Смеркалось. Солнце медленно уползало за горизонт, забирая с собой тепло и свет. Тени становились все глубже и мрачнее, напоминали молчаливых демонов, неустанно следящих за тем, что происходит. Однако это не мешало молодому графу Транси обедать в саду среди пестрых кроваво-красных роз, аромат от которых разносился по всей округе и приятно щекотал нос. Тишину, царящую в саду, нарушал только звон приборов, издающих скрип и писк, каждый раз при резком соприкосновении с посудой.
Манерно выпрямившись, Алоис деликатно накалывал на вилку кисло-сладкий пирог с вишней, старательно приготовленный Клодом, и то быстро, то нарочито медленно съедал кусочки. Вкус сладкого, естественно, был на высоте, как и все, что готовится руками дворецкого семьи Транси. Он как раз стоял и будто бы с каменным лицом смотрел в одну точку, находящуюся где-то на линии горизонта, терпеливо ожидая, когда господин закончит трапезу. Лишь изредка он — словно ожившая каменная статуя — поправлял мановением руки очки на глазах и возвращался в исходное положение.
За спиной Клода стояли и в своей обычной манере перешептывались трое помощников, готовые в любой момент выполнить все, что прикажут.
— Не хочу! — небрежно откинул на стол приборы Алоис, цокая языком, саднящим от кислой вишни, и раскинулся на красивом мягком стуле из красного дерева. — Клод!
Дворецкий, как будто зная заранее желание своего господина, подошел к столу и опустился на колено, предварительно подобрав приборы со стола. Демон отрезал кусочек бисквита и поднес к полураскрытым алым губам Алоиса. Тот, в свою очередь, наслаждался видом того, как суровый и холодный дворецкий, стоит перед ним на коленях и кормит его с вилочки. Взгляд больших голубых глаз был в большей степени довольным, чем высокомерным как всегда. Взяв десерт в рот, Транси стал медленно пережевывать его, изредка чуть облизываясь и глядя при этом на дворецкого. Фаустус же оставался непоколебим: он спокойно ожидал, когда можно будет подать следующий кусочек.
Тихие шаги раздались позади Алоиса, и тот сразу же понял — молчаливая покорная Анна пожаловала в сад.
— Чего тебе? — грубо сказал мальчишка, как только девушка оказалась в поле его зрения.
— Ваше Высочество, там какой-то странник просит остаться на одну ночь.
Клод заметно напрягся, понимая, что в графе сейчас это вызовет небывалый энтузиазм, и он забудет об осторожности. Алоис же заслышав это, подскочил из-за стола и заулыбался:
— Прекрасно! У нас гости! — радостно защебетал он, но тут же обернулся к Анне и грозно шикнул, — Ну, что ты стоишь?! Веди его сюда живо!
Девушка, опасаясь переменчивого настроения своего господина, развернулась и побежала в сторону поместья.
— Хм! У меня гость. Чудесно! — засмеялся Транси, залезая на стул коленками и кладя голову на верхушку спинки стула. Голубые глаза в ожидании уставились на дверь, ведущую в сад. У Клода от поведения графа едва-едва заметно у самой переносицы дернулась бровь, но золотистый взгляд все так же выражал равнодушие.
Наконец, спустя пару минут, дверь медленно открылась и в ней показалась темная небольшая фигура. В этот момент граф сжал руки на стуле и чуть подался вперед, разглядывая в сумерках своего гостя. Спустя секунду фигура вышла из тени и стала спускаться по ступенькам. Воодушевленный Алоис тут же спрыгнул со стула и, громко позвав дворецкого, направился вперед с важным видом. Аккуратный подбородок горделиво поднялся, а осанка стала отточено ровной. Навстречу ему молчаливо направлялся гость. Девушка это или парень было непонятно, так как незнакомец был в коричневом плаще до пола, который скрывал под собой одежду. Видны были только кончики черных сапог, выступающие из-под плаща при каждом шаге. На голове — капюшон скрывающий лицо, но приглядевшись, все же возможным было разглядеть что-то похожее на глаза. На первый взгляд казалось, что шаги человека медленные и мерные, но на деле движения были словно рваными. Будто бы гость хотел сорваться на бег, но тщательно сдерживался.
