Дом Шугар

             Карла, конечно, профи… Восхищаюсь ею. Господа главные и суперглавные редакторы должны на руках её носить. Хотя тяжеловата она для рук…       Клара Бруновна Гетц — фюрер нашего отдела. Немного рыхлая, невысокая, с неровно покрашенными волосами, невыразительным лицом, с очками из ближайшей «Оптики», с обгрызенными ногтями — интересный типаж, акварельный и копеечный, из тех, кто на втором плане по жизни. Старая-престарая дева в невыразительных одеждах. За глаза Карла. Но беззлобно, почти по-детски. На своём втором плане — незаменима. Ведь она профи, клещ.       — Анастасия. — Карла всех называла полным именем или фамилией, даже если субъект был приблудной мелочью. — Вы отправляетесь освещать благотворительную акцию для детей-сирот. — Отличница Настя ретиво записывала адрес, цель, задачу, формат, время. Всё будет в срок, точно, гладко, правильно, «на пять». — Диана, с вас расследование об отравлении пионеров в лагере, к четвергу три тысячи знаков…       — Но… — Мужиковатая Дина вновь недовольна бытовушностью темы. Но Карла знала, кому поручить, знала, что будет больше трёх тысяч, ибо Динка увлекалась и страдала от передозировки, из всякого козявочного материала она добивала нормальный острый репортаж.       — Без «но». Кабанов, когда закончишь свой изыск? — Вовка захлопал глазами, как будто только проснулся. Хотя, может, и проснулся. У него в разработке репортаж с самого низа, с маргинального дна. Ночами Вовка пропадал в подвалах, подворотнях, в порту и на городской свалке.       — Завтра будет! — Все дружно хмыкнули: Вовка кормил «завтраками» журнал уже три недели. Но Клара и бровью не повела, она знала, что, несмотря на всю свою забавность и чудаковатость, Вовка Кабанов был самым результативным и именитым в их команде, и если «завтраки затягиваются» — то будет зашибенский репортаж.       — Мартьянов? На какие подвиги нас вызывает власть?       — Кхе-кхе… Сегодня батюшка выйдет общаться с паствой, — поповским распевом протянул Антон. Он всегда в костюме, всегда с прилизанной чёлкой и благочестивым лицом, он был ответственным за неполовую связь с мэрией; госучреждения — его дом родной. «Батюшкой» он язвительно называл мэра. Антон, невзирая на такую напомаженную и консервативно-елейную внешность, был ярым оппозиционером и славился способностью пролезать во все функционерские дыры по самые гланды. — У нас обход владений, будем-с изучать состояние дорожно-транспортного хозяйства.       — Возьми-ка с собой Полуянова, пусть фотографий будет много. Не желаешь написать на сравнении? Блумберг в прошлую пятницу ревизировал транспортные развязки Нью-Йорка…       — Есть, мэм! — сменил тон Мартьянов, тут же начал набирать запрос в планшетнике.       — Байсан, я договорилась с пресс-службой Лагерфельда. Завтра до показа. Записывайте: в пятнадцать ноль-ноль, в фойе «Паллас-холла», у тебя полчаса и всё тот же Полуянов. Показ в пять. Попробуйте на месте договориться о закулисном репортаже. Там проблемы в основном с нашими, а не с Карлушиными людьми будут. — Все как-то бессознательно потупили взгляд, ведь мы тоже «Карлушины люди». Байсан — яркая восточная брюнетка — специализировалась на интервью со звёздами различной величины, за её модельной внешностью и обманчивой наивностью стоял красный диплом МГИМО, блестящее владение языками и некие связи. Вряд ли Лагерфельд или Михалков согласились бы давать интервью мне, или Насте, или Динке… Только для Байсан Шайхиевой был доступ.       — Я всё сделаю, Клара Бруновна, — царственно промолвила наша Шахерезада. И мы все были уверены: сделает в лучшем виде — и в фойе, и за кулисами.       — Вано, я попрошу «Репост» посвятить Олимпиаде, как мы и договаривались. — Кудрявый очкастый Вано лаконично кивнул, он был интернет-обозреватель — составлял дайджест из самых интересных новостей для журнала. Причём всегда создавалось впечатление, что он ни черта не делает, только дует свой пуэр и развлекает нас анекдотами из Сети. Однако я именно его разворот обычно читал первым…       В общем, в нашем редакционном штабе все асы. Карла подобрала и выпестовала себе команду. Все титаны, держат на своих плечах журнал. Только мы с Сербиным вроде как сероваты: красных дипломов не имели, рубрик постоянных не вели, «Золотых перьев» не получали, с главредом не васькались. Как говорил Андрюха, мы «боги» — мы как бы есть, но нас не видно, от нас как бы что-то требуют, но особо не считаются. Мы ищем себе темы сами, и мы всегда на подхвате. Наши статьи режутся и уминаются, как ни у кого. Но Карла почему-то считает и нас годными для служения журналу «Привилегия».       — Андрей. Что у вас?       Широколицый рыжий матершинник Сербин вдохновенно начал рассказывать об идее статьи «О маленьких людях», каково живётся лилипутам в мире Гулливеров.       — Не скатитесь в попрошайничество и не выбивайте слезу. И фотографии нужны пооригинальнее, чтобы лица были красивые. Поработайте с фотохудожниками, Полуянова не берите.       — Кирилл? А вы что же молчите? — Клара повернулась ко мне.       — Я допишу про «Дело ювелиров»… И есть идейка про уровень современного кинопиратства порыть… — Мой профиль на «Привилегии» — правонарушения, дела судебные и околоуголовные. Рубрику не давали, так как «наш журнал — это не чернушное издание с жёлтым налётом». Но, несмотря на всю бесцветность содержания, мои темы всегда были востребованы.       — Знаете, Кирилл… — вдруг помедлила Карла. — У меня для вас есть перспективное поручение… — Начальница бодро кивнула всем присутствующим: — Все свободны. Я в вас верю. Не забывайте о сроках! — Этим лозунгом всегда заканчивалась понедельничная летучка. Все встали и полетели исполнять возложенные миссии. Все, кроме меня. Рыжий сделал удивлённое лицо и знаками показал, что ждёт меня в курилке.       Клара Бруновна сняла очки, протёрла их мятым платком, тяжело поднялась со своего командирского места и пересела за стол напротив меня.       — Слышали ли вы о такой писательнице, как Эм Шугар?       — Слышал и читал.       — Понравилось?       — Э-э-э… ничего, можно читануть. — Я не знал, куда клонит Карла, и предпочёл неопределённость в ответах.       — Я хочу, чтобы вы занялись этой Эм.       — Разве этим не литредакция должна заниматься?       — Литредакция пусть занимается книгами, а вы, Кирилл, личностью займётесь. Вам известно, что Эм Шугар — это псевдоним, но за этой словесной ширмой скрывается совершенно неизвестный человек. Никто никогда его не видел, никакой информации нет даже в Сети. В издательство приходит его представитель — молодая девушка, она помощник юриста. Зовут Абрамова Полина. Так вот, она тоже не видела своего клиента, общается с ним по электронке, имеет широкие полномочия для ведения переговоров. Авторские договоры Шугар подписывает электронной подписью. Разумеется, издатель знает своего автора, но не разглашает — видимо, тоже договорчик имеется в наличии.       — Если честно, то я не интересовался этим… Шугар и Шугар… Понятно, что псевдоним, но о таком подполье я не знал. Зачем нужно так скрытничать?       — Шугар начинал в Сети. И начинал с порнографии. Факт, который не вырубишь топором. Да и вы читали ведь его романы? После третьего романа его называют русским Ю Нёсбе или Антонио Гарридо, такая жестокость и извращённость может родиться в мозгу у не вполне здорового душевно человека. Возможно, он шизофреник? И вся читательская орава рукоплещет невменяемому? Безусловно, это надо скрывать! Однако это лишь мои домыслы, ничем не подтверждённые. Возможно, есть что-то ещё. Более весомое. Например, абсолютная немедийность биографии. Или уродство и сопутствующие комплексы, социофобии. Или кто-то рядом так влияет на него.       — Вы говорите об Эм Шугар как о мужчине. А в книгах написано, что она «писательница»…       — Я уверена, это мужчина. Сейчас женская проза продаётся как из печи пирожки. Слой читающих мужчин намного меньше. Особенно массированно наступают дамские детективы. Финт с переменой пола — это маркетинговый ход.       — Откуда такая уверенность, если эту Шугар никто не видел? Из-за того, что порнографией промышляла? Так женщины, по моему мнению, не в меньшей степени склонны к подобной писанине.       — Его порнография как раз бабская, не показательная, на потребу… — Я еле сдержал ехидную улыбочку: надо же, старая дева почитывала порно-рассказы? — Дело как раз в этих трёх книгах, что он наваял. Они не женские. Как будто писал другой человек.       — Это как вы определили?       — Прочитала. Во-первых, нет сентиментальности и стремления всех героев выстроить в ряд, по ранжиру, как посуду на полке. И каждому воздать по заслугам — кому счастья, кому тумаков. Во-вторых, нет лишних деталей, если эти детали потом не нужны, совсем нет режима дня, еды. В-третьих, постельные сцены «без неба в алмазах», без множественных оргазмов и жадных описаний рыцарских достоинств — не сладенький секс и не надрывный, а, скорее, животный и автоматический — и вообще, не обязательный.       — Ну, так бывший порнограф, приелось!       — Не-е-ет. У женщин в центре сюжета отношения, а у мужчин — проблемы. Да и главным монстром в последней книге он делает гея, безжалостно, абсолютно по-гомофобски.       — И что?       — Женщины очень толерантны к геям, пока те им не перейдут дорогу. За «своих», конечно, не принимают, ставят ниже себя, потому и жалеют. А этот Шугар выставляет героя больным на всю голову, омерзительным в своих пристрастиях. Омерзительнее убийцы.       — Так, может, порнорассказы и романы написаны действительно разными людьми?       — Хм… Знаменитый писатель взял псевдоним порнографа? В Сети до сих пор гуляют те разлюли-рассказики. И ещё есть общее. Стилистически. Бесконечная инверсия в предложении, иногда ломающая смысл фразы. Слишком много многоточий. И что-то ещё неуловимое.       — Всё равно это субъективные выводы. Как говорят мои друзья из очень внутренних органов — косвенные улики.       — Есть и прямые улики. Человечек один в издательстве мне шепнул, что в последний раз к Ардову на подписание нового договора приезжала не девушка Полина, а мужчина. Пошушукался с издателем и редактором в кабинете минут пятнадцать и удалился. Мужчина в очках на пол-лица, мешковатой одежде, с усами, что умиляет. Он был явно в парике. В седом и лохматом. Мой человечек сообразил, что этот безликий и есть Шугар. Он проследил за инкогнито до выхода и услышал, как тот назвал таксисту улицу и дом. Улица Комиссаров, четыре.       — Ух ты!       — Я не сразу сообразила, где я встречала этот адрес. Но всё-таки вспомнила.       — Н-да… Там живу я. То есть, если отбросить в сторону все литературные подозрения, от меня требуется порыскать по дому и обнаружить писателя-извращенца?       — Я уверена, у вас получится. Приглядитесь. Начните со списка жильцов в ЖЭКе.       — Но где гарантия, что тот очкарик именно Эм Шугар и тем более что он поехал домой?       — Гарантий нет, но вероятность очень велика. Займитесь этим! — Карла нажала на последнюю фразу.       — Если он не желает раскрываться миру, зачем мы будем писателя взламывать? — Я всё ещё пытался сопротивляться. Не ощущал в себе призвания папарацци.       — Мы его убедим. И будем первыми. Я знаю, что за ним идёт охота. Издатель у него — могила. А нам выпала козырная карта, почему бы не выиграть партию? — Карла стала рыться в своей ободранной огромной сумке с бляхой в виде паука. Вытащила сигареты, закурила. — Простите, я покурю. — Это мы могли дружно в курилке зависать, а Карле не по чину дымить с журналистами и корректорами.       — А вам, Клара Бруновна, не пришло в голову, что им бы мог быть я? — лукаво улыбнулся я своей шефине.       — Только на очень короткий миг! На очень короткий!       — Мне даже обидно.       — Вы, Кирилл, пишете динамично, но сухо, без литературщины. Если бы по этому адресу жил Владимир, то я бы, возможно, подумала на него. Да и какой из вас писатель-подпольщик? Вы же на виду! Даже я знаю ваших друзей-подруг, места тусовок, обстоятельства покупки авто и наличие аллергии на рыбу. Человек, который прячется от всех и вся, всегда следит за тем, чтобы не потерять телефон, органайзер. А вы, как сеятель, повсеместно его оставляете. Дома у вас постоянно кто-то живёт-гостит. Вся жизнь наружу. И есть ещё один аргумент: злоупотребление алкоголем. Зелёный змий развязывает язык, что для конфиденциальности смерть. В общем, не обижайтесь, но вы не подходите на эту роль.       — Мне не по душе это поручение, — честно высказался я. — Пусть лучше Сербин, ему легче со стороны… А я его смогу и приютить на время расследования.       — Нет, голубчик, вам сподручнее! Да и фамилия у вас подходящая, как раз… антишугар. Так что дописывайте «Ювелиров», занимайтесь кинопиратством, но главным делом считайте этого писателя. Он средних лет, не особо молод, образование приличное, скорее гуманитарное, у него сильная техника дома, автомобиль не водит, и раз он живёт в таком убогом районе, гонорары тратит на что-то особое. Может, какой-нибудь коллекционер. Думаю, что нет семьи-детей, ищите одинокого. Его писательство — это только в свободное время… А вот кем он работает? Непонятно. И главное, есть в нём какая-то червоточина: либо рана детская, либо болезнь нешуточная, либо что покрепче.       — Это вы всё из его романов узнали? Я вас боюсь, Клара Бруновна! — хихикнул я.       — Три книги за шесть лет. Это очень медленно. Значит, он не безработный, занят. Или… Или болен. А остальное, да, из текстов. Вы прочитайте ещё раз, пробегитесь по неологизмам, сленгу, манере. Пообщайтесь с соседями, он себя выдаст! И не медлите! Надо быть первыми. Он скоро сдаст новую книгу, будет «на волне», и нам это кстати. Идите.       Я отправился в нашу общую обитель, заставленную столами. Многие уже ушли за информационной добычей, Байсан попивала горячий шоколад и левой ручкой набирала что-то в компьютере.       — Пойдёмте покурлыкаем! — предложил покурить Вовка. — И я свалю. Что там интересного Карла тебе предложила? Или военная тайна?       — Предложила поискать писательницу Эм Шугар.       — У-ха-ха! — заржал Сербин. — Заебись заголовок: Кислуха размочил Шугар! Пардонте-с. — Андрюха чуть поклонился в сторону Байсан. Та презрительно дёрнула губой.       — Вот и я так думаю, что заебись… — пробурчал я себе под нос. И вовсе не потому, что прикольно выходит с фамилией. Моя — Кислуха, писателя — Шугар. Задание это само по себе меня не прельщало. Абсурд.       — Странно, что Карла тебя под это дело подрядила, — нахмурился Вовка.       — Ничего странного, она подозревает, что Шугар живёт в том же доме, что и я.       — О как! Всё равно странно. Ведь я уже занимался этой писательницей. После первого романа, пять лет назад. Тебя ещё и не было в журнале. А сегодня у Карлы появились новые сведения, а мне ни слова! Ну-ка, я сначала с ней почирикаю. — Вовка, забыв о перекуре, направился в кабинет редакторши.       — Задело Вовку… — задумчиво высказался я.       — Ещё бы, — протянула Байсан. — Пять лет назад такой скандал был из-за его расследования! У него была идея, что писательница эта уже много чего понаписала. Что издательство «Фаворит» публиковало её повести под разными именами, но сохраняло автора по каким-то причинам «в тени». Клара Бруновна Володину идею не поддержала. Говорила, что приведённые им примеры текстов слишком разные. Удивительно, но, когда вышел второй роман — «Ниже пояса», она начала сомневаться в своей правоте. Настолько текст отличался от премьеры. Кабанов даже пытался доказать, что Эм Шугар — это группа авторов. После каждой книги за Эм начиналась настоящая охота. Кабанов оказался самым настырным: он залез в «Фаворит», чтобы найти коммерческие документы, они же оформляются на паспортные данные. Данные не нашёл, а был пойман на месте. Ардов затеял суд против «Привилегии». И выиграл.       — Карла получила пиздюлей, Вовку сняли с задания, и мы прикрыли охоту. Тема стала запретной, — добавил Сербин.       — Значит, не такой запретной, раз возникли новые сведения, — вновь дёрнула губой Байсан. — Удачи тебе, Кирюша, не повторяй ошибок Кабанова, не залезай ни к кому в дом.       — Карла думает, что это мужчина. А ты как считаешь?       — Уволь меня от предположений! Но я бы искала мужчину.       — А я Эм Шугар не читал, но могу сказать: бабы не будут прятаться, в них ничего не задерживается, вся поебень сразу на фоточки и в паблики. Честолюбивый народец — эти бабы! — Сербин не унимался.       — Это у тебя ничего не задерживается! Словарная диарея просто! — скривилась Байсан. — Вы в курилку шли? Вот и идите!       И мы отправились курить уже с другой темой для базаров. О бабах.

***

      Конечно, я не рассчитывал, что Карла забудет или переключится на другой материал. Сдав «Ювелиров» к положенному сроку дедлайна, я в четверг к двенадцати был вызван к шефине. И я практически был готов к отчёту, так как список жильцов моего дома с некоторыми вялыми пометками был у меня на руках.       — В нашем доме сто сорок четыре квартиры. Я выкинул из списка четыре многодетных семьи, две из которых владеют смежными квартирами. Двадцать два глубоких пенсионера. Две квартиры стоят на продаже, и там, по моим наблюдениям, никого. Семь квартир сдаются: три посуточно, две заняты молодыми семьями, две снимают студенты целым шалманом. Эта и эта халупы, — я тыкнул пальцем в список, — настоящие притоны. По соседству со мной тупо склад одного коммерсанта. Ещё я выкинул много разных фамилий: либо видимость благополучной семьи, либо замученная мать-одиночка, есть ветеран чеченской операции, есть пожилой препод-физик из универа, художника Ярцева с первого этажа я тоже не беру в счёт, в трёх квартирах какие-то гастарбайтеры, плохо говорящие по-русски, обитают, в пятнадцатой квартире нимфа с надутыми губами и сиськами живёт… Ой, извините… В общем, вот… список внешне подходящих людей на роль «подпольного миллионера Корейко».       — М-м-м… — одобрительно промычала Карла. — Интересно. Десять человек, одиноких, закрытых, среднего возраста… Как «Десять негритят». Вот этот интересный! Рощин Дмитрий Петрович. Около сорока и ходит в парике?       — Да, парик качественный, выглядит естественно. Но это парик.       — Машину водит?       — Да, у него «лада».       — Хм… А работает где?       — Не знаю пока, но работает ночью. Может, охранником…       — Вот с него и начнём. Займись господином Рощиным, поговори, понаблюдай…       — О’кей. Начну с него.