The Last Laugh!

В Готэме было удивительно холодно для этого времени года, поэтому Микки пришлось вытащить свою толстовку с капюшоном пораньше. Микки переехал в Готэм, взяв с собой Мэнди, сразу после того, как отбыл в тюрьме восемь лет. Надзиратель сказал — «за хорошее поведение» или еще какой подобный бред. Микки пришлось нелегко в тюрьме, когда он осознал, что их с Галлагером отношения были действительно окончены. Микки даже прошел через пять стадий депрессивного дерьма, которое диагностировал тюремный психиатр. Он остался в стадии гнева на несколько месяцев, не позволяя никому даже смотреть в его сторону. Микки признался в своей скрываемой ориентации Йену, заботился о Йене, когда у него была биполярка, и, блять, он отплатил ему расставанием?! Черт, он был взбешен! Первым, что сделал Микки, когда вышел из тюрьмы, был визит в дом Галлагеров, для того, чтобы с Йеном расставить все точки над «i», что бы это, черт побери, не значило, о том, что произошло, и двигаться по жизни дальше. Микки узнал от Липа, брата этого засранца, что Йен давно уехал, оставив им записку о том, что он нашел способ вернуться в армию. Это было яснее, чем третья сиська Энджи Заго, что Микки был не единственным, кто хотел надрать зад Йену. Микки собрал все свое дерьмо и уехал, не переставая злиться на тупость бывшего. Несмотря на то, сколько Микки пришлось пережить из-за Йена, он все равно волновался о нем и его состоянии, чертовски надеясь, что тот в порядке. Спустя несколько месяцев Мэнди вернулась с синяками на лице, объяснив, что она, наконец, ушла от Кенньяты и теперь нуждается в месте, где можно остаться. Микки подумал, что это их шанс начать новую жизнь, и, отыскав свою старую заначку со времен сутенерства в «Rub N Tug» и послав нахуй Саузсайд, направился с сестрой в Готэм-Сити. Микки даже взял с собой Евгения, узнав, что Светлана собирается сбежать с одним из своих богатых клиентов, чтобы жить в роскоши. Для Микки это был беспроигрышный вариант, потому что так он мог наверстать упущенное время с сыном, и заодно избавиться от сучки, что прилипла к нему, как пиявка. Мэнди настояла на Готэме, потому что слышала о нем много замечательных вещей, и на минуту это дерьмо даже Микки показалось довольно неплохим. Потом Готэм стал похож на худшую версию Саузсайда, кроме того, здесь было гораздо больше фриков с латексным фетишем. Он хотел отправить Евгения домой, к Светлане, чтобы он был в безопасности, но та завела еще одного ребенка, и Микки понял, что у Ев просто нет шансов. Пока Микки шел по улице к метро, он смотрел по сторонам в поисках чего-нибудь подозрительного. Микки не был маленькой сучкой, но со всем тем ебанутым дерьмом, творящимся в Готэме, любой будет осторожен. Наконец Микки вышел к станции, которая была заполнена людьми. Это была одна из нескольких вещей, которыми Микки наслаждался в Готэме; у него был быстрый темп, что являлось хорошей заменой Саузсайду. Тут было так же легко срубить денег, когда люди отвлекались, а это случалось почти всегда. Микки зашел внутрь и заметил, что в вагоне не так многолюдно, как обычно, и он даже может сесть. Как только он двинулся к свободному месту, в него врезался какой-то мудак. — По сторонам смотри, урод, — прорычал Микки, угрожающе скалясь. Мудак даже не дернулся; Микки наконец смог рассмотреть того, кто в него врезался. В парне было по крайней мере шесть футов, он был одет в рваные джинсы и балахон, которые выглядели еще больше изношенными, чем одежда Микки. Однако в отличие от толстовки Микки, его капюшон скрывал все лицо. Инстинкты Микки кричали, что ему стоит быстрее отойти от незнакомца, а инстинкты Микки всегда позволяли ему оставаться в безопасности в Саузсайде. Следуя своим инстинктам, Микки занял место подальше от незнакомца, который сейчас стоял у окна, держась за поручни. Двадцать минут спустя ничего не произошло, и Микки стал думать, что все это ему просто почудилось. До тех пор, пока свет в вагоне не начал мигать и метро не остановилось. «Блять. Я знал, что надо было сойти», — подумал Микки, отчаянно глядя по сторонам. Мамы пытались успокоить своих плачущих детей, люди убеждали друг друга, что все в порядке. И