Penguin's lullaby

- Мистер Пингвин? - Прошу… помогите… Та встреча ночью в лесу изменила все, и они оба даже не представляли насколько. Кобблпот не думал, что встретит того, кто будет любить и ценить его так же, как это делала погибшая мать. Нигма не подозревал, что подарком судьбы окажется самый известный преступник в Готэме. Прошла неделя с тех пор как Эдвард встретил раненого Пингвина, вылечил и приютил у себя. Несмотря на то, что они нашли общий язык, Нигме частенько приходилось выслушивать капризы гостя. Однако он надеялся, что небезызвестный Освальд Кобблпот научит его как правильно убивать. Постепенно он стал привыкать к нему и почему-то ему хотелось, чтобы тот остался у него подольше. Нигме становилось приятно готовить для него, слушать его голос, даже ворчание Кобблпота приносило какое-то своеобразное удовольствие. Временами он просыпался глубокой ночью от тихих всхлипов Пингвина, когда тот снова и снова видел во сне смерть своей любимой матушки. В такие моменты судмедэксперту становилось искренне жаль своего сожителя и хотелось проявить хоть каплю сочувствия по отношению к нему. Но он никогда этого не делал, зная, что не является другом или кем–либо другим для преступника и, понимая, что его слова наверняка прозвучат таким образом: «Мне не нужны твои извинения» Освальд, не раз высказывал свое недовольство от того, что за ним присматривают словно за немощным или младенцем. Конечно, он был благодарен за свое излечение, но теперь был и сам в состоянии позаботиться о себе. Однако ему было приятно находиться с Нигмой, с ним всегда было, о чем поговорить. Они были похожи: их никогда не воспринимали всерьёз, оба знали, что такое боль и оба встали на кровавую дорожку. Однажды Кобблпот проснулся, обнаружив, что находится в квартире один. Он пошарил в комнате в поисках записки, в которой наверняка могло быть изъяснена причина внезапного исчезновения Нигмы. Так ничего и не найдя, Освальд тут же кинулся к входной двери, в надежде, что она не заперта. К его величайшей ярости, все оказалось наоборот. Проклиная своего спасителя и ночь, когда они встретились, Пингвин не нашел другого выхода, кроме как пойти освежиться. Ему хотелось смыть вместе с грязью всю печаль и злость, которую он испытал за последнюю неделю. Пока Кобблпот стоял под душем, на него нахлынули воспоминания о маме. Она всегда была рядом с ним, помогала в трудную минуту, она любила его таким, какой он есть на самом деле. От осознания, что ее больше нет, что он больше никогда не сможет обнять самого родного в мире человека, что никогда не поделится с ней своими переживаниями, становилось ужасно плохо. А от одного мотива колыбельной, которую она пела ему в детстве каждую ночь, слезы наворачивались на глазах. У него больше никого не было, а этот город все время напоминал ему о матери, которую он так и не смог спасти. Поэтому он собирался покинуть Готэм, как только Эд вернется. Его печальные мысли прервал Нигма, который ворвался в ванную комнату без какого-либо предупреждения. Освальд вскрикнул от неожиданности, прикрывая руками обнаженное тело. - Немедленно выйди! – завизжал он. - Ой, прости… Я не знал, что… - Выйди!!! Эдвард последовал так называемой просьбе. Ему казалось, что в его голове навсегда застрянет образ голого и такого привлекательного Кобблпота. - Ты… У тебя что совсем крыша поехала, Нигма?! Он обернулся. Перед ним стоял разъяренный Пингвин, по пояс закутанный в полотенце. Капельки воды скатывались по его телу. - Тебя что стучаться не учили? Или ты не слышал шум душа? Судмедэксперт был настолько очарован красотой Освальда, что не слушал его. - Я немедленно ухожу! – заявил Кобблпот, - Мне нечего здесь делать, завтра я уеду