Закон о Двенадцати днях

Как жаль, что мы живём недостаточно долго, чтобы пользоваться уроками своих ошибок. Жан де Лабрюйер

Жители Нового Мира не понаслышке знали о том, как коротка жизнь, и как мало времени даётся на реализацию самых важных жизненных планов. Каждая секунда была дорога как несколько месяцев, и это вовсе не преувеличение. От рождения до смерти людей разделяло двенадцать дней. Одни рождались и видели только снег, другие не знали ничего, кроме вечного и жаркого лета. Маленькая несправедливость, которую невозможно было исправить ни одному человеку. Жизнь стремительно бежала, как и сами люди. То, что мы можем пройти с вами за семьдесят лет, им необходимо было преодолеть за двенадцать коротких, но красочных дней. Мир, который был построен с программой о строгом выполнении правил, никогда не изменял законам Двенадцати дней. Тёплое весеннее утро ласково приняло в свои солнечные объятия новорождённого розового малыша, который разбудил весь мир своим громким появлением на свет Божий. И может этот малыш был бы не так важен, ведь многие дети, как и он, родились во время этого прекрасного ярко-малинового рассвета, но я хочу рассказать тебе историю его невероятной жизни. Маленькая голова младенца была практически без волосиков, но с каждой минутой пряди становились всё гуще и длиннее. Быстротечная жизнь забирала у этого малыша лучшие дни, недели, месяца и годы лишь из своей прихоти, и он, родившийся несколько минут назад, об этом даже не догадывался. Милые пухлые щёчки и розовые пятна на них умиляли его маму, которая с грустью и тревогой смотрела, как уже через час её сын научился самостоятельно сидеть, а ещё через полчаса научился ходить. Материнское молоко ему было необходимо лишь первые семьдесят минут жизни, которые, к сожалению, пробежали слишком быстро, от чего его мама загрустила ещё сильнее, чувствуя себя совсем ненужной. Материнский инстинкт требовал продолжения ухаживаний за новорождённым ребёнком, которые хотелось растянуть на ближайшие три года, но говорящий малыш, который уже к полудню сам убирал за собой игрушки, напоминал о том, что жизнь слишком жестока. Отец увидел своего ребёнка лишь вечером, когда пришёл домой после тяжёлого трудового дня, на который впустую, чтобы прокормить семью, потратил двенадцатую часть своей жизни. Когда он вошёл домой, малыш его испугался и спрятался за маминой ногой, но уже через пятнадцать минут он заливисто смеялся от щекотки, пытаясь вырваться из папиных объятий. Гордая отцовская улыбка сияла до самого вечера, захватывая наблюдательного малыша. Пытаясь повторить безупречную улыбку любимого папы, малыш простоял у зеркала пятнадцать минут, пока время и усилия не помогли ему добиться своего. Дом, который до этого был наполнен лишь ласковым шёпотом папы, вдруг начал сотрясаться от топота детских ножек и громких просьб мамы не портить обои, как казалось малышу, восхитительными рисунками. Вечер встретил уже смышлёного и аккуратного маленького мальчика, который, тихо залезши в кровать, с нетерпением и детским трепетом ждал, когда мама с папой прочитают ему на ночь удивительную сказку о Двенадцати днях, которая захватит его с первого же абзаца, но в конце, напугает так, что он долго не сможет уснуть. Первый день ему запомнится яркими рисунками на обоях, мамиными объятиями и папиной улыбкой. Утро, как обычно ясное, и немного прохладное, возбудило в юном школьнике тягу к знаниям и открытиям. Новая гладко выглаженная школьная форма была немного великовата, но малыш уже знал, что к концу дня, она будет даже немного мала на него. Если, конечно, ему повезёт, и фигурой он пошёл в папу, а не в хрупкую и нежную маму, которая, казалось, была феей из далёкого Фиалкового