Contra spem spero

Я про перерыв вообще ничего говорить не буду. Мне действительно стыдно, но было непросто, понадобилось время. Но они как видите не собирались меня отпускать) Песня к этой главе - Apocalyptica – Not Strong Enough, она почти вся о том, что чувствовал Михаил по отношению к Лилит. * - речь идет о четверостишье из стихотворения Байрона "Не бродить уж нам ночами" Меч сотрет железо ножен И душа источит грудь Вечный пламень невозможен Сердцу нужно отдохнуть (Никогда не понимала, где правильно вставлять эти уточнения. В конце не удобно ведь) Пробуждение было непростым. Впервые, за то время что я знакома с Михаилом мне снятся сны, вызывающие хоть какие-либо эмоции. Нет, мне снилось что-то тревожное и мрачное все то время что мой недоделанный ангел-хранитель был в бессознательном состоянии, но тогда это было просто отражением тех эмоций что я испытывала наяву. В этот раз все иначе. Этот сон был тревожен и мрачен сам по себе. В нем я задыхалась от страха и горя. Кто-то зовет меня и я бегу, но мне не успеть. Я не успеваю и земля под моими ногами превращается в грязь из-за крови. Кровь, кровь, кровь, повсюду кровь. И я знаю, что эта теплая кровь когда-то обнимала меня. Она была частью кого-то, кого я любила. А сейчас эта кровь тут из-за меня. И я ничего уже не смогу поделать. Только перебирать кровавую грязь руками и чувствовать, как моя душа осыпается, словно высохший песчаный замок. Как я сама перестаю существовать, желая влиться в этот горячий кровавый поток. Исчезнуть. Стать частью. Разделить боль. И вот, когда я уже почти перестала существовать, кто-то зовет меня. Земля твердеет. И все снова повторяется. Мне не догнать Зовущего. Не догнать. Я не знаю, сколько бы это продолжалось, но в один момент глас Зовущего обернулся рычащим голосом Почтальона. Я распахнула глаза, молясь, чтобы мне приснилось. Но нет, я отчетливо слышу, как он отчитывает Михаила в моей гостиной. Потихоньку выползаю из ванной, не особо заботясь о внешнем виде — вчера я улеглась спать не переодеваясь, значит все закрома прикрыты, а это единственное, что меня волнует на данный момент. Деловито проплываю мимо спорящих Почтальона и Михаила и иду заваривать чай. По-моему, Кто-то отчитывает Кого-то, за то, что Кого-то долго не давал о себе знать. Но, мне-то собственно какое дело? Рану я залечила, это значит, что Кто-то о нашем небольшом приключении не узнает, следовательно, все в порядке. Но чай мне спокойно попить не дали. - ГАБРИЭЛЬ! - орет Почтальон. Да так, что мой кухонной стол пошел мелкой дрожью. - Да? - мягко отвечает ему знакомый баритон. Нет, ну актер. Ведь вполне вероятно, что сейчас его разнесут в пух и прах за помощь Михаилу. Но нет же, ведет себя, так как будто у него время в автобусе спросили. - УВЕДИ ЕЁ ОТСЮДА. ЖИВО! - Эй, да я же молчу. Вот чаек пью. Габриэль, будешь? - я мило улыбаюсь и ловлю его ответную кошачью улыбку. Я знала всего одного человека который мог так тепло улыбаться. Черт, а ведь до встречи с Хранителем я серьезно думала что все ангелы такие. Эх, Габи, почему же не ты мне попался? - НЕ СПОРЬ СО МНОЙ, - он даже не кричал. Просто... Просто его голос занимал всю комнату. Это и впечатляло и ужасало. Ему нельзя было перечить. Габриэль все так же улыбаясь подошел ко мне и протянул руку. - Ну можно я хоть штаны поприличнее одену? - состроив жалостливое личико пропела я - Тебе не понадобится одежда, там куда мы направляемся нет людей. Ты же не хочешь чтобы кто-то нам помешал, детка? - Габриэль подмигивает мне и раскрывает объятия. И только я собираюсь с томным вздохом кинуться в них, как нас прерывают. Самым наглым образом прерывают. - О боги, да уведи ты её уже отсюда — взвыл Михаил. Вид нас, мило флиртующих, и Почтальона в одной комнате было слишком для него. Габриэль хохочет и поворачивается ко мне спиной. Я запрыгиваю на него и мы исчезаем. Вообще, все эти перемещения в пространстве были не такими как я себе представляла. Мне думалось это что-то в духе Гарри Поттера. Но нет, ты просто исчезаешь в одном месте и появляешься в другом. Я ничего не чувствую, кроме разве что мурашек по коже, но вот думаю мои молекулы хренеют каждый раз, когда им приходится разбираться и снова собираться. Я прям представляю, как одна молекула спрашивает у другой : « Эт че за муета только что была?» Ну я бы точно спрашивала. В этот раз мы оказались где-то посреди огромного зеленого