La Conquista

- ...и теперь, когда я могу выбирать, позвольте сказать, что для меня нет большей чести, чем служить вам, мой дон, - говорит кабальеро Квинн и становится перед синьором на одно колено. Дон Барасио внимательно наблюдает за ними из бойницы форта Дромун-дель-Каас-и-Мария и задумчиво потирает орденскую цепь на необъятном животе. Белая венецианская маска, с которой благородный Дон никогда не расстается, не выражает ничего. *** Грузовому судну не место в Бермудском треугольнике, но волшебное "сокровища Нок Драйена" и не менее волшебные ручки Риши, которая наравне со снующими около причала рабочими готовит корабль к плаванию, заставляют забыть об этом довольно быстро. - Доберетесь нормально, - говорит она. - Попутного ветра, и не забудь, что ты должна мне привезти. Корсо уже на борту, едва не прыгает по палубе от нетерпения. В трюме что-то шуршит. Не забыть проверить - может, крысы. *** Гостиная лрда и леди Тераан обставлена с последним колониальным шиком. Только ступив на на землю Сан-Альтераана они словно по волшебству превратились из мелких дворян в сиятельных гостей из метрополии, перед которыми при звуке столичного акцента радостно распахивались все двери, а рассказы слетались слушать все сливки местного общества. Губернатор Органа лично помогал дорогим гостям устраиваться и практически неограниченно делился деньгами и собственной прислугой. Ленард чувствовал себя как рыба в воде и с удовольствием наносил визиты и развлекал местных барышень танцами и рассказами о столичных балах, модах и театре, пока их матери многозначительно переглядывались и строили планы на столичного холостяка. Но Седония понимала, что долго так продолжаться не может, что скоро первый интерес уляжется и начнутся неизбежные вопросы. Почему лорд и леди Тераан не спешат возвращаться обратно? Как долго будет длиться этот их импровизированный "морской отдых"? И, главное, когда и как лорд и леди собираются возвращать свои долги? Потому что так или иначе, но скоро выяснится, что благородный род Тераан не имеет за душой ни гроша, а в колонии они просто сбежали от долговой ямы. И так радушно распахнутые двери Сан-Альтераана закроются перед ними так же, как двери отцовских друзей и знакомых. Снова и снова она изучала последние записи старого Лорда Тераан. У семьи должны были остаться деньги, должны были, отец ясно писал, что помнит, как дед выписывал Короне огромные суммы во времена Столетней войны! Если бы только они могли добраться до расчетных книг дедушки, уж она бы смогла их расшифровать и вернуть семье былое величие... *** Донна Фейлара точно знает, что дон Скавак ее любит. Ни один мужчина не может так смотреть на женщину, к которой он равнодушен, это ей рассказывала еще ее нянька. И пусть злые языки болтают за ее спиной, пусть говорят, что хотят ("Да у него таких по десятку в каждом порту"), но Скавак посмотрел ей в глаза и поклялся, что вернется. Но Фейлара достойная дочь своего отца, и не в ее натуре чего-то ждать. Если она хочет Скавака, она его получит, и потом они вместе уплывут в закат. Она даже знает, как привлечь его внимание - она помнит, как он полвечера ругался на какую-то паршивую девку, которая ограбила его, своровав из-под его носа какой-то особый квадрант, который был обещан Скаваку его нанимателем. Теперь на горизонте маячит судно этой девки; Фейлара поджимает губки: этот неповоротливый корабль ни в какое сравнение не идет ни с элегантным испанским фрегатом Скавака, ни с ее собственным "Морским вороном". Но обратного пути нет, и она, удостоверившись еще раз, что через это место не проходит ни один путь транспортных судов, вздергивает белый флаг. "Помогите мне". *** - Слушай, может, ты хотя бы скажешь зачем был этот маскарад с белым флагом и бедной, захваченной пиратами девушкой? - Настоящая женщина должна бороться за свою любовь! Так что стойте и не двигайтесь! - Донья Фейлара попыталась посмотреть на них свысока, с огнем и праведным гневом во взоре, как сделала бы это великая Кармен, но судя по лицам этой оборванки-капитана и ее юнги-переростка, ей еще нужно тренироваться. Может, эффект портило плохое освещение в трюме? Или горящая керосиновая лампа в руках Фейлары? Или открытые бочки с порохом вокруг? Они дрейфовали уже несколько часов, и у доньи Фейлары с