Забытые сказки

Ведьму хотели сжечь. Руки веревкой обвили, сказали, что с ее адской силой — только туман у плеч. Только вздернуть у бука, заломить ее хрупкие руки и горло сломать веревкой. Они извинялись неловко. Но отвернувшись, «чертовка!» шептали, губы скривив. Шелестели ветви у ив, плача по хрупкой сестре. А люди кричали: «быстрей!» К черту тугие веревки, к черту ведьму… в костёр. Ведь о чем вести разговор, если плачут коровы кровью, если стоны слышны воловьи, и полынь у нее в изголовье. Это точно ведьмы вина. Должна быть она сожжена. Ведьму ведут к костру. На рассвете, в росе, по утру, когда ельник печально шумит. А она — идет. И молчит. И только тихонько плачет, и из глаз ее слепо незрячих кровавые слезы текут. Не нужен селянам суд. И вот уже первые искры, и вот огонь уже близко, ласкает грубое платье. Пламя хочет забрать ее. И ведьма также молчала, Пока ее пламя терзало. Ведьму сожгли на рассвете. А потом в золотистой карете примчался юный король. Испугался даже герольд, когда пал монарх на колени, пачкая руки в золе. Ведь даже у королей есть живое яркое сердце, оно тоже хочет согреться… не погребальным костром. Но в дыму еще едком, густом обниматься он мог лишь с огнем и с прожженными пеплом костями. К тебе опоздали с вестями. Ты не успел. Слишком поздно. Твоя ведьма стала как воздух. Как дым над седым пепелищем, искра любви, что ты ищешь. Возлюбленной больше нет. В тот день король поседел, его лицо — алебастр и мел.