***
— Тони, прекрати! Он напивается. План рабочий — убежать от реальности, спрятаться, как раненый зверь, унять бешеную тахикардию — Тони всегда так делал. Просто боль в какой-то момент становится невыносимой, и перед ним появляется выбор: алкотравля или петля. Тони всегда выбирает бутылку. С ним возятся. Его жалеют. Его, во что бы то ни стало, пытаются привести в чувство. Но мало кто догадывается, что от чувств-то этих и начала отказывать система в башке у Старка. Они переполняют его, еще чуть-чуть — и он не выдержит, разорвется зажигательным снарядом, рассыплется новыми созвездиями, чтобы позже сжечь все до тла. Он до сих пор не понимает, зачем столько эмоций досталось ему одному, когда их принято делить на двоих. Чем он заслужил эту пытку, сравнимую разве что с Афганистаном? Почему балансирует на грани срыва последние месяца три? — О Господи, Тони! Он плетется на танцпол. Сардонически хохочет, размахивает хрустальным бокалом, до хруста сжимая тонкую ножку, и дёргается в танце. Никакого контроля. Жить мгновением. Биение сердца подстроить под ритм музыки. Плыть по течению, натыкаясь на подводные камни. Разбивать о них ноги. Тони ведет. Он отбирает у ведущего микрофон и пытается сформулировать хотя бы пару связанных между собой предложений. Ему очень, очень нужно достучаться до присутствующих: больших шишек, журналистов, чиновников, гостей. Втолковать им, что любовь — это мерзость, что от нее стоит откреститься, что за нее когда-то расстреливали, и поэтому ему думать об этом противно. Ведь что есть любовь? Эндорфин, дофамин, вазопрессин — коктейль Молотова, циркулирующий просто по венам. В итоге микрофон возвращен ведущему, а озадаченные зрители облиты липкими поздравлениями и лицемерными пожеланиями провести время весело. Тони уносят из зала под оркестровые трели после того, как он приземляется на пирамиду шампанского и засыпает на осколках собственной гордости. Впрочем, этого он уже не помнит. Железный человек теряет запчасти.***
Стив Роджерс зол, и поэтому разбивает лицо Старка в кровь. Миллионер, плейбой и филантроп сносит удары с переменчивым успехом, то и дело изгибая губы в нервной усмешке. Как мерзко. Удар. Ещё удар. Привычный, холодящий душу хруст костей под костяшками. Стон. Лицо противника — в кровавое месиво. Старк опрокидывается навзничь. Теряет сознание. Побежден. У Стива, разумеется, есть понятие о чести — беспомощных он не калечит. В отличие от Старка, честь которого растаяла на губах Капитана, когда отчаянный сумасброд осмелился его поцеловать. Его честь развеялась по ветру, и температура в комнате резко упала до нуля. Его честь истлела под ледяным взглядом Капитана. Нет больше чести у Тони Старка. Стив не бьет беспомощных. Он их добивает. Воображение услужливо подсовывает новые картинки окровавленного соперника, но иллюзия рассеивается, когда пятая по счету груша слетает с крепления и рассыпается по полу песком. Часть проникает под половицы, навсегда скрываясь от гневного взгляда Роджерса. Некоторое время мужчина не контролирует себя, избивая грушу ногами. В ответ она выплевывает фонтаны песка и рваной материи, которой покрыта сверху. Выдрессированный слух улавливает тихие шаги. Стив замирает, спиной ощутив прожигающий взгляд. Он не один в этой комнате. В дверном проеме, привалившись плечом к косяку, стоит агент Наташа Романова, невозмутимо наблюдая за махинациями сослуживца. Ей известен инцидент с Железным Человеком. Она знает, как Роджерс отреагировал на его возмутительный, с его точки зрения, поступок. У Наташи есть связи, а в помещении, где случился Раскол, установлены камеры. — Опомнись, Стив. — Зачем ты пришла? Стив одним движением стаскивает с себя майку и вытирает ею вспотевшее