ID работы: 4568151

Сколько еще тебе нужно времени...

Слэш
PG-13
Завершён
16
автор
Elke Maiou бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
16 Нравится 10 Отзывы 5 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Алло, Камигава-кун? — Да, Томояма-сама. Добрый вечер, рад слышать Вас. — Вот как, даже узнал! Я тоже рад тебя слышать. Как твои дела? — Все хорошо, Томояма-сама, не на что жаловаться. А Ваши? — Вот по поводу моих дел я тебе и звоню. Ты помнишь моего сына Стивена? Он возвращается в Японию, поступил в Тодай. — Что, уже университет?! Ох и время летит! — И не говори, восемь лет — как год. Так вот, Камигава-кун. Он ни Токио, ни Японии толком не знает, а парень у меня — оболтус, честно скажу. Я бы хотел, чтобы ты за ним присмотрел, пока он учится. Ну хотя бы год-два. Я могу просить тебя о такой услуге? Нет, конечно ты не обязан. — Почту за честь помочь Вам, Томояма-сама, — ты кланяешься голосу в телефоне. «Рейс номер семь Лондон — Токио Авиакомпании Бритиш Эйрвейз совершил посадку». Ты поправляешь очки и поднимаешь табличку с именем Стивена Томоямы. — Камигава-сан? — сквозь теснящих друг друга людей и вежливые извинения к тебе подходит парень. — Томояма-кун? — он кивает с улыбкой. — Позаботьтесь обо мне, пожалуйста. Твой лексус мчит вас по автострадам. Краем глаза ты поглядываешь влево, исподволь рассматривая подопечного. А он, наполовину европеец, синеглазый и русый, без стеснения рассматривает тебя. — Пока не присмотришь жилье, поживешь у меня, ты не против? Если не понравится, всегда сможешь уйти в общежитие. Но я почти всегда на работе, так что мешать тебе не буду. — Спасибо, Камигава-сан. Я уверен, мне у вас понравится, — беззаботно отвечает он и широко светло улыбается. Но Томояма-сама был прав — оболтус он и есть. — Ну как прошел первый день в университете? — спрашиваешь ты, входя в гостиную. — Даже и не знаю, — он запрокидывает голову, чтобы видеть тебя из своего положения на диване. — Классно прошел. Вы, японцы, все-таки странные, — улыбается он во все тридцать два. — Почему это? — удивляешься ты с улыбкой. Подходишь ближе, распуская строгую петлю галстука. — Не знаю. У вас такие шоу по тэвэ крутят, — небрежно взмахивает он рукой в сторону включенного телевизора. — Они какие-то ненормальные. — А, это. Не знаю, я не успеваю их смотреть. — Ну или вот вы. Вы домой что, всегда так поздно возвращаетесь? — Ну... чаще да. Ты ужинал? — Сегодня решил вас дождаться — а то неудобно уже, что вы все время один, — он садится на диване. — Я заказал в доставке. Поужинаем? — Что у тебя с лицом? — ты невольно подходишь ближе, поправляя очки. — Подрался, — пожимая плечами, легко отвечает он, не видя в этом никакой проблемы. — С кем? Из-за чего? — С парнем со старшего курса. Из-за девушки. — И у тебя невольно приподнимаются брови. — Ты уже и девушку успел себе приглядеть, — смеешься. — Я обработаю, — снимаешь пиджак, вешаешь его на спинку стула и направляешься в ванную. — Да не надо, само заживет, — отмахивается он. — А что в этом странного — я уже полтора месяца в Токио, пора уже и девушку себе найти, — в ванной ты слышишь его смех. Снимаешь с полки аптечку и возвращаешься к нему. — Сядь поровнее, — ты опускаешься рядом с ним на диван и откидываешь крышку с красным крестом. — Камигава-сан, да что вы в самом деле! Я уже не маленький мальчик. Дайте я хоть сам, что ли! — Я ответственнен за тебя перед твоим отцом. Сиди смирно, — ты достаешь ватный тампон и смачиваешь его антисептиком. И он сидит и терпеливо ждет, пока ты обработаешь ссадины на скулах и подбородке. Мелкими, кропотливыми, аккуратными движениями, словно бы парень без малого двадцати лет не сможет потерпеть. Подумать только, умудриться подраться в этом возрасте. Не мальчишка же уже. Вот уж и в самом деле оболтус. Ты незаметно для себя улыбаешься. — Чему вы