луга, конца которому не было видно. Трава была такая сочна и яркая, что я тут же сбросила тапочки и пустилась босиком бежать. Ощущения были просто непередаваемыми. Было и щекотно тоже, отчего я заразительно хохотала. Поэтому так и провели какое-то время — я бегала и смеялась, а Габриэль просто заливался, подхваченный тем свежим весельем, которое исходило от меня. Но ничего не может длиться вечно. Я же не ангел. Мои ноги устают. Поэтому я просто плюхнулась на траву рядом с Габриэлем. Он элегантно опустился рядом, скрестив ноги в потертых ботинках. Какое-то время мы просто пялились на горизонт. Небо тут просто огромное. Все что ты видишь — это только невероятно голубое небо и сочно-зеленую траву. Как будто на «Безмятежность» от Windows попал. - Слушай, а где мы? - А черт его, - махает рукой Габриэль, - разве это важно? Посмотри, как красиво. Несколько минут молчанья были ему ответом. - Зачем Почтальон пришел ко мне домой? Он явно не в курсе того, что произошло. Габриэль пожимает плечами. - Ему некогда было объяснять насколько ты помнишь. Я предполагаю, что это связано с тем, что Михаил не выходил на связь достаточно длительное время, а они сейчас озабочены поисками Дитя, поэтому заботится о том, где вы с ним пропадаете достаточно проблематично. - Не вышел на связь? Не позвонил что ли? Слушай, никогда не думала, что у Почтальона и моей бабули столько общего. Попробуй ей не перезвони... Такое начнется, словами не описать. - Я не сомневаюсь в талантах твоей бабули, но тут все немного не так работает. Он не просто не «перезвонил», он еще и с радаров пропал. Вместе с тобой. - Как пропал? Мы же никуда из квартиры и не выходили то. Так, если за молочком только, - если честно, этого я не ожидала. То есть, я об этом вообще не задумывалась. Вспоминая прошлую неделю, могу уверенно сказать, что ничего кроме «только не помри ж на моем любимом диване» в моей голове не было. Вообще ничего. Я даже похудела. - Ну... Как бы помягче... Если бы вы остались на радаре, они бы знали обо всем что происходит с вами. Так что мне пришлось позаботится о том, чтобы они не узнали. - загадочно улыбнулся Габриэль, продолжая крутить в руках выдранную травинку. - Так ты мошенник! Боже, с кем я связалась. Чудовище. Габриэль смеется и щелкает меня по носу. - Ты сама не хуже, чудо. Я улыбаюсь ему в ответ и мы снова молчим. Вообще, это место прямо таки располагает к длительному молчанию. Тут так спокойно, что кажется даже легкий шепот может все это разрушить. Но Александра не была бы Александрой, если бы нарушила эту тишину шепотом. Александра долбит мощно. - Слушай... А что за история у Михаила и Лилит? Что заставляет его так трепетно относится к демонессе, которую он по сути должен презирать? Габриэль вздрагивает. И на секунду его взгляд становится таким же, как у Хранителя, когда речь заходит о Лилит. Вот черт. - Погоди, и ты что ли тоже? Боже, ну что за женщина. Кто она? Заклинатель ангелов какой-то? Габриэль отмирает и слабо улыбается моей косолапой шутке. - Я наверное не должен тебе это рассказывать. Но... Знаешь, к черту. Я устал носить все это в себе. Возможно, Михаил меня побьет, когда поймет, что ты знаешь, но мне плевать. Я еще никогда не была так внимательна. В моей голове Лилит была похожа на какую-то смесь змеи и кошки. Опасна, ядовита и крайне неприятна. Но что-то подсказывает мне, что они знали её другой. - Лилит... Для того чтобы понять, что между нами было, тебе нужно понять, кем она была. Каждый раз, когда я пытаюсь вспомнить её, мне она является в белоснежном сарафане по колено, босиком и венке из полевых цветов. И каждый раз, она смеясь убегает от меня, скрываясь в высоченной траве. А я смеюсь и бегу за ней босоногий. Это было бы нормально, но... Чаще всего я видел её по колено в трупах и по локоть в крови. Она не смеялась, а лишь смотрела и что-то было в её взгляде, что заставляло меня вставать, даже если я был при смерти. Вставать и молча, словно тень следовать за ней. Шла война... Понимаешь, она как будто выкашивала нас. Один взмах ржавой косой — и десятки тех, кого я любил, просто исчезали. Переставали существовать. И единственное , что я мог — это смотреть и помнить. А потом появилась она. Она была как будто из титана. Не гнулась. И не плакала. Как будто смерти не было. Я думал, что возненавижу её, - Габриэль усмехнулся, но уже через мгновение его ухмылка превратилась