Граф Транси же тщательно оглядев фигуру, понял, во что бы то ни стало он должен увидеть лицо незнакомца. Интересным казалось узнать, кто скрывается в тени одежды и почему.
Наконец, они остановились друг против друга, и граф широко улыбнулся, начав:
— Добро пожаловать в поместье семьи Транси. Надеюсь, вам понравится здесь и будет приятна моя компания. Я попрошу подать чай! — восторженно сказал Алоис, махнув рукой в повелительном жесте своему дворецкому. Он еще раз оглядел незнакомца и заметил, как из глубины капюшона на него смотрят темные радужки. На секунду мальчишка буквально застыл, пытаюсь понять, почему этот взгляд…кажется ему таким знакомым? Голубые глаза в удивлении раскрылись на долю секунды, но тут же лицо снова приняло свой обычный надменный вид.
— Не стойте! Садитесь скорее. — Повелительно сказал он и, развернувшись, сам прошел к столу. Тут же позади оказался Клод, который по своему обыкновению за считанные минуты уже был готов выполнять следующие капризы своего господина. Рядом с небольшим круглым столом стояла тележка для переноса еды, на которой уже примостился чайник, две чашки из дорогого фарфорового сервиза и остальные приборы. Старой посуды на столе как ни бывало.
Дворецкий отодвинул стул, дав графу сесть. Тут же один из тройняшек-демонов положил руки на спинку стула, стоящего напротив Алоиса, и в ожидании уставился на замершего, будто статуя гостя.
— Неприлично, заставлять графа ждать! — недовольно и высокомерно сказал хозяин поместья, смотря в спину незнакомца, проходящего мимо него к столу. Гость то ли специально, то ли невольно двигался медленно и неуверенно. В его действиях сквозила какая-то боязнь или волнение.
— Прости…те. — Тихо прошептали откуда-то из-под капюшона.
— О, так вы все-таки разговариваете! Как забавно, — засмеялся Алоис, заслышав извинения, и еще с большим интересом стал следить за действиями гостя. Однако все в его груди горело. Странное чувство сжимало его сердце, не давая спокойно надеть очередную маску, что крайне раздражало. В глубине глаз появились какие-то нотки недовольства, заметные разве что наблюдательному и молчаливому Клоду.
— Расскажите, откуда вы?! Вы странник? А что вы делаете в Лондоне? — тут же с энтузиазмом засыпал вопросами собеседника Транси, при этом глядя на с уверенностью разливающего по дорогим чашечкам чай дворецкого. На некоторое время гнетущее молчание повисло за столом. Алоис с нетерпением ожидал ответов, но незнакомец, будто издеваясь, не спешил давать ответ. Он, приподняв голову, все смотрел вперед — прямо на графа — и складывалось ощущение, что он глубоко задумался. Чай, от когорого в воздух поднимались сгустки пара, остывал, нетронутый ни раздраженным Алоисом, ни молчаливым скрытным гостем. Дул легкий ветерок и постепенно становилось еще темнее. Наступающая ночь высасывала дневной свет из окружающего и заменяла напряженным мраком. Все словно замерло и застыло, готовое тут же взорваться, и эта атмосфера пугала и одновременно вызывала интерес.
Опершись головой на свою руку, Алоис с убийственно добродушной улыбкой смотрел на собеседника. Внутри него уже разгорался костер гнева, искру которому зажгло недоверие гостя. Голубые глаза проделывали дыры в человеке посмевшем, кажется, пренебречь его вниманием и благородностью. Хищно — добродушная улыбка появилась на лице молодого графа и он проговорил:
— Может вы что-нибудь покажете мне?! Да-да. Может вы фокусник?! Я обожаю фокусы — заулыбался Алоис, хлопая в ладоши и пытаясь хоть как-то расшевелить объект своего внимания. Но незнакомец упорно молчал, что заставляло Алоиса испытывать гамму чувств: начиная от интереса и заканчивая нарастающим, как снежный ком, злым раздражением от того, что все его слова просто уносил ветер. Не выдержав, Транси капризно топнул каблучком дорогого сапога по земле и надул губы, обдумывая, как же достать невоспитанного гостя из кокона отчужденности. В тот же момент гость вздрогнул и резко поднялся со стула, вызвав теперь недоумение у хозяина поместья.
