Моя малышка.

      Ты смотрела на меня без страха, тянула ко мне маленькие ручки. Сколько тебе было? Четыре? Пять? Совсем маленькая, такая кроха. Я растерзал твоих родителей, всю твою семью. Перегрыз им глотки. Всем. Один за другим. Они даже не пытались сопротивляться, лишь с животным страхом смотрели на меня, в их глазах плескался ужас, ни с чем не сравнимое для меня удовольствие видеть это. Медленно приближаясь к жертве, я наслаждаюсь этим мигом. Когда они понимают, что обречены. Обречены на смерть от существа, которое, как они полагали, обитает только в сказках. Твоя семья ни чем не отличалась от других. Такой же страх, такое же неверие, такие же мольбы, срывающиеся с губ. Каждый раз они спрашивали настоящий ли я. Ответом им служил звериный рык. В обличии зверя я не мог ответить по-другому, да и не хотел никогда. Мне нравилось быть зверем. Ощущать эту власть. Я не щадил никого, ни взрослых, ни детей.       Ты сидела в дверях. Смотрела как огромный зверь выпускает из пасти горло твоей матери, перекушенное им за пару минут до того, как ты появилась на пороге комнаты. Ты смотрела на меня, пока я обходил и обнюхивал своих жертв. Трое. Двое из них твои родители, а кем приходилась третья жертва? Старшей сестрой? Приходящей няней? Я никогда об этом не узнаю. Да и не интересно мне. Она так вкусно пахла. Ее кровь. Этот запах будоражил меня. Я так долго не ощущал этот сладкий вкус в пасти, не вонзал клыки в мягкую податливую плоть. Почти год я скрывался, зализывал раны. Ты знаешь по сказкам, моя малышка, что если есть оборотни, значит есть и те, кто будет охотиться на них. Меня подстрелил охотник. Серьезная рана, от стрелы с серебренным наконечником. Это так странно, моя малышка, даже в двадцать первом веке люди предпочитают пользоваться арбалетом при охоте на нас, оборотней. Чем им не нравятся ружья? Ты не ответишь мне, моя малышка, а я почему-то часто над этим задумываюсь. И выходя на первую, после столь долгого перерыва, охоту я знал: если встречу охотника, значит буду убит именно стрелой, выпущенной из арбалета.       Но мне везло — охотники мне не встретились. Я зашел в твой дом, моя малышка, взломав замок и зверем набросился на твоих родных. С каким наслаждением я вонзал в них клыки. Я испытывал эйфорию, чувствуя их теплую кровь, брызжущую мне в пасть. Наслаждался их воплями. С остервенением швырял их тела по комнате, окрашивая стены и пол брызгами крови.       Я и не подумал о том, чтобы обойти все комнаты, мне хватило одной. Я бы расправился с троими и ушел, но вошла ты, моя малышка. Ты должна была стать моей четвертой жертвой. Я подходил к тебе медленно, всматриваясь в лицо, ожидая увидеть страх и слезы. А ты протянула ко мне руки, словно перед тобой домашняя собака, а не огромный зверь. Я оборотень, моя малышка, ты ведь не знала тогда об этом, верно? Ты была слишком мала чтобы понимать, какая опасность тебе грозит. Первый раз я был сбит с толку. Я стоял и смотрел, как ты тянешься ко мне беззвучно смеясь. Ты выглядела такой счастливой, так искренне радовалась мне, что я струсил. Да, моя малышка, я посчитал это трусостью. Я, самый жестокий из всех своих собратьев, не щадящий даже младенцев, не смог убить тебя. Хоть мог сделать это лишь одним движением лапы. Почему я тогда остановился? Ответь мне, моя малышка. Потому что сам я до сих пор этого не понимаю. И не знаю кого или что благодарить, что остановился тогда. Хоть и мог. Всего одно движение…       Я рыкнул. Громко. Настолько, что самому на мгновение стало страшно. Ты перестала улыбаться и спрятала лицо в ладошках. Я подумал, что