в печальную и невероятно теплую улыбку скорби за тем, что уже не вернуть, - Откуда мне было знать... Потом мы узнали её. А она... Знаешь, она как будто светилась изнутри. И тут я попал. Она стала моим наваждением, моей страстью, моим омутом, моим небом, моей Афиной, моей Венерой, моей Дафной и моей валькирией. Я был готов глотать миры ради неё. Я бы пошел против отца ради неё. Это... Это было действительно какое-то безумное наваждение. Сейчас, мне кажется это из-за того, что она была демоном... Остаточные пары порочной страсти ада, - он снова ухмыльнулся, - свели меня с ума. И не только меня. Я не видел Михаила таким безумным. Он... Понимаешь, он как раненный волк. Воет, умирает, но в руки не дается. Так и жили. Но потом... Потом Лилит начало ломать. Тогда нас и назначили к ней в няньки. Нас, вдвоем с Михаилом. Такой вот треугольничек получился, - если честно, я не представляла, что Габриэль может так горько улыбаться, - два сумасшедших ангела и демон, бьющийся в припадке. Но потом, она пошла на поправку и единственное, что она видела за те годы, что провела приходя в себя — это нас с Михаилом, глядевших на нее безумными глазами. Тогда ей было нужно тепло, она изголодалась по чему-то человеческому. По любви, не омраченной похотью, кровью и адским пламенем. Она и влюбилась. Это то, что заставило её снова засиять. Понятное дело, она выбрала кого-то из своих смотрителей-тюремщиков. Я застыла. Не могу сказать, что не предполагала безумной и несчастной любви, но я никак не ожидала, что Лилит, открывшаяся мне с новой стороны, полюбит кого-то из этих горе-хранителей. Мне думалось, она уйдет к кому-то третьему. К Почтальону, например. Это объяснило бы, почему Михаил так его ненавидит. Но... Если она таки выбрала кого-то из них, то почему они оба одинаково несчастны? Габриэль очевидно поймал всю гамму эмоций, скользнувших на дне моих зрачков, поэтому немного помолчал. А потом, улыбнувшись своим воспоминаниям, продолжил: - Она выбрала меня. Не потому, что я лучше, как решил Михаил. Просто... Ему не понять, что такое бывает. Она была... Моей кукушкой. Я был её часами. Глупо как-то это звучит, - Габриэль улыбаясь закрыл лицо руками, - но я правда так думал. Те три с половиной века, что она была моей, были словно... Если бы я не был в раю, я бы сказал, что это именно он. Но нет. С ней бы мне и в адском пламени было бы словно в колыбели. Но тогда... Тогда я не думал о том, каково было Михаилу, которому приходилось быть с нами. Я... Я был слепцом. Но любовь слепа. А Михаил... Ты не смотри, что он такой. Он... Иногда мне кажется, он такой потому, что его душа источила грудь, понимаешь, как у Байрона*? Он благороден и я вечно буду ему благодарен за то, что он подарил нам с Лилит это время. Одно его слово разрушило бы все. Не, ну у Михаила на морде конечно написано, что он большая шишка, но чтобы настолько? - Союз между ангелом и демоном — это нарушение табу. Когда последний раз представители двух наших миров встретились не на поле боя — появился ваш мир. Кто знает, к чему это могло бы привести во второй раз? Поэтому один донос отправил бы меня в темницу, а её к другим надзирателям. Я почти уверен, что она досталась бы ему. Но какой ценой? Она бы ненавидела его всю оставшуюся жизнь. Но мне нравится думать, что он сделал это из братской любви, - во все 32 улыбнулся Габриэль. Мне нравилось ловить его улыбки. - Ну, а потом началось то, чего я так боялся. Она... Лилит начала становится человеком. И... Нам оставались считанные годы. А она... Она была так великолепна. Я и представить не мог, что человеком она будет еще краше. Её как будто включили, она никогда не излучала столько тепла, когда была демоном. И любить она стала совершенно по-особенному. Так любите только вы, - он посмотрел мне прямо в глаза, - ни ангелы, ни демоны просто не умеют так. Вы как будто... Как будто сливаетесь с тем, кого любите. Боже, как она была прекрасна. Я мог раздавить её одним пальцем, но это делало её еще ценнее. Маленькая, хрупкая Лилит. Я предлагал ей завести семью и прожить жизнь так, как её проживают все, но она не отпустила меня. Те сорок восемь лет были самыми короткими в моей жизни. Её волосы стали словно жидкий лунный свет всего в один миг. Её суставы перестали гнуться все в тот же миг. Но она оставалась той же Лилит до последнего вздоха, потому что её глаза не менялись. Они все так же источали