— Да… Я найду, как развлечь вас, Ваше Высочество. — Вновь тихо прошептал нежный голосок, и у Транси побежала дрожь по всему телу. Мысли хаотично разбегались, пытаясь слиться во что-то единое. А сердце трепыхалось, будто птица заключенная в клетке.
Незнакомец плавно вышел из-за стола и остановился. Темный плащ слегка развивался от порывов ветра. Чужая рука потянулась к собственной одежде. Присмотревшись, Алоис успел заметить небольшую хрупкую кисть, больше напоминающую детскую, нежели женскую. А затем из-под плаща незнакомец достал небольшую коробочку цвета дерева, похожую на резную шкатулку. Осторожные острые узоры — волны плавно переходили в рельефные колокольчики, что покрывали весь предмет. Тонкие хрупкие пальцы осторожно потянули крышку, открывая шкатулку, и из нее тут же полилась легкая, но печальная мелодия. Незнакомец будто замер вместе со временем, а затем сумеречная выжидающая тишина была нежно, совсем осторожно прервана ласковым и высоким голосом.
«Моё Высочество», — кричал я в темноте
И преклонял колено перед братом
Застряв, воспоминание во мгле
Теперь уж выглядит помятым
Теплый ветерок потрепал светлые волосы Алоиса, донося до него звуки знакомого голоса. По телу пробежала дрожь, а обычно застеленный высокомерием взгляд совершенно изменился. Отступила злоба, одиночество, холод… О, каким нежным и дорогим показался ему этот голос! Он завораживал, как закат солнца и обнимал, как родные руки матери. Ноги графа будто бы застыли и приросли к полу, не желая шевелиться. Только сердце трепетало, открывая двери, за которыми скрывались воспоминания. Из этих давно закрытых дверей птицами, которым, наконец, даровали свободу, вырывались воспоминания: белые, невыносимо прекрасные и недосягаемые. Но вслед за белокрылыми птицами вдруг стали вылетать черные, как смоль, вороны, неизмеримо мучающие и пугающие сердце Алоиса своим пробуждением.
Сгнила корона на моей могиле
И от любви остался только сон
Тяну я руку, чтоб забрать тебя к покою,
Но чем я ближе, тем сильнее отдален.
Незнакомец протянул к Алоису тонкую ручку, будто подтверждая зов из своей песни, но граф не мог пошевельнуться. Вдруг стало тяжело дышать, потому, что все внутри него кричало: «Это он! Это он, я знаю! Ты вернулся ко мне!» В холодных голубых омутах отражалось счастье, на грани с отчаянием. Пригвожденный сильными чувствами из самой глубины души, Алоис лишь мог сжать пальцами ткань своего наряда в районе хаотично бьющегося сердца, пытаясь сдержать чувства.
Трель колокольчика услышь ты
Она, как я, объять тебя желает
Исполнились все детские мечты
Но почему печаль в глазах твоих не тает?
Резкий порыв ветра сорвал с незнакомца злосчастный капюшон, заставив графа Транси, пропустить через себя тысячу мучительных разрядов молнии. Эти карамельного цвета волосы, спадающие на глаза, нежные веселые веснушки на щеках, взгляд полный восхищения и любви, в то же время будто бы такой далекий и мечтательный, почти не досягаемый. Родная и преданная улыбка уже повзрослевшего мальчишки, который выглядел сейчас лет на десять или одиннадцать. Лука, его когда-то маленький брат, сейчас смотрел на него большими карими глазами, продолжая напевать мелодию, которая жестоко дергала струны сердца и памяти. В карих зеркальцах брата Транси едва ли мог разобрать все те объединившиеся чувства. Они сливались в такой океан, что от преизбытка эмоций казалось, что на самом деле в глазах лишь бездушная пустота.
