Необычайная осень

Вот и нагрянула нарядной гостьей ранняя рыжая осень, взяв город в своё владение не с налёту, но тихой сапой. Разбой, пёс борзой породы, четырёх осеней*, любил этот с торжеством обставленный приход. Сентябрь обязательно приносил определённые прелести. Спадает изнуряющий зной, уступая место тихому теплу и ночной прохладе. Ещё далеко до первых заморозков, когда в одну ночь почернеют в палисаднике последние цветы, заботливо взращённые хозяйской тётушкой. Дни покамест ясны и воздух пронизан солнцем, но уже ощущается решительно во всём беспокойство. Жалобнее, кажется, гудят на Волге пароходы, предчувствуя приближающийся конец навигации, и вздрагивает сердце, почуяв нечто неотвратимое, неведомое. Скоро опустеют пристани, сейчас заполненные разношёрстной публикой и разноголосым говором. К запахам реки, сосновой щепы, рыбы, дёгтя, дыма от костров, на которых варят обед крючники**, дальних лесов и полей примешивается едва уловимый, но всё более настойчивый запах начинающегося увядания. Медленно и торжественно плывут над городом колокольные перезвоны, перекрывая птичий гомон. Светло делается на душе. По осени преображается, наполняется таинственными шорохами старый дом. Скоро, совсем скоро раскидистые липы сбросят лист, и заметёт двор и веранду. По этому покрову радостно скакать, поглядывая хитрым глазом на хозяина, приглашая и его присоединиться к забаве, зарываться в золотистый, почти в собственную масть, ворох. Так хорошо вдохнуть пряный запах опавших листьев, уютно шуршащих под лапами, и стремглав, заложив назад уши, мчаться по малолюдному в послеобеденный час бульвару! Только заслышав оклик: — Фьють, Разбой! К ноге! — — тогда, осадив назад, пристроиться справа от хозяина, и, покачивая пушистым хвостом, приноровиться к неторопливому его шагу. Теперь все уж привыкли видеть их вдвоём на подобных моционах, а поначалу иные, раскланиваясь, спрашивали с плохо скрытым сарказмом: — Где ж это вы, Юлий Капитоныч, такого знатного кобелька достали? Першинской охоты***, поди? — Какое там, — польщенно смущался хозяин, не замечая насмешки. — В имение ездил как-то, а сосед, знаете, до борзых охотник, возьми и предложи собаку. Вот-с, и держу теперь. — В имение ездил! Чудит человек! Выборзка**** завёл, да чванится, — усмехался молодой купец, завидев на бульваре долговязую фигуру в сопровождении медно-рыжего пса. — Зачем он ему? Добро б охотник, а то ведь так, для бахвальства. — Так ведь известное дело, Василий Данилыч: каков хозяин, такова и собака, — подобострастно поддакивал разговорчивый буфетчик, томившийся без посетителей, разошедшихся по домам к пирогам и самоварам. — Себе под стать Юлий Капитоныч собачку приобрели. — Приметлив ты, Гаврило, да боек на язык, — заговорщицки подмигивал купец, по молодости ещё снисходивший до болтовни с простым людом. — Ты лучше вот что: сооруди-ка мне моего чайку. — Слушаю-с, Василий Данилыч! Сей момент-с! В плане статей Разбой, действительно, типом не блистал, но хозяин его, мало разбиравшийся в собаках, этого не понимал. И сам-то он, такой в собачьих глазах представительный и стройный в тёмно-зелёном сюртуке, неизменно пахнущем чернилами и деловыми бумагами, по людским меркам имел ранг весьма невысокий. Гордый купец-миллионщик, определявший человеческую значимость капиталами, а не титулами и чинами, здороваться и знакомство водить считал зазорным: не того-де полёта птица! Губернский секретарь, когда-то ты ещё выслужишься хоть до «пряжки в петлице»*****! Хозяин никогда не охотился, хотя держал дома пропасть разного оружия, заманчиво отдающего ружейным маслом. Всё для того же напускного форсу красовались эти тульские пистолеты да кавказские кинжалы на ковре в кабинете, навевая соответствующие сны. Во сне Разбой часто, спущенный со сворки, летел стрелой, не теряя в азарте погони из виду желанную добычу — и всегда настигал. По осени видения его становились злее и ярче, наполнялись новыми картинами бескрайних приволий. И во сне, и наяву ноздри жадно трепетали, а сердце билось учащённо. Пуще всякого праздника ожидал Разбой поездки в деревню — тогда можно вдоволь погонять по полям и по-настоящему затравить для хозяина русака. Разбой не имел понятия о чинах и уважал хозяина просто за то, что тот есть, кормит, опекает, ведёт разговоры в минуты особого расположения. Долгие осенние вечера со скрипом рассохшихся половиц и моросящим за окном дождём принадлежали им двоим. Хозяин делился планами на будущую жизнь, а пёс усердно настораживал уши, хоть и ничего не понимая, но старательно ловя каждое слово. Но, бывало, по