королевства. Первый школьный день был достаточно утомительным и не таким интересным, как казалось раньше. Из-за законов Нового Мира, знания давались легко, и от этого было сложно сосредоточиться на том, что ты уже понял, но тебе всё равно продолжали объяснять. Преподаватель, который проживал свой одиннадцатый день, наверняка хотел оказаться дома, как можно ближе к родившимся вчера внукам, это было видно по его глазам, и по недовольно поджатым губам, которые сжимались в тонкую полоску каждый раз, как он переставал читать лекцию на очередную нудную, но крайне полезную тему. Никкун быстро завёл себе друзей, которые родились с ним в один день, и тоже были крайне озабочены быстротечностью жизни, которую никто был не в силах изменить. Уже ближе к вечеру в волосах преподавателя стали всё чаще встречаться серебряные нити, которые вскоре стали покрывать чуть ли не всю голову. Школьник видел, с каким сожалением старик посмотрел на себя в зеркало, и как провёл дрожащей рукой по белым прядям. Никкун из-за врождённой доброты, которая передалась ему от мамы, подошёл к преподавателю, и протянул ему платок, чтобы пожилой человек смог вытереть свои заплаканные глаза. - Почему вы плачете? – Никкун с интересом наблюдал за тем, как взрослый человек пытался выровнять дыхание, и улыбнуться своей обычной улыбкой. На белоснежной рубашке преподавателя были видны мокрые разводы от слёз, которые школьник попытался вытереть другим платком. Учитель посмотрел на него с благодарностью и потрепал чёрные волосы, которые переливались золотым оттенком от ярких солнечных лучей. Воздух наполнился дружеским взаимопонимание, и Никкун почувствовал, как ему стало легче дышать - Понимаешь, мальчик, я хотел поседеть вместе со своей женой, - Преподаватель снова обернулся к зеркалу, и, опустив взгляд, протянул школьнику обратно его платок. Домой Никкун шёл как можно быстрее, понимая, что каждая минута этой жизни ценна, как ничто другое. Он бежал от школы до калитки своего дома, пока его не заставил остановиться детский плач. Надрывистый голос будто звал его к себе, тянул невидимыми нитями, которыми в простонародье называют красными нитями судьбы. В соседнем дворе маленький мальчик, который родился тем утром, когда Никкун пошёл в школу, плакал, боясь огромного кузнечика, который угрожающе играл свою обычную мелодию. Школьник ласково улыбнулся, и, открыв калитку, словил кузнечика и бросил его в свой сад, на котором как раз трудились его родители, собирая первую клубнику. - Как тебя зовут? – Никкун подошёл к малышу и вытер его слёзы, которые катились из больших шоколадных глаз. Малыш заинтересованно наклонил голову и начал рассматривать школьника, чьи штаны были готовы вот-вот порваться от того, как быстро он вырос. - Меня зовут Уён, а тебя как зовут, братик? – Нежный детский голос привёл Никкуна в неописуемый восторг, и он был готов обнять маленького мальчика как можно крепче, чтобы пропитаться детской невинностью на оставшиеся десять дней. Второй день ещё долго ассоциировался со слезами старого учителя, приятной встречей и сладкой, как детская привязанность, клубникой. Весь следующий день Никкун ловил на себе восхищённые взгляды одноклассниц, которые его никоим образом не интересовали. Он искал в другом крыле школы малыша Уёна, который, должен был уже пойти в школу. Оценивающий взгляд не задерживался долго на одном месте и метался от одного школьника к другому, пока, наконец, среди толпы, скопившейся у кабинета биологии, он не заметил того, кого искал. Он точно знал, что не ошибается, ведь ему казалось, что он узнает эти невинные глаза из миллиона таких же. Лёгкая привязанность приятно грела душу, и ему это нравилось. Малыш, то есть, уже школьник, вызывал у него