лицо. Не обращая внимания на гостью, мужчина выбирает новую грушу и вешает импровизированного Тони на крепление, собираясь опять избить его до полусмерти. Наташа молчит, поджав губы. Она не привыкла к такому тону. — Я здесь, потому что мне не все равно, Стив, — заявляет она, гордо вскинув подбородок. Стив бросает на нее быстрый взгляд и отворачивается. Хук справа. Комбинация из пяти ударов, — резкие выдохи, — апперкот. Плавающее лицо Старка перед глазами расцветает маками. — Он сошел с ума, — сухо бросает Стив, не прекращая колотить грушу. Наташа, не скрывая любопытства, оценивает взглядом блестящий от пота торс. Наблюдать за атлетом в движении куда увлекательнее, чем пялиться на неподвижные горы мышц. — Возможно, — отмечает Наташа. Уголки губ дрожат от смеха. — Тони влюбился в тебя. Никогда не видела его таким подавленным. Но Роджерс ее перебивает, взбешённый подобным заявлением. Наташа восхищённо замирает от вырвавшегося из глубин солдатской души рыка: — Слышать об этом не хочу! Черная Вдова многозначительно хмыкает. Видели бы преданные поклонники героя Америки, как он упрямо, раз за разом, убивает Старка в своем воображении! Стив сквозь зубы цедит душу, ритмично ударяя при этом по мишени: — Этого. Не. Должно. Было. Случиться! Романова моргает и, незаметно для себя, пропускает тот момент, когда кулак ее коллеги пробивает кожаный снаряд и застревает там. Капитан нервно дергает рукой и освобождается. На несчастные половицы выплёскивается песок. — Давай поговорим, — миролюбиво предлагает Черная Вдова, ныряя Стиву под руку и толкая его к выходу. — О чем? — ворчит Стив, не предпринимая попыток освободиться. Разве что, прихватывает с собой кожаную куртку. — Почему ты злишься на Тони? Мужчину передергивает. — Ты знаешь. «Он пытался меня поцеловать». Романова вопросительно изгибает бровь, и это действует, как красный проводок, по ошибке обрезанный сапером. Следует цепная реакция и серия взрывов: — Это отвратительно! Как он не понимает? Почему ты не понимаешь?! Господи, до чего же мерзко! — Вот об этом и поговорим, — решает Наташа. — Кажется, ты до сих пор живешь прошлым веком. Прошлым веком, или настоящим, но для Стива это недопустимо. Его не так воспитывали. Он попросту не понимает этого. Он и сейчас краснеет и волнуется, разговаривая с женщинами. Он до сих пор искренне считает, что мир не изменился кардинально, просто потому, что не изменился он сам. Да. Капитан Америка все еще желторотый мальчишка.***
Тони с преувеличенным интересом изучает свое искаженное отражение в зеркальном покрытии шлема. Он никак не может понять, кого же там видит. Несчастного труса с большим подбородком, или спасителя с плоским носом и громадными глазами. — Декорация, — выплевывает Старк, и отражение морщится, оскорбленное до глубины души. Есть ли у его отражения душа? Или это у его души есть отражение? — Прости, что ты сказал? — по лестнице ураганом спускается Пеппер, виляя своим, с позволения сказать, поппером в тщательно выглаженной юбке. — Я сказал, — медленно, как ребенку, втолковывет Старк, — декорация, Поппер! — Пеппер, мистер Старк. Меня зовут Пеппер. Но что — «декорация»? Да все. Его жизнь — сплошная декорация. Здание, спроектированное им — декорация. Оружие, им изготовленное — так, пустышка, реквизит. А он — актер, опаздывающий на свой выход. Возможно, ему уже нашли замену. Отведут разве что место в будке суфлера, где он будет глотать пыль со сцены до конца спектакля. — Ничего, дорогая. Забудь. Тони истязает себя работой. Пока его мозг занят привычным делом, сердце не болит. Он погружается все глубже и глубже в разнообразные системы, тонет в электрических токах, ввинчивается в различные механизмы. Каждая его идея — гениальна. Каждое изобретение — прорыв века. Каждая бессонная ночь потрачена не напрасно. Но Старк прячется. Он убеждает себя в том, что кому-то полезен. От внимательной Пеппер не ускользает его тяжелое состояние. — Мистер Старк, — вежливо обращается она к нему. — Может, вам стоит взять отдых на пару дней? — Кто такой мистер Старк? — удивляется Тони, не отрываясь от работы. По его отрешенному выражению лица и тону трудно с уверенностью утверждать, что он шутит. — Джарвис, ты слышал об этом лопухе? «Мистер Энтони Говард Старк, — моментально отзывается виртуальный дворецкий. — гениальный изобретатель и богатейший промышленник с репутацией плейбоя, создатель оружия массового поражения, народный герой, участвующий в проекте «Мстители» вместе с агентом Наташей Романовой, капитаном Америкой и…» — И достаточно, — перебивает его Тони, поворачиваясь всем телом к Поттс. — Ты слышала, Поппер? Он герой. А я нет. Не существует больше Тони Старка. Заметив, что женщина подбирает возражения, миллионер затыкает ее короткой просьбой принести ему кофе. Она удаляется, легонько кивнув. В глазах застывает обида, но в ее ли компетенции лезть в личные дела самовлюбленного шефа? Тони издевается над собой, накачиваясь литрами кофе и пренебрегая едой. Он почти не спит, выращивая под глазами черные пропасти. И медленно сходит с ума, углубившись в работу с несвойственным даже для него упрямством. Как Тони завидует Джарвису! Хотел бы он стать искусственным интеллектом; бездушным компьютером, знающим свое дело, и не задыхаться каждый раз, вспоминая своего Капитана.***
Лекции Наташи не могут продолжаться вечно. Даже интимная обстановка суши-бара не смягчает ледяного настроения Капитана. Стив терпит ее глупые уговоры и глотает чай, нарочно обжигаясь, чтобы не слушать, отвлечься хотя бы на боль. Горло саднит. Стиву противно. Все аргументы падают в пропасть, разрастающуюся между Капитаном и Черной вдовой. Он не верит ей. Какие отношения могут быть между двумя мужчинами, помимо дружеских? Они — разве что! Но и это недопустимо! — способны утолить страсть, насытиться друг другом и выкинуть за ненадобностью. Это пошло, это грязно. Что ценного в животной связи? Когда Роджерсу надоедает слушать живописание о том, какой он старый маразматик, он крепко хватает Наташу за плечи и легонько встряхивает: — Хватит. Она запинается на полуслове и улыбается краешком ярко накрашенных губ. — Как скажешь, солдат. Маленькая ладошка скользит по широкой груди, частично прикрытой кожаной курткой, и замирает. Оба Мстителя внимательно наблюдают за ее маршрутом. Наташа поднимает глаза на Стива и увлекает в неожиданный страсный поцелуй. Стив удивленно вскидывает брови, но послушно закрывает глаза, наслаждаясь мягкими губами коллеги. Он отдается во власть теплых волн, окутывающих все тело, и отрывается от земли мысками ботинок. Он парит. Но в какой-то момент волны становятся беспокойными, и в пене Стив различает матовый образ Старка: его лицо, мертвенно бледное (не думать!), темные завитки волос, раздразненные водой (прочь из моей головы!), черные пропасти-круги под глазами (ты ненастоящий!) и шоколадно-карие огни, слепо глядящие мимо Стива. Что за черт? — думает Стив. — Что за черт? — оторвавшись от сладких губ, возмущается Капитан. — О, милый, извини, — паясничает Наташа, принимаясь вытирать отпечатавшуюся помаду на губах старого маразматика. Видимо, его реплику она принимает на свой счет. — А если бы ты целовался со Старком, этого бы не произошло. Стив раздражённо качает головой. Мягко отнимает руку Вдовы от лица. Поднимается и уходит. Склонившись в туалете над умывальником, Стив подставляет лицо под ледяные струи воды с такой решимостью, будто не собирается «всплывать». Отнимает руки от лица — «кто я такой?». Поднимает голову — «чего она добивалась?», и нерешительно встречается взглядом со своим отражением. Поцелуй Наташи отмылся. Поцелуй Тони Старка — нет.***