непривычки устали руки, но она выдержит! Она справится! Ее любимый будет тут с минуты на минуту, ведь она отправила ему письмо с местом встречи так давно, он всегда приходил, когда она писала, что разузнала у отца что-то важное... Наконец-то над головой раздался тихий стук дерева о дерево. Он здесь, он здесь! - Я здесь, любимый! - закричала она во всю силу легких. Капитан и юнга аж отскочили от неожиданности. Да, сила любви огромна и скоро вы поймете, что не вам стоять у нее на пути. - О, ми амор, иди ко мне, приди в мои объятья! - Фейлара, сколько раз говорил, не ищи меня. - Ее любимый медленно спускался в трюм и Фейлара готова была петь! Он здесь, он пришел и сейчас он своими глазами увидит на что способна настоящая влюбленная сеньорина! - Я сам тебя найду, если ты мне понадобишься... Это еще что? Он так прекрасен, ее любимый! - Капитан, - а как мужественны его плечи, когда он вздыхает и прикладывает к лицу ладонь! Пусть гневается батюшка и ругается няня, нет на свете мужчины прекраснее его! - вы теперь набираете команду из моих бывших любовниц? - О, не льсти себе, я здесь просто залетный гость. Да и что мне делать с флотом такого размера? О чем они? О какой команде? Неважно, наконец-то ее любимый здесь, и она может сделать то, к чему все это время готовилась. - Ми амор, это все для тебя! Видишь, сейчас я докажу тебе свою любовь! Я уничтожу твоего врага у тебя на глазах! - Под конец фразы Фейлара довольно хихикнула. Ну как же хорошо все получается! - Брошу эту лампу в бочку, порох взорвется, и капитан взлетит на воздух. А потом они уплывут в закат, и он будет любить ее под морским бризом до скончания мира, как столько раз обещал... На секунду стало тихо, только со стороны капитана и юнги прозвучало приглушенное "Что?". Донья Фейлара гордо расправила плечи и тряхнула головой, наслаждаясь своим триумфом. Но почему любимый хмурится? Почему он так побледнел? Почему отходит назад? - Фейлара, - почему он так холоден, он что, сердится на нее? - а тебе не приходило в голову, что раз я тоже здесь, то когда ты подожжешь эти бочки, я взлечу на воздух вместе с капитаном, не говоря уже о тебе самой?! В глазах потемнело. Об этом она действительно как-то не подумала, и теперь любимый злится на нее. - Но Скавак, групповое самоубийство - это же так романтично, - протянула капитан, а мальчишка у нее за спиной посмел еще и хихикнуть. Фейлара почувствовала как у нее задрожали губы, а по щекам покатились слезы. Она не взяла мантилью, и теперь любимый увидит ее еще и с опухшими от слез глазами, стыд-то какой! Позор за позором! - Нет спасибо, в этот раз без меня. Всего хорошего, капитан, убью вас в следующий раз, - и он развернулся, чтобы уйти. Даже не посмотрев на нее! Не удостоив ее взглядом, не то что словом! - Любимый, - взмолилась Фейлара ему вслед, - но я все это делала только для тебя! Забрала папин корабль, приказала команде оставить меня, стояла здесь и ждала тебя с самого рассвета! Что же мне теперь делать? На секунду ей показалось, что ее мольбы были услышаны. Скавак остановился у самой лестницы на палубу. Он простил ее? - С рассвета? Дорогая, этой лампы хватает на несколько часов, ты же не забыла подлить масла? И словно она только и ждала этих слов, керосиновая лампа в руках Фейлары несколько раз пыхнула дымом и погасла. Ой... *** - Что вы мне принесли? - раздраженно спрашивает куратор Ахафф таким голосом, что Корсо невольно тянется за кинжалом. Капитан только равнодушно передергивает плечами и покачивает засушенной головой, которую она цепко держит за волосы. - Что заказывали. Голова дона Бэндона. В наилучшем состоянии. В вашу коллекцию. Или не в вашу. Говоря откровенно, в наилучшем состоянии голова была уже давно, еще до того, как они держали ее в шкафчике со специями, до того, как капитан взяла привычку оставлять на ней подцепленную где-то черную широкополую шляпу, и уж точно до того, как Корсо тащил ее из порта в заплечном мешке. Досталась она им тоже не в лучшем виде, впрочем, хотя Риша всячески пыталась привести ее в порядок, после чего плюнула и сказала, что с корабельной оснасткой работать гораздо проще. Куратор, видимо, тоже не готов оценить голову по достоинству. Он спускает очки на кончик носа и брезгливо в нее вглядывается. Корсо бы вообще предпочел