в этот момент жуткий смех стал заполнять вагон. Этот смех заставил Микки чувствовать, будто он в одной комнате со своим отцом, этот смех был тем видом смеха, когда худшие страхи людей воплощаются в жизнь. Микки, как и все другие, пытался найти источник звука. Все повернули головы в сторону мудака, который врезался в Микки раннее. Кто-то должен был набраться мужества, чтобы снять с него капюшон, а все взгляды были обращены на Микки. У человека, которого Микки мог теперь разглядеть, лицо было оттянуто назад в неестественной ухмылке. Ухмылка так сильно растягивала его лицо, что мышцы, казалось, должны были взорваться от максимального напряжения. От всего этого хаоса молния толстовки тоже разошлась, потому что в груди человека, в окружении крови, оказался экран. «Что. За. Херня», — это все, что пришло Микки в голову при виде этого нелепого зрелища. Микки услышал шокированные крики и вздохи людей, которые так же видели эту сцену. Некоторые даже начали бормотать какой-то бред. Микки был ошеломлен, но он привык к подобному, потому что в Саузсайде он нередко видел столько крови, но столько странности — никогда. Экран в груди мужчины зашипел от помех и включился, и все, успокоившись, напрягли уши, чтобы расслышать. На экране появился мертвенно-бледный человек с растрепанными зелеными волосами, его кожа была такой светлой, что казалась выбеленной, а на красных губах застыла неестественная улыбка человека, который создает себе определенный пугающий образ. На нем так же был фиолетовый костюм с зеленой рубашкой и галстуком. Микки не сомневался, что это — главный мерзавец Готэма, Джокер. Микки слышал истории о преступлениях, что Джокер совершил. Но он никогда не думал, что сам станет участником одной такой истории. Микки настолько увлекся, разглядывая этого человека, что едва не пропустил тот момент, когда он начал говорить. — Граждане Готэма, как вам демонстрация нового Яда Джокера? — засмеялся Джокер, взмахивая ладонью в комичном жесте. — Эта версия совершенно уникальная и улучшенная! Не только убивает жертв, оставляя на их лицах улыбку, но теперь они могут выполнять мои приказы, даже будучи мертвыми! Это ли не идеальные помощники?! После этого замечания, Джокер разразился тем же смехом, что поверг Микки в дрожь. Люди вокруг Микки начали рыдать, осознавая, что будет дальше. — Я рад, что вы думаете так же! Потому что у всех будет шанс попробовать это! Ну разве я не милашка? — последнее Джокер произнес с таким ядом, что Микки стал терять контроль над собой. — И чтобы показать, насколько я любезен. Я иду вниз, чтобы вручить вам ваши подарки лично. После этого заявления экран потух, и к этому моменту Микки был полностью одержим паникой. Люди вокруг начали кричать, и как же он, блять, хотел к ним присоединиться, когда дверь взорвалась, и в проеме показались улыбающийся Джокер и двое подручных с противогазами на лицах. — Давайте начнем вечеринку! — засмеялся Джокер, вбрасывая первую газовую бомбу. Видимо, это был сигнал, потому что двое прихвостней после этого стали бросать свои бомбы в толпу. Микки попытался закрыть нос футболкой, чтобы перекрыть газ, а так же задержать дыхание, но это было бесполезно. Он, как и другие пассажиры, повалился на пол, смеясь так сильно, что почти не получалось вздохнуть. Но он, блядь, Микки Милкович, и если он в любом случае умрет, то перед смертью он хочет сказать пару слов ублюдку, что собирается его убить. — Эй, мудак! — сквозь смех закричал он, привлекая внимание Джокера. — Иди нахуй. И ты иди нахуй. И особенно — ты иди нахуй, — закончил Микки, указывая пальцем сначала на двух прихвостней, а после на Джокера. Джокер замер на этих словах и склонил голову, с волнением наблюдая, как Микки истерично смеется. Как будто он наслаждался страданиями Микки. А он это и делал. Больной ублюдок! Неожиданно Джокер откинул голову назад и засмеялся. Однако, этот смех отличался от предыдущего. Этот смех звучал так, если бы ублюдок был счастлив видеть его. Наконец, Джокер опустил глаза вниз и произнес таким голосом, что холод пробрал Микки до костей, прежде чем он отключился: — Так, так, так… Не это ли сам Михайло «Микки» Милкович?! «Йен?!»