Железный Человек. Им он был когда-то. Спаситель вселенной. Гений. Герой. А теперь? Тони стоит на развалинах собственной значимости, глядя с крыши Старк индастрис на ночной город. Тысячи огней, как глаза чудовищ, прожигают его эндоскопическими взглядами. Он гол перед ними. Тони срывается с крыши и взмывает ввысь — красная точка на темно-синем фоне. Вот кто действительно мог бы дотянуться до звезд. Он бы сорвал одну для Капитана и впаял в его костюм, но разве звезды Капитану нужны? Тони нажимает «backspace» и очищает свои мысли от шлака. Полная свобода. Настоящий побег от реальности. Когда-нибудь он изобретет устройство, стирающее болезненные воспоминания. Тони уже вышел за рамки системы, вырвался за пределы возможного, и теперь вдыхает ночной воздух, избавившись от шлема. Панель управления открывается на специальных очках Старка, которые он переделал из обычных мастерских с неделю назад. Сделав кружок над несколькими высотками Нью-Йорка, Старк возвращается на крышу своей башни. Тревожит Джарвиса. Приказывает снять костюм. «Кто ты будешь без костюма?» — едко интересуется эфемерный Роджерс. — Мертвец, — отзывается Тони. Порывистый ветер напоминает о ледяном взгляде Стива. Капитан-сосулька с глазами-льдинками. Ветер и Стив по температуре одинаковые, — понимает Тони и вздрагивает. Раньше ему казалось, что Стив — это огонь. Ветер путает волосы, мысли, прокалывает кожу, не прикрытую одеждой, и царапает когтистой лапой лицо. Душит комком невысказанных фраз в горле. Тони Старк опускает веки, как занавес. Его спектакль подходит к концу. Он делает шаг вперед, раскинув руки. Балансирует на краю, пышно кланяется воображаемым зрителям. А потом быстро шагает навстречу городу, не давая себе ни секунды на размышления, и окунается в его прохладные объятия. Стремительный полет вниз. Тело — осенний листок, подхваченный ветром. Он безвольная кукла в руках судьбы, и ничего не может с этим поделать. От Тони уже ничего не зависит. С ним такое впервые. Потоки воздуха разрывают легкие, превращают лицо в отвратительную маску. Тони становится страшно, но всего на мгновение, пока крик не застревает в горле, а перед глазами не всплывает физиономия Капитана. Он повторяет его имя, как мантру. Про себя, тайком, как будто кто-нибудь может услышать. Асфальт стремительно приближается. Нет, ему не спастись. А надо? Сильный толчок откидывает кукольное тело в сторону. Тони ничего уже не помнит.***
Стив бредет по улицам ночного Нью-Йорка, теряющего свои очертания в темноте, и смотрит в небо. Беззвездное небо, затянутое тучами. Никакой лирики. Тротуары мигают вместе с фонарями. Но Стив неотрывно следит за алой точкой, порхающей над крышами, как заблудившаяся звезда. Тони Старк. Убрать одну букву, и действительно получится Звезда. В честь него вполне можно было бы назвать созвездие из параллельного мира. Стив ловит себя на мысли, что он дурак. Микроскопический Тони снова прячется в норку, скрывшись на верхушке здания Старк индастрис. Капитан решает, что миллиардер завершил свой вечерний променад, и отправился спать. Он колеблется, не зайти ли завтра. В конце концов, разговор не срочный. Подраться можно будет и после. Но почему-то решает выяснить все без отлагательств. Так и вечность можно оттягивать. Вечность у Стивена в кармане, но имеется ли такой козырь в рукаве Старка? Становится очевидным, что нет. Сначала Стив думает, ему мерещится. Он лениво засовывает ладони в карманы джинсов, оставив большие пальцы снаружи, и невозмутимо наблюдает за черным