Их время

Маленький город был окружен оливковыми садами и огромным количеством виноградников, над которыми едва-едва поднялось солнце. До главного особняка оно еще не добралось, и дом походил на призрак. Большие окна заколочены досками, между которыми в некоторых местах умудрились пробраться рудералы. Что впрочем, не удивительно, эти маленькие и вездесущие растения обожают развалины и трещины стен, частенько пряча кучи мусора. Пройдет время, и не смотря на старания властей, пытающихся сохранить этот памятник истории, трехэтажный дом превратится в груду камней и пыли. Двери здания местной достопримечательности открыты, но внутрь все равно не попасть - обвалился этаж, и потолочные балки преградили путь. У входа на плитах под ногами повсюду валяются осколки черепичной кровли, будто с момента обстрела катапультами прошла от силы пара дней… Если бы не слой пыли… Больше всего хотелось бы подняться на крепостную стену и насладиться открывающимися пейзажами Тосканы, но отходить слишком далеко от их убежища было небезопасно. Несколько глубоких вдохов напомнили о сырых коридорах и круглой комнате с покрытым толстым слоем светлой каменной пыли, больше походившей на муку. Как-то не тянуло возвращаться в полутемное помещение, оказаться в окружение мраморных застывших лиц далеких героев. Но скоро позвякивая ключами от ворот на стареньком фургончике приедет смотритель, идеально сочетающийся со своим автомобилем и наверняка видавший своего четырехколесного друга в самом расцвете сил. Еще через несколько часов заполнится парковочная площадка, и сотня людей, видевшие уже не раз этот город, но не перестающие возвращаться сюда снова и снова, ступят на каменные плиты, чтобы на пару часов экскурсии вернуться в прошлое. Последний взгляд на позолоченное поднимающимся солнцем небо, перед очередным погружением во тьму. В Монтериджони медленно, лениво пришло утро. В полуразрушенном зале с безмолвными статуями ассасинов разных времён, мужчин и женщин, утробно гудели громадные системные блоки. Перемигивались светодиодами компьютеры, погружая помещение в потусторонний голубой полумрак. Лампы на стойке около статуи Альтаира были погашены, чтобы не перегружать генераторы, да и от их яркого слепящего света болели глаза. Щелкала клавиатура под быстрыми пальчиками Люси, синяки под глазами ее совершенно не красили, и в искусственном голубом освещении экрана она больше походила на призрак. В углу, где временно располагалось жалкое подобие походной кухни, гремела своими инструментами Ребекка, синий холодильник внезапно решил поделиться влагой с лежащими неподалеку кабелями, и девушка откровенно бесилась, наступая каждый раз в лужу растаявшего льда. Присутствие четвертого члена команды почти не ощущается, и очень легко забыть, что еду в местных магазинчиках надо брать в количестве три плюс один. Обычно за продуктами выходили девушки, но когда выпадала моя очередь, то я спохватывался в последний момент, уже на обратном пути. И приходилось возвращаться и докупать что-нибудь калорийное. Долгое пребывание в анимусе отнимало у Дезмонда много сил. Люси жаловалась на его крики по ночам, хотя это время суток в подземельях Монтериджони было постоянным. Дезмонд выходил из программы, стаскивал из холодильника несколько шоколадных батончиков и спускался на нижние уровни особняка. Люси это не нравилось, и она настаивала, чтобы я шел вместе с ним. По ее словам, пока они поднимались по частично затопленному подземелью, у Дезмонда были проблески… Он, якобы, видел, как Эцио с сестрой покидали особняк во время нападения. Я не удивляюсь подобному. Дезмонд столько времени проводит в прошлом, в сознании и теле своего предка. Переживает с ним такие вещи… Возможно, следовало уменьшить количество часов. Сейчас пальцы Дезмонда нервно сжимаются в кулаки, а на губах легкая довольная улыбка. Периодически такое бывает – тело реагирует на события, переживаемые мозгом. Щелкает генератор, отключая анимус, зашумел компьютер Ребекки, записывая данные, и глаза Дезмонда открылись. Правда, первые несколько минут после выхода из программы, глаза на его лице совсем не принадлежат ему. Люси говорила, что в лаборатории Абстерго, когда синхронизация проходила с воспоминаниями Альтаира, таких последствий не