Только Ясон

Иллюстрации от Yoru Hana: http://static.diary.ru/userdir/2/6/9/7/2697600/76773347.jpg http://s2.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/10/bb387e57243f40136795af8c6a0d6ad5.jpg Со дня смерти Ясона и Рики прошла неделя. Катце, наконец, подготовил всё для благополучной эмиграции на одну из перспективных планет вне зоны влияния Федерации. Собственно, он справился бы гораздо раньше, но три дня не выныривал из сказочных глюков, навеянных нелегальной фармой. Это помогло пережить потрясение, а зависимость, хвала Ваджре, за такое короткое время сформироваться не успела. Катце был уже на полпути к космопорту, когда зазвонил его комм. Высветился номер Ясона, и дилер ответил автоматически, только потом вспомнив, что консул уже несколько дней, как мёртв. — Слушаю, господин Минк. «Ой, бля!.. Ладно, пусть деградоиды, которые пытаются меня зачморить, думают, что я не при делах, и вообще не в курсе, по поводу Минка». — Катце, как хорошо, что ты ещё на Амои! « Эт чё, запись или симуляция? Он же мёртв, Рагон задери!» — Удивлён? Я жив, к сожалению. Жду тебя в Апатии, в квартире Рики. Немедленно! «Ебать Юпитера Рагоном! Всё, спалили и обложили! Надо было сразу бежать, а не захлёбываться соплями в неадеквате и объебосе! Кретин!!!» Катце досадливо развернул кар в сторону Апатии. Трепыхаться бесполезно, только хуже будет. *** Явление Ясона на пороге квартиры вместо отряда дроидов, повергло дилера в суеверный ужас. Призрак!? Зомби!? Оживший Мертвец!? «Мертвец», тем временем, быстро втащил Катце в помещение и хорошенько встряхнул: — Это действительно я, не психуй! Катце!.. Эй!.. —Г-господин Минк!.. — Нет, лысый Рагон!.. — К-какой Рагон?.. — Лысый!.. Я тоже рад тебя видеть, Катце. Ты завис? Перезагрузка не требуется? Катце рвано вздохнул и чуть не всхлипнул. Всё-таки, это было охренеть, как неожиданно. Он, можно сказать, уже с жизнью попрощался, а тут… Минк. — А Рики где… — Погиб… — Как погиб, а Вы как же?.. — Мозг почти не пострадал, и его просто извлекли и пересадили в другое тело. У меня было запасное. «Мамочки, Франкенштейн без чувств-с, монстры в слезах!..» — Поэтому Вы так странно двигаетесь? — Вижу, тебя немного отпустило, раз заметил. Присядь, покури, успокойся… «Да-да… Ляг и умри… Больше ничто не поможет!» Катце упал в кресло и закурил. Минк двигался карикатурно, резко, рвано, дёргано, как плохо отлаженный киборг или монстр из компьютерной игрушки. Он тоже закурил, достав сигарету из лежащей на столе пачки, с трудом справляясь с зажигалкой непослушными пальцами. Такие сигареты раньше курил Рики. — Не знал, что Вы курите… «… что-либо кроме Чёрной луны.» — Недавно начал. Мне необходимо прокачивать моторику и сенсорику данного тела, а то оно ощущается, как протез. «Ваджра! Да у него только мозги настоящие, остальное протез и есть. Бррр, меня кошмарит!» — И как долго Вам придётся восстанавливаться? — Пока не сформируются новые нейронные сети, передающие сигналы от рецепторов в мозг. Чем больше движения и разных ощущений — тем быстрее. Хотя у любого дзинкотая, по сравнению с человеком, сенсорика крайне недоразвита, особенно осязание, обоняние и вкус. Катце весь превратился во внимание, жадно переваривая новую информацию. Данные факты объясняли почти всё поведение элиты, в частности, их отношение к еде и сексу. «Два элитника, решивших перепихнуться — слёзы, да и только. Понатирают друг о друга свои протезы… Кому приятно прикасаться к протезам? А по незнанию на них стоит! Фу, мерзость! Хотя, у кого-то и на сексдроидов