Незавершенные главы

      Ковровая зелень школьного сада отдавала приятным ароматом свежескошенной травы, а зной солнца позволял запаху замереть на месте и не поддаваться ласкам ветра. Постриженные деревья и кусты выглядели ухоженными после заботы садовников, созревали ягоды и фрукты, так что в скором будущем юные монстры и человеческие детеныши смогут насладиться кислинкой первых плодов. Солнечные блики заглядывали в окна школы, дабы подсмотреть за тем, как ведутся уроки, ослепляя любого, кто бросит случайный взгляд на крепкие стены здания. Между тем никто не нарушал томящуюся в ожидании тишину, даже стрекотня живучих насекомых — и та не рисковала надломить кусочек спокойствия этого маленького и уютного участка земли.       Все застыло в ожидании… Наконец, беспощадно-оглушительная трель звонка прорезала затишье, из кабинетов повалила толпа детишек, поглощающая все на своем пути, ведь настало время для обеда. Монстры и ребятишки смешались в один засасывающий клубок хаоса, не жалеющий даже уборщика, уже не первый час топчущегося возле актового зала. Какое-то пятно мешало ему продолжать свои обязанности, но в последствии оказалось, что это всего лишь потерявшийся монстренок неопределенного вида.       Вскоре вся школа наполнилась звуками жизни и невероятным запахом выпечки. Через день всегда подавали ирисовый пирог с корицей по рецепту Ториэль, и дети не могли дождаться, когда смогут приняться за столь любимое лакомство. Даже на улице тянуло сахарно-сладким душком, маня всех и вся, кто окажется в его владении. Азгор, отдыхающий в тени после возни с цветами, сделал глубокий вдох, дабы пощекотать обоняние. Он с нежностью вспоминал времена, когда возвращался в свои покои, уставший от выполненной дневной нормы обязанностей Короля и заставал на столе пирог, приготовленный женой совсем недавно. Азриэль с Чарой собирали ромашки возле дома, чтобы потом поставить в вазу и дать Дримурру старшему насладиться обескураживающим разнообразием ароматов цветов и корицы. Они садились всей семьей и ужинали, обсуждая последние новости, разбрасывая безобидными шутками и посмеиваясь над тем, как Король в очередной раз запачкал пушистый нос в начинке.       Снова прозвенел звонок на урок, и здание затихло, оставляя отголоски несмолкаемых разговоров шумных учеников, перешептывания подуставших учителей. Единственным, что не давало забыться, был щебет птиц на деревьях, ветви которых при возможности царапали по окнам. Спустя пару часов пустота исчезнет до прохладного вечера, ведь дети пойдут по домам, а пока стоило наслаждаться покоем. Азгор мог вечность лежать на приятно покалывающей бока траве, разглядывая разные фигурки, вылепленные облаками в синеватом небе, однако долг вынуждал его подняться. Работа садовника только с первого взгляда могла показаться простой, пока не приходила пора приняться за дело всерьез. Растения — тонко чувствующие создания, им необходима тщательная забота, что требует огромного терпения. Долгие годы высиживания на троне научили Азгора всему необходимому, поэтому он без замедления принялся возиться с очаровательной гацанией.       Ему нравилась новая работа, ведь не нужно было принимать более важных решений, касающихся всего Подземелья и существования монстров, а самое главное — рядом были друзья и родные. После всего произошедшего именно они стали поддерживающей опорой в трудный период, когда Дримурр переосмысливал то, чем занимался предыдущие года. И засматриваясь на их улыбки, наверное, почти никогда не исчезавшие, он понимал, что был неправ. От опознавания собственных ошибок на душе становилось намного легче. Однако, несмотря на решенные проблемы, все равно осталась одна вещь, которая не давала покоя.       С трудом оторвавшись от разглядывания цветов, Азгор повернул голову в сторону окон на втором этаже школы, где на тот момент Ториэль преподавала урок.       Она не заводила с ним беседы дольше тридцати секунд после выхода на поверхность. Это напрягало всех, кто оказывался поблизости, когда Азгор пытался завязать разговор с бывшей женой, но, казалось, Ториэль была единственной, кто не обращал на неловкие ситуации абсолютно никакого внимания. В её понимании все было на высшем уровне, и это сводило Короля монстров с ума.       При том, что жили Дримурры теперь в одном доме, встречи были столь редки, что возникало ощущение, будто они забыли про существование друг друга. Фриск оставалась главной причиной, почему Ториэль до сих пор терпела того, с кем когда-то обещала связать свою жизнь до самого конца. Попытки серьезно поговорить и расставить все по местам никогда не оканчивались успехом.       