наблюдалось. Карие глаза Эцио на лице Дезмонда смотрелись непривычно. - Шон, - голос был охрипший, и он поморщился. - Я не могу найти часть истины в Колизее. Чувствую, что она там, но не могу найти. Видно, что Дезмонду каждое слово дается с трудом, он этого и не скрывает. Тянется рукой к горлу, трет до красноты кожу, и только потом поднимается на ноги. Разочарование на лице читается легко, но я не понимаю его причины. Шестнадцатый хорошо спрятал файлы, и вины Дезмонда в этом нет. Найти их без дополнительной помощи проблематично, особенно если Дезмонд засекает файлы, когда удирает от тамплиеров. Хорошо, если я или Ребекка успели зафиксировать координаты. - Я помогу. – Собственный голос тих, и Дезмонд кивает. Не столько из-за обещания, сколько из-за отсутствия привычных для этого века громких звуков. Люди привыкли говорить громко, перекрикивая гул транспорта и уличной суеты. В Монтериджони после отключения Дезмонд стал плохо реагировать на шум. Сильная головная боль почти скручивала его пополам. Шепот - единственное, что он воспринимает в следующие пять - десять минут. Это долго. Дезмонд широкими шагами направляется к холодильнику, останавливается, увидев обтянутую джинсовой тканью попку Ребекки. Тратит пару секунд на бессовестное разглядывание, и отмирает, забирая с металлической полки у холодильника сразу несколько батончиков в ладонь. Как они вместе с коробочкой сока умудряются умещаться в карманах его ветровки, каждый раз становится для меня загадкой. Кажется, Дезмонд уже привык к моей скромной персоне в качестве компании во время его прогулок. Он проверяет задние карманы, и поднимает голову, убеждаясь что я на месте… И жду его. Ему бы поспать сейчас, но это бесполезно и выльется в несколько часов кошмаров и не выспавшуюся физиономию. Поднимается по лестнице ко мне, вдруг спотыкается. Я успеваю схватить его за вскинутую руку, помогая восстановить равновесие. Кидаю быстрый взгляд на наших дам, но внимание Люси по-прежнему поглощено экраном монитора, а Ребекка воюет с холодильником. Он ничего не говорит, только быстро улыбается уголками губ. Я иду следом за ним, никак не прокомментировав его неловкость, как сделал бы раньше. Он бесил меня тогда, когда Люси только-только притащила этого, с позволения сказать, ассасина. Бесил своим невежеством и самоуверенностью… И непробиваемым идиотизмом. Единственное что он делал, это весь день валялся в анимусе. Так я думал. Теперь же я за него боюсь. Мои шаги эхом разносятся по тускло освещенному коридору, шагов Дезмонда вовсе не слышно. Будто я тут один. Раньше его шаги было слышно даже с тренировочного полигона, коим условно являлся склад на первом этаже. Когда он изменился? Кто повлиял? Альтаир или Эцио? Или же стоит поблагодарить Люси? Ее присутствие превращает Дезмонда каждый раз в пародию на больного аутизмом. Я видел,в его досье много разных девушек: блондинок, брюнеток, много рыжих. Даже несколько моделей, бывавших, видимо, в его баре и частенько пользовавшихся определенными услугами молодого и милого бармена. Когда он стал милым в моем понимании, я знаю точно. Дата и время указаны в скрытом файле электронного дневника. Глупая привычка, которая часто спасала меня от… к примеру, забытых в химчистке вещей или экзамене рано утром. По мелочи, но все же. У меня были опыты с мужчинами. В колледже, и пару раз, когда Люси еще работала в Абстерго под прикрытием. Я не считаю себя геем, даже когда откровенно оцениваю фигуру двадцатисемилетнего кассира в продуктовом магазине перед входом в Монтериджони. И мои интимные отношения с людьми моего пола я считал исключительно экспериментальными случаями. Поэтому мои расширенные зрачки, и слегка учащенное дыхание, когда Дезмонд в несколько сильных рывков оказывается на деревянной скрипучей балке у меня над головой, настоятельно рекомендую причислять к научному интересу. Люди имеют привычку изучать возможности своего тела. Пирсинг в самых неожиданных местах, крюки на спине… Постоянные диеты… Мужчины в постели. Ветровка сиротливо висела на каком-то ржавом гвозде, торчащем из стены около обрыва, а внизу что-то булькало и неприятно пахла застоявшаяся вода. Я прекрасно помню, как благоухал наш объект 17, после первого посещения этих туннелей. Подмечаю, совершенно