До скончания веков

      Савамура неподвижно стоял у закопанной могилы, уставившись на неё стеклянными глазами. Казалось, что время замедлилось, остановилось, исчезло. Дайчи присел на корточки и аккуратно поправил свежие цветы. Бережно протёр ладонью портрет. Любовно провёл пальцами по выгравированному имени, которое навсегда заняло всё место в его сердце. Не выдержал и, поддавшись вперёд, коротко прижался губами к надгробию. Рядом стоял мальчик лет пяти с копной ярких рыжих волос. Он всё это время крепко держал отца за руку, ни на секунду не отпуская.       - Папа, а где мама? - спросил маленький Шоё, робко шаркнув ножкой по холодной земле, и Дайчи мелко задрожал. Брюнет немного выпрямился и медленно отстранился от чёрно-белого изображения своего дорогого пепельноволосого ангела. Взгляд, в котором до сих пор плескались искорки неугасающей любви, скользнул по вечно улыбающемуся лицу, высеченному на надгробии, очертил каждый до боли родной изгиб, задержался на некогда мягких губах.       - Мама? - бывший капитан попытался выровнять сбившееся от накатившихся слёз дыхание. - Мама спит, милый. Коуши тяжело болел и...уснул ненадолго. Ему нужно отдохнуть.       - У мамы такое красивое имя, - ребёнок расплылся в беззаботной улыбке, ещё толком ничего не понимая. И не нужно ему знать про смерть. Не нужно знать, как убивался Дайчи после случившегося с Сугаварой. Не нужно знать, как бывший капитан волейбольной команды рыдал в голос, сутками сидя около свежей могилы. Не нужно знать, как Асахи с Нишиноей несколько раз его вытаскивали из петли и отговаривали от самоубийства. Не нужно знать, сколько таблеток успокоительного было выпито за день. Не нужно знать, какие ужасные мысли его посещали за всё прожитое без Коуши время. Не нужно знать, что Дайчи так и не смирился с этой чёртовой судьбой.       - Да, дорогой, - хриплый голос предательски дрогнул, но брюнет попытался выдавить хоть какое-то подобие улыбки. - У твоей мамы было самое красивое, прекрасное, очаровательное имя. Самое любимое и дорогое имя.       Шоё тихо хихикнул и обнял крепкую руку отца своими маленькими ладошками. Он прижался к его плечу лицом и через пару минут засопел. Дайчи одной рукой обнял сына, а другой зажал себе рот, не позволяя издать ни одного звука, так стремительно рвущегося наружу. Ледяные слёзы одинокими ручейками непроизвольно потекли по заметно впалым щекам, капая на свежую землю. Горло будто сцепило огненное кольцо, нещадно раздирая всё изнутри. Хотелось закричать от жуткой боли, бить кулаками по помятой траве, рыдать, срывая и так хриплый голос, и умолять. Умолять вернуть самого драгоценного ангела в жизни Дайчи. Ангела, который был для него всем и остаётся быть его миром, его светом, его солнцем. Но он не мог позволить, чтобы сын видел, как его отец умирает внутри. Как рушится весь его мир, как разбиваются последние осколки израненного сердца, как ломается он сам, превращаясь в безжизненную куклу.       Он должен продолжать жить. Хотя бы ради маленького Шоё.       - Я люблю тебя, - со всей нежностью мягко произнёс Савамура, но широкая ладонь заглушила его шёпот. Холодные тонкие губы, не прекращая, дрожали, когда-то давно живой голос охрип и погас. Сердце бешено стучало, гулко билось о рёбра, и что-то больно сдавливало в груди. – Я люблю тебя, Сугавара Коуши… И буду любить только тебя. Всю оставшуюся жизнь. До скончания веков и даже после, - тихо проговорил Дайчи прежде, чем покинуть кладбище с уснувшим у него на руках сыном.       И только бесцветный слабый дымок, в котором можно было разглядеть едва видные очертания хрупкой фигуры, нависал над могилой.       - Я тоже люблю тебя, Савамура Дайчи, - прошептанные слова унёс холодный ветер в сторону ушедшего брюнета. Дымок сразу же рассеялся, оставляя лишь несколько капель ледяных слёз на мраморном надгробии.