Варийский детский сад

Глава 1 - Его Высочество хочет есть… - голос эхом отразился от бетонных стен, разносясь по всему помещению. Затем наступила оглушающая тишина, лишь где-то вдалеке было слышно капанье воды. - Ради Ками-сама, Бел, не опускайся до каннибализма, - второй, наполненный всемирной тоской голос, звучавший так, как будто отец отчитывает любимого, но тупого ребенка, разорвал тишину. В темноте угла пошевелилось что-то, но выходить оттуда не спешило. - Поедание простолюдинов принцем каннибализмом не считается, ши-ши-ши, - ближе к стене, освещенный мерцающим, бледно-синим светом единственной лампы, сидел подросток. Длинная челка, чумазая настолько, что цвет определить было невозможно, закрывала половину его лица. Губы были растянуты в какую-то сумасшедшую, маньячную улыбку, а одежда, состоящая из джинсов, с оторванной штаниной, и майки, была вся перемазана уже засохшей кровью. - И все равно. Они все же люди, да и зачем тащить в рот всякую гадость? – в темноте угла сверкнули два оранжевых огонька, сверкнули и погасли, словно их и не было. Опять раздалось шебуршание, и на мгновение на освещенном участке пола показалась узкая, детская ступня. Она была покрыта царапинами и ссадинами, пальцы сбиты. Было видно, что ее обладатель ходил босиком по камням, или чему-то похожему.- Тем более, в кладовке еще остались продукты. - В кладовке спрятался какой-то трус, не пожелавший быть убитым принцем. Но принц все равно его достал, ши-ши-ши… - Можешь не продолжать. И так понятно, что еды там не осталось, но зато есть покрошенный на ленточки труп. Кто это был, кстати? - Тот надоедливый лаборант, который всегда дразнил принца. Принц говорил, что отомстит, а особы королевской крови никогда не бросают слова на ветер… Есть хочу. - Терпи. - Тсуна-а-а, ты такой жестокий, - называющий себя принцем поднялся, приближаясь к куче непонятного хлама в погруженной во тьму части комнаты. На ходу он, с шишишиканьем, пнул нечто круглое, и это с каким-то влажным звуком выкатилось на освещенный участок. Этим чем-то оказалась человеческая голова с выпученными от ужаса глазами и высунутым языком. - Профессор Альберто, как я рад вас видеть, - язвительно пробормотал голос из угла. – Бел, ты не мог бы не доставать на свет эту гадость? - А, по-моему, он красавчик, ши-ши-ши, - Бел приблизился к темному, заполненному какой-то жидкостью вытянутому аквариуму. Погрузив туда руку, он достал еще одну голову. Темная жидкость с глухим стуком капала на пол. - Мой дорогой братец, как я рад, что убил тебя, ши-ши-ши, - Бел вернулся на свое место, держа голову на вытянутой руке и о чем-то с ней беседуя. Темная жидкость, оказавшаяся кровью, стекала по его руке вниз, прямо в рукав. - Фу, - голос названного «Тсуной» так и сочился отвращением. - Неужели тебе это нравится? - Я наконец-то отомстил тому, кто сдал меня сюда, ши-ши-ши, почему принцу это не должно нравиться? - Псих. Ты действительно псих, Бельфегор. – из угла вышел мальчик, сжимавший что-то в руках. Он был примерно одного возраста с Бельфегором, но выглядел абсолютно иначе. Большие, широко распахнутые наивные карие глаза, встрепанные каштановые волосы. Тсуна был одет в длинную, тоже измазанную кровью рубашку, которая доставала ему почти до колен. Худые ноги были покрыты многочисленными царапинами и ссадинами, на не прикрытой шее виднелись багровые отпечатки пальцев, будто мальчика кто-то упорно душил. Руки были покрыты какой-то неприятной, бурой коркой, из мест, где она лопнула, текла кровь. - Оставь это, мертвых лучше не беспокоить, - Тсуна присел на корточки рядом с Бельфегором, и надел ему на голову то, что держал в руках. Это оказалась толстая проволока, скрученная в некое подобие диадемы. – Извини, лучше не получилось. - Принцу нравится, ши-ши-ши, - Бел отбросил часть человеческого тела в сторону, ощупывая проволоку, - теперь никто не посмеет усомниться в том, что я принц. - Самоубийц всегда хватает, - хмыкнул Тсуна, садясь нормально и вытягивая ноги. Эти двое детей, сидящих на грязном полу в едва освещенной комнате, смотрелись просто жутко. И некоторые «детские» детали, вроде проволочной диадемы Бельфегора или разбитых коленей