случайно, что Дезмонд похорошел... В физическом плане. Несмотря на то, что пребывание в анимусе отнимает много сил, эти импровизированные тренировки потрясающе сказываются на внешнем виде. Если бы еще он чаще выбирался на солнце… Впрочем, никто из нас не мог похвастаться такой возможностью. Движения Дезмонда легки и уверены, хотя любая из гнилых старых опор уже давно пережила свой век, а серая майка подчеркивает напряженные мышцы. Дезмонд где-то высоко, и я едва различаю его. Слышу только шлепки – ботинки касаются стен. Вижу, как мелкие камушки и щепки проваливаются в черное озеро внизу. Он приземляется за моей спиной совершенно неожиданно, я разворачиваюсь и невольно делаю шаг назад. Под ногами осыпается край, но на этот раз Дезмонд ловит меня, с силой сжимая запястье. Он тяжело дышит, кожа в мелких бисеринках пота, а плечи покрыты тонким слоем каменной пыли, наверное, осыпается потолок. Пока я перевожу дух, Дезмонд оглядывает меня, будто проверяя все ли на месте, и вскарабкивается по вколоченным в стену балкам , подбрасывая тело вверх резкими и быстрыми движениями. Облизываю губы, цепляясь глазами за напряженные мышцы на руках. Следующий час я нахожусь на вершине горы – не хватает кислорода, я с трудом дышу. Меня трясет. Дезмонд спускался ко мне несколько раз, запуская ладонь в карман ветровки и выуживая очередной батончик. Когда он потягивается рядом со мной, закинув за спину руки, щеголяя волосатыми подмышками, понимаю, что жажда физического труда утолена, и мы можем возвращаться. Ветровку он не надевает, а повязывает ее на пояс, когда мы покидаем похожую на склеп игровую площадку нашего мальчика. Дезмонду жарко, он шумно дышит. А я мерзну, благополучно забыв свитер около клавиатуры. Вспоминаю ощущение его ладони, тогда, на лестнице и говорю: - Когда ты вышел из программы, у тебя руки были ледяные. Дезмонд останавливается на развилке. Лестница вниз, к компьютерам, свитеру и кофе в термосе. Лестница вверх – через обвалившиеся балки, мусор и пыль - в жилые комнаты дома Монтериджони. Я пожимаю плечами. Оставлять одного надолго его нельзя, и я в любом случае последую за ним. Хотя, чего скрывать, идея пробираться наверх, рискуя получить тяжелые повреждения, когда два этажа над нами наконец-то решат что их время вышло, и обвалятся к чертям прямо на нас, не вызывает во мне ни капли энтузиазма. И судя по ухмылке, Дезмонд это понимал. Иногда я думаю, что ему доставляет какое-то садистское удовольствие то, что Люси выделила мне роль няньки. Дезмонд поднимается наверх и я мысленно прощаюсь со своим теплым свитером ручной вязки. Спустя четыре ступени, я, наконец, удостаиваюсь ответа. - На верхних ярусах Колизея холодно. И сильный ветер. Не вижу его лицо, но в интонациях чувствуется улыбка. Будто объясняет назойливому ребенку, зачем нужно чистить зубы по утрам. Но я не обращаю внимания на снисходительный тон. Становится понятно, с чего вдруг голос после сегодняшнего отключения был похож на предсмертный скрип вагонного состава. На этой лестнице почти нет освещения, и Дезмонд выуживает из, казалось бы, бездонных карманов пластиковый дешевый фонарик. Дверь в холл открылась с трудом, натужно треща, когда Дезмонд буквально выдавливал ее из деревянного косяка. В нос ударил застоявшийся воздух, запах гнилого дерева, и, кажется, разложения. Неудивительно конечно, ведь при обстреле катапультами тамплиеров в этом доме погибли люди. Неужели власти не занимались реставрацией здания? Сладковатый аромат трупного разложения закупорился в большом зале, как в вакууме, хотя от самого тела вряд ли что-то осталось – столько времени прошло. Дезмонд уверенно перепрыгивает через широкую потолочную балку, упавшую посреди лестницы на второй этаж. Следую за ним, и слышу, как рвется штанина. Прелестно. А вот за это никаких Дезмонду больше баночек с шоколадным мороженым. Поворот направо, и мы в полуразрушенной комнате. Широкая кровать с балдахином, в центре которой располагается огромное ядро катапульты, утянув под себя постельное белье… Точнее то, что от него осталось. Такой же огромной дырищи в крыше не обнаружилось. Видимо, максимум, на что хватило строителей – ремонт крыши. Удивительно, но уцелело зеркало. Резная лаковая рама, витиеватый рисунок, которой скрыт