Возвращаясь в прошлое...

      Да, это удобно достать маленький телефончик и читать книгу где угодно: в парке, маршрутке, кафе или по пути в магазин. Но не лучше ли взять в руки настоящую бумажную книгу, ощутить ненавязчивый запах печатных чернил, потрогать слегка шероховатую поверхность страниц, сжимать их пальцами и напоследок ткнуться носом в шов на середине полюбившейся книги, чтобы оставить в памяти аромат прочитанной истории? А ещё лучше читать старые книги. Перелистывать каждую мохрящуюся страничку бережно, боясь, что она вот-вот раскрошится под нажимом, кажущихся жесткими и губительными, пальцев, осматривать пожелтевшую обложку с потрепанными краями, открывать первую страницу и с удивлением замечать год — 1953. Такие книги хранят не только историю, напечатанную в ней, но и свои собственные истории. Они берегут чувства, эмоции и мысли десятков людей, бравших их в руки. Они видели и ощущали на себе десятки рук: желтых и жестких, исчерченных глубокими морщинами, похожих на мятую бумагу, дряхлых; молодых и ухоженных, с матовой кожей и аккуратными тонкими женскими пальцами; мягких и коротких розовых детских ладошек; мозолистых, рабочих мужских… Старые книги помнят голоса: нестройный прерывающийся лепет ребенка, читающего первые в своей жизни буквы, слова и строки; убаюкивающий тихий голос мамы, сидящей в кресле рядом с маленькой кроваткой; старческий скрипящий голос дедушки, привыкшего неразборчиво бормотать себе под нос то, что читает… Старые книги помнят лица: лицо девушки, мокрое от соленых горьких слез, скатывающихся и падающих на страницу, чтобы тут же впитаться в желтизну бумаги, растворяясь в ней; лицо, осветленное легкой улыбкой счастья; лицо удивленное и недоумевающее; печальное лицо со сдвинутыми около переносицы бровями и сжатыми в тонкую линию губами… Старые книги помнят свой «дом»: книжная полка деревянного шкафа, покрытого мутной пылью, журнальный или прикроватный столик с белоснежной узорчатой салфеткой и стопкой-пирамидкой лежащих собратьев. У некоторых книг нет своего «дома». Рассеянный читатель оставляет её то на подоконнике рядом с кружкой остывающего чая, то на кровати, погребенную под теплым клетчатым пледом и даже на полу в окружении разбросанных игрушек и незаконченных рисунков. На книгах моя любовь ко всему старому не заканчивается. Я люблю старые фотографии цвета сепии с оборванными углами, изображающие сельский пейзаж, старое здание или человека. В прошлом каждая фотография имела свой смысл, запечатлевала самые ценные жизненные моменты и события. Она законсервировала во времени девушку в широкополой соломенной шляпе с разноцветными атласными лентами, весело улыбающуюся фотографу, с играющим румянцем на пухлых щеках и завитками-барашками каштановых волос, убранных в замысловатую прическу. Фотография навсегда сохранила статного юношу в военной форме с иголочки. Он приосанился, вытянувшись как оловянный солдатик, лицо не выражает абсолютно ничего, но глаза смотрят на нас с гордостью и тихим счастьем, отчего кажется, что юноша вот-вот открыто улыбнется и наконец рассмеётся, стирая с лица всю строгость. Я люблю старые дома. Они вызывают у меня волнительный трепет и почему-то чувство одиночества. Заходя в них, я думаю, что сейчас увижу призраков тех людей, которые жили здесь когда-то: год назад, десяток лет или век. У старых домов, так же как и у старых книг, есть свой неповторимый запах. Напоследок скажу, что старые вещи — лучшее и самое ценное, что мог создать этот мир. Жаль, что такую простую правду не все понимают и принимают.