Моему ангелу

Странности, как это обычно бывает, начались внезапно. Утро понедельника не задалось уже потому, что у командора Ночной Стражи, который всю ночь преследовал очередных нарушителей порядка, не нашлось слов, кроме привычного «сэр», чтобы возразить патрицию. Лицо Ветинари редко выдавало его эмоции, но следы нескольких бессонных ночей, которые патриций словно коллекционировал, прочно обосновались под его глазами и никуда не собирались. Он стоял у окна и смотрел вперед, словно мог хоть что-то разглядеть в пелене дождя. У Ваймса по ночам ныли старые раны на разбушевавшуюся погоду, и он все чаще вспоминал выстрел и кровь на мостовой. Иногда ему казалось, что это было вечность назад. Напряжение на улицах от людей, ожидавших потопа и прочих прелестей ненастий, просочилось и в холодный Продолговатый кабинет, пришло вместе со Стукпостуком с утра пораньше и прочно обосновалось здесь, соскочив с плеч Ваймса каплями дождя. В тот момент, когда казалось, что глава города не выдержит очередного «сэр», брошенного в его сторону, дверь кабинета отворилась, и дышать стало легче. Стукопостук, как всегда вовремя. — Я назначал вам встречу на вечер, мистер Липвиг, — произнес, не двигаясь, Ветинари, и это заставило командора обернуться. На пороге действительно стоял запыхавшийся аферист, промокший насквозь. Его улыбка и золото костюма подняли общую температуру атмосферы, а капли воды заманчиво блестели на ярко-алых розах в его руках. Однако как только почтмейстер и прочая и прочая увидел Ваймса, улыбка слегка поблекла и приобрела неловкие черты. — Эм... — замялся Липвиг, явно не ожидавший застать в кабинете герцога. — Экспресс-доставка, милорд? Это заставило патриция обернуться. Сначала он посмотрел на огромный букет цветов, с трудом помещавшийся в руки мошенника, затем перевел свой взгляд на сияющее лицо посетителя и поднял бровь. Липвиг сделал несколько шагов вперед, поравнялся с Ваймсом и улыбнулся еще шире. Ветинари поднял бровь еще выше, что сделало улыбку почтмейстера еще ярче. У Ваймса заслезились глаза. — Что это, мистер Липвиг? — спросил наконец патриций, решивший занять привычное место за столом (и погода не имела с этим ничего общего). — Представляете, милорд, — начал своим вкрадчивым голосом Мойст, — подходит ко мне... незнакомец. И просит передать вам это, — цветы сунули под нос Ветинари, и тому ничего больше не оставалось, кроме как взять их в свои руки. Ваймс был вынужден признать, что зеленые стебли с шипами в тонких пальцах смотрелись завораживающе. — Тут нет карточки, — нейтральным тоном произнес патриций. — Верно, милорд! — Липвиг буквально светился от счастья. — Меня просили передать следующее: «Моему ангелу. Спасибо, что ты есть. Скреплено любящим поцелуем». — Ангелу, — повторил Ветинари, а его лицо приняло весьма интересное выражение. Ваймса начало немного подташнивать от осознания, что кто-то может называть патриция «ангелом». Ему хватало «Хэвлоков», которые его жена произносила с такой легкостью. — Знаете, мистер Липвиг, — наконец произнес Ветинари, осторожно положив букет на край стола, — вас это может удивить, но это едва ли не самое нормальное, что случилось за последние несколько дней. При этом самые кончики тонких бескровных губ едва заметно приподнялись. Ответом была ослепительная улыбка. — Передайте вашему... незнакомцу мою благодарность, — кивнул патриций, и почтмейстер ловко выскользнул за дверь. — Сэр Сэмюэль, возвращаясь к ситуации на улице... — Вы не прикажете узнать, от кого этот букет? Сэр, — прервал его Ваймс. — О, я уже знаю, — отстраненно ответил Ветинари, ласково прикоснувшись кончиками тонких пальцев к багровым лепесткам. — В этом городе остался только один человек, который, что бы я ни говорил, отказывается считать меня тираном. — Сэр, — емко ответил Ваймс, который не мог не заметить, что плечи патриция слегка расправились, и из его позы словно исчезла усталость. Во всем была виновата улыбка этого пройдохи, это точно. Хотя у Ваймса не исчезало желание проверить карманы, а еще лучше достать наручники. *** Кризис миновал, но в Анк-Морпорке всегда что-то происходило, и риск затопления был наименьшей из проблем ее жителей. Ваймс, ворча под нос проклятья, которые даже троллей заставили бы поморщиться, вошел в кабинет, хотел сказать, что думает о вызове во дворец в половину первого ночи, и замолчал, потому что взгляд патриция был направлен ему за плечо. — Мистер Липвиг, мы сегодня