пылью. Дезмонд обходит комнату, пока я очищаю пальцами раму, очерчивая резкие повороты рисунка. Под серым слоем, не смотря на долгий срок без людей, росли цветы. Деревянные конечно, искусственные, но помнящие по-прежнему руки мастера. - Знаешь, что происходило в этой комнате во время нападения Борджиа? В зеркале я теперь похож на часть интерьера. Весь грязный, пыльный, с порванной штаниной. На шее царапина, оставленная каким-то ржавым гвоздем. Не забыть обработать, делаю мысленную пометку. Дезмонд за моей спиной, взгляд какой-то сонный. Берет мои руки и кладет на холодную поверхность. Только сейчас замечаю, что у меня трясутся ноги, и опора в виде напольного зеркала помогает избежать позорного падения. Не то, чтобы я не любил физические упражнения. Сдавал нормативы в колледже вместе со всеми. Просто я больше по компьютерам… Да и не привык лазать по развалинам дома, в любую минуту готового рассыпаться. Благодарю Дезмонда, разумеется не вслух, прежде, чем понимаю - запястья все еще сжимают теплые ладони. Мое подсознание в сомнениях. То ли оно сошло с ума.… Нет, пожалуй, тут другого варианта быть не может. Потому как объяснить то, что руки Дезмонда в этот момент на моих бедрах, вытаскивают заправленную в джинсы рубашку, немного проблематично. Около плеча его губы, шепчут, через слово, сбиваясь на родной язык своего предка, будто отдавая дань памяти. А я, должно быть, в шоке, потому что не сопротивляюсь, когда его ладони ложатся на мою ширинку, когда задницей чувствую его пах… И когда смотрю в темные, обсидиановые глаза Эцио напротив меня. В отличие от потомка, он не двигается. Только его взгляд блуждает по мне, вслед за руками Дезмонда. Его ночь с Катериной Сфорца не удостоилась упоминания на страницах биографии итальянского ассасина, но в изложении Дезмонда она превращается едва ли не в новое издание камасутры. От его хриплого баритона у меня подгибаются колени, но меня крепко держит Эцио, не позволяя ни на миллиметр сдвинуть руки. Тянет к себе, но я не проваливаюсь в зазеркалье, как Алиса за своим кроликом. Глупость, но я действительно ожидал чего-то похожего. Вместо этого я сгибаю в локтях руки, и прижимаюсь грудью к зеркалу. Поза, чего уж говорить, откровенно намекающая… да что там, открыто предлагающая. Дезмонд не слепой, да и я успеваю заметить, как он на мгновение встречается глазами с Эцио. Я беспричинно радуюсь, что не у меня одного галлюцинации. Ладони Дезмонда мнут ягодицы через ткань джинсов, но, в конце концов, этого становится мало, и преграду опускают ниже колен. Теперь кожа к коже. Пальцы поглаживают тугое кольцо ануса, один потихоньку оказывается внутри. Что-то касается сосков через рубашку, но Дезмонд не может это делать, одна рука в моей заднице, вторая обхватила мошонку, вызвав вполне очевидную реакцию члена и мой судорожный вздох. Я совсем забыл о еще одном участнике маленького шоу для отсутствующих зрителей. Или же администрация города ввела новый аттракцион? В зеркале, с той стороны, Эцио обвел кончиками пальцев мой твердый сосок, и легкая боль от неосторожного движения ногтем ощущалась вполне реальной. На лице Эцио любопытство и та самая снисходительная полуулыбка, которую частенько теперь замечаю у Дезмонда. Меня внезапно разворачивают и прижимают спиной к твердому стеклу… Мои ноги на поясе Дезмонда, и я даже не допускаю мысли о попытке вырваться. Удивленный возглас вырывается против моей воли, случайно и неосторожно, когда руки, обнявшие меня со спины и быстро оглаживая ребра под кожей, добираются до сосков и с силой сжимают их ногтями. Я выгибаюсь, сбегая от Эцио в объятья Дезмонда. Мой стоящий член прижимается к его горячей коже. Его руки поддерживают под бедра, а член возбужденный и влажный от выделяемой смазки. У нас обоих давно не было секса. У меня – с тех пор, как он покинул Абстерго, у него – еще дольше. Откидываю голову назад, когда он начинает двигаться, и тяжело дышу открытым ртом. Руки Эцио поднимаются выше, и вот его пальцы у меня во рту. Я облизываю их, посасываю как леденец, хотя терпеть не могу ни такие сладости, ни намеки подобного рода. На языке странный вкус, но все происходящее странно само по себе. Зрачки Дезмонда расширены, и глаза кажутся черными, но он неотрывно смотрит на меня. На пальцы