улыбаетесь? — А? — поднимаешь удивленный взгляд. — Ну, вы улыбались только что. — Улыбался? — Да-а-а, — он скашивает к переносице глаза, и уже невозможно не смеяться в голос. Ты наклеиваешь на самую глубокую ссадину пластырь. — Готово. Давно дрался-то? Может, еще не поздно лед приложить? — поднимаешься ты на ноги. — Камигава-сан, — он внимательно смотрит на тебя, — вы со мной как старший брат какой-то. Снова, небось, не ужинали. Я заказал. Ты улыбаешься. — Вот снова! — Все, я побежал! Если все удачно сложится, буду утром. Ты выходишь следом за ним в коридорчик. — Ну и куда ты такой? Можно подумать, ты галстук в жизни не завязывал. Стой ровно. Подходишь ближе и мимолетно смотришь на него снизу вверх. Пальцы твои обхватывают галстук, разравнивают и поправляют узел, педантично укладывают уголки воротничка. — О-ни-и-и-и-са-а-а-ан, — тянет он, дразнясь. — Молчи. Ты на свидание с девушкой идешь, а не в зоопарк. — А вы когда пойдете? — Пять раз в неделю хожу к ней на свидание, а порой и по субботам. — Он закатывает глаза. Ты смахиваешь ладонью случайные пылинки с его пиджака, выравниваешь лацканы и застегиваешь центральную пуговицу. — Вот так, красавец. Свободен. — Спасибо, о-ни-и-и-и-са-а-а-ан, — он выскакивает за дверь. А ты направляешься к окну. За стеклом от потолка до пола открывается прекрасный вид на вечерний Токио. Влажные в сезон сливовых дождей тротуары блестят в свете витрин и фар. Ты смотришь вниз в надежде с такой высоты рассмотреть его в людском потоке, но видишь лишь зонты. — Алло, — отвечаешь ты сонно, едва в силах разлепить глаза. — Камигава-сан? — слышишь в трубке знакомый голос, фокусируя взгляд на стоящих на прикроватной тумбочке часах. «1:34», светится зеленым электронное табло. — Это я, Стивен. — Слушаю тебя, — выдыхаешь ты, откидываясь обратно на подушки. Раздражение на ночной звонок сходит само собой, стоило лишь узнать звонящего. — Камигава-сан, я... — какие-то голоса на заднем плане, ты вслушиваешься, но не можешь разобрать, — в полицейском участке. Простите, — смущение и неловкость в этом голосе трогательно цепляют что-то в груди — и ты снова улыбаешься, сам того не замечая, хотя еще секунду назад сердце испуганно ёкнуло. — Что случилось, Томояма-кун? — Я-а... подрался, — он словно извинялся в трубку. — То есть ты задержан? — ты садишься на постели и сжимаешь переносицу кончиками пальцев. — Д-да. Ты долго выдыхаешь. С той стороны слышно неловкое сопение. — Скажи мне адрес участка. Я сейчас за тобой приеду. — Что это? — Елка, — удивленно отвечает он и смотрит на тебя так, словно ты инопланетянин. — Я вижу — но зачем? — Ну ты, Рихито-ни-сан, даешь! Рождество ведь! Или для тебя праздники — это только отчетный период в конце года? Ты смущенно сжимаешь губы и поправляешь очки. — В общем-то, да. — И что, ты никуда и ни с кем не пойдешь отмечать? — его синие глаза распахиваются в изумлении. — Ну, у нас будет корпоратив — традиционно. Если желаешь, я оформлю и тебе пригласительный. — Ты смотришь на него спокойно, но в глубине, под пиджаком, рубашкой, кожей и ребрами подрагивает тонкая струнка — и ты вдруг понимаешь, что очень, очень хочешь, чтобы он пошел с тобой. Или ты с ним. Или не идти, а просто остаться дома. С елкой и телевизором, или книгами, или... — Нет, Рихито-ни-сан, спасибо, но не стоит — я завтра улетаю на Хоккайдо до конца зимних каникул. Струнка лопает, дрожание исчезает, оставляя после себя пустоту. — Вот как, — улыбаешься ты, снова поправляя очки. — Отличный выбор на праздники. С кем летишь? — Одногруппники — и подружка, конечно. — Здорово. — А как такое? Думаешь, ей понравится? — он берет с полки очередную коробку — сотую вариацию на тему праздничных сердечек. — У этих конфет шанс понравиться ей такой же, как и у всех предыдущих. — Да что ты такой занудный! Никакого толку от твоей помощи! — смеясь, он тычет