из Готэма. - Как… уедешь? – опомнившись, прошептал Эдвард. - А тебе есть дело? Я никто для тебя. - Ошибаешься, - прошептал Нигма. Мгновением позже, Пингвин почувствовал легкое прикосновение: Эд коснулся его руки. Провел пальцами по груди, шее, погладил по щеке. В пронзительных голубых глазах Освальда он заметил недопонимание, сомнение, но отнюдь не отвращение. Эдвард притянул его к себе и нежно коснулся губами его губ. Поцелуй был невесомым, воздушным. Кобблпот замешкался, одна часть его души говорила, что так не должно быть, что это неправильно, но он понял, что прислушиваться не стоит. Он ответил на поцелуй, обвив руками шею Эдварда, позволил проникнуть его языку внутрь рта, касаться нёба, зубов. Ему это понравилось, и вскоре их языки медленно сплетались, словно змейки. Освальд и не заметил, что его подняли над землей и мягко положили на кровать. Прервав поцелуи, Нигма стянул с него полотенце, отчего Пингвин, смущаясь, попытался прикрыться. - Не надо стесняться себя. У тебя прекрасное тело, - прошептал Эд, взяв его за руки и куснув мочку уха. Он переместился на шею, покрывая ее уже жаркими, страстными поцелуями. Коснулся губами плеча, затем целуя внутреннюю сторону ладони, лаская длинные тонкие пальчики. Проведя рукой от ключиц к груди, он обвел кончиком языка бусинку соска, втянув его в рот, в то же время массируя пальцами другой. Освальд тихо застонал, прикрывая глаза. Нигма коснулся выступающих ребер и стал целовать живот в области пупка. Когда он подобрался к паху, Кобблпот сжал ноги, за что, раздвигая их, Эдвард наградил его укоряющим взглядом. Он провел рукой вдоль возбужденного члена, и Освальд громко ахнул. Тут же он пронзительно застонал, стоило только Эду вобрать нежную головку в рот. - Боже... Ах… Аах! Аах! – стонал он, вцепившись ему в волосы, в то время как Нигма, полностью вобрав в рот весь член, массировал руками яички и ритмично двигал головой, скользя по розовой головке и лаская каждую набухшую венку. В собственных штанах было безумно тесно, ему так хотелось взять его, чтобы его возлюбленный визжал от удовольствия при каждом толчке. Но нельзя, нельзя делать ему больно. Пот струями тек по телу Освальда. Он двигал бедрами в такт, неосознанно толкаясь глубже в рот, и стонал так громко, что наверняка весь Готэм знал, чем сейчас занимаются судмедэксперт полиции и преступный король, который на данный момент был в его полной власти. Но он и не был против. Эдвард почувствовал, что его добрый друг долго не выдержит, судя по тому, как сильно он вцепился в его волосы, как судорожно он забился в постели. И он оказался абсолютно прав. Освальд закричал громче прежнего, царапая ногтями кожу головы Нигмы и изливаясь ему в рот. Тот сглатывал теплую сперму, пробуя ее на вкус. - Ты вкусный, - сказал он, наблюдая за улыбающимся Кобблпотом, распластавшимся на кровати. - Почему ты до сих пор в одежде? Так не пойдет! С этими словами он буквально разорвал рубашку Эда, ткань треснула, пуговицы посыпались на пол. - Ничего, я куплю тебе новую, еще лучше этой, - проговорил он, увидев недовольное выражение лица Нигмы. Он провел рукой по его груди и через минуту обхватил судмедэксперта ногами, сливаясь в поцелуе. - Ты такой красивый… - Ты тоже, Оззи… Ляг на живот… Освальд почувствовал страх. Он собирался впервые заняться любовью, тем более с мужчиной. Он знал, что скорее всего ему будет больно, однако теперь он полностью доверял Эдварду и послушно сделал то, о чем его попросили. Нигма раздвинув его ноги, прикоснулся к маленькой аккуратной дырочке. «Черт возьми, у меня же ничего нет!» подумал он. Никакой смазки! Хотя откуда он мог знать, что будет состоять в серьезных отношениях с самым известным преступником