Поливая агератум, разглядывая фиолетовые лепестки, Азгор поймал себя на мысли, что медленно впадает в отчаяние. Холодок в звонком голосе любимой женщины сотрясал сердце, отуплял решимость и просто-напросто не позволял сказать нужных, тщательно отрепетированных слов. Он не позволял мужеству терять остатки достоинства, поэтому в последнее время отвечал на равнодушие гордым молчанием, в тот момент, как сознание отговаривало его сделать шаг в сторону Ториэль. Бездействие оказалось невыносимой пыткой, но почему-то именно оно считалось правильным решением.       Едва солнце стало разбрызгивать оранжевые краски на небесное полотно, смешивая с синим, образовывая из этой гремучей смеси темно-красные пятнышки, сползающие к горизонту, как ученики, освобожденные от оков образования, кинулись врассыпную по домам. По их усталым, но не лишенным резвости движениям можно догадаться, что день был насыщен контрольными и самостоятельными работами, которые по обыкновенности своей любят потрепать нервы. Но, тем не менее, после выполненного домашнего задания они снова вернутся в норму, чтобы ещё какое-то время поиграть с друзьями во дворе.       Маленькие монстры и человеческие ребята — они быстрее взрослых подружились между собой, якобы намекая, что нужно зарыть топор войны между двумя расами. Человечество ещё не успело окончательно свыкнуться с неожиданным соседством на поверхности, однако пример детей давал надежду на светлое и совместное будущее.       Распрощавшись с юными подопечными, Азгор стал оглядываться в поисках Фриск. Он застал её на крылечке, подтягивающей лямки рюкзака на плечах Монстренка. Малышу было неудобно таскать тяжести на спине ввиду ведомых причин, и девочка постоянно оказывалась рядом, как только возникала нужда в помощи. Несмотря на немногословность, она всегда подставляла дружеское плечо тому, кому нужна была поддержка, за что монстры-то и полюбили её. Азгор расплылся в улыбке, увидев, как Фриск обняла друга и помахала ему на прощание. Затем вышла Ториэль, слегка потрепанная от постоянных лекций на разные темы по урокам, которые давала в тот день. Её лицо сразу запылало лучистой добротой при виде Фриск; она не могла сдерживать нежных чувств по отношению к человеческой девочке, и со стороны это выглядело очень мило и по-семейному. Взявшись за руки, они направились к выходу, где как раз их поджидал Азгор.       И снова неумолимое безразличие в голосе Ториэль стерло все недавние размышления, оставив одинокую возможность смущенно улыбнуться: — Здравствуй. — Привет, — ответил он, пристраиваясь рядом с Фриск. — Как прошел учебный день?       Девочка начала вкратце рассказывать о школьных буднях, щурясь под опекой огненного светила, от чего её невозмутимое лицо ещё сильнее приняло отрешенное выражение. Выдавала только задорная нотка в сладких речах, и Азгор внимательно вслушивался в лепет малышки. Удивительное существо, — ребенок — значительно отличающееся от растений. Любой цветок можно оставить ненадолго, он никуда не денется, а забота о детях подразумевает полную отдачу сил. Зато потом, смотря на то, кем они стали, чувствуешь гордость, потому что принял участие в воспитании и вырастил правильно мыслящее разумное создание. На пару секунд Азгор вспомнил, что точно также гулял вместе с сыном, держа его за руку и прислушиваясь к тому, что тот говорил. Они могли обойти так все Подземелье, совершенно не заметив, как быстро идут стрелки на часах. И дело ведь было не в том, что они говорили друг другу, а что чувствовали, когда их окутывало теплом и жаром семейного счастья. И Ториэль тоже испытывала подобное, со стороны наблюдая, как муж смеется вместе с Азриэлем.       Король поймал задумчивый взгляд Тори, брошенный распахнутыми глазами цвета турмалина, играющего со светотенью. Такой заметный жест подверг в непонимание. О чем думала бывшая хранительница Руин, раз совсем позабыла об осторожности?       Иногда бывает, что отношения заходят в тупик, и даже выход кажется заваленным обломками пережитых ссор и обид. Их можно сравнить с цветами левкой: красивые и обворожительные, они манили своей грацией, завидной хрупкостью, скрывая за яркими кистями такую страшную тайну, как бесплодие. Связь между Азгором и Ториэль всеми монстрами считалась неразлучной и прочной, как, например, сам Барьер, однако после тех роковых событий и у Барьера нашлись уязвимые места. И, несмотря на все, Король наделся, что сможет заслужить прощения.       