Тсуны, только увеличивали этот ужас. На потолке одиноко моргала лампа, освещая небольшой участок мертвенным, бледным светом. - Жаль, что никто больше не выжил, - сказано это было таким спокойным, пофигистичным тоном, что в жалость верилось с трудом. Сказавший это Тсуна задумчиво растрепал волосы, всматриваясь в темноту. – Может, аварийное освещение включить? - Тогда будет видно все, что мы натворили. - А я все-таки включу, - Тсуна поднялся, идя к «своему» углу, и начиная шарить рукой по стене. – Может, тогда перестанет всякая фигня мерещиться. Бельфегор только шишишикнул, продолжая все так же жутко улыбаться. Принц был доволен, и ему ничего не мерещилось. Да и почему принцу должно что-то мерещится? Это только у Тсуны есть зачатки совести, а в Беле ее никогда не было. Зачем она вообще? Только мешает убийствами наслаждаться. Внезапно на потолке вспыхнули лампы, открывая взору неприглядную, жуткую картину. Помещение оказалось разгромленной лабораторией. В середине валялись разбитые на части столы, стулья и какие-то приборы, весь пол был усыпан битым стеклом. Мониторы компьютеров красовались огромными дырами в середине, то тут, то там змеями свернулись перерезанные провода. А еще пол был залит водой, какими-то разноцветными жидкостями и… кровью. Больше всего на полу было крови. Целыми оставались только три «аквариума», два больших, от пола до потолка, и один маленький, из которого Бел достал голову. Содержимое двух первых было такое же – тела в белых халатах, отрубленные конечности и внутренности. А в самом дальнем углу, сложенные в ряд, лежали пять маленьких тел – дети. Они были заботливо укрыты какой-то прозрачной клеенкой, руки у всех сложены на груди. Тела детей были странные – один был весь обросший шерстью, другой имел кожу зеленого цвета. Если присмотреться, то можно было заметить следы уколов на руках и ногах, аккуратные, явно выполненные скальпелем порезы на теле. Дети – экспериментальные образцы. Но всего два экземпляра оказались самыми живучими и сильными. Настолько сильными, что уничтожили своих создателей. - Ши-ши-ши, жалко умирать вот так, - неожиданно протянул Бельфегор, когда Тсуна снова опустился рядом. - С чего это ты умирать решил? - Они успели закрыть бункер, ши-ши-ши. Мы в ловушке. Отсюда нет выхода - смех звучал как-то истерично, натянуто. Улыбка стала полностью безумной, принц наклонился, заставляя челку свесится еще ниже. - После того, что мы пережили здесь, оказаться запертыми в бункере – не самое худшее в жизни. Выживем. Выжили тогда, сможем сделать это и сейчас. Отступать тогда, когда сделано так много, просто убожество, это недостойно принца. - Верно… До побега Мукуро я вообще не верил в то, что отсюда можно сбежать. Ши-ши-ши, а ведь мы сделали куда больше, чем Мукуро. Этот трус в прошлый раз прихватил только двоих, оставив нас всех умирать. После этого ужесточили охрану и содержание, и побег стал почти невозможен. - Нет слова «невозможно». Есть слово не могу, а не могу обычно произрастает из не хочу. Стоит только захотеть, и возможно все. - Даже воскрешение твоей мамы? - Знаешь, а ведь она со мной. Я часто вижу ее во сне, она улыбается…- На лице Тсуны расцвела счастливая, солнечная улыбка, глаза невидяще уставились куда-то вдаль. - Ши-ши-ши, двадцать седьмой, от препаратов ты точно сошел с ума. - Молчи, эксперимент Б, мы все тут сумасшедшие… - И это прекрасно, ши-ши-ши… Но как нам отсюда выбраться? - Завтра, все завтра. Я хочу спать… - Учти, принц не будет охранять твой сон. - И не надо, меня с небес охраняет мама, - Тсуна откинулся на стенку, закрывая глаза. Через минуту он уже спал – тяжелая жизнь экспериментального образца учила многому. Бельфегор почувствовал мимолетный укол зависти – ему ничего не снилось, а мамы он не помнил… Он злобно зыркнул на голову старшего брата – тот был его единственным родственником, да слетел с катушек на почве науки и начал ставить опыты на собственном брате. Бельфегор получил громадное удовольствие, убивая его – приятно вспомнить. Улыбаясь во весь рот и шишишикая, Бел начал ходить по лаборатории, собирая осколки стекла. Они хорошо резали, но летали плохо – и принца это огорчало. Он