Вернулся

Облака грозой небо рвали летом, Сильно пах озон, и ярчайшим цветом Красила природа мир вокруг меня. Синим небосводом и сиянием дня, Угасаньем вечера, свежестью ночной Я жила доверчиво, мир любив душой. Хоть и часто трудности были на пути, Духом я не падала и вперед идти Продолжала, истово веря в то, что там, Там за небом мглистым мы встретим небеса. Взрыв унес все радости — так казалось мне. И померкли краски все. Серый дождь в окне. Голодно и холодно. — Мам, не уходи… Что-то где-то сломано у нее внутри.  — Мамочка, пожалуйста. Мамочка, вернись! Прим, не плачь-ка милая. Жизнь катилась вниз. А потом я встретила одуванчик мой, Поняла, что делать мне, чтобы быть живой. Лук мой детский, тесаный лег в ладонь привычно. Лес зеленый сводами веток, как обычно Встретил. Будто не было этих страшных дней, И отец вновь к дочери подойдет своей… Но реальность жесткая в прах крушит мечты: Взрыв и ужас — было все, слезы у плиты, Ночь на местном кладбище посреди могил И кошмары страшные: «Папочка, беги!» Головой мотнула. «Нет, не вспоминать» И вперед тихонько: — Здравствуй, лес, опять. Время мчалось искрами, дней текла река, Бегать стала быстро я и крепка рука, И шаги охотницы будто ночь тихи. Лук уже отцовский, стрелы так легки. Друга я там встретила. Серые глаза, Глянул недоверчиво. На траве роса. — Кискис? Что за имечко? — Китнисс. Китнисс я! — Я смотрю ты милая. — Жизнь на злобу дня. Первое неверие, как туман, потом Испарилось с легкостью под златым лучом Дружбы нашей искренней, помощи, улыбок. Вместе мы охотились и ловили рыбок. И дышать как будто бы легче стало мне, И кошмары мучать реже стали в сне. У него в руках дело шло любое, Я была одна, а теперь нас двое.

***

Но кошмар вернулся беленьким листком, В пальцы подвернулся даме с париком. С этой же секунды все к чертям пошло. Игры, Пит и судьбы. И любовь вся — ложь. Игры семьдесят пятые — должен он вернуться! Койн и восстания, символ революции. Войны, смерть и ужасы. Серо все кругом. Нет уже двенадцатого. Сер наш новый дом. И уже не верится в то, что где-то там, Там за небом мглистым мы встретим небеса. Пламя, жар искристый — душу пополам, Жизнь унес сестринскую и меня сломал. И «жених» под охмором ждет убить меня. Вянут одуванчики где-то у плетня. Хочется заплакать, только слез уж нет. Лютик тянет лапу. За окном рассвет. Лес — моя обитель — странно тих и пуст. Нет здесь больше друга. Только боль и грусть Сердце мне по венам гонит день и ночь. Сотни раз жалела, что прогнала прочь. Все давно простила, только бы пришел И сказал мне: «Кискис, будет хорошо Все у нас с тобою. Мы теперь вдвоем» Только сон мечтою исчезает днем. Но прошли полгода, сильно пах озон, Поезд из второго прибыл на перрон. В лес пошла привычно, надо бы опять Сальной Сей добычи все же настрелять. Ведь она права была: долго я спала Вся покрыта пеплом. «Надо воскресать» Я не слышу — чувствую тихие шаги. Повернулась: — Господи! Сердце из груди Показалось, выпрыгнет. Летняя гроза, Тучи, небо мглистое у него в глазах.  — Нет, сейчас проснусь я… Это сон ночной…  — Кискис, я вернулся, чтобы быть с тобой.  — Это явь… О, Господи! — слезы по щекам. Первые за месяцы. По его рукам Как же я соскучилась! Счастье смоет грусть.  — Знаю, Гейл, верила… Я тебя люблю!