кулаком тебе в ребра. — Но это же твоя девушка — ты лучше знаешь, что ей понравится. — Да уж, моя Аюми — не то что твоя единственная и неповторимая. Которая еще и деньги тебе приносит регулярно. И такой же регулярный секс по восемь-десять часов в сутки, — громко шутит он. Некоторые покупатели оборачиваются и смотрят на вас. Ты опускаешь взгляд и кашляешь в кулак, следом делая вид, что отряхиваешь шарф от какой-то пылинки. Он замечает неловкость и хлопает тебя по лопаткам под строгим темно-серым пальто. — Вообще-то, это она должна дарить тебе шоколад, а не ты ей. — Это в этих ваших Япониях так. А у нас в Европах принято, чтобы и парни девушкам дарили. Как думаешь, она мне купит или сама сделает? — А я-то откуда знаю? — улыбаешься ты, окидывая взглядом полки. Замечаешь в конце ряда строгую коричневую с бордовым коробку, направляешься туда. Внутри нее — много маленьких шоколадных плиточек, завернутых в праздничную фольгу. Тебе интересно, понравилось бы ему? — Воу, тоже решил задобрить свою «девушку»? — слышишь ты насмешку над плечом. — Это ж не женский подарок, — синие глаза удивленно глядят на тебя. — Да, ты прав, — поспешно ставишь коробку на место. — Нашел наконец? — переводишь тему. — Да-а! Вот эти. Думаю, угадал. — Все собрал? — ты смотришь на стоящие у двери сумки. — Да. Ненавижу собираться в дорогу. — Да ладно, когда на Хоккайдо летел, не возмущался. — Туда я отдыхать летел, а тут — к родителям. Чувствуешь разницу? — он двигает бровями. — Прекрати, — ты словно бы строг, — Томояма-сама почти год тебя не видел. Отцу будет приятен такой знак внимания. Ты окидываешь квартиру взглядом, накидываешь на плечи пиджак и открываешь дверь. Вы выходите. — Ри-ни-сан, тебе точно не трудно нас подбросить? — Точно. — Карточка в твоей руке скользит по электронному замку, и умная система сама гасит везде свет, запирает двери и включает сигнализацию. — Моя подружка осталась в офисе скучать по мне до понедельника. — А моя летит со мной, — сообщает он. Нет, не хвастается — просто делится радостью со старшим братом. — Смотри, не забудь скучать по мне, Ри-ни-сан, — машет он тебе, прежде чем они с Аюми скроются в офисе службы безопасности для досмотра. — Зачем мне это? — смеешься ты и качаешь рукой им вслед. А ведь будешь, обязательно будешь, ты точно знаешь. — Ри-ни-сан! — крепкие руки стискивают тебя так, что чуть не хрустят ребра, и отрывают от земли. — Черт подери, как же я рад тебя видеть! — Я тоже рад, — поправляешь ты очки, когда тебя ставят на место, и похлопываешь его по плечу. — Здравствуйте, Ямада-сан, — ты коротко кланяешься Аюми. — Здравствуйте, Камигава-сан, — она кланяется в ответ. Вокруг текут люди: прилетевшие, встречающие, сотрудники — обычная суета аэропортов. — Ты скучал? — поднимаешь на него удивленный взгляд. Такого вопроса в лоб ты не ждал. Всматриваешься в ясные синие глаза под русыми ресницами, а они лучатся лишь радостью и привычной страстью к жизни. — Не-е-ет, — смеешься ты. — Пошли в машину. Он подхватывает сумки и чемодан на колесиках. Аюми идет рядом. — Врешь! Ну признайся, Ри-ни-сан, скучал же? Я вот скучал! — Ладно, ладно, скучал — только отстань! — отмахиваешься, ощущая в груди тягучую неловкость. Действительно ведь скучал. Не хотел признаваться себе, что этот парень в твоей жизни стал куда большим, чем просто сын директора. Не хотел признавать, что это из-за него в грудной клетке тепло подрагивает и тонко тянет безнадежностью. — Вы такие смешные, — улыбается Аюми, беря его под руку. — Выбираешь мотоцикл? — ты удивленно останавливаешься с чашкой кофе за его спиной, через плечо глядя на экран ноутбука. — Да. Парни с курса гоняют. Понял, что тоже хочу. У тебя под ложечкой неприятно ёкает и страх заранее тянется к горлу холодными пальцами. — Не было печали. Это же опасно. — Да ладно! Это классно. А жить вообще опасно, что