Не узнаешь

      Забота о внешнем виде – один из важных элементов слова «успех». Как бы кто ни говорил, что любят душу и только ее – вряд ли кто-то захочет быть с каким-то замухрышкой, который совсем не следит за собой. А те, кто твердит иначе – лицемеры. Именно к такому выводу некогда пришел этот парень, в настоящий момент рассматривающий себя в зеркале и аккуратно поправляющий шелковистые короткие пряди бледно-лиловых волос. Смысл слова «успех» значил для него многое, но в корне отличался от понимания значения оного другими людьми. Для него это значило, что цели семьи Цукияма достигнуты, а его обожаемый господин цел, доволен и рад тому, что все еще может держать в руках хрупкие алые розы, напоминающие цвет его любимой трапезы.       Наблюдая за господином, было больно подмечать, что какие-то люди были для него намного важнее, чем он сам, его почтенный слуга, который изо всех сил пытался во всем угодить Шу. Однажды, когда его никто не тревожил, а обязанности по дому были полностью исполнены, Канаэ сидел в саду роз и наслаждался тишиной, а также стрекотом цикад где-то вдали. Его господин не особо любил цикад, а вот ему они безумно нравились. Немного безобразные на вид, их звук вызывал у Розевальда поистине неподдельное восхищение. Звук «пения» этих насекомых успокаивал мысли, которые уже долгое время не давали ему покоя.       Господин Цукияма пошел на поправку как только узнал об этом странном гуле – Канеки Кене. Парень никак не понимал что же такого особенного в этом гуле, ведь прежде он никогда о нем не слышал. Никаких подробностей, ничего лишнего. Разве что догадывался, что те слова, оброненные господином о гуле на аукционе, были как раз про этого загадочного гостя.       Усмехнувшись, Розевальд грустно посмотрел на особо крупный куст роз. Опасные, с шипами, они все же были прекрасны. Наверное все дело в господине: то, что казалось ему очаровательным и заслуживающим внимания, тут же оказывалось в поле зрения Канаэ и заслуживало его пристального внимания. Призадумавшись, поняв, что его мечты о Цукияме не более чем мечты, слепое потакание и безответная любовь, парень прикрыл глаза и тихо запел песню, которую некогда услышал на своей родине, в далекой и прекрасной Германии. Ich bin schon seit Tagen Verliebt in Rosamunde Ich denke jede Stunde Sie muss es erfahren. Seh ich ihre Lippen Mit dem frohen Lachen Möcht ich alles machen Um sie mal zu küssen.*       Окончив тихо напевать себе под нос, Канаэ открыл глаза и всмотрелся в небо, окутанное плотными тяжелыми облаками. Несмотря на них, луна отчетливо прорисовывалась, будто борясь с невесомыми воздушными скоплениями. Слишком веселая песня для такого невеселого момента. Вздохнув, Канае упал спиной на мягкую стелющуюся траву, и луну стало видно ещё лучше.       Однако спустя несколько минут послышались тихие шаги, которые оборвались прямо на входе в сад. Молодой гуль их не заметил и по-прежнему рассматривал ночное японское небо. Все его мысли тут же вернулись на землю обетованную в тот момент, когда кто-то запел продолжение этой песни, медленно приближаясь к его укрытию. Aber heut bestimmt geh ich zu ihr Gründe hab ich ja genug dafür Ich trete einfach vor sie hin Und sag ihr wie verliebt ich bin.**       Мягкий, чарующий голос, который уже имел влияние на мальчика, продолжал петь. Немного испуганные глаза обратились в темноту, из которой вышел его господин, такой любимый и важный человек. Закончив, он осторожно присел на траву рядом с Канаэ, касаясь его плеча. Парня будто парализовало на пару секунд, когда он вглядывался в глубокие глаза Цукиямы. — Замечательная немецкая народная песня. Мне она всегда нравилась своей мелодичностью, озорством и некой бодростью. Именно это она всегда вселяла в сердца обычных людей, - молодой господин выглядел каким-то мечтательным, когда тоже посмотрел на небо. – Я смотрю, ты тут в одиночку любуешься луной, да, Канаэ? — Д-да, господин, - тихо прошептал парень, искоса поглядывая на взрослого гуля.       Цукияма как будто медлил с чем-то, бросив взгляд на своего слугу. Густые брови придавали очарование этому лицу. Мягкие волосы были хорошо уложены и радовали глаз. Шу был больше чем уверен, что его волосы были мягкие и легкие, словно пушинка или снежинка, медленно падающая на остывающую землю, ведь Розевальд любил ухаживать за собой и делал это с особым рвением. Также он подмечал и то, что едва он похвалит своего слугу, в том будто просыпалось второе дыхание. Однако едва паренек смотрел на себя в зеркало, его глаза будто потухали. Господин усмехнулся, понимая, что Канаэ всегда не доставало уверенности в себе, в собственной красоте и привлекательности. — Всегда хотел сказать, что ты похож на одну из этих роз, - тихо прошептал взрослый гуль, чуть приобнимая за плечи своего слугу.       Стушевавшись, паренек сначала посмотрел на любимого человека, а потом отвел взгляд, смущаясь от таких сравнений. Отчего-то после этого его губы вновь озарила легкая улыбка, а нехорошие мысли медленно стали отходить на второй план. Сейчас его обожаемый господин сидел с ним рядом, даже обнимая, что никогда не было раньше.       Через пару минут Цукияма заметил, как Розевальд заснул у него на плече. Безмятежное, спокойное выражение окрасило его лицо. Мягко улыбаясь такой беспечности, взрослый гуль наклонился к своему слуге и аккуратно поцеловал его в волосы. Как он и ожидал: прекрасные шелковистые волосы и приятный запах роз, которым паренек буквально был пропитан. — И все же ты меня любишь, Канаэ.       Однако сказанного молодой Розевальд так и не услышал.