любил острые, метательные предметы. Наверно, ножи или стилеты были бы для него идеальным оружием… Вскоре это ему наскучило, и он свернулся клубком, положив голову на колени Тсуне. Он принц, и этот простолюдин просто обязан обеспечить ему хорошее спальное место… Вскоре дыхание двух детей стало единственным звуком, раздававшимся в разгромленной лаборатории. Сейчас они спят, а завтра будут искать выход, бродить в полнейшей темноте, голодные и злые. Они найдут его, они выберутся отсюда. Иначе не может быть. Эти дети пережили слишком много, что бы вот так глупо умереть от голода в закрытом бункере. Они обязательно выживут. Они просто обязаны это сделать, ради тех, кто сегодня погиб, борясь вместе с ними за свободу. В залитой кровью и запачканной ошметками тел лаборатории мирно спали два грязных, худых ребенка, уже успевшие познать боль, страдание, страх смерти и убийство. Два маленьких монстра в обличье детей… Глава 2 Тсуна проснулся моментально. Казалось, только видел приятный, солнечный сон, где он сидит на кухне и уплетает мамины булочки, а перед глазами снова разрушенная комната, освещенная мертвым светом ламп… Все чувства буквально вопили об опасности. Своей интуиции Тсуна привык доверять – она была у него отменная, и уже стала такой же неотъемлемой его частью, как зрение и слух. Стоило только слегка шевельнуть ногами – и проснулся Бельфегор, голова которого лежала у Тсуны на коленях. По одному выражению лица Тсуны он понял, в чем дело. Принц поднялся медленно, бесшумно, сразу же начав красться к выключателю. Свет мигнул и погас – они не хотели давать врагам преимущество. Дети знали расположение каждой вещи в лаборатории, а вот враги – нет… Да и темнота для экспериментальных образцов не являлась серьезной помехой. Тишина накрыла лабораторию своим плащом. Дети поспешно спрятались во встроенном в стену шкафу, плотно прижавшись друг к другу. Интуиция Тсуны вопила, что приближается опасность. Бельфегор не чувствовал ничего, но привык улавливать состояние друга по малейшему движению и доверять его чувствам. Минут пять ничего не происходило, но затем вдалеке раздался грохот и отдаленные голоса. Бел тихо шишикнул, приоткрывая дверцу и оставляя тонкую щелку для подсматривания. Одна его рука сжимала длинные осколки стекла, вторая медленно, словно нехотя, убрала челку с глаз. В темноте сверкнули два красных отблеска, принц повернулся – и встретился взглядом с серьезными карими глазами. Легко коснувшись своей ладошкой руки принца, Тсуна посмотрел в щель. Темно. Но грохот, вызванный движением других людей, приближался. Двадцать седьмой экспериментальный образец глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться . Все в порядке, все хорошо. Они убили прошлых – убьют и этих, если понадобится. Они сделали слишком много, чтобы умереть вот так. Тсуна крепко зажмурился, и пару мгновений сидел так, словно испуганный ребенок, увидевший жуткое чудовище. Затем глаза распахнулись, в их глубине плясали оранжевые языки пламени. Мальчик слегка улыбнулся – они хорошо поиграют. А вот в последний раз или нет, тут уже решать Ками-саме… Тихое, какое-то кровожадное шишишиканье подтвердило его мысли. Суперби Скуало просто-напросто бесился, злобно зыркая на окружающих. Меч, прикрепленный к протезу, со зловещим свистом рассекал воздух. Этот дурацкий босс, эта придурочная Вонгола, это гребанное задание, а ведь так хотелось отдохнуть, желательно куда-нибудь подальше от варийских долбаебов, Занзаса и Италии… Так нет же. Стакан в голову – и иди, Скуало, работай. Гад. Бухой, наглый, сильный, и ведь не возразишь ему. А возразить хотелось, ведь работа была трудная. На то, что бы найти базу этих ублюдков, семью Эстранео, потребовалось целых полгода. Хорошо прятались, но в мире мафии Вонголе нет равных. Перешел сильнейшей семье дорогу - готовься, тебя даже из-под земли достанут. И не только тебя, но всех твоих родных, знакомых и приятелей. Это мафия, а не игрушки. Предал один – пострадают все. Заразу истребляют с корнями, обрывают все ее связи с жизнью, чтобы, не дай Мадонна, не заразился кто-нибудь другой. Жестоко, но действенно. Это мафия, детка, а не гопники из ближайшего