стоит, но я не педиофил*!» — Тебе противно от собственных догадок, Катце, не так ли? «Как могут чувствовать себя люди, тело которых представляет собой, пусть и самый лучший, но протез? У них, наверное, жуткие девиации и фобии! А что такие люди могут натворить, если их наделить властью? Всем, походу, будет больно, но не смертельно, и Амои тому прекрасное подтверждение! Ваджра, какая мистерия!» — Я тебе отвратителен? Я и сам себе отвратителен, — Ясон, казалось, сосредоточился исключительно на сигарете и своём «внутреннем мире», не желая смотреть на дилера. «Да просто блевать хочется! Кошмаришь нереально!» — Нет… Я Вас, кажется, понимаю. Это очень больно смотреть на других, таких полноценных и совершенных. Порой хочется их всех уничтожить, чтоб не напоминали, наказать, потому что им слишком уж радостно живётся за Ваш счёт, изуродовать, чтоб восстановить «справедливость». И я себе тоже отвратителен. «О да! Вы не одиноки, господин Минк! Хочется Вас прибить ? и себя заодно, чтоб не мучились и других не мучили!» — Понимаешь… А простить сможешь? — Ясон робко прикоснулся к щеке Катце и кончиками пальцев погладил шрам. «Убейся, блять! У меня из-за тебя всё болит, но я не могу просто так взять и сдохнуть!» — Я уже простил. Когда думал, что Вы погибли, — Катце затушил очередную сигарету, опустил глаза и никак не ожидал, что его выдернут из кресла и обнимут. — Значит, я умер не зря! Спасибо! — шёпот куда-то в волосы. «Ну надо же, говно по цвету так похоже на шоколад, а шоколад на говно…» Катце обнял Ясона в ответ. — Теперь к делу, — Минк опустился в кресло. Катце сел напротив. — Какова ситуация на Рынке? — Стабильная, однако мне пришлось передать и свернуть многие дела. В ближайшее время постараюсь всё вернуть на исходные позиции. — Не торопись, кое-какие проекты можно и закрыть. Готовь отчёт, завтра решим, что разворачивать, а что нет. — Будет сделано. — Хорошо. Я тебя больше не задерживаю. — До завтра, Господин Минк. —До завтра, Катце. *** Ясон отложил просмотренный отчёт, присланный Катце ближе к вечеру. Скоро должен был подъехать Рауль. Его дожидалась запечатанная бутылка вина, а сам Ясон пил кофе из огромной кружки и курил оставшиеся после Рики сигареты. Блонди делал то глоток кофе, то новую затяжку, прикрывал глаза и словно прислушивался к собственным ощущениям. Ему было никак. Горячая кружка в руках, вкус, запах кофе и сигарет, совсем не вызывали никаких ощущений, ни приятных, ни неприятных. В раздражении Ясон сжал пальцы сильнее. Кружка треснула, кофе обжёг, осколки впились в ладони и пальцы, блонди почувствовал боль — но ему снова было никак. Ясона высадило окончательно, и он в бешенстве затушил окурок о собственную руку. Вновь ощущения есть, а реакции нет. Только лёгкое раздражение, что перед приходом Рауля придётся натянуть перчатки. Нынешнее состояние Ясона не позволяло ему выйти в свет, по крайней мере, до полного восстановления координации, но вместо госпиталя блонди предпочитал отсиживаться в Апатии. Рауль навещал его каждый вечер, проверял состояние здоровья, обнадёживал, успокаивал, делился новостями и сплетнями, стараясь всячески подбодрить и поддержать. Растрёпанная дружба крепла с каждым днём. Всё потому, что у них вновь появились общие секреты, точнее, так вышло, что их личные тайны и переживания стали совместными. Теперь хоть было с кем разделить свои интересы, тревоги, опасения и надежды. — Ясон, как ты себя чувствуешь? — Спасибо, отвратительно. — Почему? Что случилось? — Сегодня я раздавил в руках кружку с горячим кофе, а