Силуэт дома захлебывался в настоящем море собственной пестроты. С той поры, как Папирус предложил сделать ремонт в домишке, который люди любезно выдали на проживание, Дримурры выделяли все свое время и внимание на покраску стен в выходные. Некогда серая и неприметная земельная территория обретала жизнь. Дышали ромашки, выращенные в собственном садике Азгора, пыхтел сам домик, выпуская клубочки дыма из трубы, окошки игриво сверкали светом включенных лампочек по вечерам. Когда на улице зажигались фонари, Тори выходила встречать гостей, чаще всего, старых и верных друзей, чтобы всей компанией они сидели на террасе, пили чай с пирогами и наслаждались уютной обстановкой, родившейся под горящими звездами.       Внутри дом напоминал лабиринт из комнат, хотя их было не столь много, однако их обстановка до боли походила на место, в котором Король жил со своей семьей. Зажмуриваясь, он снова оказывался в помещении, не в том, ясно отдающем монохромностью, а в таком, где царствовал желтый цвет. Подсматривая за тем, как Тори, сидя в своем большом и удобном кресле у камина, читала сказку Фриск, свернувшейся клубочком у той на коленях, Азгор видел, как Тори пела колыбельную Азриэлю и Чаре, засыпающих в её крепких объятиях. Все, что находилось здесь, невыносимо твердило о предыдущем доме, пахнущем ромашками, стоящими в вазе на столе и корицей от ирисового пирога, только что испеченного Ториэль.       Он слишком сильно привязан к прошлому.       После сытного ужина, проведенного в обыкновенном, полусонном содержании, Фриск собралась делать домашнюю работу под четким руководством бывшей хранительницы Руин, а Азгор вышел подышать свежим воздухом. К тому времени детвора уже развлекалась на пустой дороге, по обе стороны облепленной зданиями. Они играли в салки или мелками рисовали на асфальте, восхищаясь кривулями, которые получались в итоге. Вот уж кого действительно ничего не заботит — ни ссора между человеком и монстром, ни то, что на крыше дома скелетов в конце улицы всегда покоится снег. Хотя последнее, наверное, потому, что Санс слишком ленив, чтобы помочь младшему брату убрать снег.       Азгора грызло противное чувство одиночества, покалывающего давно не спавшую тревогу. Необходимость в серьезном разговоре с Ториэль завывала глубоко внутри, ибо, если все не разъяснить, совсем скоро он снова замкнется в себе, как до встречи с Фриск. А этого совершенно не хотелось, поэтому Король продолжал оставаться сильным и крепким снаружи, полируя броню непроницаемости.       Повернувшись в сторону захода солнца, чтобы отвыкнуть от постоянного мерцания лучей, купающихся в лужах, украшающих дорогу в потаенных местах, он вздрогнул от резкого звука у себя в кармане. Рингтон заполонил своим воплем все пространство, привлекая внимание любопытных глаз, поэтому Дримурр неуклюжим и быстрым движением выудил телефон и прислонил к уху. — Добрый вечер, Король Азгор! — только по необычайно громкому голосу происходило опознавание младшего из братьев семьи скелетов в роли собеседника. — Надеюсь, Великий Папирус не помешал вам? — Нет, Папирус. Что случилось? Скелет принялся балаболить, как обычно, забывая о дыхании, пусть у него нет легких, а значит, и нет потребности в кислороде: — Дело в том, что Андайн на сегодняшней тренировке дала задание испечь улиточный пирог, но тот рецепт, который написала Ториэль… истлел… Её телефон не отвечает, не могли бы вы дать ей трубку или найти рецепт и продиктовать? Иначе завтра меня всего истыкают копьями. Нье-хе-хе-хе…       Смешок скелета выдался уж очень нервным, что Азгору стало жаль его. По собственному опыту он знал, насколько суровым нравом могут отличаться учения Андайн от тех, которые проходили при воспитании зеленых юнцов Королевской Стражи. И чтобы поскорее спасти Папируса от очередной специальной атаки, состоящей из града острых копий, стоило действовать быстро и решительно. — Ториэль занимается с Фриск, но я посмотрю, что можно будет сделать. — Нье-хе-хе! — собеседник заметно повеселел. — Рассчитывайте на мою признательность, а она многого стоит!       Азгор усмехнулся, возвращаясь в помещение. Кухня догорала в огне ало-красного заката за окном, где уже начали собираться в небольшие хороводы вокруг солнечного ока комары и другая живность, которая любит по ночам жужжать над ухом. Убранство комнаты — дело рук заботливой хозяйки — создавало атмосферу домашнего уюта, снова шепчущего о былых временах. В эпизоды нахлынувших чувств Король пытался самостоятельно испечь пироги, однако все оканчивалось пожаром, после чего приходилось менять плиту, либо вместо желаемого лакомого кусочка выходили тлеющие угольки. И снова весь мир крутится вокруг ирисового пирога, который заслужил всеобщую любовь благодаря Ториэль.       