Эцио у меня во рту. Когда же он на секунду отводит взгляд за мою спину, я интуитивно сжимаюсь, вызвав у Дезмонда придушенный хрип. Я испуганно дергаюсь в его руках. Ягодиц касается влажная головка члена. Над плечом слышу шепот, горячий и тягучий как карамельный сироп. Я не понимаю ни слова, так как привык воспринимать итальянский только глазами, как почти размытый временем текст. А Дезмонд щурится, выдыхает, облизнув губы, и кивает. На что за меня он дает согласие, я понимаю, когда он опускает меня, и в анус входит член Эцио, растягивая мышцы. Я пытаюсь вырваться, но четыре руки держат крепко. Я спал с мужчинами, но чтобы с двумя одновременно – никогда. Дезмонд наклоняется вперед, и ловит губами сосок, освобождая его от ногтей Эцио. Но тот, кажется, не особо расстроен. Он целует мою шею, прихватывая губами жилку, и опускает ладонь к моему члену. Наконец-то. Я необдуманно толкаюсь в его руку и назад, насаживаясь на оба члена сразу. Мой крик спокойно мог вызвать обвал этого сооружения. Теперь я полностью растянут, и Эцио за моей спиной смеется. Он доволен. Дыхание перехватило, некоторое время я не мог дышать. Я слышал тихий шепот около моего уха, чувствовал, как Эцио, будто бы случайно, касается губами ушной раковины. А Дезмонд отвечал, прерывисто и хрипло. Разговаривали так, будто меня нет между ними. Будто я не дышу часто, надрывно, широко открытым ртом. Из-за пальцев я даже не могу его закрыть, чтобы сглотнуть слюну, и она медленно стекает по щеке на шею. Я дрожал, руками цепляясь за плечи Дезмонда, когда итальянец повторял движения его члена рукой на моем. Я согрелся, более того, я был уверен, что сгорю заживо. Я не пробовал никогда наркотики, искренне считая, что при моём образовании и показателях это идиотизм. Становиться одним из стада я не собирался. Но сейчас, когда я трясусь в руках Дезмонда, сжимая мышцами оба члена внутри, и жадно вылизываю трещины на кончиках пальцев, думаю что не много потерял. То, что происходит сегодня в этой забытой временем комнате - намного лучше. Возбуждение бьет по нервам, и белый порошок мне совершенно не нужен. Когда я всхлипнул, Эцио убрал пальцы из моего рта, и оба ассасина наклонились ко мне. - Я больше не могу. – С трудом нашел в себе силы повторить. Вышло жалостливо. Дезмонд слизывает капельку пота с моих губ, и смотрит поверх плеча. - У нас еще много времени. Эцио молчит в ответ, просто сжимает немного сильнее пальцы на моем члене. Мне не нужно много, я на пределе. Я кричу. Так мне кажется, на самом деле я задушено хнычу, не в состоянии издать звука громче. Пока я выплескиваюсь на майку Дезмонда, мельком думая, как он будет объяснять пятна, мое тело опускают, ударяя по очереди в ту самую точку внутри. Меня подбрасывает вверх, но Эцио прижимает к своей груди. Толчки спермы во мне и глухие удары сердца, это все что я слышу. Закрываю глаза, чтобы перевести дух, позволяя Дезмонду сохранить мое равновесие, когда ноги снова касаются пола. Рука рефлекторно тянется назад, но пальцы натыкаются на запотевшее старое зеркало. В комнате Эцио Аудиторе снова только двое. Дезмонд поправляет свою одежду на удивление быстро, со своей я договариваюсь с трудом. Рубашка помята, джинсы будто в ящик с мукой упали. Ужас, я никогда не видел себя в подобном состоянии. Мы не говорим о том, что случилось, но Дезмонд теперь идет рядом, касаясь своим плечом моего. В нашем временном лагере недовольно ворчит Ребекка, на этот раз уже из-за еды, Дезмонд был так голоден, что утащил последнее съестное. Люси смотрит на нее, улыбаясь, и попивая горячий, отвратительно сладкий кофе. До сих пор не понимаю, как можно выжить после пяти ложек сахара на кружку. На секунду поворачивается к нам, проверяя, недовольно морщится, замечая количество пыли и мою рваную штанину. - Я подправила карту, посмотришь? – Ребекка кивает на свою любимицу. Анимус - для нее все. Дезмонд ее энтузиазма не разделял, а я тороплюсь к своему рабочему месту. Ведь я обещал помочь с частицей истины. Тихо шумит анимус, снова возвращая Дезмонда Майлза в Италию. А я щелкаю мышкой, легко находя последние данные синхронизации с памятью Эцио в районе Колизея. Пока идет совмещение данных, я успеваю сделать короткую запись. Дезмонд был прав. У них еще много времени.