ты испугалась. Но увидев, как ты лукаво посматриваешь на меня сквозь пальцы — растерялся. Ты решила, что я хочу с тобой поиграть, моя малышка? Твое поведение было непонятным для меня. Да и нежелательным. Я привык повелевать, держать все под контролем. Всегда было так, как хотел этого я. И вдруг я наткнулся на преграду. Теперь повелевали мной. Маленькая девочка сидящая на пороге. Я не мог выйти. Ты словно стена преграждала мне путь. О, как я чувствовал себя тогда, моя малышка. Я был потерян. Такая маленькая и в то же время такая большая. Почему-то я не смог совладать с собой и прикончить тебя. Я чувствовал себя домашним псом, которым повелевает хозяин. Я был унижен и зол. Лишь однажды я чувствовал подобное. Унижение. И тебе не надо знать, моя малышка, что я сделал с тем, кто посмел думать, что может встать на моем пути, быть неугодным мне.       А ты продолжала тянуться ко мне и улыбаться. Представляешь эту страшную картину, моя малышка? Комната вся в крови, даже потолок. На полу лежат растерзанные тела твоей семьи. На моей морде кровь твоей матери, а ты смотришь и улыбаешься. Почему-то именно мне тогда стало страшно. Да, моя малышка, я испугался. Испугался того, от чего всегда бежал. Быть прирученным. Я не заводил семью, у меня не было друзей. Я боялся к кому-то привязаться. Но если мы упорно бежим от чего-то, оно само нас нагонит.       Вновь устрашающе зарычав, я попытался пройти мимо тебя и ты сделала то, чего я боялся и чего ждал. Ты вцепилась в мою шерсть. И я, отбросив все мысли, лег на пол, чтобы ты забралась на меня.       Ты помнишь, моя малышка, как долго мы добирались до моего дома. Который отныне должен был стать и твоим тоже. Ты сидела на моей спине, держась за загривок и не знала, сколько раз я хотел сбросить тебя и уйти. Но так и не сделал этого и принес тебя к себе.       Не всегда я находился в шкуре волка, большинство времени я жил как обычный человек, почти не отличаясь от других. Но мне важно было одиночество, поэтому я устроился лесничим. Жить в небольшом домике, в лесу, в далеке от людей, больше мне не нужно было ничего. Так я думал, пока в мою жизнь не ворвалась ты, моя малышка. Маленькая девчушка с длинными, шоколадного цвета, волосами и такого же цвета глазами. Ни разу я не увидел, как ты плачешь. Когда я на твоих глазах обернулся человеком, ты не испугалась и не заплакала. Лишь посмотрела на меня с недоумением и принялась ползать по дому, ища большую собаку, которая привезла тебя сюда. Ты все ползала, а я находил это забавным. Когда я вновь обернулся в зверя, ты обрадовалась и захлопала в ладоши. Вскоре ты поняла, что зверь и человек это я. Не двое, а одно целое. И всегда с восторгом наблюдала за моими превращениями. А я не мог отказать тебе, моя малышка, я превращался, когда бы ты этого не пожелала. Ты не уставала наблюдать за этим, а я не уставал наслаждаться тобой. Твоими горящими от восторга глазами, твоими аплодисментами. И я каждый раз шутливо кланялся, а ты беззвучно смеялась.       Ты так и не заговорила, моя малышка. Может быть это даже и к лучшему. Все же я люблю тишину, и ты мне ее дала. Даже присутствуя рядом.       Отныне моя жизнь, моя сущность принадлежали тебе, моя малышка. Только ты. Все только для тебя. Чтобы ты не попросила, я делал. Я обустроил твою комнату так, словно для принцессы. Во дворе установил качели, которые ты очень полюбила. Даже завел кур, которых терпеть не мог. Если бы ты знала, моя малышка, как сильно мне хотелось свернуть им шеи. Они раздражали меня. Своим кудахтаньем, своей тупостью и вечным путанием под ногами. Но ни одну из них я не тронул, потому что ты их почему-то любила. Возилась с ними постоянно, что я даже немного ревновал. Но это все ерунда, моя малышка, ведь ты была только моей. И эти глупые куры не могли тебя отнять. Неужели я стал настолько сентиментальным? С каждым днем ты все больше овладевала мной. Не задумываясь я отдал бы за тебя жизнь.       