Кровавый Бог

«Кровавый Бог» Ненавижу свой клан, который продает свою дочь, прельстившись металлом! Ненавижу традиции клана, в котором я родилась, и живу только для того, чтобы быть жрицей! Ненавижу себя, за свою слабость, что родилась с даром! Ненавижу все эти кровавые побоища, призванные усладить пролитой кровью чертово божество, и тех, кто беспрекословно идет на бойню, исход которой давно предопределен! Именно так я думала, глядя из окна своей башни на снующих внизу мужчин и женщин, обустраивающих центральную площадь для завтрашних игрищ, при этом осознавая свою никчемность и беспомощность. Завтра меня преподнесут в качестве награды победителю боев, которым должен стать самый достойный, а на самом деле станет самый жалкий и мерзкий из всех, кого я только знала, — сын вождя Ферис. Все это я узнала случайно, когда навещала свою маму. Жрицам бога дозволяется попрощаться с семьей перед тем, как ее увозят на праздник, после которого она остается в клане своего мужа навсегда. — Жалко Мирку, — подходя к конюшне, я услышала голос нашей знахарки и решила притормозить. Жриц никто не жалел, наоборот, это было весьма почетно, если в семье рождалась одаренная. — Бедная, ее продали Ферису, — согласился с ней вторил наш конюх. — И ладно бы парень нормальный, а так пропадет девка, — сплюнул он. — Интересно, сколько золота ему пришлось отвалить, чтобы вождь согласился? — жадно интересовалась баба. — Да много ли, — хмыкнул конюх. — Кто заступится-то? Отец еще лет пять, как помер, сама помнишь, загрызли бедного на охоте. А братьев нет, вот и некому заступиться за Мирочку нашу, — сетовал он. От услышанного колени подогнулись, и я чуть не упала, вовремя схватилась одной рукой за угол дома, второй зажала себе рот. «Не может быть, это не правда!», — кричала я душой, а по щекам катились слезы. Фериса я знала с самого детства, уже тогда он был садистом, без жалости сворачивал головы животным и издевался над младшими ребятами. Ему все сходило с рук, как сыну вожака, что не могло не дать свои плоды. С возрастом все только хуже: он слыл не самым сильным воином, но обожающим пытки, его остерегались все. Он наслаждался своей безнаказанностью не только в боях, но и измываясь над слабыми. Все женщины, знавшие его, либо умирали от полученных травм, либо заканчивали жизнь самоубийством, не страшась даже гнева нашего покровителя — Кровавого Бога. И вот теперь я поняла, отчего мама так сильно плакала и просила прощения, а ведь она всегда гордилась дочкой жрицей. Не помню, как вышла из-за дома, как подошла к повозке, на которую помог залезть тот самый конюх, и как везли в главный храм. Бежать было не куда, да и куда бежать жрице, которую всю жизнь только и учили таинству наслаждений. Как сказал старик, помощи ждать не откуда, друзья могли вступиться за меня, но еще не достигли благословения Кровавого Бога. А женщина вообще не имеет права голоса, если у нее нет тотема, а у мамы не было. После приезда меня проводили в комнату, где, сначала умыв и растерев благовониями, меня облачили в традиционный наряд жрицы: юбку, состоящую сплошь из кожаных ремешков, на которые нанизаны всевозможные бусины, что при каждом движении мелодично звучат, и лиф, расшитый бусами, подчеркивающий всю прелесть молодого наливного тела. На каждую руку надели несколько браслетов, ноги остались босые, как требовали обычаи. Мои длинные черные волосы собрали в высокий хвост, обнажая изящный изгиб шеи. После меня оставили одну, и до захода солнца я стояла у окна, проклиная свою судьбу. После пришли храмовницы, чтобы отвести в зал, на котором стоит алтарь нашего покровителя, и я, как жрица, обязана провести ночь очищения перед тем, как меня отдадут Ферису. Оказавшись в зале, дождалась, когда храмовницы запрут двери в священный зал, и тогда я обрушила весь свой гнев, обиду, негодование и жалось к себе на статую