Горькие слезы выступили у Алоиса и полились по светлым щекам одинокими дорожками. Он резко вскочил со стула, отчего дорогой предмет из красного дерева упал на землю. Выбежав из-за стола, граф сделал робкие неуверенные шаги навстречу своему прошлому или же настоящему. Но с каждым шагом всё больше и больше ощущение реальности ускользало из его пальцев, подобно воде. Все сильнее ярче и жалостнее становился голос, проникающий в самую плоть и кровь. Все глубже впивались в глубины сознания слова, рвущие на части иллюзию его нынешней «счастливой жизни». А мелодичный звук шкатулки, каждая его нота вырывала с корнем ощущение спокойствия.
Не плачь, Моё Высочество, я не жалею
О тайной жертве, что тебе принес
Мой братик будет счастлив — верю!
Прошу, не забывай о нас…
— Лука! Это ведь ты? — отчаянный крик разорвал тишину и Алоис, будто раненый зверь, бросился к мальчишке, который словно неживой стоял и лишь печально смотрел на Транси, в призывном жесте тянув к нему свободную кисть. Другая рука осторожно отставила закрывшуюся шкатулку на стол. А в следующий момент его крепко, до удушения сильно обняли. Алоис вцепился в мальчишку так, словно он был единственной свечой в холодном мраке. Пальцы его впились в жесткую ткань плаща, а капающие из глаз слезы постепенно мочили ткань на плече, на которое Алоис положил голову.
— Братик! — послышалось нежное радостное щебетание над ухом. Лука узнал его, это было слышно по дрожащему от волнения голосу. И Транси зарыдал навзрыд, все повторяя и повторяя имя того человека, кто был ему важнее жизни всех людей и нелюдей, молчаливо стоявших в стороне. Он задыхался, хватая ртом, вечерний прохладный воздух и крича от боли и счастья, разрывавшего грудь. На секунду он отстранялся, чтобы с истерически-счастливым смехом заглянуть в родные, улыбающиеся и одновременно покрасневшие от слез глаза, а затем снова прижаться. Теплое юношеское тело — он чувствовал его; слышал, как бьется детское сердце, как пахнут пылью, сухой травой и цветами волосы брата. Ему казалось, что он обнимал брата целую вечность, так сильно его мир в одночасье перевернулся, но прошло едва ли больше короткой минуты. Тонкие ручки почти не ощутимо обвили тело Джима. (Да-да! Теперь он уже не чувствовал себя Алоисом. Будто вернулся в те времена, когда слыл деревенским мальчишкой-разбойником). Очнулся от забытья он лишь в тот миг, когда почувствовал, что родное тепло растворяется и пропадает. Темноволосый юноша в его руках внезапно становился прозрачным и холодным. Образ растворялся и смазывался подобно тому, как разбавляют водой яркую краску. И Джим вдруг сильнее схватился за образ брата, но пальцы проходили, как сквозь воздух. Отстранившись, Алоис судорожно стал хвататься за снова отстраненного, но улыбающегося брата. Краем глаза он заметил: всё вокруг чернеет, предметы размываются и смешиваются воедино, но сейчас он в отчаянной панике все сжимал пальцами воздух.
— Куда же ты?! Не оставляй меня одного! — разодрал мучительный крик тишину и МакКен упал на колени, заливаясь горькими одинокими слезами, которые падали и расплывались по земле кровавыми пятнами…
Резко поднявшись с постели, Алоис понял, что дрожит и плачет. Дикий холод объял его и сжал в болезненных тисках. Хрупкое тело тряслось, будто его окунули в ледяную прорубь. Только голубоглазый взгляд полный боли и слёз говорил о том, что он чувствует. Тьма. Это она забрала у него самое дорогое, что есть — брата.
В кромешной одинокой тишине, которая давила на сознание, послышались горькие мольбы, больше похожие на прощальную молитву. И мир словно замер на миг, разделяя страдания молодой души. А на столике рядом с кроватью стояла резная музыкальная шкатулка, колокольчики на которой в лунном свете казались такими же несчастными и невыносимо печальными.