ж тогда, все время дома сидеть? — Я против — если тебя, конечно, интересует мое мнение, — с некоторым нажимом сообщаешь ты. Он оборачивается и смотрит на тебя с изумлением. Он не знает, как себя вести. — Да брось ты, Ри-ни-сан, что ты прямо как мой отец! — улыбается он во все тридцать два, улыбается очаровательно и подкупающе. Но ты несешь за него ответственность перед Томоямой-сама. Ты обещал его отцу. Ты смотришь в его глаза и понимаешь, он не послушает. Ты для него всего лишь заботливый «старший брат», на которого можно опереться, но слушаться — не обязательно. Он слишком самонадеян, слишком упрям, он слишком может сам. В груди неприятно сжимается от переживания и непонятного, чуждого тебе чувства не то обиды, не то разочарования. И от тягучей тоски при мысли о возможном страшном исходе. Ты хочешь, чтобы тебя услышали, поняли — чтобы откликнулись. Но все это не здесь и не сейчас, все это не в этой жизни. — И все же, — ты сглатываешь неприятный ком в горле, — я прошу тебя подумать. — Ри-ни-сан! — слышишь ты в трубку и спросонья с трудом фокусируешься на часах. Два двадцать семь. — Что случилось? — сжимаешь пальцами переносицу, предчувствуя неприятности. — Я в полицейском участке. Забери меня. Пожалуйста. Извини. — Что случилось? — Да-а... копы нагрянули... — Понятно,— выдыхаешь ты, — сейчас приеду, — и сбрасываешь разговор. В груди зудит раздражение, и хочется плюнуть и оставить его в полиции до утра или вообще на сутки — но ты ведь не сможешь. Он такой дурак, оболтус, глупый, как мальчишка, улыбаешься ты, думая о нем. Ключи от машины, паспорт, что еще? Банковская карта — придется платить штраф. — Спасибо, — виновато говорит он, пристегивая ремень безопасности. Ты поворачиваешь голову и внимательно на него смотришь. — Стивен, я покрываю твои проступки перед отцом. Тебе это удобно, но это неправильно. Томояма-сама ведь даже не в курсе твоего увлечения стрит-рейсингом? — Ему не надо знать, — сразу ощетинивается он. — Мне придется рассказать. — Нет. — Сти... — Послушай, Рихито, — с напором перебивает он, но тут же сбавляет обороты под твоим взглядом, — послушай... Я обещаю быть осторожным. Здесь, в Токио, я наконец могу заниматься тем, что мне по душе. — Боги, Стивен, да почему тебя так тянет на экстрим? — Потому что. И точка. — Подумай, что будет с твоими близкими, если с тобой что-то случится. С Томоямой-сама, с Каё-сан, с Аюми, в конце концов. — Что будет со мной, глотаешь ты недосказанное. — Мне придется рассказать твоему отцу, — сухо договариваешь и сжимаешь пальцами руль. — Да пошел ты! — он отстегивается, выскакивает из машины и хлопает дверцей. — Куда ты собрался? — Не твое дело. Ты поворачиваешь ключ в замке, трогаешься с места и медленно едешь за ним — обиженным, гордо вскинувшим голову и независимо засунувшим руки в карманы. Часы на приборной панели показывают половину пятого утра. В шесть тебе вставать на работу. — Садись. — Отвали. — Сядь. В машину, — жестко цедишь ты сквозь зубы. — Я сказал, отвали! Ты психуешь. Резко газуешь, не отпуская тормоза, отчего колеса визжат о бетон, разворачиваешь машину и начинаешь медленно на него напирать. — Да какого хрена! — возмущается он. Молча смотрит, тяжело дыша. Рывком обходит авто, распахивает дверцу и со всего маха падает на сидение. Лексус качнулся. Он захлопывает дверь. — Привет, — не то мрачно, не то извиняясь он топчется в дверном проеме. Сердце при взгляде на его лицо вздрагивает и сжимается. Ты молча делаешь шаг в сторону, впуская его. Вспышка раздражения разгорелась и погасла. Ты научился не заводиться попусту. Не переживать. Не нервничать. Он большой мальчик и сам в состоянии за себя постоять. — С кем на этот раз? — для справки спрашиваешь ты, идя следом. — Да есть тут один. Лез к Аюми. А она... Черт, — он оборачивается и смотрит на тебя, словно ища поддержки, — ей