тёплые, братские чувства. - Уён-а, ты меня узнал? – Никкун потрепал мягкие волосы мальчишки, и слегка наклонился, чтобы посмотреть ему в глаза. Тёмные океаны тянули Никкуна на дно, не давая ему вдохнуть спасительный воздух. Ураган бушевал в районе грудной клетки, и казалось, что сердце от восхищения перестало биться. - Братик, ты так возмужал! – Взгляд полный восхищения заставил парня покраснеть, и где-то внутри порадоваться внешности, доставшейся, почти на все сто процентов от отца. Лёгкий весенний ветерок ворвался в коридор через открытое окно, и Никкуну пришла в голову безумная, но весёлая идея, о которой он не жалел ни дня. - Не хочешь прогулять один урок? – Уён неуверенно топтался на одном месте и пытался сообразить, как же ему поступить, чтобы и с братиком время провести, и потом не получить на орехи, но не найдя компромиссного варианта, кротко кивает, и идёт ведомый Никкуном в школьный сад, где среди яблонь красовалась деревянная беседка. Час пролетает быстро, и Никкун не находит другого решения, кроме как уговорить мальчишку прогулять ещё один урок, мол, если понадобится, то он с ним позанимается. Уён верил парню безоговорочно, считая того своим героем и вообще самым лучшим на свете. На третий день пришло осознание, что игра стоит свеч. Проснувшись утром, Никкун смотрит на себя в зеркало и видит перед собой привлекательного студента, обучающегося на факультете математических наук. День проходит незаметно, и парень даже не понимает, как у него получается за столь короткий срок усваивать настолько сложный материал. Перерывы между лекциями заняты у него размышлением о том, какой же это странный мир, когда на жизнь даётся всего лишь двенадцать суток. И ни минутой больше. Лишь иногда, перед глазами мелькала улыбка маленького Уёна, который рос на его глазах, и с каждым днём становился всё более взрослым и привлекательным, как и сам Никкун. Он замечает за собой, что его вовсе не интересуют девушки, которые готовы были начать встречаться с ним в любой момент. Всё это было таким далёким и не важным. После окончания занятий он бежит как можно скорее к школе, чтобы перехватить Уёна, и поговорить с ним о чём-то, а вот о чём именно, он тогда ещё не решил. Он просто знал, что ему необходимо снова заглянуть в эти шоколадные глаза и потрепать, как он увидел позже, высветленные волосы. Их встреча у школьных ворот кажется такой естественной, что оба не чувствуют дискомфорта, и идут домой, болтая обо всём на свете, и Никкун сдерживается из-за всех сил, чтобы не потыкать пальцем в милые щёчки Уёна, которые даже с возрастом не исчезли с его лица. Проводив Уёна до калитки, Никкун ещё долго смотрит сквозь него, и, плюнув на все предубеждения и запреты, прижимает школьника к себе и целует. Мягкие губы вмиг раскрываются, позволяя студенту углубить поцелуй. Никкун был готов поклясться, что мурашки всю ночь бегали по его коже после того, как Уён провёл языком по его ушной раковине. Четвёртый день пах влюблённостью и первым поцелуем, о котором оба не забывали ни на день. В мире, где никто не хотел тратить время на бессмысленные ссоры и споры, никто не был против двух сердец, которые хотели на оставшиеся несколько дней связать себя узами брака, и было вовсе не важно, что брак был однополым, это интересовало, разве что работников ЗАГСА, чтобы они могли правильно оформить все необходимые документы для новой ячейки общества. Дорогие машины, шикарный стол, множество гостей и опьяняющие поцелуи – вот о чём мечтает каждая пара, особенно такая, как Никкун и Уён, которые никак не могли поверить в то, что родители всё-таки благословили их брак, и помогли в кратчайшие сроки, - а как же иначе? – сыграть пышную свадьбу, от которой захватывало дух