потом затушил о себя сигарету, но даже боль была просто фактом. Она была никакой, ни приятной, ни неприятной. — Это пройдёт, Ясон. Чувствительность восстановится, потому что твой мозг знает и помнит эти ощущения. Через некоторое время он сам подстроится под новое тело. Просто наберись терпения и подожди. — Нет, Рауль, не пройдёт. Я считал себя высшей формой жизни, а теперь понимаю, что просто дроид с человеческими глазами и мозгом. Моё тело не имеет ко мне никакого отношения. Это просто манипулятор и протез, которым я управляю. Это сводит с ума, Рауль. — Не только тебя, Ясон. Это одна из основных причин нейрокоррекции. Эмоциональную реакцию вызывает только зрительная информация, ведь глаза у нас свои, человеческие. Всё остальное индифферентно. Ты не представляешь, какое количество представителей элиты не ограничилось вуайеризмом, а захотело физической близости. Чувствительность у них была примерно такая же, как сейчас у тебя. До появления нейрокоррекции от этого многие впадали в затяжную депрессию и даже сходили с ума. Ясон, ты единственный, кто не повторил их судьбу, единственный, кто смог научить своё биомеханическое тело чувствовать! Ты не имеешь права сдаваться сейчас! Во имя Юпитера, я должен выяснить, как тебе это удалось, а ты обязан мне в этом помочь! — Хочешь разобрать меня на атомы? Узнаю Рауля! Знаешь, мой друг, как бы дзинкотаи не отрекались от своей человеческой природы, сколько бы её не отрицали, как бы не пытались доказать обратное — мы всё таки люди. И поступаем согласно своей людской натуре, по принципу: «Не нам, так никому!» Фурнитуров кастрируем, чтоб обезопасить не петов, а себя от соблазна, разочарования, зависти и ревности. Граждан ограничиваем в праве выбора занятий и пейринг-партнёров с той же целью. Петы — для сублимации, монгрелы — для битья, инопланетники — для порицания. Такая вот высшая раса! — Не осуждай, Ясон, ты сам поступал так же ? и тебя всё устраивало. — И напоролся на то, за что боролся. На всеобщее благо, которое не что иное, как фрустрации и фобии тех, кто должен об этом благе заботиться! — Ясон, порой я сомневаюсь насчёт твоего возраста, уже далеко не нежного, между прочим. Большинство людей заботится исключительно о собственном благе, и элита общества не исключение. Все остальные социальные группы либо подстраиваются, либо бунтуют, вынуждая идти на уступки. Наша элита гораздо умнее «среднестатистической», и даже когда идёт на уступки, оборачивает их себе на пользу. Элита у нас неординарная, только и всего. Тебя не устраивает сложившийся порядок? Ради Юпитера, бунтуй, беснуйся, но только при мне! Даже не пытайся вынудить остальных идти на уступки! Лучше внуши им, что нынешнее положение вещей их тоже удовлетворяет не до конца. — Ты великолепно вправляешь мозги, Рауль. Спасибо. Тебя-то самого сложившийся порядок устраивает? — Я смирился. Что представляет собой амойская элита, мне было известно без прикрас задолго до твоего прозрения. Но теперь меня не устраивают некоторые последствия её жизнедеятельности. — Ты всё это время хранил столь разрушительные… саморазрушительные знания, наблюдал, оценивал, переживал, но ничем себя не выдал?! Как ты только не свихнулся! — Почти свихнулся, когда посчитал, что ты погиб. Ладно, оставим это. Как думаешь, что явилось причиной развития твоей уникальной для блонди чувствительности? — Рики, — Ясон неуверенно пожал плечами. — Возможно. А каким образом, предположить не можешь? — Он паранормал, сродни каринезцам. Хорошо развито предчувствие и