внеорбитные.

      Лидия почти рычит от противного осознания собственной бесполезности. Кто она? Банши? Она не знала наверняка, кем является и даже приблизительно не представляла о диапазоне своих возможностей, она лишь понимала, что ничем не может помочь истекающему кровью оборотню. Она не может вызвать скорую, его светящиеся голубые глаза и окровавленные клыки вряд ли обрадуют врачей. Она так же не может ничего сделать с раной, нанесенной альфой, из неё течет черная кровь, а такое уж наверняка не проходят на уроках биологии в школе.       Единственное, что в её власти – машина, и она точно знает, куда нужно ехать. Давай, ты сможешь, остался всего один лестничный пролет. Но он не может. Когти глубоко пронзают ладони, а нижнюю губу едва можно различить из-за крови. Не смотря на адскую боль, он и не думает опираться на Лидию всем своим весом. Мартин ненавидит его за его долбанное благородство в такой неподходящий момент. Он не кричит, хотя ему больно так, словно его пополам разрезают бензопилой. И в этот самый момент он бы скорее отдал предпочтение бензопиле, чем преодолел ещё один лестничный пролет. – ДЕРЕК! – отчаянный крик банши наверняка услышали в соседнем штате, но до адресата он так и не доходит. Так, Лидия Мартин, ты же знаешь, как оказывать первую помощь. В теории. Отлично, внутренние разговоры самой с собой сейчас как никогда кстати. Так, конечно, нужно перевязать рану. Черт, как и чем перевязать туловище?! Мартин заваливает себя вопросами, что сейчас совершенно неуместно, но вернуть себе способность рационально мыслить в трудной ситуации просто необходимо. Хотя для начала неплохо было бы просто начать мыслить. Чертову кашу в голове не разгрести даже половником, понадобятся вилка и пара ножей. Перевязать рану.       Лидия дрожащими руками разрывает свитер с V-образным вырезом, хотя его уже изрядно покромсали до нее. Черная кровь продолжается сочиться из дыры в его боку, как будто кто-то проткнул бочку с нефтью. Она холодная. Кровь не бывает холодной. Подожди, ты серьезно рассуждаешь о невозможности холодной крови, текущей из мужчины со светящимися глазами, клыками и смертоносными когтями? Так держать. Она затягивает импровизированную повязку чуть сильнее, чем нужно, и с окровавленных губ волка срывается хриплый стон.

Да почему же он не исцеляется?

– Это, кстати, был мой любимый свитер, – Питер Хейл даже в момент неминуемой, как кажется Лидии Мартин, смерти, умудряется иронизировать. – Вот вылечишься и купишь себе такой же новый, – пытается язвить в ответ банши, но её голос в этот момент больше напоминает девочку, потерявшую маму в супермаркете, – и по моему, у тебя все свитера одинаковые. – Да, но этот был любимый, – Хейл выдавливает кривую усмешку, хотя в сгущающейся темноте вечера в неосвещенном подъезде вряд ли можно различить выражение его лица, так что она скорее чувствует эту усмешку, – теперь терзайся чувством вины.       Они сидят на каменном полу лестничного пролета, не дойдя до лофта совсем чуть-чуть. Она – на нижней ступеньке, поджав ноги под себя. Он – полулежа, прислонившись к стене, наконец контролируя свои волчьи способности. Ему все ещё чертовски больно, а она все ещё бесполезна, но он уже не умрет, а она не – 2:0, Хейл. Я дважды, правда первый раз не по своей воле, но да ладно, спасла твою жизнь. Ты мне должен.        Дерек и Скотт находят их спустя два часа на том же месте, но Лидия отказывается остаться и объяснять что-либо, она даже не оборачивается, и лишь замирает на мгновение, услышав едва различимое хриплое «спасибо», пока Скотт звонит Мелиссе, чтобы та приехала и зашила неудавшегося альфу.

***

       Два дня сомнений и отговаривания самой себя от этой совершенно излишней глупости, и вот она уже стоит перед необъятной железной дверью в лофт, а сердце колотится чуть медленнее, чем сердце будущего космонавта на испытаниях в центрифуге. В нос ударяет знакомый запах, теперь уже не смешанный с противным запахом крови, от которой сводит зубы и металлический привкус во рту. – Ты. – Я. С ним всё в порядке. Он исцелился целиком и полностью. На нём снова свитер с V-образным вырезом и кажется утром он вылил на себя одну вторую флакончика одеколона. Он отступает с дороги, неприятно ухмыляясь, взмахивая рукой в пригласительном жесте. Лидия делает шаг. И ещё один. Питер закрывает за ней дверь и останавливается в метре от неё. – Итак, зачем ты здесь? – как-то через-чур театрально играет удивление Хейл. – Я не знаю, – убийственная честность, она и вправду понятия не имеет, зачем пришла. – Что-то связанное с банши? Я скоро умру? – и от этих интонацией в его голосе хочется вскрыться, провалиться, улететь, что угодно, только не слышать и не видеть эту кривую усмешку и V-образный вырез. – Не смешно, – а ему смешно, Лидия. Он издевается над тобой. Он знает, зачем ты пришла. А ты не знаешь. Поэтому тебе не смешно. Она снова чувствует это.        Он сокращает расстояние между ними до каких-то пяти сантиметров, чего определенно не ожидала Лидия, посему она инстинктивно отступает назад. Он что, играет с ней? Впервые в её жизни кто-то позволил себе взять инициативу в свои руки, и перенять управление на себя, не спрашивая у неё разрешения. Впервые в жизни Лидия чувствует чьё-то превосходство над собой, и кажется, ей это не нравится. Она привыкла быть королевой, хотя и никогда не призналась бы в этом никому.        Он склоняет голову набок, разглядывая девушку, кажется совсем забывшую о его присутствии здесь. Нет, он недоволен. Он сделал ход и ему требуется ответ, а раз ответ так долго не поступает, можно немного нарушить правила, сделав два хода за раз. Питер Хейл не может себе представить, в каком параллельном мире его могла бы привлечь восемнадцатилетняя, и раз не может, то не будет даже пытаться, закидывая эти мысли куда-нибудь к Неметону. Это неправильно, и именно это ему нравится. Он привык жить неправильно, привык совершать неправильные поступки и привык быть саркастичной сволочью. Они не будут держаться за руки, не будут делить один попкорн на двоих и точно не пойдут вместе в ресторан. Но им это совсем не нужно.

Лидия наконец понимает, зачем пришла.

Солнечные лучи ведут борьбу с пыльными окнами лофта, заметно проигрывая, и скудно освещая пространство, создавая причудливые тени на лицах двоих, неподвижно стоящих друг перед другом так близко, что их тени слились в одну, в отличие от них самих. Они даже не касаются друг друга, а от исходящего от них напряжения можно обеспечить электричеством целый город.

Они даже не касаются друг друга, иначе их бы уже давно убило током.