того, кого боготворила всю свою жизнь, с тех пор, как во мне открылся дар жрицы. Дар дарить мужчине небывалую силу на поле боя после того как тот разделит со мной ложе. Таких, как я, мало. И за право обладать жрицей воин должен доказать, что он достоин ее. Поэтому, когда жрица достигает совершеннолетия, устраивают священные бои во славу Кровавого Бога. По легенде сам Кровавый Бог в финале сражается с претендентом и сам определяет достоин ли воин его девы. После того как сил плакать не осталось, я горько усмехнулась: «Теперь-то я знаю, как именно проходят бои, и кто победит» Сама не заметила, как я уснула. Мне снился сон, где я лежу на алтаре, а по коже теплом разливается нега, которую дарят прикосновения мужчины, сидящего рядом со мной. Его лица я не вижу, его скрывают длинные распущенные волосы, такие черные и гладкие, что отражают огонь свечей, установленных у алтаря. Насколько удается рассмотреть его из-за полуопущенных ресниц — это воин, тотем тигра на плече подтверждает мои мысли, но раньше я не видела его. — Кто ты? — голос не слушается, руки мужчины поднимаются выше и уже рисуют затейливые узоры на внутренней стороне бедра. — Разве это так важно? — голос его мягкий, бархатный такой же тягучий, как его ласки и движения рук. Мое тело отзывается на его прикосновения, разжигая огонь желания. — Нет, — улыбаюсь я, радуясь, что теперь мой дар не достанется Ферису, и сама подставляю свою грудь под ласки мужчины. Стеснения нет, нас жриц с самого детства учат дарить наслаждение избраннику бога. Ведь дар жрицы можно передать только в единении тел, дарящих друг другу наслаждение, и чем больше желание воина, тем сильнее его тотем. Воин принимает игру и чуть сжимает налившуюся желанием округлую грудь в своей руке. С моих губ срывается стон, мужчина тем временем второй рукой снимает лиф, который сейчас только мешает. Я протягиваю руку и касаюсь его кожи, испещренной множеством шрамов. Чувствуя, как тело его напряглось под моей рукой, наклоняюсь и провожу язычком сначала по одному, потом ласкаю другой, ощущая, как его напряжение проходит. Аромат его кожи манит свежестью леса и дымом костра. Пальцами теребит вершинку соска, ставшую твердой от его ласк, я же рукой чувствую под плотной тканью штанов его возбуждение и от этого прижимаюсь еще теснее к нему, зубами впиваясь в плечо, сил сдерживаться совсем не осталось. Лоно, распаленное ласками, болезненно ноет и отзывается на прикосновение его рук к самому сокровенному. Он, почувствовав перемену, берет мое лицо за подбородок, требуя развернуться лицом к нему, и я вижу его глаза. Темно-бордовая радужка, почти черная, и вертикальный зрачок, но задуматься мне не дают губы, впившиеся в мои страстным поцелуем. Его язык вторгается, исследуя новую для себя территорию, и я отвечаю ему с такой же жаждой и желанием. Я не замечаю, когда он положил меня на спину и избавился от прочей одежды, теперь он нависает надо мной своим горячим телом, я в нетерпении выгибаюсь ему навстречу, требуя утолить мою страсть. — Ты будешь моей, дева? — сквозь пелену слышу его бархатный голос, который так приятно ласкает мой слух. — «Твоей»?! — удивляюсь я, хотя это лишь сон. И я отвечаю:  — Да, я согласна быть твоей. Наши тела сплетаются так тесно, что невозможно определить где он, а где я. Мы растворяемся в вихре страсти, нежности, желания, боли, и, наконец, наступает яркое, ни с чем не сравнимое, удовольствие, и сладкая волнующая дрожь покрывает тело, баюкая на волнах удовлетворения. Но мой мужчина, теперь точно мой, — я улыбаюсь и только сейчас понимаю, что плачу, он не собирается отпускать меня и поцелуями, собрав мои слезы, возобновляет ритмичные движения, все больше ускоряя темп, даря мне удовольствие раз за разом. Меня разбудил звук открывающегося замка. Я вскочила, вспомнив прошлую ночь, и осмотрелась — рядом никого нет. Осмотрела