переулка. Эстранео дорогу Вонголе, в принципе, не переходила. Но есть вещи, которые даже в обагренном кровью и заляпанном грязью мире мафии являются недопустимыми. И эксперименты над людьми – одна из них. Жалкая семейка экспериментаторов хорошо шифровалась. В ее отношении ошиблись даже Виндиче, когда упрятали в тюрьму Рокудо Мукуро. Но все тайное рано или поздно становится явным. Грешки Эстранео выплыли на свет – и вся мафия ужаснулась. Все, кому не лень, обсуждали это, с наслаждением смакуя жуткие, леденящие кровь подробности. Эстранео было решено уничтожить, и Вендиче поклялись не вмешиваться. Только вот почему зачисткой должна заниматься Вария, а точнее он, Суперби Скуало?! Сейчас капитан и Луссурия стояли посреди леса, мрачно рассматривая вход в подземную лабораторию. На плече Скуало удобно устроился Маммон. Аркобалено сжимал в руках карту, задумчиво оглядываясь вокруг. Позади этой троицы стояла кучка рядовых варийцев, человек пятьдесят. Новички немного нервно косились на взбешенного Скуало, более опытные отступали подальше, причем от Луссурии. Мамочка всея Варии кокетливо поправлял шарфик и стрелял глазками направо и налево. - Врооой, так мы идем или нет?! - Ску, лапочка, не нервничай, - Хранитель Солнца послал Суперби воздушный поцелуй. Это стало последней каплей – капитан зарычал и со всей дури ударил мечем по двери лаборатории. Дверь никак не отреагировала на этот вандализм, на ней не осталось даже царапины. Суперби стал остервенело лупить по металлу двери, вымещая на ней свою злость. Рядовые варийцы, Луссурия и Маммон, зависший в воздухе, с интересом наблюдали за противостоянием Скуало/Дверь. Пока выигрывала дверь. Через полчаса уставший и уже почти спокойный капитан отошел от громадной дыры в стене. Робкие хлопки, раздавшиеся со стороны рядовых, стихли от одного только злобного взгляда серых глаз. - Это было опрометчиво, - буднично заметил Маммон, снова садясь на плечо капитана. - Врооой, заткнись! Эй, придурки, а ну быстро пошли внутрь! – рядовые почти радостно устремились к вырубленному дверному проему. Подумаешь, кто не известно, что и кто там внутри, и какая подлянка их ждет… Страшнее дона Суперби точно ничего не будет. Они уверены. - Идут, - Тсуна едва слышно прошептал это, отпрянув от щелки. Топот приближался, вскоре по помещению заскользили лучи фонарей. Дети вжались в стену шкафа, стараясь не дышать. Тела напряжены, словно струны, взгляды холодны и внимательны. В глазах ни тени эмоций – они будут абсолютно лишними. Два маленьких монстра приготовились убивать. - Тут то же самое, куча трупов, - голос звучал так, словно его обладателю невыносимо скучно, - кто-то побывал тут до нас, да и неплохо поработал. Нам нечего ловить. - Вот иди и скажи это капитану, раз такой умный. Надо искать, трупы еще относительно свежие. Их убили часов десять назад, не больше. Посмотри получше, может, есть кто живой… - этот голос был молодой, он немного дрожал. Его обладателю было явно не по себе, и он всеми силами старался это скрыть. Получалось плохо. На мгновение Тсуна увидел обладателей голосов через щель. Оба высокие, один, правда, чуть изящнее. На них была какая-то странная форма – темные, кожаные куртки и штаны с бежевыми вставками по бокам. Интересно. Лиц, к сожалению, видно не было – они стояли спиной к двери. - Они слишком беспечны, ши-ши-ши, - горячее дыхание Бела опалило ухо, - мы можем убить их сейчас… - Нет, так мы себя только выдадим. Они явно не настроены проверять каждый сантиметр. Подождем, пока они уйдут, и потом выберемся. - Их всего двое. - Нет, их куда больше, я чувствую… -Мальчики, как успехи? – в лаборатории возникло нечто, что ни Тсуна, ни Бельфегор охарактеризовать бы не смогли. По внешнему виду и голосу – мужчина, но эти виляния филейной частью вводили в заблуждение… - Д-дон Луссурия, м-мы ничего не нашли, - пробормотал один из тех двоих, что были тут первыми. - Врооой, придурки, какого хрена вы тут прохлаждаетесь?! – этот жуткий крик заставил всех вздрогнуть и поспешно выбежать из помещения. Дети облегченно вздохнули. Они и сами не замечали, как напрягала их эта ситуация. Бельфегор поймал себя на том, что порезался, так сильно