В никуда

Мне всегда казалось, что моя жизнь не представляет собой хоть что-либо интересное: такое размеренное болото, слегка украшенное кружевами ряски — то были счастливые дни, а вернее, воспоминания о них. Мне комфортнее жить прошлым — вот уж где простор для анализа, раздумий и припадков ностальгии. Светлая грусть — прекрасное чувство. Лучше этого я знал только физическое ощущение судорожного вдыхания кислорода, которого настолько не хватало. Однажды я тонул, и когда уже перестал бесполезно бултыхаться, с нарастающим спокойствием автоматически расслабляя напряжённое тело в, оказывается, таком тяжёлом пространстве воды, меня вытащили на поверхность чьи-то руки, и тогда, клянусь, я не знаю, каким только чудом мне лёгкие не разорвало. Я неосознанно сделал такой глубокий и сильный вздох, что вполне мог бы умереть именно от этого. Кашель и першение раздирали мне горло и я не особо понимал, чего ради меня вообще кто-то спас. Но когда я, чуть придя в себя, поднял голову, то кое-что прояснилось. Ухоженное лицо с коварными разметками возрастных морщинок, против всякой гармонии искорёженное гримасой искреннего беспокойства с еле сдерживаемой паникой в голубых глазах убедило: этот маленький подвиг бытового масштаба был нужен вовсе не мне. Небрежно закинув за ухо мокрую волнистую прядь тёмно-русых от контакта с водой волос и нечаянно обрызгав моё лицо парой холодных капель, мой спаситель с выдохом спокойствия улыбнулся и помолодел лет на пятнадцать, представ передо мной излучающим жизнерадостность молодым человеком. А когда он протянул влажную, всю в капельках, ладонь, взглядом явно отражая какой-то план, я был уверен, что он вот-вот планирует скинуть от своего возраста ещё лет десять. Но что-то в этом было и я взялся за чужую ладонь своей. Я почему-то думал, что он окажется глухонемым, но он оказался французом. И, честно, лучше бы он был глухонемым. Никогда в жизни я не знал французского языка и учить, впрочем, как и любой другой, ввиду отсутствия интереса, не собирался — собственно, даже знакомство с таким чистокровным франсом, как он, не повлияло на меня. Да-да, серьёзно — живя на моей родине, он просто не знает английского! Я живу своим прошлым. Реальность, происходящая в настоящий момент, не волнует меня до такой степени, что теперь мы каждый вечер встречаемся и пьём вино в опустевшем здании, где находится его рабочий кабинет. Этот француз должен был родиться женщиной — он вечно что-то тараторит и наверняка, судя по тону, кокетничает. Однажды, в один из подобных вечеров, он поцеловал меня. Или я поцеловал его, чтобы наконец заткнуть. Или это вино в форме мягкого постепенного повелевания само заставило нас поцеловаться... В любом случае, кого ни выставляй зачинщиком, а всё равно бред полнейший. Что называется, в сухом остатке. Так бы и кайфовать мне в блаженном неразумении постоянно доносимой французом информации, но, увы, на восьмой день нашего знакомства объявился его племянник из Америки, владеющий обоими языками и ещё парой вдовесок. Несмотря на мятые джинсы, инфантильность, постоянный запах приторной клубничной bubble-gum и царапающий мой непривыкший слух американский английский, он — славный мальчик. Славный мальчик, который сидит на кокаине и однажды сыграл ва-банк, поставив собственную приёмную семью на кон, чтобы только получить опеку доброго французского дядюшки. Поведал мне об этом он с ещё более жизнерадостной улыбкой, чем у его родственника, добавив в конце вполне логичное "тебе всё равно никто не поверит". И подмигнул. И был в чём-то прав. Быт, начавшийся с нуля, когда я продал свою квартиру, оставил работу и переехал к ним от скуки и непривычного родительского желания приглядывать за чужим племянником, неожиданно пошёл, словно по маслу. Мне доверяли только что-нибудь варить или тушить в обнимку с таймером, но вот убрать жилище лучше меня не был способен никто другой. Это наверняка покажется странным, но вошедшее в привычку мягкое "mon cher" и переполненное эмоциями озвучивание своих мыслей вчерашним подростком заставило меня поверить в то, что моя жизнь, именно нынешняя, в кои-то веки обрела смысл. Наверное, я просто слишком долго был один. Один из нас боится одиночества, другой — темноты, а третий, в лице меня, по-прежнему ничего не боится. И, расставляя в гостиной зажжённые свечи, я сажусь на пол и, расправляя худые длинные руки, с осторожностью обнимаю обоих. Мне сорок два года, я бросил работу репетитора по английскому языку, меня трахает неугомонный француз пятидесяти лет, с которым мы даже никогда друг друга понять не сможем без перевода. У меня не осталось ни крупицы чего-то материального, кроме двоих блондинов по соседству. Но кое-чего у меня не отнять. Я могу уйти в никуда. И это вовсе не дешёвый американский кокаин. * * * Внимательно вглядываясь в явно с силой выведенные на белом листе цифры, Родерих с мнимой уверенностью нажимал на клавишу стационарной трубки домашнего телефона. Всё это напоминало какую-то дурацкую страшилку из интернета.