и перекрывало дыхание. Вечером они спешат в их новую совместную квартиру, чтобы опробовать, на самом ли деле матрас на кровати такой мягкий, как им его расхваливали. Нежные прикосновения, которые всё больше разжигали разгорячённые тела и накаляли воздух вокруг обнажённых тел, доводили влюблённых чуть ли не до судорог. - Боже, как же я люблю тебя… - Никкун прижимался губами к нежной шее Уёна, и благодарил всех, кого знал, за то, что повстречал его. Уён тихо рассмеялся и поцеловал в губы своего мужа, слишком страстно, и не менее нежно. - Так ты меня любишь, или Бога? – Чжан смотрел прямо в глаза Никкуну, и ждал такой очевидный, но, тем не менее, приятный ответ. - Я люблю Бога за то, что он позволил мне встретить и полюбить тебя. Пятый день остался в памяти горячим прикосновением к нежной коже. На следующий день парни поехали в ближайший детдом, и оформили за один день все необходимые документы на усыновление новорождённого мальчика, который, по приезду в свой новый дом, уже внятно говорил и знал основные правила поведения, которые по дороге ему рассказывал Уён, пытаясь не отвлекать от вождения папочку Никкуна. Дома их ждали, уже, бабушки и дедушки, которые с огромным удовольствием носили на руках новоиспечённого члена семьи и не давали ему изрисовать обои цветными фломастерами, которыми ещё несколько дней назад пользовался сам Никкун. - Весь в папу, - Вздохнула мама Никкуна, и, вытерев маленькому разбойнику руки, которые он успешно прополоскал в ближайшей луже, повела его кушать фруктовое пюре. Уён стоял обнявшись с Никкуном и нежно гладил его спину, с болью смотря на то, как в течение дня волосы их родителей становились всё более седыми. Это замечали даже сами бабушки и дедушки, но не обращали на это внимания, пытаясь провести как можно больше времени с внуком, пусть и не родным. Ведь чужих детей не бывает. - Была счастлива с вами повидаться, - Нежная улыбка ни на секунду не сходила с лица мамы Уёна, когда они собрались домой, но стоило ей только увидеть, как солнце заходит – глаза потускнели, а ноги начали заметно трястись. Уён сжал в руках футболку Никкуна, но, быстро взяв себя в руки, помахал их родителям рукой, когда они смотрели на них через окно. С каждой минутой малыш становился всё более сонным, тёр маленькими кулачками свои большие глазки и зевал так, что мог бы проглотить не только своих родителей, но и всю квартиру. Перед сном, как и положено в Новом Мире, Никкун читал своему сыну перед сном сказку о Двенадцати днях, которая заставила маленького мальчика загрустить и ещё долго крутиться в кровати прежде, чем он уснул. Шестой день расцвёл новой жизнью. Утро нового дня не принесло ничего хорошо, кроме как того, что сын пошёл в школу. В остальном же день был ужаснейшим и гадким. Двенадцать дней родителей Уёна и Никкуна прошли, и когда ребята пришли в свои дома, всё, что осталось от их родных - это запах на подушке и ещё тёплые одеяла. По всем законам Нового Мира их родители исчезли с рассветом, кружась белой пылью от ветра из открытого окна. Для Уёна с Никкуном это был самый ужасный день из всех пережитых ими, он тянулся медленно, и до невозможности тоскливо. Двенадцати дней мало для полноценной жизни, но разве их мнение было способно что-то изменить? Когда сын вернулся со школы, он обнаружил на кухне остывший ужин с запиской, где его папы желали ему приятного аппетита. Школьник, лишь пожавши плечами, разогрел ужин и съел его, даже не догадываясь о том, что его дедушек и бабушек не стало рассвете. Седьмой день застыл в памяти как самая большая потеря. Вторая половина следующего дня была крайне интересной и забавной. Сын привёл домой свою одноклассницу, и, часто краснея, пытался познакомить её со своими