Почему-то ты никогда не вспоминала о родителях. Может быть только при мне? Я не знаю, но меня это устраивало. Ты принадлежала мне. Пока не пришла пора тебе пойти в школу. Я не мог дать тебе те знания, которые понадобились бы при поступлении в институт. Я был привязан к тебе, моя малышка, но понимал, что до конца жизни ты не могла быть отшельницей и находиться здесь, рядом со мной. Я знал, что может быть мне придется отпустить тебя навсегда. Я эгоист, моя малышка, но только не с тобой. Если бы ты захотела, я отпустил бы тебя в любой момент. Пусть даже это разорвало мое сердце на части.       Моя малышка. Я продолжал убивать людей, наслаждался этим, жаждал этого постоянно. Я убивал любого, кто просто косо на меня взглянет. Кто случайно прикоснется ко мне без моего разрешения. Но тебе позволялось делать со мной все. Вырывать мою шерсть, когда мы играли в лошадку. Бить меня, бросать что попадется под руку, когда у тебя плохое настроение. Если я задерживался на охоте, ты выбегала мне на встречу и пинала маленькими ножками. И я ничего не мог с тобой поделать, ты слишком дорога мне, моя малышка. Расставание с тобой для меня в тягость. Но нам пришлось расстаться. Ты пошла в школу.       Каждый день, шесть раз в неделю я отвозил тебя на машине к школе. Когда у тебя оканчивались занятия, я уже стоял у ворот, поджидая, чтобы отвезти домой. Я беспокоился за тебя, моя малышка. Ты не могла говорить, а дети жестоки. Они могли обидеть тебя. Но опасения были напрасны. Может мой вид или красноречивый взгляд донесли до школьников, что тебя обижать ни в коем случае нельзя. А может ты их покорила, моя малышка, как покорила когда-то меня?       Я боялся, что ты отдалишься от меня, но этого не произошло. Ты все так же проводила со мной время, так же переживала, когда я задерживался и так же лупила меня своими ножками, выплескивая на мне весь страх и злость. Так же боялась, что я попаду в руки охотников. Я не мог им попасться, моя малышка. Ведь у меня была ты. Я не мог позволить себе этого.       Нет, ты не отдалилась. Мне кажется, мы даже становились все ближе друг к другу. Ты "рассказывала" мне свои девичьи секреты, о которых дочери говорят матерям. Я знал все, что происходит с тобой, моя малышка. Я изучил каждое твое движение, каждый взгляд. Я знал когда ты сердишься, когда чем-то расстроена, когда тебя что-то тревожит. Для меня ты была открытой книгой. И мне нравилось это. Я не желал, чтобы ты была настолько многогранна, что мне приходилось бы каждый раз узнавать тебя новую. Нет, мне нравилось то, какой ты была.       А вот ты многого обо мне не знала, моя малышка. Мне так много лет, что я сам уже не знал, сколько мне должно исполниться в этом или в следующем годах. Я научился скрывать свои эмоции. Но какого труда мне стоило сдержаться, когда ты "говорила" об очередном ухажере, который приглашал тебя в кино или в кафе. Моя малышка, ты так быстро выросла, стала такой красавицей. Но они видят только внешнюю тебя и не замечают и, я полагаю, не хотят замечать какая ты внутри. Добрая, нежная, заботливая. И что важнее всего — моя. Они только причинили бы тебе боль, а я всего лишь оберегал тебя. Но на смену одним приходили другие. И каждый раз ты со странным блеском в глазах "рассказывала" на какой фильм вы собираетесь пойти. Моя малышка, я не сразу понял, что этот блеск предназначен мне. Ты пыталась вызвать во мне ревность, да, моя малышка? И у тебя получалось. Как мальчишка, я велся на это и убирал с твоего пути неугодных мне и, как оказалось, ненужных тебе, парней.       