MAYDAY +44 20 7230 1212 UK, ENGLAND, LONDON, MAIDA VALE, SUTHERLAND AVENUE, 9 ARTHUR KIRKLAND

Ни о каком безобидном майском дне не могло идти и речи.* — Полицейский участок Паддингтон Грин. — Здравствуйте, я звоню вам из Австрии. Мне пришло письмо с просьбой о помощи, видимо, из вашего района. — Вы знаете адресата? — Нет, оно пришло ко мне по случайности. Кажется, человека насильно удерживают в чужом доме. Здесь написаны данные... Продиктовав выведенные на бумаге адрес, имя и взятые из текста приметы автора и возможных злоумышленников, австриец наконец сглотнул и ощутил, как полностью пересохло горло. — Назовите Ваше имя. — после всех предоставленных сведений произнёс полицейский из далёкой Англии. Не сегодня. Отняв от уха телефонную трубку, Родерих, заторможенно слегка проведя пальцем по кнопке, совершил нажатие, активируя функцию завершения вызова. В любом случае, он всё равно больше не мог ответить. Это внезапное письмо на чистом английском и так здорово сбило его с толку. Он уже достаточно рискнул. Логика ясно давала понять, что ничего хорошего по указанному адресу не творится, и странное, но вроде бы спокойное письмо, напоминающее мемуары, на самом деле было безумным воплем о спасении. Кинув взгляд на лежащий на столе лист с двумя пересекающимися полосами складывания, шатен ощутил мурашки. Большие чёрные буквы и цифры в конце послания не оставляли никакой надежды. Иногда нет ничего более тревожащего, чем исполнение гражданского долга. * * * Пробирающая до костей история, которая сейчас на слуху у всей Европы: одинокий мужчина из Великобритании загадочно исчез, оставив после себя только письмо со скрытой мольбой о помощи. Загадочное послание без адреса отправки и прибытия проделало более полутора тысяч километров, в итоге случайно оказавшись в почтовом ящике некоего жителя Вены — имя гражданина не разглашается в целях безопасности и интересах следствия. Автор письма, сорокадвухлетний преподаватель английского языка Артур Киркланд, при невыясненных обстоятельствах пропал около двух месяцев назад, продав перед этим свой дом со всем имуществом и перестав выходить на работу. Коллеги и знакомые отзываются о пропавшем, как о спокойном, невозмутимом, вежливом и ответственном человеке, который не имел семьи и каких-либо увлечений кроме истории и чтения классических произведений. Не исключено, что он попал под воздействие сектантов, наркотиков или психологического программирования. Прочёсывание местности по всему Лондону, поиск водолазами в реках и озёрах, опрос местных жителей и расклейка объявлений не дают пока никаких результатов. Также в тексте тревожного послания без указания имён рассказывалось о неких двух блондинах-родственниках французского и американского происхождения. В качестве подозреваемых в похищении человека, захвате в заложники и возможном убийстве арестованы временно проживающий в Англии журналист Франциск Бонфуа и его несовершеннолетний племянник из США Альфред Джонс. Кроме прочего, в послании ставилась под сомнение история, произошедшая с приёмной семьёй Джонса: как удалось установить полицейским, три года назад приёмная семья Джонс погибла, на пикнике перевернувшись в лодке и утонув - не выжил никто, кроме оставшегося в тот день дома из-за болезни Альфреда. Информация по делу об этом несчастном случае сейчас усиленно проверяется. Так или иначе, остаётся верить, что со временем новые подробности всё-таки прольют свет на странную историю исчезновения простого англичанина, за судьбу которого переживает весь континент.