эмпатия. Он, наверное, смог как-то передать мне свои чувственные ощущения. — И почему я узнаю об этом только сейчас? — Рауль, это касалось только меня и его. Рики не монгрел и не пет. Генетически он вообще не амоец. Он либо родом с другой планеты, либо выведен из инопланетного генматериала. И он такой не один. В Нил Дартс был бордель с детьми-паранормалами непонятного происхождения. Потом эти дети попали в Гардиан. Сейчас в живых остались только три девушки. — Вот так откровение! В генетическом банке Гардиан, надеюсь, хранятся их стволовые клетки? Кроме того, у девушек должны быть дети. Сколько лет самой старшей из них? — Двадцать четыре. — Тогда у неё вполне может быть десятилетний ребёнок. Самый возраст для пета. — Ты хочешь взять своим петом монгрела из Гардиан? Но это ребёнок, Рауль! Не пет! Не половозрелый юноша! Не игрушка для секса! — Я не собираюсь его принуждать или применять какое-либо насилие. Он просто будет всё время рядом со мной. Построю с ним доверительные отношения, а через пару лет сам подрастёт и дозреет. — Ну разумеется, атмосфера Эос произведёт неизгладимое влияние на неокрепшую детскую психику и прекрасно поспособствует созреванию. Давай, я тебя лучше с каринезцем познакомлю. У меня курьером работает парень с очень необычными способностями. Помимо телепатии и эмпатии, он может ментально взаимодействовать с цифровыми механизмами. Ребёнок, которого ты ещё даже не видел, может быть ни на что не способен или слишком слаб в силу возраста, а Алек вполне себе достойный половозрелый паранормал. — И что мне с ним делать? Пет-ринг надевать? Бред! Он взрослый мужчина и инопланетник к тому же. — Ввести в курс дела и официально заключить рабочий контракт, как с инопланетным специалистом. Он уникален, Рауль, и станет для тебя бесценным приобретением. Алек давно уже перерос Чёрный Рынок, и если ему не предоставить возможность для дальнейшего развития, он её возьмёт сам. — Это очень щедрый подарок, Ясон, как мне, так и ему. Когда ты нас познакомишь? — Как только смогу передвигаться не как раздолбанный дроид. *** Катце пришлось остаться на ночь в офисе в Сазане, поскольку господин Минк изволил лично принять участие в восстановлении ранее свёрнутых сегментов рынка. Сам Первый Консул ехать куда-либо под утро тоже не пожелал, расположился на огромном диване рядом со своим подчинённым, но отходить ко сну не спешил. — М-м-м… Тебя приятно целовать… и трогать… Ты вообще крайне приятен, Катце. — Господин Минк, позвольте мне подготовиться. Вам же будет неприятен интим «в шоколад». — Ладно. Только быстро. « Чё-то ахтунг… Скручиваю рассекатель, засовываю шланг от душа себе в задницу и, невхерственно так, фалломорфирую. Ну заебись, блять! Вчера еле шевелился, а сегодня явился в модусе Айсмена, нагнул всю контору, напихал всем, кому мог, кому не мог и кому смог! Мне, как всегда, больше всех, и попускаться не собирается! Только теперь пихать будет не в мозг, а в задницу! А оно мне надо? Я, как последний пет, сижу на толчке и размышляю над проблемой «шоколада»! А ведь я с тринадцати лет не целовался даже — о сексе молчу. Не было его у меня, но сейчас, блять, будет! Без любви, без желания, из-за сомнительной привязанности на основе запущенного стокгольмского синдрома и невозможности отказать, благодаря фурнитурской зомбивыучке! Не хочу! Не выйду отсюда! Пусть дверь выносит, если яйца защемило! Пусть сам на хую проветрится! А у меня, блять, истерика!» — Катце, ты там не утонул? — Нет. Я слился! — Что, прости?! — Съебитесь нахрен, я не буду с Вами