Ты поцеловала меня. Я знаю — это был твой первый поцелуй. Ты подошла ко мне, притянула к себе, схватив меня за ворот, и поцеловала. В твоих движениях и во взгляде не было робости или стеснения. Ты знала чего хочешь. Я не тронул бы тебя, если бы ты сама не сделала первый шаг. Я сдерживал себя. Стал более жестоким и беспощадным с собратьями и на охоте. И этим обеспечил себе более пристальное внимание со стороны охотников. Они вновь открыли на меня охоту. Я виноват, подставил сам себя и они узнали, что тогда, много лет назад, я не сдох. Как они конечно же думали.       Я хотел отпустить тебя, моя малышка, но ты осталась. Осталась со мной. В моей жизни, в моем доме, в моей постели. Вновь, как и двенадцать лет назад, ты вдохнула в меня что-то новое. Ты вновь принадлежала мне. Теперь не только душой, но и телом. Я не принуждал тебя, как и тогда, когда в твоем доме дал тебе выбор: остаться или уйти со мной. Ты выбрала меня. И сейчас ты вновь выбрала меня. Сама. Моя малышка, я скорее отгрыз бы себе все четыре лапы, но не тронул тебя, не посмел бы. А теперь ты всецело моя и это непередаваемое чувство. Такого я не испытывал даже охотясь. Что ты со мной сделала? С самым грозным и жестоким зверем среди всех моих собратьев. Кто ты, что так околдовала меня?       Прости меня, моя малышка, но я не вернусь к тебе. Ты напрасно будешь стоять в дверях нашего небольшого, но уютного дома. Я не приду. Может быть, когда ты это поймешь, ты впервые заплачешь? Хорошо, что я этого не увижу. Я не хочу видеть твоих слез, особенно по своей вине. Ты можешь мысленно ругать меня, молить богов о моем возвращении, но ничего не изменится — я не вернусь к тебе. Ты не поколотишь меня маленькими кулачками, а я не притворюсь, что мне больно. Больше никогда.       Я уведу их подальше от нашего дома. Они выследили меня и подстрелили. Я так виноват перед тобой, моя малышка. И лишь мысленно могу просить у тебя прощения. Я уведу их и вы сможете жить, не боясь никого и ничего. Ты и то крохотное сердечко, что бьется под твоим. Не знаю кто у нас с тобой получился, моя малышка, но это сердечко и ты, самое ценное, что есть у меня. И я не позволю вас обидеть. Пусть даже придётся оплатить это своей жизнью.       Я чувствую, что мои силы на исходе, но продолжаю бежать, а вскоре просто ползу. Как можно дальше я уведу их от тебя, моя малышка.       Говорят собаки не потеют. Но ведь я не собака. Мокрая, отвратительно пахнущая шерсть залипает глаза. Грязь комьями прилипла ко мне. Простреленная лапа уже онемела и я не знаю, как у меня получается ею двигать. За мной тянется кровавый след по которому меня скоро найдут охотники. У меня есть время, чтобы попытаться скрыться, только не где. Вокруг лишь лес и на многие расстояния от меня нет реки, единственного сейчас моего спасения. Но даже сквозь шум в ушах я слышу как бьется сердечко нашей с тобой любви, моя малышка. И слышу приближение охотников. Я закрываю глаза, чтобы в последний раз увидеть тебя. Твои волосы, к которым я любил прикасаться. Твои глаза, всегда с нежностью смотревшие на меня. Твою улыбку, что была для меня важнее солнца. Не открывая глаз я знаю, что меня окружили и нацелили оружие. Я слышу тихий звук спускаемой стрелы.       Я люблю тебя, моя малышка.