сжимая стекло, а Тсуна – что прорвал свою рубашку пальцами. Дикий вопль откуда-то из коридора заставил их двоих вздрогнуть. - Они уходят? – Бел говорил взволнованным шепотом, рука вновь подняла челку, открывая глаза. Тсуна отвернулся – он знал, что принц ненавидит, когда на его глаза смотрят. Двадцать седьмой прислушался к своей интуиции. - Нет, они все еще здесь, и уходить не собираются. Бел!.. – Тсуна резко дернул Бельфегора на себя, оттаскивая от щели. Интуиция завопила об опасности – и как всегда, оказалась права. Свет вспыхнул неожиданно, ослепляя детей. Бельфегор поспешно опустил челку на глаза, пряча их от света. Тсуна прикрыл свои ладонью – после кромешной темноты даже слабое свечение из щели раздражало. - Врооой, тут явно какой-то псих орудовал! Обыщите все! – в комнату снова зашло несколько человек. Тсуна вжался в стенку, подальше от щели и света. Одно неосторожное движение – и их могут заметить. А в том, что они могут перебить этих людей, Тсуна сомневался. Ему стало страшно, очень страшно. А вот принц такого чувства явно не испытывал. Бельфегор оказался рядом со щелкой, всматриваясь в людей, отмечая места, где они стояли. Принц убьет этих простолюдинов. Рука покрепче сжала осколки стекла, горячая кровь заструилась по запястью. Бел как-то заворожено посмотрел на нее – раньше он никогда не обращал на это внимания, но теперь… Она оказывается, красивая. Куда красивее, чем кровь тех простолюдинов. Интересно, среди новоприбывших найдется хоть кто-нибудь с такой же кровью… Внезапно громкоголосый блондин, стоящий в дверях, стремительно повернулся к шкафу. Прядь волос Бела как раз чуть съехала вбок, открывая глаз. На мгновение алые и серые глаза пересеклись – и мужчина буквально рванул к шкафу, разрубая дверцы мечом. Перерубленные, они с грохотом упали внутрь, заставив Тсуну и Бела выскочить из шкафа. Лезвие меча вошло так глубоко, что задело щеку Бельфегора. Горячая жидкость потекла вниз, щекоча кожу и заливаясь в рот. Она была соленая… Его, принца, кровь была невероятно соленая… Да как он посмел?! Бел словно обезумел, почувствовав вкус крови на языке. Только принц может ранить себя, но никак не неизвестный плебей… Ему не жить, ши-ши-ши… - Дети?! – Скуало пораженно застыл, рассматривая двух скорчившихся на полу детей. Он успел поранить одного, и странный пацан с длинной, закрывающей глаза челкой судорожно водил пальцами по порезу на щеке, словно не веря. Второго Суперби не успел рассмотреть – внезапно в него полетело что-то, больно оцарапавшее шею и вонзившееся в плечо. Капитан отшатнулся, рассматривая это что-то. Стекло. Длинные осколки стекла. Как, черт возьми, можно метнуть стекло?! - Пролилась королевская кровь, ши-ши-ши, - в наступившей тишине детский голос прозвучал невероятно жутко. Глава 3 - Бел? – Тсуна недоуменно посмотрел на друга. Страшно. Интуиция вопила, что Бел смертельно опасен сейчас. Принц смеялся, сжимая в руках осколки стекла. По щеке вниз скатывалась кровь, капая на майку, к царапине прилипли грязные волосы. Бельфегор широко, безумно улыбался, смотря на стоящего перед ним, окровавленного блондина. Скуало казалось, что перед ним стоит не ребенок, а исчадие ада. Сердце замерло, ужас сковал все внутри. Так страшно Второму Императору мечей не было никогда в жизни, даже тогда, когда он потерял руку. Можно победить адекватного противника даже если он сильнее, но очень сложно победить безумца… Внезапно принц сделал резкое, почти незаметное движение кистью, и еще два осколка полетели в мужчину. Скуало среагировал быстро. Страх исчез, сменяясь злостью. Он, Суперби Скуало, акула, ведомая запахом крови, не проиграет пацану. Никогда в жизни, ни за что. Иначе он не имеет права на свою гордость… Скуало мог попасться на это один раз, но не сейчас, когда он видел движение противника… Капитан уклонился, а его меч свистнул в воздухе, пытаясь пронзить мальчишку. В серых глазах мелькнуло торжество: пацан не успеет уклониться. Возможно, с его смертью исчезнет этот нелепый страх, страх невероятно огромного, проявляющегося в каждом движении и жесте безумия… Для Тсуны все замерло в это мгновение. Меч медленно, неотвратимо двигался к шее Бела, а