выкинуть эту мерзость по дороге, отдельные части тела у него особой приязни не вызывают, но Риша злобно зыркнула на него и сказала, что за эту "мерзость" куратор отдаст им что-то нужное для навигации. - Я не знаю, кто это, но вам не удастся меня одурачить. Голова дона Бэндона была доставлена нам вчера в достойном виде. Корсо хочет спросить, где он нашел достойный вид в засушенной голове, но капитан так вовремя пихает его локтем под ребра, что Корсо давится незаданным вопросом. - И кто же ее доставил? - на тон холоднее спрашивает капитан, и Корсо начинает присматривать стол, за которым будет удобней отстреливаться. - Дон Скавак, разумеется, - отвечает куратор. Разумеется, думает Корсо. - Разумеется, - отзывается капитан. - Надо полагать, вы за нее уже заплатили? - Дон Скавак учел отсутствие у нас обширного денежного фонда и согласился на равноценный обмен. - Так уж и равноценный, - с сомнением замечает капитан. - Как мне сказали, за эту голову можно устроить неплохой аукцион. А вы ему спихнули безделушку, которая вам не сдалась. "Крысы сухопутные", не добавляет она, но мысленно добавляет Корсо. - А он спихнул вам фальшивку. Поздравляю, - заканчивает капитан, и у куратора кривятся губы. - Нева! - кричит он в сторону и хмурится, когда в комнату заходит мужчина. - Каддрет, где донья Нева? Я полагаю, она сможет объяснить этим... - он охватывает их широким жестом, будто не в силах подобрать для них достойное описание, - почему мы не собираемся платить за их фальшивку. Каддрет с легким унынием опускает голову. Корсо настораживается - знакомый жест. - Доньи Невы нет, - отвечает Каддрет. - Простите, куратор. - Что значит "нет"? Куда она успела уйти с утра? - Я не знаю, куратор, но она собрала вещи и исчезла. Оставила только это... - Он взмахивает белым бумажным прямоугольником, за которым тянется куратор. - Мерде! Это не ее почерк, - недоуменно говорит он. Капитан бесцеремонно бухает голову на стол и лезет к нему через плечо. - Какая неожиданность, - констатирует она. - Читайте, куратор, читайте. Куратор бросает на нее неприязненный взгляд, но неожиданно слушается. - "Дорогой капитан", - хорошо поставленным голосом говорит он, - "у вас невероятно медленный корабль. На вашем месте я бы перешел на невольничую команду или же заставил донну Ришу нормально работать. Чудесная, прекрасная донья Нева вошла в мое трудное положение и согласилась в обмен на место на моем корабле помочь с проведением данной сделки. Только конечный пункт назначения с доньей Невой мы не оговаривали, так что вполне возможно, что скоро она к вам вернется. Если доплывет. Астролябия, которую я получил, работает идеально, можете не переживать. Передавайте вашему юнге, что его кинжал успел пару раз спасти мне жизнь, признателен безумно. Передавайте, чтобы к нашей следующей встрече он выковал еще парочку, я с удовольствием их экспроприирую. Голову, которой вчера так восхищался дон Ахафф, я отпилил у какого-то пьяницы в соседнем порту. Когда ее заспиртовываешь, выходит вполне похоже на приличного дона. Не скучайте, капитан, скоро я пущу ваш корабль на дно - по возможности вместе с вами. Адиос!" Повисшую тишину нарушает Корсо: - Может, тогда мы наконец ее выкинем? - спрашивает он и тыкает пальцем в засушенную голову, темным пятном расположившуюся на стопке желтых страниц. *** После предательства кайзера Малгуса граф фон Ситарат оказался парией в собственной стране и собственном доме. Только кровь и слава могли смыть этот позор если не с него самого, то хотя бы с его имени, кровь и слава вдали от зорких глаз старых и новых недругов, которые помнили о покровительстве и преступной благосклонности опального кайзера. Поэтому он и выбрал колониальные войска. Если ему повезет, он сможет умереть, искупив свою вину. Если ему несказанно повезет, он может заслужить еще и прощение. Золотой запас, добыча приисков Сент-Макеба, мог бы спасти Империю и полностью перевернуть ход войны. Это был его золотой билет в будущее. Но золота больше нет, проклятый местный архонт переплавил весь запас на пушки, которые может и хороши для того, чтобы красоваться перед соседями, но абсолютно бесполезны в любом серьезном бою. Месяцы подготовки, осторожного планирования и скрытных атак - все к черту. Драгоценный метал, сплавленный с