себя, убедившись, что моя одежда на мне. — Приснился, — пара слезинок падает на алтарь, делаю вдох и вытираю горькие слезы. — Пора, — зовет храмовница, и я послушно выхожу из зала, следуя за ней, гордо подняв голову и выпрямив спину. Меня сопровождают на специальный постамент, который расположен рядом с местами вождей кланов. Зрители уже собрались и воины выстроились в центре круга, по одному от каждого клана. Подняв глаза, вижу, как Ферис смотрит прямо на меня, облизывая свои слишком полные для мужчины губы. Тяжелый подбородок и низкий лоб, массивные надбровные дуги, прямой тонкий нос и мелкие глубоко посаженные сальные глазки, короткие жидкие волосы и желтые неровные зубы. От этого зрелища меня передергивает, к горлу подкатывает ком, а рот наполняется вязкой горькой слюной. Я боюсь его. Теперь я жалею, что уснула, и проклинаю Кровавого Бога за его прощальный подарок, благодаря которому я познала ласки мужчины, в будущем меня ждет садист! Выживу ли я сегодня, а если выживу, то сколько проживу? Я отвернулась лишь бы не видеть его. Я не заметила, как начался священный бой, не следила за тем, кто проиграл и кто победил, пребывая в подобие транса. Мне не за кого болеть, я знаю исход поединка. Лишь отмечала про себя, как время от времени падает один из воинов, и земля, уже коричневая от пролитой ранее крови, получает новое подношение кровавому богу. Я очнулась, когда толпа гудела, приветствуя нового победителя. Сфокусировав взгляд, увидела большую гориллу — тотем Фериса. Сейчас ее тело корежило, ломая кости и выворачивая суставы, менялся облик с тотема на человеческий. Но он не успел закончить свой оборот, как голова еще гориллы, отделенная от тела, упала на землю, подкатившись к ногам так неуловимо похожего воина из моего сна. Толпа умолкла. — И это бой во имя Кровавого Бога? — знакомый голос прокатился по площади, но теперь он не разжигал страсть, а звенел металлом. — И это победитель? — он ткнул окровавленным мечем в сторону обезглавленного тела. — И как давно победитель священного турнира может купить мой дар за кучку золота? «Его дар?» — удивилась я. Толпа пришла в движение, начались роптания. — Ты?! — взревел вождь, чьего сына только что обезглавили. — Кто ты такой? Как посмел напасть на победителя и избранника самого кровавого бога?! — орал он. — Моего избранника говоришь, — голос звучал нарочито мягко, отчего кровь в жилах стыла, окутывая тело бессознательным страхом. — Кто Я такой? — неуловимое движение рукой, и вождь постиг участь сына. При этих словах глаза стоявшего мужчины стали кроваво-красными, а тело его окутало туманом цвета крови. Увидев и осознав, наконец, кто перед ними, все присутствующие упали на колени и опустили головы, не смея поднять глаза. — За то, что превратили священные бои в посмешище, все ваши последующие войны будет сопровождать Богиня Страха! И не видать вам победы, — голос звучал подобно грому, — пока не родится новая жрица, и ритуал не будет проведен согласно всем традициям! — А тех, кто возомнил себя выше богов, — продолжил Кровавый Бог, — постигнет кара, и будут ходить по земле они, да не будут живы они, и душа не покинет тела мертвого, пока дева моя не простит вас. С этими словами он подошел ко мне и протянул руку. Я стояла не шелохнувшись и, кажется, не понимала, что происходит. — Ты моя, — сказал он мягко, даже с нежностью. От этого голоса я отмерла и посмотрела на протянутую им руку. — Помнишь, вчера ты согласилась быть моей навсегда? Я робко улыбнулась и решительно вложила свою ладошку в его широкую мозолистую руку, ощутив кончиками пальцев сеть шрамов, которые сейчас были не видны. «Это все-таки он», — подумала я, счастливо улыбаясь и стоя в кольце его теплых и нежных рук. Я подняла глаза и увидела радужку цвета черешни, в центре которой чернел зрачок хищника, но такой родной и желанный, что я сказала: — Твоя.