трахаться! — Хочешь ещё один шрам, для симметрии? — Если это убережёт мою задницу от посягательств Вашего прекрасного хуя! — Ололо! Твоя непревзойденная задница считает мой хуй её недостойным? — Незваный хуй хуже гемора. — Что ж так категорично? Может, он ей понравится при более близком знакомстве? — Какого Рагона она ему так внезапно приглянулась, раньше ведь абсолютно индифферентна была? — Ничуть. Просто он сам своих желаний до конца не постигал. А вот теперь осознал, воспылал страстью и жаждет общения. Катце не выдержал и заржал в голос. Ясон ему вторил. — Окажи милость, дай ему шанс… Катце уже загибался от хохота. Сидеть на толчке и быть глашатаем собственной задницы — это какой-то немыслимо упоротый гротеск! Но, увы, даже вульгарный юмор Первого Консула появлению желания не способствовал. Катце был фурнитуром, плотских желаний физически не имел, зато со стороны на них налюбовался — до конца жизни хватит. Он не хотел мараться о чужую похоть, считал, что если под кого-то и ляжет, то только по любви. Но самолюбию-то внимание Минка льстило, и Катце приседать перед ним не спешил. — Господин Минк, извините, но я абсолютно не хочу секса. Я фурнитур, Рагон задери. Ваше внимание, конечно, лестно, но мне всю хотелку отрезали, а новая не отросла. — Член ещё не «вся хотелка», Катце. — Петские хуйцы во рту убили остатки любого желания, даже церебрального. При мысли о сексе в голове крутятся «мультики» из недавнего прошлого. Хотите, чтоб я кончил содержимым своего желудка? А может, минет, как в старые добрые… — Твою борзую пасть только хуйцом и затыкать! Почему ты фаллопластику не сделал до сих пор? — Зачем? Тем более, я всё ещё официально Ваш фурнитур. — Принуждение и насилие в сексе — мерзко, согласен. Меньше всего, я хочу заставлять тебя силой, Катце. Удовольствие можно получить не только от стимуляции члена. — А что, простите, Вы сейчас от меня хотите? — Я хочу, чтоб ты сам захотел… — Пфф-ф-ф!.. Того, чего хотите Вы?!... — Рагон! Ну есть же что-то, чего тебе хочется?! Прикосновений там, поцелуев… — Конфет, цветов, прогулок под лунами… — Блять! Да хоть бы и так! Сначала прогулки с поцелуями, потом захочется чего-то большего. Аппетит приходит во время еды. — Это когда есть, чем жевать. Иначе еда превращается в сплошное мучение. — Значит, будешь есть детское питание. — Это как? — Ласково и нежно. Вылазь, покажу. — Не… Не стоит. — Почему? — Знаю я, как Вы можете приласкать… — Всё! Достал!.. Ясон лишь посильнее дёрнул дверь на себя, и замок отлетел. Катце в панике уставился на Консула. Кто он такой, чтобы говорить Минку «нет»? Фурнитур, которому не оставили ни члена, ни яиц, ни даже шрамов, только крошечное отверстие для мочеиспускания? Разве это остановит блонди? Хотя… Катце дёрнул пояс и резко распахнул полы халата. — Вот, господин Минк, полюбуйтесь! Нравится? Шрамов, конечно, не осталось, будто так всегда и было! — Нравится. Ты очень красив. Тебя хочется. К тебе тянет. Не я тебя сделал фурнитуром, а себя блонди. Не я устранил любую возможность построить адекватные отношения, которые бы нас не ранили и не унижали. Тебе хочется и дальше так трепыхаться? Давай через это либо перешагнём, либо вообще разойдёмся в разные стороны. Держать не стану, мстить не буду. Но я хочу быть с тобой. Катце закрыл лицо руками и скукожился на бортике ванной. — Какого Рагона Вас вообще так молниеносно переклинило на меня?! Вы просто хотите секса, да? Поэтому так настойчиво склоняете меня к близости? — Да, хочу. Теоретически, секс может восстановить прежнюю