тот почему-то ничего не делал, просто стоял на месте, безумно улыбаясь… Тело мальчика действовало автоматически, раньше, чем мозг успел принять решение. Пламя вспыхнуло на отставленных назад ладонях, и Тсуну бросило вперед, к принцу. За шиворот оттащив Бела, мальчик выпустил вперед поток пламени. Коричневая корка сгорела на ладонях, их безумно жгло и кололо. Кровь сразу же испарялась в мощном, непокорном пламени. Горячо. Успевшая слегка поджить кожа лопалась от жара. Лоб, на котором тоже появилось пламя, лишь слегка покалывало. Почему так? Тсуна не знал. Но использовать пламя всегда было больно. Суперби растерялся. Только что он убивал этого сумасшедшего – и вот уже в него несется огромный, почти такой же, как у босса, поток пламени Неба. Скуало успел только зажечь свое пламя, скрещивая перед собой руки… Сначала Тсуна не понял, что случилось. Просто раздался влажный, чавкающий звук, а затем стало трудно дышать. Больно. Резкая, выворачивающая наизнанку боль внезапно пронзила грудь Тсуны. Заорав и чувствуя, как рот наполняется кровью, он схватился за торчащий из груди предмет. Стекло. Громадный, толстый осколок стекла… Ноги подкосились, перед глазами все плыло. Он рухнул на колени, чувствуя, как горячая кровь скользит вниз, по животу, по ледяным, замерзшим ногам, даря им тепло. Это тепло было приятным. Какая чудовищная насмешка судьбы… - Ши-ши-ши, - Тсуна повернул голову, краем глаза улавливая искаженное безумием и улыбкой лицо. Бел, кто же еще мог подобраться сзади… - Бел, - губы шевельнулись, из уголка рта вытекла струйка крови. Оказывается, у нее неприятный, соленый и какой-то металлический вкус. Неужели пробито легкое? – Почему? Глупый вопрос. Тсуна видел, что принц сейчас безумен, совершенно точно безумен… Лекарство. Тсунаеши вспомнил разговор двух врачей о безумии Бела и о том, как ему каждый день вкалывали лекарство… «Понятно» - отяжелившие веки закрывались, а ставшие невероятно слабыми руки, объятые затухающим пламенем, потянулись к лицу принца, - «Интересно, смогу ли я сделать что-либо?» Удерживать свое непослушное тело в вертикальном положении было невероятно сложно, даже не смотря на то, что он стоял на коленях. Тсуна схватил Бела за ногу, и пламя взметнулось вверх, карабкаясь по одежде принца, обхватывая его голову… Попытки вырваться были бесполезны – Тсуна всю силу вложил в этот захват. «Как они там говорили, невероятное сильное пламя Неба, пламя гармонии? Посмотрим» - слабая улыбка скользнула по губам. Грудь пульсировала, хриплое дыхание вместе с кровью вырывалось из приоткрытого рта. Все, он не может больше… Пол рванул навстречу, и от удара сознание Тсуны утащило в темноту. Осколок стекла разбился со звоном, после которого все стихло. Бел с недоумением посмотрел на свои окровавленные руки – затем перевел взгляд вперед – противоположная стена оплавилась от жара, было видно несколько сгоревших тел, в воздухе пахло сгоревшим мясом и кожей. Относительно целыми остались только двое – блондин и тот странный недомужчина. Они лежали лицами вниз, мертвые или без сознания. Принц шагнул вперед и поскользнулся, чуть не упав. Взмахнув руками и вновь обретя равновесие, он взглянул вниз – и онемел. Тсуна лежал лицом вниз в луже крови, из его спины торчал осколок стекла. Самое худшее, что Бел помнил этот осколок – самый крупный, что ему удалось найти, он специально прихватил его… В голове появилось странное, мутное воспоминание – гнев, горячая кровь на щеке и силуэт впереди, с объятыми огнем руками, который не мешал, не давал убить жертву. Дикое желание устранить жертву и преграду, быстрое движение вперед, воткнуть в мягкую плоть стекло – и горячая кровь стекает по рукам… Боль от охватившего его пламени, и мир проясняется, исчезает пелена… Нет. Он не мог, не мог убить Тсуну! Не так, не сейчас, не по такой причине… Руки потянулись к телу, переворачивая на спину. Карие глаза казались стеклянными, они бездумно уставились в потолок. На груди расползлось красное пятно, струйка крови текла из уголка рта. А на застывших губах – улыбка, добрая и солнечная. - Ты не можешь умереть, ши-ши-ши, принц тебе не простит… Он не может умереть так. После того, что