пятном, кубарем летящем с крыши Старка. Осознание приходит не сразу. — Чертов Старк! Нарушая свой кодекс о злословии, Капитан срывается с места и метеором летит на ориентировочное место падения Тони. Не так быстро, чтобы поймать безрассудного изобретателя, но достаточно, чтобы оттолкнуть его, сменив тем самым траекторию полета. Успевает. Когда Стив кидается к Железному Человеку, тот лежит распластанный на асфальте, переломанный, но живой. Грудь слабо трепещет, выплевывая остатки жизни. Звезда упала. Пора загадывать желание. Злость Стива моментально испаряется, стоит ему поднять на руки безвольное тело Тони. Он кажется пушинкой, хотя весит, по его же словам, под девяносто. Для Роджерса это пустяк. Ярость сходит на нет, растворяется в наэлектризованном воздухе… чтобы вспыхнуть с новой силой потом, в больнице, когда Тони придет в себя.***
Первое, что он чувствует, когда просыпается — это свет. Чувствует, не открывая глаз. Яркий, убийственный; уберите, сотрите с лица земли. Тони мысленно сжимает его, как эспандер, и стирает в порошок; комкает в ладони, как исписанный лист бумаги, и выбрасывает в мусорную корзину. Свет продолжает сочится под веки. Тогда Тони вытаптывает все, что уцелело от света. Не успокаивается, пока от лучей не останется только полупрозрачная флуоресцирующая пыль. Следующей приходит боль. Значит, он жив. А ведь все, хотел рубить концы. До чего же судьба непредсказуема. Старк решается — открывает глаза. Щурится. Больничная палата, поднятые жалюзи. Никакого покоя больному. Белые простыни, белые стены. Никакой оригинальности, безвкусица. За окном поют пожарные и полицейские сирены — городские птицы, а из-под одеяла торчит подвешенный гипс. Нога. Скорее всего, пострадали ещё ребра — тяжело дышать. Голова чугунная. Что же, все могло быть и хуже. Где волшебная медицина Ваканды, когда она так нужна? Тони шевелит на пробу пальцами, проверяет руки на подвижность и решительно не хочет знать своего избавителя. Он и спасителем его толком не считает. Черные водовороты, изучающие комнату, натыкаются на профиль человека, которого, при всем желании, ни с кем не спутать. Больничная палата резко накаляется, стены плавятся и уличный шум затихает, проваливаясь в толщу воды и стука крови в ушах. А может, плавится только Тони, может, жар только у него. В голове начинает звенеть. Капитан Америка дежурит около кровати больного, углубившись в изучение «Мифов о Древней Греции». Сложно сказать, заинтересовал ли его сюжет. Выражение лица — вежливое любопытство. Глаза смотрят в одну точку. Притворяется, что читает? Удивительный человек. — Стив Роджерс. Голос подводит. Старк закашливается и мрачнеет. Сейчас он получит выговор, а не то, чего бы ему хотелось. Стив отрывается от чтения и долго смотрит на больного: — Тони Старк. Капитан произносит его имя резко и коротко. Хлещет наотмашь. До искр из глаз; только теперь боль реальна. Бездонное отчаяние захлестывает с головой, продавливает кадык, сметает свежий труп со своего пути. Воздух электризует молчание. — Я мертв, Роджерс, — шепчет Тони, ему плевать на затянувшуюся паузу, когда и говорить и молчать неудобно. — Я умер. Я — труп. Свеженький мертвец. — Ты жив, — возражает Стив. — Я спас тебя. В его голосе больше нет ненависти, которая преследовала Старка наяву, не позволяла уснуть, подталкивала к черте. — Нет, — упрямится Тони. — Я умер в тот день, когда ты меня оттолкнул. — Старк, — угрожающе начинает Стив, поднимаясь и нависая над кроватью суровым изваянием. — Если ты надеешься, что твоя выходка как-то повлияла на мое отношение… Тони предпринимает отчаянную попытку приподняться, чтобы приникнуть к этим злым ворчливым губам, но боль, резко прошившая тело вдоль