Готэма. Решив воспользоваться слюной, он облизал пальцы и, заметив, что Кобблпот дрожит всем телом, проникнул языком в узкое колечко мышц. Того словно молния ударила. Он комкал руками простыню, захлебываясь собственными стонами. Жалобно замычав, когда Эд прекратил ласкать его изнутри, он тут же захныкал, почувствовав не язык, а нечто более жесткое и твердое. Нигма старался действовать как можно нежнее, медленно проникая уже двумя, а то и тремя пальцами, шепча успокаивающие слова. Вскоре Пингвину стало это нравиться, и он, желая большего, судорожно молил: - Эдди… пожалуйста… Тот, решив, что пора, аккуратно вошел наполовину, давая своему нежному птенчику время привыкнуть, и через несколько секунд полностью проникнул внутрь. Кобблпот вскрикнул и зажался. Эдвард успокаивающе коснулся губами его плеча и вдруг понял, что Освальд плачет. Он взглянул на него, увидев поджатые губы и хрустальные слезы, медленно скатывающиеся по щекам. Он не мог просто так смотреть в эти прекрасные глаза, словно две льдинки, в которых на данный момент читалась боль, прежде не испытанная и, взяв его за руку, поцеловал в лоб. - Прости меня, мальчик мой, - сказал он, чувствуя невероятную вину, - Я люблю тебя. Я не хотел… Он не успел договорить. Освальд прильнул к его губам, сплетая пальцы. - Я тоже тебя люблю. И хочу, чтобы сейчас это делал ты. Нигма засомневался. Ему никогда не хотелось причинять боль своему милому пингвиненку и боялся вновь сделать это. Но он не мог отказать. Он начал медленно размеренно двигаться. Вскоре Освальд, уже почти не чувствуя боли, тихо стонал. Ему нравились эти движения. Спокойные, нежные. Он широко улыбался от столь приятных ощущений. Но это было лишь начало. Эдвард постепенно перешел на более быстрый темп. Он задел сверхчувствительную простату, и Кобблпот взвизгнул от невероятных ощущений. - Ещё, прошу, ещё! Нигма ухмыльнулся. Он повторил движение, сделал это вновь и вновь. Освальд, ухватившись рукой за спинку кровати, молил каждую секунду: - Быстрее, Эдди, быстрее! Ах, люби меня… лю… Аах! Эдвард кусал его за спину, отчего Пингвин возбуждался еще сильнее. Ему хотелось видеть его лицо, поэтому, на мгновенье покинув его тело, он перевернул своего возлюбленного на спину, чтобы вновь войти в него и вызвать громкий стон. Закинув ноги себе на плечи, он смотрел, как вздымается и опадает его грудь, как он кусает до крови губы, как он прекрасен. Теперь стоны звучали в унисон. И временами проскакивали слова: - Жестче, жестче, Эд… ещё… ещё… Ах, Аах, Аах…

Они лежали в объятиях друг друга, временами обмениваясь нежными поцелуями. Эдвард ласково трепал его мягкие черные, как смоль волосы. Освальд положил голову ему на плечо. - Спой мне. - Что? – спросил Нигма. Неожиданная просьба удивила его. - Спой мне. Я знаю, ты умеешь. - Но я не знаю никаких песен. - Знаешь. Судмедэксперт недоуменно посмотрел на Кобблпота и понял, какую песню он имеет в виду. Он замешкался. Он не был уверен, что эта подойдет, но Освальд решительно кивнул. Эдвард улыбнулся, поцеловав его в нос, и стал петь. The fire has gone out, Wet from snow above, But nothing will warm me more, Than my, my mother's love. I light another candle, Dry the tears from my face. Nothing can protect me more Than my mother’s warm embrace. The path ahead is dark, So dark I cannot see But I will not fear Cause my mother looks over me. Освальд закрыл глаза. Ему было приятно слушать. Теперь колыбельная не приносила такой боли, как раньше, потому что ее пел человек, который по-настоящему его любит. Он знал, что никуда не уедет, потому что не мог бросить Эдварда, потому что знал, что будет счастлив с ним, что это истинная любовь, которой ему так не хватало.