они вместе сделали, чего достигли. Умереть после всех ужасов пережитых ими – абсурд, тем более умереть так. Принц никогда не простит такого… Все расплывалось перед глазами, на застывшее лицо упала пара капелек. Принцы не могут плакать из-за простолюдинов, не могут… Затылок взорвался болью, и весь мир перед глазами погас. Последнее, что отпечаталось в памяти, были застывшие, карие глаза. Бельфегор даже обрадовался в то мгновение, что оставался в сознании. Если он сейчас умрет, то не надо будет ни о чем жалеть… Иначе случайное убийство друга он будет помнить всегда. На лице принца тоже застыла счастливая улыбка. Наверно, наконец-то станет все хорошо… Но все равно было обидно и глупо умирать сейчас, вот так, почти достигнув цели. Жестокая насмешка судьбы… Глава 4 - Блять, - Скуало чувствовал себя так, словно по нему проехал каток, а потом его бренные останки жарили на кипящем масле. Медленно так, с наслаждением жарили, часа эдак два или три… Оценив взглядом свое состояние, он понял, что предположения не далеки от истины. Руки мечника выглядели просто ужасно. Протез на левой руке оплавился, буквально сварился с мечом в месте их соединения. Суперби обрадовало то, что лезвие почти не пострадало – все же хорошая сталь смогла выдержать чудовищную температуру. А вот со второй рукой дела обстояли просто ужасно. Черная перчатка и рукав куртки сплавились с кожей, вместе они представляли просто ужасное зрелище. Кожа на запястье покраснела и покрылась волдырями. Кончики пальцев почернели и обуглились, от руки шел неприятный запах обгорелого мяса. Любое движение причиняло сильнейшую боль, и Скуало испугался, второй раз за этот гребанный день испугался. В нем давно жил этот странный, очень смахивающий на сильнейшую фобию страх: потерять вторую руку. Да, протез был куда удобнее, да и надежнее его настоящей руки, но капитан все равно боялся до дрожи. В бою он старался не помнить об этом, ибо защита какой-либо определенной части тела становилась серьезной ошибкой, но потом с содроганием рассматривал каждую царапину, или синяк на руке. Потерять и вторую он не хотел, и вид обожженной, не способной двигаться конечности поднимал внутри волны паники. Скуало начал быстро озираться по сторонам, ища выход. Луссурия, надо найти Луссурию… Правая рука мотнулась при резком движении, словно чужая, запястье пронзила боль. Пальцев он уже не чувствовал. Луссурия сидел на полу возле двух обугленных трупов, ошалело тряся головой. Так как основной удар пришелся на капитана и рядовых, то Солнце почти не пострадал, отделавшись закопченной одеждой и подпаленной прической. На переносице и под глазами остался ожог от очков. Увидев Скуало, с диким выражением пялившегося на свою пострадавшую руку, офицер мгновенно стал серьезнее. О страхе Суперби он догадывался давно, да и хобби у него было такое, обо всех все знать и заботиться по мере сил. Не зря же его прозвали «мамочкой» Варии. - Ску, не дергайся, милый – руки в перчатках прикоснулись к ожогу, пламя солнца ласково прошлось по нему, поднялось вверх, по запястью. Руку Скуало начало немилосердно жечь и выкручивать, мышцы свела судорога. Стиснув зубы, капитан терпел, слишком уж не хотелось терять конечность. Одного раза хватило, спасибо, больше не надо. Жжение стало почти невыносимым. Минута – и все закончилось. Не сдерживая какого-то детского восторга, Суперби осмотрел почти здоровую, целую руку. Огромные ногти, выросшие от лечения Луссурии, и сеточка маленьких шрамов на месте, где ранее обуглилась кожа – это ерунда. Ногти можно обрезать, а на шрамы наплевать, он же не баба. А обматерить Луссурию с его ущербным лечением можно потом. «Или сейчас» - подумал Скуало, сдувая отросшую челку со лба. - Что произошло? – капитан повернул голову, посмотрев на парящего Маммона. Под аркобалено на полу лежали два тела, из-под них натекла целая лужа крови. Эти дети. Скуало приблизился, внимательно рассматривая их. Его взгляд приковал второй мальчик, которого он смог наконец-то рассмотреть. Встрепанные, все в пыли и крови волосы. Их цвет – каштановый – можно было определить только по некоторым чистым прядям. Детское, очень худое лицо с резкими, потерявшими