Чьи-то

Не бывает так, что никто никому не нужен, с какой бы настойчивостью они сами это не повторяли. В спальне Князя пахнет его волосами и разогретой на солнце корой сандалового дерева. Антихрист обнимает, сцеловывает с Его шрамов боль, путается в обещаниях и немного – в волосах. – Я обязательно смогу тебя защитить. Я не позволю им причинить тебе боль. Дьявол усмехается ей в плечо, но даже как-то невесело. – Себя – себя сначала, пожалуйста, защити. Себе не позволь причинить боль. О том, что любит, Князь никогда не говорит, потому что это как связать обоих неразрывными цепями-узами, как признать её самым большим слабым местом. Это сойдёт за удар под дых, только проще и больнее. Поэтому оба ходят вокруг да около столько, сколько это возможно. Но факты остаются фактами, и легче от этого не становится. Беда Сиеры в том, что она не умеет быть тихой тенью вроде Алексис, чтобы вынести любую беду молча, не принося лишних проблем, и в нужный момент подставить плечо. Она будет плеваться кровью и прятаться за дурачеством, но о том, как ей больно, молчать не сможет. Впрочем, и говорить не сможет – тоже. Чтобы бормотать о доверии, о «не делай мне больно своим безрассудством» надо быть кем-то. Она знает, что приходить может в любой момент, потому что её ждут, может пить чай из его чашки и подставляться тёплым пальцам, но в самом важном она остаётся бессильной, и это черта. Это всё. Дальше только стиснуть зубы, смотреть ему в спину тяжелым взглядом и знать, что за тканью одежды вдоль лопаток тянутся два неровных шрама. И это по-своему невыносимо. Князь говорит, что она не из тех, по ком скучают, она – что не из тех, кто жертвует собой. Они вообще много чего говорят, а врать друг другу так и не научились. Сиера за дурачеством прячется. Никуда она не прячется. В своей слабости признаётся первая, и это выходит у неё бестолково, беспокойно и очень в лоб. И пусть, что больше никогда не повторяет, одного раза больше, чем достаточно, чтобы вспороть вены и пустить по ним удушливый сероводород. – Ты очень большой дурачок, Антихрист, – сообщает Князь устало и терпеливо каждый раз, когда она приходит. – Твой дурачок, – шутливо поправляет Сиера, привычно усаживаясь ему на колени, и поясняет в ответ на вскинутые брови. – Я могла бы сказать, что не хочу быть твоей, но это было бы ложью. Все хотят быть чьими-то. И ты тоже. Какой её точно нельзя было назвать, так это беспроблемной. Смущённо усмехается, принимая этот факт, и смирно позволяет обвести взглядом россыпи веснушек на лопатках, линию позвоночника, шрам вот вдоль рёбер, чуть левее. Ей сказали же тогда не лезть. Ну потеряли бы башню. Ведь прийдись удар чуть точнее, потеряли бы гораздо больше. – Я люблю тебя, – шепчет Дьявол, поочередно целуя фаланги пальцев. – Люблю. Антихрист спит на его коленях.