чувствительность моего тела. Я очень надеюсь на твою помощь. Мы не чужие друг другу. Почему бы не стать ещё ближе? Пожалуйста, Катце… — Делайте, что хотите… *** «Рагон, как страшно, как стыдно!.. А он смотрит на меня, трогает везде, целует — блять! Сейчас у меня будет инфаркт! Минку обломится только мой труп. Первый раз, что, всегда так стрёмно?! Или только мне, ибо хотеть нечем? Блять! Пиздец! Заебца без хуйца!!!» — Катце, ты слишком напряжён. Расслабься! —Бля-а-а-а!.. Господин Минк… — Ясон. — Ясон… Я не могу… Мне стыдно! — Стыдно? — Будто ты никогда не смущался! Я тебе в глаза смотреть не могу, а ты меня тут трогаешь! — Вот как?.. — Минк ещё больше завёлся от того, что заставил прожжённого дилера умирать от смущения, и впился губами и зубами в рваный шрам на щеке, свою метку, которую хотелось обновить немедленно. Ведь Катце доверил ему своё неприкосновенное, нетронутое тело, обречённое быть вечно девственным и вечно в услужении, оскоплённое, умерщвлённое, подчинённое, обнажающее и открывающее душу для удара. Добровольность, а не подчинение, согласие, а не услужение, доверие, а не покорность — так и должно было быть, с самого начала и навсегда. Блонди готов был подвывать, рычать и всхлипывать, как сумасшедший мутант, вгрызаться зубами, давить, терзать, драть и трепать — ведь кастрат теперь душой и телом принадлежал ему, и можно было всё, а хотелось ещё больше. Ясон подхватил дилера под колени, широко раздвинул его ноги и начал целовать, засасывать и вылизывать между ними, уделяя особое внимание маленькой фурнитурской дырочке. Катце закрыл лицо ладонями, будто рыдая, дышал рвано, взахлёб, делая большие паузы между вдохами. Смущение убивало! Ощущения оказались неожиданно резкими и острыми. В паху всё было невероятно чувствительным: горело, напрягалось, щекоталось, и Катце судорожно вздрагивал, когда рефлекторно сокращались мышцы его живота. Тёплое дыхание и влажный язык блонди коснулись ануса — кастрат в шоке оторвал руки от лица и приподнялся на локтях. Ясон расположился у него между ног, то буквально засасывая отверстие, то засовывая туда язык, стимулируя изнутри. Блонди вставил в него пальцы, вновь присосался к фурнитурской дырочке, и кастрат заметался, вцепился руками в плед, выгнулся, застонал… Катце тонул в новых ощущениях, острых, сильных, разрушительных, лишающих разума и воли, но парадоксально приятных. И ему было уже стыдно от того, что совсем не стыдно. Ясон методично прощупывал переднюю стенку ануса Катце, пока кастрат не стал вздрагивать и выгибаться особенно резко и сильно. Блонди впервые за две недели ощутил по-настоящему яркие эмоции и желания. Ему хотелось ещё острее, насыщеннее, больше, чего-то по-настоящему извращённого, крышесносного, запредельного, недопустимого, чтобы не помнить себя, раствориться в разврате и наслаждении, забыть обо всём. Он брал Катце уже на три пальца, но маленькая, влажная, потёкшая фурнитурская дырочка так и молила, чтобы в неё что-то засунули. И дзинкотай на вираже выдрал заглушку из разъёма на затылке и протолкнул кастрату в уретру. А потом дико заржал от того, где оказался «предохранитель от загрязнения порта коммутации головного мозга» и как хорошо туда «встал». Катце заорал, его глаза от шока стали вполне европейскими, руки метнулись к паху, но были перехвачены и прижаты над головой навалившимся блонди. — Ясон, вытащи! Вытащи!.. Но тут в него резко, почти на всю элитную длину, всадили член. — А-а-а! Вытащи-и! Блонди просто засосал кастрата, чтоб не слушать вопли и возражения. Резко