегодня ты не будешь выносить мне мозг? – продолжает он, заботливо снимая с себя вельветовый пиджак. – Это уже невозможно! Я даже под дождь попал, может, ты соизволишь оторваться от кресла, нет? Небось ещё и целый день так просидел, ну конечно! Бэйл продолжает молчать. От Эрнста было слишком много шума, слишком. Так много, что у него скоро взорвётся голова от его упрёков. - Ну ответь мне хоть что-нибудь! Отлично, чёрт возьми, меня игнорируют в этом доме! И кто – мой, чёрт возьми, парень! - Ты можешь помолчать? Пожалуйста. Конечно, мог. Только молчал Эрнст куда громче, чем даже скандалил. Он не раз пытался с концами уйти от Бэйла. Иногда ему становилось даже неуютно оттого, что Эрнст всякий раз самоотверженно возвращался. Лично он бы не вернулся. И Эрнст с новой упёртостью, новыми силами пытался вытащить Бэйла на улицу, дразня рассказами о посещенных им мероприятиях, о новых вышедших фильмах, и о запахе ночного города, когда воздух нагревается от горячего асфальта. Бэйлу всё это интересно – как глоток воздуха, на самом деле. Но не выходил. Он целовал его на ночь в щёку и смотрел в окно – не на улицу, на бездонное синее, иногда грязно-серо-оранжевое ночное небо. Он протянул руку, и она коснулась холодной поверхности стекла – увы, не неба. А днём снова становилось шумно. Бэйл пытался от него отвлечься, занимаясь готовкой, написанием статей или чтением книг, но по-настоящему шум никогда и никуда не исчезал, а лишь возрастал – особенно с приходом Эрнста. И однажды, когда тот вновь вернулся после трехдневного отсутствия, он увидел Бэйла сидящего на полу со странной улыбкой. Он радовался, что Эрнст всё-таки вернулся домой. Из его ушей шла кровь. Эрнст кинулся к телефону, поздно вспомнив, что тот не работает уже несколько месяцев. Бэйл встал, обнял его и попросил вывести его на прогулку. Теперь он не боялся шума.