« Так было всегда. Мне не привыкать, но, что-то поменялось, ведь я не могу снять маску, которую меня заставили надеть»
Все до единого признавали во мне наивную милую рыженькую девочку, с неплохими оценками и вполне приличным статусом в школе, они не просто видели во мне всё это, они это сами и создавали. Поделом им, ведь они никогда не пытались узнать меня настоящую, принимали и хотели принять другую, а не ту, кем я являюсь. Когда появлялись отголоски моего настоящего характера, моей личности, то они в омерзении отворачивали лица, спрашивая о моем самочувствии. Тогда я поняла, что я не могла жить среди таких лицемеров, которые превозносят меня как ангела школы, ведь я же не ангел! Яростно записывая свои мысли и чувства в дневник, стирая руки в кровь, чтобы только почувствовать то, что я не та слабохарактерная Киока, которой меня привыкли видеть. А потом говорить, что неудачно прогулялась. Я много плакала, не из-за чувств, что переполняли меня, а из-за поганого чувства пустоты, которое настигало меня каждые вечера. Я не могла понять, кто я есть на самом деле? Кем я стала, среди общества? Изменений я не ощутила, будто маска, которую я ношу, была и раньше моей сущностью. Проведя руками по сухим и искусанным в кровь губам, я, осознав всё это, не смогла бы и дальше находиться средь этих людей, что изменили меня в своё благо! Но я не ушла, продолжила играть в бесхребетную куклу, которой не всё равно. Кажется, мой гневный скрежет зубов и тихое шипение слов слышали все, несмотря на то, что сейчас урок. Просто я кричала, а сейчас я не могу. Я сорвала голос, в надежде перестать говорить не своим голосом. Но всё, что меня ожидало, так это сорванный голос и дополнительное дежурство сегодня. И испуганные одноклассники, которые подходят ко мне и интересуются моим здоровьем. Бесит. Меня отвлек тихий топот шагов и нервный знакомый голосок. — К-киоко? — также нервно прошептал Савада, протянув свою руку к моему лицу. Как бы желая понять, что мой бездушный взгляд принадлежит именно мне. Измученно улыбнувшись, я взяла его руку с свои запотевшие ладони, и сжала, до противного хруста костей. Он поморщился, но виду боли не подал. Что же с тобой не так, Савада? Почему не отвернешь от меня и не убежишь, а может, ты хочешь спросить о самочувствии? Едко, будто сама что ни наесть вселенская мразь, я шептала ему, всё, что говорила моя маска. « Тсунаеши-кун, как ты? Тебе не больно, Тсуна-кун? Славно, я так беспокоилась» Он продрог, услышав эти слова, и лишь одними бледными губами прошептал: — К-киоко, почему?Потому что это настоящая я.
Этот вопрос не требовал немедленно ответа, так что я просто прислонила свои пальцы «пистолетиком», и хрипло усмехнувшись, довольно произнесла: — Сюда стрелял Реборн, — приблизившись к его лицу, я обвела рукой его живот и кивнула на место под ребром, — Сюда он точно стрелял, помнишь, ты тогда сьел мой тортик, — нарочно слащавым голосом произнесла последнее слово я, — На самом деле, я была рада, ведь отвратительно готовила в школьной столовой. Кажется, он понимает, о чем я говорю. И почему-то меня это радует. Савада убрав мою руку со своего живота, положил свою небольшую мягкую ладонь мне на щеку. Он смотрел на меня с нескрываемой болью и … раскаянием? Отмахнувшись от го ласк, словно он просит у меня прощения, я положила ему на плечи свои холодные руки, постепенно введя их вверх. Сжав его лицо своими ладонями, я невесомо, одним прикосновением губ, обвела его подбородок, запечетляя свой поцелуй. Это настоящая, та, которая не стесняется поцеловать парня, к которому у меня раньше не было интереса. Это я — которая за словом в карман не лезет. — Запретный плод сладок, Савада, — хрипло произнесла я, поцеловав его бледные губы, желая получить ответ от стеснительного парня, и я его получила, но, оттянув его губу, негромко произнесла, — Но я не тот сладкий плод, я — горький и поганый плод, а надкусив такой сразу выплевывают. С минуты он смотрел на меня, проводил своими нежными руками по моим плечам, после, крепко закрепив поцелуй на моём лбу, он дрожащим голосом произнес: — Не всем по вкусу сладкое.