родителями. Уён и Никкун переглядывались и пытались не засмеяться при виде красного, как спелая клубника, сына. Одноклассница оказалась очень милой и дружелюбной девушкой, которая напомнила Никкуну о том, каким был маленький Уён, когда они встретились в тот день у школы. Воспоминания о первом поцелуе вскружили голову отца семейства, и он, счастливо улыбаясь, уткнулся носом в вкусно пахнущие волосы Чжана. Сын и его одноклассница ещё долго обсуждали решение задач по химии (если не занимались чем-то другим), и Никкун решил прогуляться со своим любимым по парку, пытаясь рассмотреть между кронами деревьев клочки тёмно-синего неба, усыпанные яркими звёздами. Никкун чувствовал себя опустошённо из-за того, что его восьмой день подходил к концу, и что ему оставалось всего лишь четыре ночи под боком самого тёплого человека. Восьмой день был усыпан звёздами и первыми морщинами. Уён с самого утра пытался разбудить Никкуна, чтобы он пошёл на работу, но тому совсем не хотелось покидать постель и уходить куда-то от своего малыша Ёни, как он любил его часто называть. Кофе в постель, утренний поцелуй, жаркое дыхание, опаляющее чувствительную кожу шеи и прощальное объятия. Всё, как по сценарию идеального романа об идеальной семье. Сын, который поступил на медицинский факультет, радовал тем, что хотя и был неродным, всё равно очень сильно равнялся своим поведением на Никкуна, и даже надел его костюм на учёбу. Сам же Никкун совсем не понимал, как он успел устроиться на работу за несколько минут, чтобы потом работать там несколько дней до самой старости. Следующие несколько дней пробежали ещё быстрее, чем прежние. Свадьба сына, беременность невестки и рождение внука. Никкун каждое утро с остервенением отрывал листочки календаря, и, пытаясь продлить приятные мгновения, надолго задерживался в постели со своим любимым, даря ему, в силу возраста, уже не жаркие ночи, а тёплые поцелуи в плечо и шею, нежные объятия и сладкий шёпот. Уён просыпался в прекрасном настроении ровно до тех пор, пока не увидел, как сильно поседели волосы его Куна. Девятый, десятый и одиннадцатые дни были полны романтикой и сожалениями. - Уён, тебе не стоит обнимать меня во сне, - Никкун мягко убрал со своей талии руки любимого и передвинулся на край кровати. - Но почему? – Чан обеспокоенно следил за действиями своего Куна, и отчётливо видел героя, который спас его маленького от большого кузнечика. Последние лучи солнца с трудом проникали через закрытые занавески, но даже их хватало, чтобы рассмотреть покрытое морщинами лицо. - Я не хочу, чтобы ты чувствовал, как я исчезаю. Уён, не желая ничего слышать, просто притянул к себе Никкуна и уткнулся носом ему в ямочку между ключицами. Он пах старостью и корицей, отдавая прошлыми днями, которые хотелось бы продлить на как можно больший срок. - Я просто исчезну вместе с тобой. Никкун рассмеялся и поцеловал своего любимого в макушку. - Ты же знаешь, что это невозможно, - Дрожащие пальцы нежно перебирали серебряные прядки волос. – Новый мир не нарушает закон о Двенадцати днях. - Я люблю тебя так сильно, что сразу умру, когда почувствую, что ты начинаешь растворяться в воздухе. Никкун попытался сдержать слёзы, и, как ему казалось, незаметно вытер их об подушку. Часы тикали слишком громко, нанося сильный вред душевному спокойствию пожилых мужчин, которые нашли своё счастье всего за один день, и связали свои души до конца. Им не хватило бы и ста лет, чтобы дарить друг другу свою любовь. Двенадцатый день вошёл в историю, как день, когда Новый мир нарушил правило о Двенадцати днях. Уён говорил правду. Он умер вместе с Никкуном, когда почувствовал, как первые лучи восходящего солнца забирают у него самое важное, что было в его жизни.