Жизнь ужасна?

      Открываю глаза. Так как сплю я на спине, то сразу увидел облезший потолок. Зевнул, потянулся; подо мной тонкий жесткий матрас, укрыт я довольно теплым одеялом, а вот подушки нет и в помине.       В комнате холодно, подобной температуре способствуют отсутствие отопления, бетонный пол и «картонные» стены, что не способны держать тепло. Быстро прячу руки обратно под одеяло, но морозец противно пробегается по телу. Заматываюсь в одеяло, словно прячусь в кокон, с нескрываемой завистью вспоминая тех, кто, по идее, должен лежать на оставшихся пяти матрасах, находящихся в этой же комнате. Им то любые морозы нипочем. Вот только они не ложились сегодня спать. Сон им не так нужен, как мне. Желания вставать совершенно нет, но и дожидаться того момента, когда за мной кто-нибудь придет тоже не охота. Прямо таки стою на распутье. Что выбрать: полежать как можно дольше в нагретой «постели» или, бросив нагретое место, выйти на жуткий мороз?       Поразмыслив над этим вопросом ещё немного пришел к выводу, что часы весов склоняются к первому варианту, хотя, это все равно, что обходить здание с разных сторон — результат не изменится. Когда я уже задремал, то до моего слуха дошел гулкий звук шагов, он эхом отражался от голых стен коридора. Они умеют двигаться бесшумно, но визитер явно хотел предупредить о своем приближении, специально топая. Пришлось покинуть теплый матрас, скинуть одеяло и начать вяло собирать с пола одежду, чтобы потом её напялить на себя.       Гардероб мой не богат и состоит лишь из пожертвованной ими одеждой. С мира по нитке, как говорится. Вот носки, их мне дала милая девушка по имени Мэй, вот запасные армейские штаны Рея и куртка Винса (она ему не нужна, он же не может замерзнуть), а вот майка, её я имел честь получить прямо из рук сера. Говорят, редко у неё бывают такие приступы доброты, да я и так знаю, точнее, уже успел убедиться на собственной шкуре за то недолгое время, что здесь нахожусь. Как её там зовут? Надо будет спросить у ребят, а то ещё спросит, а я ответить не смогу, за этим наверняка последует далеко не похвала. Я не виноват, имена ребят я узнал по их разговорам, к ней же все обращаются только как «сер». Она ведь в их маленькой «банде» (как они сами называют её называют) главная. Не могу только понять: у них было право выбора и они единогласно проголосовали за её кандидатуру, но кто в здравом уме поставит подобную стерву к управлению и даже не важно чем или кем, да хоть овцами?! Странные они…       Едва заканчиваю возиться с застежками на штанах, полностью погружаясь в это дело, как из, так называемого, транса меня выдергивает голос Рея, окликнул меня.       Он стоит в дверном проеме, опираясь руками на оба косяка по разным сторонам от себя. Беглым взглядом пробегаюсь по нему; армейские штаны, высокие сапоги, куртка в камуфляжной раскраске, одетая на голое тело. Казалось, что он вышел из-под руки художника, который любит свои работы: тело длинное, стройное и красивое, черты лица может быть и не идеальны, но это делает его только прекраснее (меня, по сравнению с ним, наваял пьяный маляр). Глаза отливают серебром, а черные длинные волосы собраны в высокий хвост. Его относительно недавно обратили (пару лет назад), поэтому от человека его не отличишь, пока что. Но он вампир. Кстати, он уходил в разведку на пять дней, я не видел как он вернулся. Его, надеюсь, покормили.       Похоже, я засмотрелся на Рея, а он начал терять терпение в ожидание меня.       — Что пялимся? Малыш, пошевеливайся.       У него уставший голос. Он все время улыбается или мне так кажется?       Закончив свое дело, подхожу к нему. Теперь могу ощущать и ловить голодный взгляд. Вдобавок, теперь понимаю, почему он лыбится, если, конечно, подобное выражение вообще можно назвать улыбкой — он просто не может закрыть рот, ведь клыки больно упираются в нижнюю губу.       Шарахается от меня, как от огня, а у меня кровь стынет в жилах. Ежу понятно, зачем голодный кровосос (комар-переросток, блин) пришел к человеку.       — Пошли, — бросает через плечо Рей.       