вынул член и через минуту вновь заправил на всю длину, по опыту с Рики зная, что со второго раза почти не больно. Подождал, не прекращая сосаться и пресекая любые попытки Катце подать голос, пока кастрат немного расслабится и обмякнет, и начал двигаться с таким напором и остервенением, будто специально стремился поранить, оставить болезненный след глубоко внутри. Катце рыдал, молил и матерился, но был захвачен ощущениями и погружён в какое-то полумедитативное состояние, а очнувшись, обнаружил, что катетера-заглушки нет, воздуха не хватает, тело выкручивают горячие спазмы, а из паха вытекает прозрачная жидкость. Блонди сиял от довольства и удовольствия, но прекращать сеанс интимной экзекуции не собирался. Он вставил обратно выпавшую заглушку, перевернул кастрата на живот, подложил под пах пухлую диванную подушку, создав тем самым дополнительное препятствие, трение и давление, и продолжил трахать, быстро и размашисто. Кастрат окончательно вымотался и фиксировал действительность краем сознания, но нарастающая тупая боль заставила его очнуться. Элитный член, по размерам приближающийся к конскому, невыносимо распирал, давил и натягивал всё внутри, грозя разорвать в любой момент, и был так глубоко, что низ живота сводило болезненными спазмами. — Он, вырос, да?! — Ты о чём? — О твоём прекрасном хуе, блять! Он мне сейчас пищевод проткнёт! — Не ссы, я регенерант вместо смазки использую! — Бля-а-а! Прекрати! — Хорошо-хорошо, больше не вырастет! Расслабься и наслаждайся! — Да больно, блять! Блять… Рагон… Ясон… Вытащи! Хватит! — Тихо-тихо! Потерпи пару минут. Не отпустит — вытащу. Блонди вздёрнул кастрата на четвереньки, просунул руку ему между ног, принялся двигать заглушкой в уретре — и Катце разнесло и выбило из действительности, ибо, вместе с распирающим конским поршнем, это было за гранью добра и зла. Катце будто парил в невесомости. Перед глазами мелькали мушки, боль утихла, почему-то хотелось улыбаться, смеяться, и как-то особенно остро ощущались лёгкие нежные поцелуи на шее и нервные горячие пальцы на спине. Кастрат слегка подался вперёд и назад, привыкая к огромному члену, потом ещё и ещё, с каждым разом увереннее двигая бёдрами. Поцелуи и ласки блонди стали требовательными, настойчивыми, а движения Катце быстрыми, резкими, и Ясон качнулся навстречу, перехватывая инициативу на себя. Огромный член стимулировал невероятно сильно и заставлял кастрата кончать остро и быстро. Блонди жадно впитывал каждый его оргазм, но сам желанной разрядки испытать не мог. Окончательно измотав себя и любовника, Ясон прекратил дальнейшие попытки достичь невозможного, перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Всё было бессмысленно — новое тело просто не реагировало. Внезапно блонди почувствовал лёгкие прикосновения к спине и плечам, очень знакомые и невероятно приятные. Эти касания что-то будили в глубине памяти, словно цепляясь за обрывки мыслей, воспоминаний и миражей. «Тонкие проворные пальцы, узкие ладони, хрупкие запястья, нежная, очень светлая кожа, плавные отточенные движения… Вот руки шустро и умело сервируют чайный столик, разливают чай, передают чашку, на секунду касаются пальцев Ясона — и блонди очень жалеет, что не снял перчаток. Он с трудом отрывается от созерцания красивейших рук и переводит взгляд на лицо. Ярко-рыжие волосы, миловидные аккуратные азиатские черты, очень светлая кожа, скромно потуплённые глаза необычного янтарного цвета… Он больше похож на творение человека, чем природы. Тёплые, мягкие, сухие ладони