медью, оловом и сталью, теперь бесполезен, у них нет времени снова переплавлять пушки и пытаться вытащить из них золото. А значит, остается только одно: забыв о скрытности и осторожности, драться за каждый метр, без надежды на спасение, потому что их небольшой отряд отрезан от выхода, а команданте со своим отрядом... Как и про каждого талантливого, но молодого полководца, еще до того, как он прибыл к рандеву флота, про команданте ходило множество слухов. Да что там, им не назвали даже его имени, что еще людям оставалось делать, как не чесать языками и собирать сплетни? Говорили, что у команданте есть влиятельный покровитель в Совете донов, а то и сам он один из них. Или что команданте - личный офицер по особым поручениям самого Императора, из тех, что могут по указанию сюзерена в одиночку уничтожить целые армии. Что его не берут ни мечи, ни пули, фехтует он как бог, стреляет как дьявол, и даже из самого безнадежного положения сможет получить победу. И после нескольких недель под его командованием граф фон Ситарат и сам был готов этому поверить. А сейчас чудесная победа нужна им как никогда, и если опальный граф своей жизнью сможет проложить команданте дорогу, выиграть время для нового плана, он с радостью пожертвует собой. Разве не для этого он сюда шел? - Не отступать, стоять до последнего! - и как обидно, что враги снова подступают к их наспех собранной баррикаде, а сам он ни мушкета, ни сабли в руках держать уже не может. Только бы дожить, дождаться залпа с берега, который скажет, что штурмовой отряд на борту. Последнее "прощай" и несказанное "прости", о котором не узнает никто, кроме него самого. - Синьоре, кажется это не наемники, - из-за почти непереводимого местного акцента он не сразу понял слова. Неужели? - Прекратить огонь! - раздалось над баррикадой. Ситарат попытался вытянуться, чтобы разглядеть получше, но рану в боку скрутило болью. Слипшиеся волосы мешали смотреть, но этот голос ни с кем не перепутаешь. Судьба не любит таких как он, зачем ей присылать такой подарок? - Команданте? Вы... вы вернулись за нами? - спросил, сам себе не веря. - Зачем? - Потому что, мейн граф, - прозвучало у самого уха, - в самом начале этой кампании я обещал, что мы все выберемся отсюда. Ты был в опасности, а я стараюсь не нарушать своих обещаний. Галька зашуршала под сапогами, когда команданте, да, безошибочно команданте, присел рядом с ним и отвел с глаз окровавленную челку. Запах крови и пороха еще никогда не казался таким домашним. - Я не смел надеяться. - Ситарат почти бессознательно потерся щекой о кожаную перчатку. - Об этом мы тоже еще поговорим, - тихий смешок как касание скользнул по коже, - а сейчас нам нужно уходить, прилив ждать не будет. Вокруг засуетились, и граф позволил одному из мушкетеров себя увести. Раненый бок жег огнем с каждым шагом, и где-то по дороге он все-таки потерял сознание, с последней мыслью: Сент-Макеб и команданте, который поставит этот остров на колени, только ради этого стоило приезжать сюда. *** "Ты будешь моими глазами и ушами", - говорит ему синьор Барасио. – "Ты будешь сообщать мне о любых его передвижениях". Малавай Квинн разрывается между долгом и честью, и к своему стыду он вынужден признать, что долг выигрывает снова и снова, когда Малавай отправляет с почтовым голубем очередную весточку. Голуби не возвращаются. Теперь его постоянно переполняет страх от безысходности. И он все еще помнит старого цыгана по имени Магада-ру, который цепко ухватил его капитана за руку и зловеще сказал ему, что кто-то в команде предаст его до исхода месяца. И когда Квинн проходил мимо него за удаляющимся капитаном, проклятый цыган посмотрел на него своими нечеловеческими глазами, и Квинн понял – он все знает. На следующий день на мачту приземлился ястреб с весточкой от синьора Барасио. Теперь Квинн живет как на бочке с порохом, а время все уходит и уходит – и цыган задал ему временной лимит. Ему не лезет в горло обед, и Ветта, отряхивая передник, со смесью раздражения и беспокойства спрашивает что опять не так. - Твою стряпню совершенно невозможно есть, - огрызается он. В закрывающуюся за ним дверь летит половник. Над палубой летает ястреб, который никуда не денется, пока Малавай не сообщит об исполнении задания. Время тикает и тикает. Ему