это будто нравится! — Я принесу аптечку. Ты садись, — кивком указываешь на диван и уходишь в ванную. Возвращаешься и опускаешься рядом. — Сиди смирно. Что там с Аюми? — Не знаю, Ри-ни-сан, не знаю... Она стала... такой, будто я ей чужой какой-то? — Отношения исчерпали себя? — ты мягко касаешься ватным тампоном рассеченной брови. Кровь почти остановилась, но рана полна грязной запекшейся сукровицы, и ты стараешься ее счистить. Он косится на тебя, поджимая губы. — Ты со своей бизнес-аналитикой превращаешься в робота бездушного! Ты молчишь, сжав губы, продолжая обрабатывать ему бровь. — Ты так думаешь? — спрашиваешь наконец. — Да. — Ясно. Наверное, ты прав. Ты любишь ее? — Да. — Ясно. — Тебе и в самом деле хочется быть таким. — Алло? — очередной ночной звонок выдергивает тебя из сна. Без трех два. — Камигава-сан? Это Ямада Аюми. — Слушаю, Ямада-сан, — ты садишься в постели, понимая, что скорее всего снова придется куда-то ехать. — Заберите, пожалуйста, Стивена. Он напился. Его... вырвало. А теперь он ко всем лезет и хочется подраться. Люди скоро вызовут полицию. — Где вы? — Ри-ни-са-а-а-ан, — стонет он, с трудом разлепляя глаза. — Проснулся? Как голова? — тут же вскидываешься ты, выныривая из хрупкого, ненадежного сна. — Сейчас лопнет. Дай попить, — голос его сиплый и измученный. — Сейчас. — Ты тянешься к столу, на который заранее поставил и стакан, и кувшин с водой, и средство от похмелья, и даже миску с водой и тряпкой, которую время от времени клал ему на лоб. — Держи. Сам сможешь? — Не-е-е-ет, — он сжимает ладонями виски. Ты присаживаешься около него на постель, бережно приподнимаешь и поишь прохладной водой со вкусом лимона и пузырьками, наблюдая, как подрагивают в утреннем свете ресницы его закрытых глаз. — Вот так, молодец. Скоро полегчает, — шепчешь ты. Отставляешь стакан обратно на стол и сползаешь с кровати на пол, чтобы не теснить его. Какой же он все-таки глупый и бестолковый, думаешь ты. Невольно тянешься и аккуратно убираешь прядку, прилипшую ко влажному лбу. Опускаешь голову на положенную на кровать руку. — Она бросила меня. — Я знаю. — Откуда? — Она вчера рассказала, когда я забирал тебя. — Что мне теперь делать? — Не знаю. Жить дальше? — Как, черт побери?! Я люблю ее. Я так люблю ее, Ри-ни-сан... Как же тебе везет, что ты такой замороженный. Работа, работа, работа — ничего, кроме работы. — Да, — грустно улыбаешься ты. Он не смотрит на тебя и не видит, нет нужды держать лицо, — везет. Ты тянешься, чтобы погладить его по волосам — но вовремя одергиваешь руку. Тебе его жаль? Да, совсем немного, этого глупого синеглазого мальчишку двадцати лет, считающего, что ничего невозможного для него на свете нет. — Тебе не надоело со мной возиться? Не понимаю, почему ты меня до сих пор не выгнал. Потому что ты мне очень дорог, дурак. Дороже всех на свете. Сколько же еще времени тебе надо, чтобы понять? — Потому что я твой «старший брат»? — Ну наконец-то! Я уж думал, ты на работе ночевать собрался! — Что поделать. Делал сводный отчет, — кинув портфель на стул, ты проходишь в гостиную, привычно распуская узел галстука и следом вешая пиджак на спинку стула. — Устал? — он развернулся к тебе, когда ты опустился на диван с другого его конца. — Да. — Ты снимаешь очки и трешь глаза кончиками пальцев. — Ужин уже давно доставили. Разогреть? — Нет, я не голоден. Что-то ел на работе. Сейчас в душ и спать. — Что-то? Энергию космоса? — в вопросе звучит явный сарказм. Но ты его не замечаешь. — Нет. Суши были, онигири... со сливой, вроде, — на полном серьезе отвечаешь ему, с усилием пытаясь припомнить детали. — Кофе. Черт, как же болит голова. — Я хотел тебе сказать... — Я пойду, — не слышишь ты его. — Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — он провожает тебя внимательным взглядом. Днем, после обеда, в кармане пищит