вечерам хозяин куда-то уходил один, и тогда приходилось коротать время в компании ворчливой тётки. Возвращался он когда удручённым, когда весёлым, от сюртука его несло запахами чужого дома, сигар и кёльнской воды******. Пёс, втягивая носом воздух, брезгливо чихал. Разбой выучился по шагам угадывать настроение, и всегда заранее знал, когда хозяин, войдя, в сердцах бросит: «Цыганский табор! А чтоб ему провалиться!» и швырнёт в угол фуражку, и когда явится окрылённый, станет мурлыкать песенки, ласково потреплет по шерсти — Разбою нравилось, какими делались в такие минуты хозяйские глаза. Тётка не любила этих отлучек и всякий раз перемывала отсутствующему племяннику кости, дескать, блажь в голову взял, искал бы невесту себе ровню, а он знай норовит присесть в чужие сани. Слушая её брюзжание, пёс тосковал и ждал, когда стукнет в палисаднике калитка и на дорожке послышатся самые желанные в мире шаги. Тётушка же по возвращении принималась распекать открыто: — Сколько же так будет продолжаться? Третий год пороги её обиваешь. — Помолчите, тётушка, — сердито отмахивался хозяин. — Много вы понимаете. — Да уж что надо, то и понимаю, — не сдавалась старуха. — Вертит она тобой, как вздумается. Насмехается. Гнать не гонит, а и привечать не привечает. Подумай-ко, пара ли она тебе? К ней, слышно, не такие господа сватаются. — Откуда вы ведаете, какие? — огрызался несчастный секретарь. Безжалостная тётушка била прямо по больному: — Важный барин, из пароходства, в мужья метит. Всему городу известно, один ты ровно слепой. — Вот и знайте, сколько полагается, а я от своего не отступлюсь! — раздражался хозяин. — Упрям-то ты, голубь, где не надобно. Махнув рукой, хозяин уходил к себе и подзывал Разбоя. Повиливая хвостом, пёс толкал мордой его руку. Рассеянно поглаживая собаку, Юлий Капитоныч продолжал восхищённо думать о красавице, павшей под чарами судовладельца — это его пароходы быстрее всех бегали по Волге. Разбою же казалось, будто человеку вспоминается нечто далёкое, давно забытое и от того сладко дурманящее. Нынешняя осень оказалась непохожей на все другие. Так же точно холодали дни, летела с деревьев листва, гомонили птицы, готовясь к дальнему пути. Но что-то переменилось с того дня, когда хозяин возвратился непривычно рано, весь дрожа и ровно бы пошатываясь. Разбой тревожно потянул носом: нет, вином не пахнет. Значит, это от едва сдерживаемого волнения так распирает его. Сияя от радости, коллежский секретарь неожиданно опустился перед псом на колени, обхватил руками точёную его морду и торжественно зашептал: — Она дала согласие! Понимаешь, брат? Свадьбу какую сыграем! Ах! Пёс уткнулся холодным носом в хозяйскую щёку, что означало: — Я не знаю, чему ты так радуешься. Однако с меня довольно и того, что ты счастлив. Хозяин, которому в такую минуту не сиделось на месте, резво вскочил и позвал: — Гулять, Разбой! И они пошли, и долго бродили в сгущающихся сумерках. Пересекли бульвар, спустились к пристани, куда как раз причалил нарядный пароход, очевидно, напомнивший хозяину о блестящем судовладельце, чей внезапный отъезд, несомненно, повлиял на решение девицы. Полюбовались на нарядных пассажиров, поглядели на яркий тощий месяц, народившийся в темнеющем небе. Бесцельно, куда ноги заведут, колесили по улицам, пока холодный воздух окончательно не остудил в хозяине пыл. — Что ж, пойдём, дружок, домой. Шурх-шурх — шелестят осенние листья, обречённо падая под ноги. Разбой трусил чуть впереди, легонько цокая по мостовой когтями. Затих город, спрятался за ставнями, зажёг керосиновые лампы. Кому есть дело до маленького чиновника и до того, что творится в душе его? Хороший выдался у него вечер, да весь вышел. Как-то оно сложится дальше? Разбой, довольный прогулкой, был счастлив только тем, что счастлив хозяин. Что уж там выпадет на их долю — одному Богу ведомо, а вот этот тихий вечер они, несомненно, запомнят и унесут в сердце. Больше он в их жизни не повторится. * Четырёх осеней — у борзых и гончих возраст исчисляется осенями ** Крючники — наёмные рабочие, переносящие тяжести на спине при помощи железного крюка *** Великокняжеская Першинская охота (1877 — 1914) была одним из крупнейших в Российской Империи «заводом» борзых и гончих собак, отличавшихся высокой породностью и охотничьими качествами. Здесь: охота — аналог современного питомника. **** Выборзок — помесь борзой собаки ***** «Пряжка в петлице» — жаргонное обозначение знака отличия титулярного советника (гражданский чин IX класса). Губернский секретарь — гражданский чин XII класса. ****** Кёльнская вода — одеколон