кажется, что теперь все на корабле знают, что он замышляет. Сеньорина Джейса, которую капитан не так давно увез с плантации, не перестает комментировать его рассеянное поведение. Солдафон Пирс молча наблюдает за ним прищуренными глазами и пару раз в его присутствии громко называет Квинна корабельной крысой. Капитан одергивает его, но Квинн только опускает взгляд. На мелованной бумаге короткий приказ о ликвидации. "Слишком долго я позволял ему путать мои планы", пишет синьор Барасио. "Теперь, когда место в королевском парламенте уже практически принадлежит мне, я не позволю никому мне помешать". Квинн не может ослушаться прямого приказа. Он подпаливает листок над керосиновой лампой и мрачно смотрит, как тот обугливается. *** - Ну что же ты, Квинн, - насмешливо то ли спрашивает, то ли говорит капитан. - Надоело быть первым помощником? Надеешься, что твой дон поставит тебя командовать вместо меня? "Он не мой дон", хочется сказать Квинну. "Я предан только вам". Но вместо этого он говорит: - Мне очень жаль, капитан. - Моя команда свернет тебе шею. Они оба понимают, что никто не останется на корабле. Ветту вернут в рабство, где ей и место, считает Квинн, положа руку на сердце. Наглая девчонка в последнее время возомнила о себе бог знает что. Сеньорину Джейсу вернут в родовое гнездо и поспешно выдадут замуж. Ни к чему знатной женщине быть ученой, и уж тем более ей не подобает плавать на корабле. А Пирса вернут в Сан-Тарис, где его и без того неудачная карьера быстро завершится, потому что капитан давно махнул рукой на понятие "субординация". За его спиной роют копытами землю угольно-черные лидийские боевые быки, и ему надо лишь дернуть защелку. Капитан усмехается и отряхивает алый камзол, и не делает даже попытки отойти в сторону. Квинн щелкает защелкой и вжимается в стену. С арены он тоже не уйдет. Он следующий. *** За годы отсутствия воздух Вечного Города стал почти незнакомым. Она и заметить не успела, когда джунгли, забытые индейские пирамиды и экзотические языческие благовония стали привычнее запаха свежей рыбы, соли и ладана, которым насквозь пропитались римские улочки. - Ну что, Сестричка, - Андроникос идет скандально близко, так что их локти почти касаются, - вот, кажется, и конец. Собор Святого Петра словно вырастает из земли всей своей громадой, и мраморные святые мученики, молитвенно сложив руки, неодобрительно смотрят из-под надвинутых на лицо капюшонов, но ей совсем не страшно. Преподобный Танатон хочет придать ее анафеме и объявить еретичкой перед всей консисторией, но они еще посмотрят, кто кого. Он может называть ее ведьмой, шлюхой, рабыней-иноверкой, гнилым плодом с гнилого дерева, сосудом дьявола, но разве ангелы, глас которых ведет ее, или бесы, которые волею всевышнего подчиняются ее воле, разве они не доказательство Божьего промысла? Танатон может говорить о заповедях, праведности, рассказывать о ведьминских книжках и черных мессах, которые проводила Преподобная Заш, но Орден св. Игнатия всегда смотрел на вещи шире. - Чтобы изменить мир, нужно его возглавить, дитя мое, - звучит в памяти голос Заш. И пусть в итоге преподобная мать взяла ее с рынка рабов только для того, чтобы искупаться в крови девственницы и вернуть увядающую молодость, это правило Ордена иезуитов Сестра запомнила хорошо. Божью волю должны нести сильные, слабым волей, духом или телом здесь не место. Именно поэтому она, еще неопытной послушницей, смогла убить кардинала Скотию, который верил в сталь доспехов и мавров-охранников больше, чем в господне провидение. Именно поэтому османский ассасин-язычник стал между ней и отравленным кинжалом Заш, поэтому еретики с пиратской Нар-Шадды готовы пойти в крестовый поход по первому ее слову. - О, это не конец, это только начало. Преподобный вызвал ее на теологический диспут на главной площади Кореллы, а потом позорно сбежал на глазах у всех собравшихся. Он показал, что слаб, а значит он проиграет. Врата Ватикана распахиваются перед ней, и стража почтительно опускается на колени. Сестра гордо идет вперед, и глаза ее пылают тысячей костров Святой Инквизиции. Сейчас она разберется с Танатоном раз и навсегда, а вечером они с ее верным пиратом снова будут смотреть на звезды и предаваться греху прелюбодеяния. Господь не против, он сам ей сказал.