касаются обнажённой кожи, старательно разминая спину и плечи. Дзинкотай не нуждается в массаже и умащении, но очень желает прикосновений этих чутких, совершенных рук. Руки — странная и абсолютно неуместная фиксация. Желательна щадящая коррекция, во избежание… Рука зажимает распоротую щёку. Кровь сочится между пальцами, алыми дорожками стекает по запястью… Красиво… Завораживающе…» Нахлынувший вслед за вновь обретёнными воспоминаниями оргазм стал для Ясона полной неожиданностью. *** Золушка, вот как Катце теперь называли. Прозвище родилось в Эос и сказочным образом просочилось в Церес, оказавшись очень точным, прилипчивым, стихийным. Минк не то что не скрывал, а в революционном угаре хвастался своим новым увлечением. О да! Катце был достойной Золушкой, прекрасно отражающей статус и Минка, и Айсмена. Вот только кастрата передёргивало от каждого вызова Консула, поскольку раньше он, как верный пёс, либо попадал под раздачу, либо получал сверхзадачу. Теперь же поступали распоряжения «съездить на побережье», «посетить суаре» и тому подобное, столь же мозгорвущее. Ясон оказывал знаки внимания, которые Катце дико напрягали. Хороший фурнитур — незаметный фурнитур, а повышенное внимание со стороны элиты — верный признак грядущего бедствия. Не смотря ни на что, Катце оставался, пусть фиктивным и внештатным, но фурнитуром. Слишком старательно его зомбировали, и слишком глубоко сидело это в нём. А любой фурнитур обязан удовлетворять желания и потребности элиты, не имея права на свои собственные. Поэтому рядом с Минком Катце невольно терял самого себя. Он мог сказать «нет» лишь в крайней степени отчаяния или помешательства, однако был слишком зависим и привязан, чтобы как-то дистанцироваться или отстраниться. Личность Катце ничего общего не имела с личностью фурнитура Катце. Именно монгрел Катце нуждался в Ясоне и был нужен Ясону, но не мог рядом с ним оставаться самим собой. Кастрат погружался в безумие, депрессию, вегетативное состояние, лишался воли, энергии, желания жить, но долго ещё держался на упрямстве и гордости. Однажды он просто не вернулся из очередной командировки… Как бы то ни было, Катце слишком уважал и ценил Ясона, чтобы уйти без объяснений, не оставив их хотя бы в письме. Он не ожидал получить в ответ извинения, признания в любви и заявления о том, что Минк понимает и принимает его решение, так как не в праве удерживать возле себя любовника, если не в состоянии обеспечить его потребностей. Блонди просил только не прерывать виртуального общения. Так и возникла их многолетняя переписка. В письме они могли открыть друг другу свои самые сокровенные чувства, переживания, эмоции, желания, ибо всю жизнь стремились их скрывать, а не демонстрировать, и не умели откровенничать с глазу на глаз. Когда письма стали приобретать не «душеспасительный», а явно эротический характер, Катце решил, что пора возвращаться. Но их переписка не прекратилась даже на Амои. « Только Ты и только хардкор! Перед сексом с тобой пасует даже фантазия. Порой кажется, что я цепляю тебя именно своей неполноценностью. Ты тащится от того, что я долго нахожусь на пределе, но не могу кончить. Тебе нравится вымучивать мои оргазмы, нравится, что, кончив, я всё ещё остаюсь физически возбуждённым и успокаиваюсь, только после прекращения стимуляции. Ты пошло нахваливаешь меня, обещаешь, что всё будет хорошо, и говоришь, что дороже меня у тебя нет никого. А я хочу верить - и верю! ______________________________________________ * Педиофилия — сексуальное влечение к куклам.