уже встречались, если я не ошибаюсь. Дважды, — произнес Ветинари. — Ничего не могу поделать, милорд, — Ваймса нагло обогнули, кивнули в знак приветствия и заторопились к столу правителя. — Снова ваша «экпресс-доставка»? — вздохнул патриций, принимая из рук почтмейстера коробку конфет, перевязанную элегантным черным бантом. — Опять от вашего таинственного незнакомца? — «Ни дождь, ни снег, ни мрак ночи», милорд. Боюсь, вам никуда не деться, — Мойст сверкнул улыбкой и стремительно исчез, притворив за собой двери. Ругательства застряли на языке командора. — Вы поймали преступника, я правильно понимаю, сэр Сэмюэль? — поднял на него глаза патриций. — Сэр, — ответил Ваймс, вместив в одно слово все свое негодование и непонимание. Молочный шоколад таял в тонких бледных пальцах, которые оказались достаточно теплыми, чтобы растопить его. Хм. *** В семь утра патриций уже был погружен в работу, и это никак не помогало командору, почти засыпавшему на ходу. В приемной Ваймс столкнулся с Липвигом, который держал в руках пышный букет ромашек. Для того, кто встал ни свет ни заря (а скорее всего и не ложился) и сбегал до ближайших равнин, которые не делили воздух со смрадным городом, почтмейстер выглядел слишком ярко и бодро. Он улыбнулся командору, кивнул и пронырнул в кабинет. Стукпостук за своим столом лишь покачал головой, не отрываясь от работы, и не спавший несколько дней мозг Ваймса отказался находить во всем этом что-нибудь общее. Букеты различных цветов, коробки конфет, книги, яркие свертки и улыбка мошенника. Действительно, совсем никакой связи. *** Ваймс винил себя. Защищать патриция было его долгом, и он снова не справился. Оказывается, отравить можно не только мышьяком и не только с помощью свечей. Почти белая тонкая фигура патриция лежала неподвижно, и даже простынь была не такой бледной по сравнению с лицом Ветинари. Отравителя до сих пор искали. В ночной тишине комнаты все звуки были отчетливо слышны, и поэтому почти беззвучные шаги сразу привлекли внимание командора. В дверях показался Липвиг с букетом черных роз и решительно прошел к столику у кровати. Положив цветы, он повернулся к все еще тяжело дышавшему Ветинари и протянул руку… Ваймс видел достаточно. — Так это были вы, — резко выдохнул он. — Что?.. — удивленно повернулся только теперь заметивший его аферист. — Хитро придумано, не отрицаю. Таинственный незнакомец, посылки, срочная доставка. На каком этапе подсыпали яд? — Вы что, совсем идиот? — в отчаянии воскликнул Липвиг. — Какой яд? Какой незнакомец? Вы в своем уме? Нет никакого незнакомца! И не было! — Но... — А что мне оставалось делать, когда я увидел вас в кабинете? «Дорогой Хэвлок, это тебе. О, доброе утро, командор»?! — «Моему ангелу»? Серьезно? Что это значит вообще? — почти рассмеялся Ваймс и замолчал, увидев выражение лица Мойста. — Вы ничего не знаете ни обо мне, ни об этом человеке. Есть вещи, которые нельзя объяснить. Есть благодарность, которую не выразишь словами, — почтмейстер перевел взгляд на лежавшего без сознания Ветинари. Ваймс успел увидеть в чужих глазах то, что иногда видел в глазах жены: так смотрят влюбленные. Он хотел что-то сказать, но не успел, потому что в следующий момент Ангва и Моркоу ворвались в комнату вихрем и отрапортовали «злоумышленник сам во всем признался, сэр» и «доброй… ночи, мистер Липвиг». Без Мойста комната быстро потеряла свою теплоту и яркость, словно солнце зашло за тучи. Перед рассветом Ваймс старался не замечать, как тонкие пальцы очнувшегося патриция потянулись к цветам, как от подтверждения принесшего отчеты и вазу с водой Стукпостука («да, милорд, снова от незнакомца») уголки тонких побледневших губ приподнялись, как мертвенная бледность сошла с его лица. Он старался не замечать так долго, что наконец сам в это поверил. И только что его веру разрушили наигрубейшим образом. Ветинари оказался человеком, способным на чувства. Для кого-то он был тираном. Кто-то имел право называть его Хэвлоком. А кто-то был обязан ему своей жизнью и считал его своим ангелом. Ваймс никогда не задумывался о том, что патрицию можно сделать приятно такой мелочью. Потому, наверное, что не считал его человеком. Утром в кабинет золотым вихрем влетел Липвиг с очередным букетом цветов, тонкие губы еще слишком бледного после перенесенной болезни патриция изогнулись в не-улыбке, а командор кивнул почтмейстеру в знак приветствия. Мойст кивнул в ответ и вручил подарок своему ангелу.