Она хранила рецепты в отдельном выдвижном ящичке, к которому строго-настрого запрещала приближаться. Желание защитить Великого Папируса от копий судьбы затмевало наказ и заставило проигнорировать его. Поэтому без особых угрызений совести Азгор открыл ящик и наткнулся на целую гору бумажек, исписанных рукой бывшей жены. Это были рецепты абсолютно всего, что могло попасться в Подземелье и в человеческом мире, начиная особыми спагетти Папируса и заканчивая обыкновенной молочной кашей. Перебирая листки, которые при уменьшении горки становились более выцветшими, он мельком припоминал часы, когда заставал бывшую жену, сидящую за старым столом и переписывающую список ингредиентов для какого-то нового шедевра кулинарии. Сгорбившись, она с осторожным усердием вырисовывала каждую буковку, рассчитывая на то, что бумажка будет ещё долго, верно служить.       В процессе поиска нужного рецепта Азгор внезапно застыл, словно прирос к полу, забыв об обещании скорее перезвонить Папирусу. Ему на глаза попалась помятая фотография, довольно потертая, но хранившая в себе такие больные воспоминания, от которых что-то сразу жгло горло. На ней были изображены Дримурры в полном составе. Азгор и Ториэль, счастливо улыбающиеся в камеру, обнимают своих детей — Азриэля, вечного плаксу, но невероятно доброго монстренка, и Чару, человеческую девочку, внезапно свалившуюся с поверхности и сыгравшую огромную роль в семье. И все довольны, потому что сила семьи грела их решимость. Разглядывая смеющихся детей, Азгор вздрогнул, потому что вдруг ощутил, как оборвалось сердце. Это боль снова вернулась, ударив по стенкам души, как раньше, когда Чара неожиданно покинула их, а затем умер сынишка — кровиночка, израненный показавшийся на пороге. — Что ты делаешь?       Ториэль стояла на входе, просверливая Короля удивленным взором. Видимо, занятия кончились, и Фриск отправилась играть на улицу. Рыжее огниво, невозмутимо вторгнувшееся с улицы, игралось с белоснежным мехом, создавая впечатление, будто она пролила на себя стакан апельсинового сока. Всегда широкие с необыкновенным гранатовым цветом глаза смотрели на Азгора с непониманием и хорошо скрытым сомнением.       Тот не успел ретироваться и быстро сдался, развернувшись всем своим массивным телом, чтобы показать фотографию: — Ты все ещё её хранишь. — Конечно, храню! — холодно отрезала Ториэль, выхватив вещь из рук Короля. — Просила же не соваться в мои вещи. — Тори…       Он выглядывал через плечо этой женщины и осознавал, насколько она беззащитна перед собственным горем и страхом. Для всех Ториэль казалась милой, доброй, потому что на самом деле является таковой, и её презрение по отношению к Азгору можно трактовать, как защитный механизм, ибо он, один на все свете, знал… Знал, как сильна боль. Потеря детей, глобальные проблемы в Подземелье — все медленно сжимало её в острых когтях саморазрушения, убивало, причиняло дикий дискомфорт. — Я ведь говорила тебе, Азгор, — впервые за долгое время она назвала его по имени. — Что твои идеи с поглощением души ни к чему хорошему не приведут! На какие муки ты обратил наш дом, нашу семью…       Перед ним стояла истинная Ториэль, пережившая невероятное количество мрачных эпизодов в жизни. За внешней оболочкой она умела скрывать печаль и обиду на судьбу, потому что последняя оставила её совсем одну. И Азгор, вместо того, чтобы поддержать жену, погрузился в себя и решил мстить. Какой глупец!.. Он понял это только сейчас.       Король внезапно вспомнил о такой важной вещи, как прощение. Порой оно — единственное, что помогает выбраться из ямы переживаний и опасений за будущее. Но как же сложно произносить просьбы о прощении вслух, наверное, это препятствие, имеющее вес гигантского булыжника, знакомо всем. — Прости, Ториэль.       Тишина ласкала слух. За пределами застывшего дома кипело и текло существование, только двое не могли свыкнуться с мыслью, что тоже давно пора набраться решительности и начать жить дальше. Темнота вечера паутиной, разрываемой последними лучиками, ползала и шевелилась в других комнатах с раскрытыми дверями. Зазывающая прохлада студила распылавшийся пылкий нрав бывшей хранительницы Руин. И Азгору просто ничего не оставалось делать, как обрести храбрость и со спины обнять её так крепко, насколько позволяла массивность тела. Он чувствовал легкую дрожь, которая вскоре прекратилась, ибо Ториэль приняла объятия — оба очень сильно соскучились друг по другу. От нее пахло корицей, самым родным и сладким запахом во всем мире.       Приоткрыв глаза, Азгор также успел заметить недавно поставленную вазу с ромашками, украшающую стол в углу. Наверное, их собрала Фриск.       И ничего больше не было нужно, потому что он прощен. И он дома.