всю детскую мягкость чертами. Испачканные в крови, разбитые губы, растянутые в застывшую, но безумно счастливую улыбку. Тонкие, бабские брови, длинные ресницы – ну чисто девчонка. Даже глаза девчачьи – большие, широко распахнутые. Мертвые. Их остекленевший взгляд был направлен в потолок. Нервно сглотнув, капитан легким пинком ноги скинул второй труп. Челка съехала, открывая вполне обычный лоб и закрытые глаза. На волосах болталась какая-то проволочная хрень, скрученная в виде диадемы. А на губах улыбка. Застывшая, мертвая, но сохранившая остатки вложенного в нее тепла и радости. Абсолютно не похожая на прошлый оскал. Скуало отвел глаза. Он повидал много, и даже на обгоревшие трупы, валявшиеся возле той стены, мог спокойно смотреть. Но вид двоих худых, перемазанных кровью пацанов с застывшими улыбками на лицах заставил что-то шевельнутся внутри. Суперби редко испытывал жалость – как-никак, профессия обязывает. И прибить этих двоих он мог без колебаний, даже не вспомнил бы потом. Но растянутые в улыбке губы были очень сильным ударом по психике. Как жить надо, чтобы так улыбаться после смерти? Аргумент, что дети явно не в своем уме, не принимался внезапно проснувшимся сердцем. Лучше бы и дальше спало, сука, сейчас оно абсолютно лишнее… - Вроой, это ты сделал, Маммон? – не похоже. Аркобалено никогда не убивает так. Стараясь не смотреть на лицо парня, Скуало наклонился и осмотрел рану. Насквозь пробито легкое, дыхательные пути явно забиты кровью. Кровь на ране пузырилась – значит, ошибся, он еще жив. Но ненадолго, без помощи быстро загнется. - Нет. Я всего лишь вырубил этого, с короной. Второй уже был в таком состоянии. - Интересно... – задумчиво пробормотал Луссурия, тоже склонившись над ребенком, - а это что? Хранитель Солнца оттянул рукав кареглазого мальчишки, обнажая запястье. На руке было несколько довольно уродливых шрамов, идущих вдоль, словно кто-то вскрывал себе вены, и татуировка. Татуировка в виде цифры 27, под ней мелкие иероглифы. - У второго тоже, - Скуало задумчиво осмотрел вытатуированную букву B, такие же шрамы. Слегка надавив на один из них, ощутил слабое биение пульса.И этот жив. - В досье было написано, что Эстранео так помечают свои экспериментальные образцы. - Врооой, хочешь сказать, что эти двое из подопытных кроликов? - Ску, ну подумай, кем они еще могут быть? Такие милые мальчики, даже жалко… - Врооой, лечи тогда. - Что? – Луссурия очень удивился. Капитана чуть руки не лишили, порезали и обожгли, а он требует лечить! – Ску, ты головой не ударялся? - Врооой, нет! Они источник информации, придурок! Лечи давай! Тсуне было хорошо. Он нежился в потоках огня, наслаждаясь теплом и светом. Горячее, но ласковое и текучее, словно вода, пламя не обжигало его. Скорее ластилось к телу, как котенок, было непривычно мягким и послушным. Задумчиво перекатывая его между пальцами, мальчик рассматривал искорки, вздымавшиеся вверх. Вверху, там, далеко, было темно-синее небо с миллионами ярких звезд. Внизу, под ним – огонь. Он забирался все выше, уже плясал на плечах и волосах, тянулся к глазам. Тсуна наслаждался, зная, что как только огонь заполнит все – будет хорошо. Еще лучше, чем сейчас. Внезапно грудь пронзила резкая боль, пламя опалило руки. В глаза ударил яркий, бело-желтый свет. Тсунаеши ничего не видел – слезы катились по щекам, смазывая очертание предметов. Спасая глаза, он закрыл их, даже сквозь веки видя проклятый свет. Свет плясал, становился то ярче, то бледнее, а все тело скручивали судороги. Кажется, он пытался кричать, а может и кричал – вот только шум крови в ушах заглушал все звуки. Его собственное пламя взвилось на лбу и ладонях, но не принося еще больше боли. От рук распространился холодок, заглушая чувствительность, успокаивая. Глаза широко распахнулись, и на мгновение появилась четкая картинка – потрескавшийся, с обвалившейся побелкой потолок, и лицо склонившегося над ним человека. Зеленая челка, солнцезащитные очки, красный ирокез – весьма экзотическая внешность. Глаза неумолимо закрывались, и Тсуна не стал сопротивляться этому – просто не видел смысла. Мир затянуло черным туманом, и проклятый свет наконец-то погас.