ту силу, что заставляла мертвого вставать и идти. Это была не демоническая сила, как думали многие, это была сила Лилит. Я не встречал таких, как она и вряд ли когда либо встречу. Она умирала у меня на руках и я ничего не мог сделать. Абсолютно ничего. Я предлагал ей стать валькирией, но она сказала, что назад дороги нет. И что она будет ждать меня. Но паршивей всего было не мне. Я был рядом с ней, она была моей и она смотрела на меня. Я не видел никого вокруг. Мне понадобились столетия, чтобы осознать, что все это время, Михаил сидел у порога нашего дома и сторожил её от демонов, что жаждали мести. Она выбрала не его, она была не с ним, она ничего не могла ему дать, но он добровольно обрек себя на пытку только для того, чтобы удостоверится что с ней все в порядке. Он... Он оббегал все небесные канцелярии, чтобы найти способ подарить ей вечную жизнь. «Нет» его не устраивало. А потом, когда она умерла... Не я, а он отрекся от нашего мира и ушел оплакивать её. Ушел в разгар войны. Этого ему не может простить Почтальон. И это он не может простить себе сам. Знаешь, мы конечно можем показаться тебе сейчас сопливыми героями мелодрамы, но так было на самом деле и... Я до сих пор восхищаюсь силой любви этого существа. Габриэль вздохнул. А мне вот одних вздохов мало. Мне бы чего-нибудь покрепче. Но у меня есть еще несколько вопросов. - Поэтому у него глаза серо-голубые? И вот тут то, ангел улыбается именно так, как улыбался обычно. И треплет меня по волосам. - Вот же сорока любопытная. Да, поэтому. Серый цвет говорит о том, что он познал бездну. - Бездну? - моя левая бровь вдруг решила, что ей самое место на лбу. - Мир между временем. Он пробыл там слишком долго. Когда-то, Ницше сказал, что если долго всматриваться в бездну, то бездна начнет всматриваться в тебя. Я не думаю, что он имел ввиду именно эту бездну, но это так. Серый цвет в глазах у ангела говорит о том, что бездна его заметила. Черный — что поглотила. Такие я видел лишь однажды и поверь мне... Зрелище не из приятных. - Подожди, но Почтальон... - Воу-воу. Вот про Почтальона у самого Почтальона и спрашивай. Я тебе тут не помошник. - Ну и ладно. Расскажи тогда, как выглядела Лилит. Хочу понять, что было в ней такого, что заставило вас дурней сойти с ума. Габриэль улыбается, ложится на траву и смотрит на небо. Опять же, ему нужно время чтобы начать. - Знаешь, как бы прозаично это не выглядело бы на невесте Сатаны, но она была рыжей. Высокой, статной, стройной, рыжей и пышноволосой. А её руки... Если бы я не видел собственным глазами, как она обращается с оружием, не поверил бы, что эти руки способны на что-то, кроме плетения венков. Она была... Её кожа была почти прозрачной. Честно, я думал из-за жары в аду она будет смуглой, но нет. Она была бледна. С тонкими полосочками сине-зеленых вен. А еще, у нее были веснушки. Они правда проступали только на солнце, но они были. И вот что я тебе скажу: демон с веснушками — это просто невероятно мило. Особенно если этот демон обижается на напоминание о них. Её нос... Он прямой, изящный, тонкий и лишь самую малость вздернут вверх. Её губы... Они пухлые и ярко-розовые. Иногда мне казалось, что сам Сатана нарисовал их на её лице. Так греховно прекрасны они были. А глаза... До того, как она стала человеком, они были ярко-изумрудными с вертикальным зрачком. Сначала было жутко, но потом привыкаешь. И нет уж ничего изумительнее этих глаз. Но потом я понял как ошибался. Когда она стала человеком, к ней вернулся её цвет глаз. Они были карие. Медово-карие. Я не видел ничего прекраснее в своей жизни. Ничего. Эти глаза как-будто светились изнутри. Они наконец-то стали подходить ей. Они были такие же теплые и нехищные как она сама. Хоть ходила она как кошка. Мягко ступала, хотя иногда немного косолапила. А когда она была дома, то расслаблялась и вполне могла посреди ночи спросонья врезаться в тумбочку. Иногда она была как роковая женщина — со всей этой своей красотой и осанкой, а иногда совсем как ребенок. Тогда она заскакивала мне на спину, выкрикивала какой-то клич, размахивая шваброй и мне приходилось скакать по коридору вдоль и поперек. А еще она пела так, что птицы замолкали для того, чтобы послушать как она поет. Вообще знаешь, иногда она пела... Но дорассказать ему так и не дали. - Так-так, а уж не о нашей ли общей подруге идет речь, а, Петруччо? Твою мать, опять демоны?