Послушно следую приказу. А его трясет. Благодаря моему странному дедушке, повернутому на вампирах, я о них много чего знаю. Он устраивал опросы для меня, а объяснял это тем, что всякое в жизни бывает и нужно быть готовым к любому повороту событий. Он был прав.       Исходя из моих знаний, уйти без двух дырок в шеи можно только в случае, если у вампира железная выдержка. За те несколько дней, что я знаком с молчаливым Реем, могу о нем сказать только несколько вещей: он предпочитает отмалчиваться, выполняет беспрекословно любые даже самые абсурдные приказания, которые дает ему сер, и ещё он и его дружок называют меня «малышом» (звучит очень странно). Надеюсь, что факты, приведенные выше, все кроме последнего, свидетельствуют об его способностях управлять своими эмоциями и подавлять желания. О, Боже, помоги мне!       Хотя, нет, это глупо. Глупо взывать к тому, кто, может быть, вообще не существует, тем более, что спасать меня нужно было раньше. Да, точно, раньше, тогда, когда меня душили за углом, чтобы отдать в дань вампирам (следы от удавки ещё не спали, синяки бурно цвели). Ха! Для людей я уже мертв, а для кровососов я — всего лишь еда, предмет мебели, игрушка. Чудесно! Я же, как те персонажи из клишированных аниме, невезучий по жизни, лошок.       В своих паничных мыслях, где проклинаю весь мир, судьбу, каждого знакомого человека, я не замечаю, как Рей остановился, из-за чего я врезаюсь в него. Он резко разворачивается, прижимает к стене. Черт, это возвращает меня в реальность, заставляя сердце остановиться на мгновение, пропуская стук, а потом и вовсе падает вниз. В горле встает ком, а так хотелось закричать, когда куртку снимают с моих плеч и кидают на пол. Мурашки бегут по телу, то ли от холода, то ли от страха, то ли от всего вместе. Глаза Рея затуманены, он впился взглядом в мою шею, руки находятся по обе стороны от моей головы. Он медленно наклоняется, прерывисто дышит, облизывает губ в предвкушение. Сбивчиво шепчет: «Прости, малыш».       Знаете, было не так уж и больно, но по телу расплылась ужасная слабость, кажется, что пошевелить пальцем — это титанический труд. Ноги согнулись, под тяжестью моей туши, упасть мне не дал Рей, что до сих пор прижимал меня к себе. Даже с полу прикрытыми глазами я вижу его грустный и виноватый взгляд. Хах, почему он так? Лень думать, ели-ели удерживаю себя в сознание. Берет меня на руки и куда-то тащит, сопровождая свои действия шепотом, вымаливая прощения. Ума не приложу, зачем просить прощение у вещи, за то, что её использовали по назначению.       — Слабак, — слышу голос ненавистного босса, он полон ядовитой насмешки. В нем нет презрения, но лучше было оно, лицо Рея искривилось сильнее. Похоже, к мукам совести прибавилось осознание чего-то страшного, что усилило страдания. Мне жаль его, ведь я понимаю, что он не со зла, что им владели инстинкты. Моё дурное мнение о сере только ухудшилось, почему она издевается над своим товарищем, подчиненным, вместо того, чтобы подбодрить? Несмотря на переполняющую меня злость (как мне хватает на неё сил?), губы расплываются в глуповатой улыбке, и я тихо шепчу вслед боссу, которая ходит по-мужски, раскачиваясь: «Стерва».       Когда коридор кончается, Рей заворачивает в комнату, у которой есть дверь (между прочим, редкость в этом месте). Мое замершее тело охватывает теплый воздух помещения. Я плохо знаком с тем местом, в котором нахожусь, однако не узнать эту комнатушку я не могу — это что-то вроде кухни, здесь есть маленькая печка, грубо сколоченная табуретка и какая-то кухонная утварь. Это самое уютное место здесь, сделанное, похоже, специально для людей вроде меня, чтобы они не подохли от голода. К слову, я узнал её только потому, что это единственная отопляемая комната, в которой я был. На полу постелен такой же тонкий матрас, что и в «спальне», если так можно сказать. Рей аккуратно кладет меня на матрас, краем глаза замечаю Мэй. Она сидит на табурете и, судя по запахом, что-то готовит. Она единственная из всей компашки ещё не разучилась кашеварить. Они с Реем о чем-то говорят, смысл их слов больше до меня не доходит потому, что сознание уже отключилось. Кто-то заботливо меня укрывает.       Засыпаю, эх, хорошо было бы уже не проснуться.