телефон. «Ри-ни-сан, привет, — начинается сообщение. — Я хотел тебе вчера сказать, но ты был слишком уставшим. Сегодня меня дома не будет. У нас гонки. Пожелай мне удачи!» Ты хмуришься. Уже отчасти свыкся с его поздними возвращениями после катаний и тренировок, но под ложечкой все равно неприятно сосет, стоит задуматься о скоростях и риске. Ты нажимаешь «ответить». В дверь стучат. — Камигава-сан, — входит твоя подчиненная, — отчет из бухгалтерии, как вы и просили. Электронная копия у вас в почтовом ящике. Она протягивает тебе папку. — Спасибо, Ясутори-сан, — ты суешь телефон обратно в карман и берешь папку. — Логисты еще не отчитались? — Нет, Камигава-сан. Она коротко кланяется и уходит. А ты открываешь документы и начинаешь сравнивать цифры. Вечером ты вспоминаешь о сообщении. Хватаешь телефон, открываешь «VIP» в списке номеров, звонишь ему. Гудок, второй, пятый. Искусственный голос сообщает, что абонент сейчас не может ответить. Наверное, он не слышит. Может, уже даже гоняют. Или только собираются. Привычная тревога поднимает в грудной клетке голову и оплетает тебя тонкими прочными своими щупальцами. Ты набираешь ему сообщение, желаешь удачи и просишь быть осторожным. Переданное в ночных новостях проходит мимо тебя. Ты ждешь от него звонка или хотя бы смс. Не дождавшись, идешь чистить зубы. Душ, кажется, немного помогает, снимая тревогу. Ты долго ворочаешься и наконец засыпаешь. Ты уже привык к ночным звонкам. Не такие уж частые, но они стали частью твоей жизни. — Алло, — сонным голосом отвечаешь ты, кончиками пальцев потирая глаза. — Рихито-сан? Прошу прощения за фамильярное обращение, — слышишь ты незнакомый голос. Самое начало третьего. — Вам знаком Томояма Стивен? — Да. — Словно электрическим разрядом тебя подбрасывает в постели. Адреналин сгоняет сон без остатка. Сердце колотится в испуге. — Что с ним? — Он в реанимации, больница Санно, центр спасения жизни и экстренной помощи. Руки холодеют и начинают дрожать. — Что с ним?! — Разбился на мотоцикле. Множественные переломы, разрывы внутренних органов. Его сейчас оперируют. — Я сейчас приеду. Адрес? — голос твой звучит сипло и сдавленно. Лампа дневного света гудит над твоей головой. Пустой коридор давит своей тишиной. За дверьми напротив, на операционном столе, — он. Ледяная удавка страха сжимает горло. Больно дышать. Больно думать, а что если... И ты отчаянно надеешься и хочешь кричать. — Камигава Рихито-сан? Ты поднимаешься навстречу идущему к тебе врачу. На ходу он снимает маску. — Да. — Я — Такэда Юкио, хирург, оперировал Томояму-сана. — Как он? — Состояние критическое. Если переживет ближайшие двое суток, все будет в порядке. Хотя там придется решать вопросы другого характера. Вы его родственник? — Что-то вроде. — Сердце колотится от услышанного, в груди ноет. Но он жив, он хотя бы жив. А двое суток... — Я присматриваю за ним по просьбе его отца, — твои губы дрожат. — Если верите в богов, помолитесь, Камигава-сан, — словно бы смягчается Такэда-сэнсэй. — А я пойду, меня ждут в соседней операционной. Позже к вам подойдет Идзуми-сэнсэй и расскажет подробности. — Благодарю, Такэда-сэнсей, — кланяешься ты, а врач уже уходит, и ты видишь только его чуть сутулую спину под рубахой молочно-зеленого цвета. Внутри пусто. И только вибрирует та самая струнка, что звенела от напряжения всякий раз, когда он подвергался опасности: драка, гонки, прыжки с парашютом... Вибрирует и гудит, как высоковольтный провод. Тебе страшно. До холодной улитки в животе и языка, прилипшего к нёбу. Страшно думать о том, что может случиться в течение этих двух суток. Это твоя вина. Не остановил. Не запретил. Не уберег. Самого дорогого человека. Ты запускаешь пальцы обеих рук в волосы и прижимаешь ладони к голове в жесте отчаяния. Над головой все так же гудит лампа.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.