позвоночника, укладывает Старка обратно на простыни. — Уничтожаешь меня, — хрипит Тони. — Шаг за шагом. Каждым действием. Неторопливо, как садист. Чтобы ты ни делал — это приближает меня к кончине. Я схожу с ума, Стив. Я худею. Я падаю камнем вниз, в бездну. Я тону. И некому спасти меня там — в глубинах моего же сознания. Нет смысла спасать мое тело, если ты убиваешь во мне меня. — И это слова Тони Старка? — хмурится Роджерс. Тони съязвил бы, что Хемингуэя. Тони бесновался бы, плевался ядом, полоскал солдата в производственных отходах, опускал бы его ниже плинтуса. Но не придумал ничего лучше, чем ответить честно. — Это мольба… Стив медлит. Затем наклоняется, упираясь руками в изголовье кровати, и говорит таким спокойным, будничным тоном, как будто рисует погоду на выходные: — Ты не железный, Старк, и напрасно притворялся. Я бы на твоем месте выбрал псевдоним попроще: Тупой Тони, к примеру. Или Хлипкий человек. — Я бы предпочел Впечатлительного вместо Хлипкого, — кривится больной, но шутить не хочется. Как-то неестественно. Не спасает. Горячее дыхание Капитана действует на него, как аллерген. Шея покрывается болезненными мурашками, а щеки заливает румянцем. Он пьян или это все лекарства? Ему хочется привстать на локтях и сжечь разделяющее их расстояние. Влиться в Капитана, стать им самим, залезть в голову простым паразитом. Проникнуть в сердце снопами искр, зажечь вечный огонь. — Вот как… Тони смотрит на героя, затаив дыхание. Взгляд Стива напряженно мечется от кадыка до губ больного, и обратно, словно примеряясь, с хирургической точностью, где бы лучше сделать надрез. Он предельно собран, но вся его решимость тает, стоит ему заглянуть в чернильные глаза Старка. Разбитое зеркало — тысячи отражений. — В мое время за такое расстреливали, — неуверенно оправдывается Стив, целомудренно прикасаясь губами к губам Тони и тут же отстраняясь. Тот быстро улыбается и дрожащей рукой тянется к лицу Стива, словно беспокоясь, что тот оттолкнет, а то и, чего доброго, исчезнет. Тони приглаживает местами торчащую светлую челку, и гладит большими пальцами скулы. — Я теряюсь в тебе. Я забываю, кто я. Тихие признания — сладкие эпитафии. Уже и не различить, кто кому что говорит. Единственное, что становится ясно Наташе, следившей за ними с помощью камер наблюдения — убийств на сегодня в их штабе не предвидится. И если чувства Старка не взаимны, то агент Романова вообще отказывается трактовать такое понятие, как «любовь». Никто не говорит, что им будет легко. Никто не утверждает, что они справятся. Но сейчас Стив осторожно целует Тони, обхватив его лицо ладонями. Пострадавший нежится в его руках, наплевав на боль. Коктейль Молотова циркулирует по его венам. А Роджерс покидает теплые волны и взмывает в небеса, как если бы он надел костюм Старка. Ему кажется, еще чуть-чуть — и его разорвет на части от переполняющих чувств. Что он не выдержит, расколется, взорвется, лопнет, как воздушный шарик. Славно, что он может разделить эти чувства со Старком. В одиночку точно не справился бы. Поцелуй за поцелуем — он возвращает суицидального изобретателя к жизни. Он собирает Железного человека по запчастям, с несвойственной ему нежностью приникая к шее, кадыку, залечивая нанесенные им самим раны. И ему на мгновение становится невыносимо больно за то, что он представлял на месте боксерских груш Тони, так красочно и реалистично рисуя картинку его побоев. Вдох-выдох. Тони прикрывает глаза и думает, что он все-таки умер. Вдох-выдох. Стив чувствует вину — бесконечно тоскливую вину за преступление. Оттолкнуть человека из-за старых догм. Подвести к краю. Столкнуть. Он не знает, возможно ли вообще ее загладить. Вдох-выдох. Дыхание стало счетчиком их времени.