Новая история. Панк.

      Резкая боль прошибла через виски и буквально заставила меня открыть глаза. Яркий свет спросонья ослепил не на шутку и мне пришлось обеими руками закрыть глаза и, ощупав пол ногами, встать. Поддерживать равновесие было трудно, поэтому я оперся локтями в спинки автобусных кресел. К тому времени глаза уже успели адаптироваться к непривычно яркому свету и я убрал руки от лица. «Стоп…» — подумал я, не осмеливаясь вслух констатировать тот факт, что я очнулся не в том автобусе, в который сел, да и местность, которая была для меня родной, слегка изменилась. Затхлости, привычной для окраин Воронежа, я не наблюдал. Кругом было все чересчур картинно. «Где я?..» — промелькнула мыслишка, но ничего более. Оглядев внутреннее убранство старого Икаруса 256-й, по моим прикидкам, модели, который был, судя по наклейкам с различными надписями на венгерском, привезен сюда прямиком из Будапешта, я вышел наружу и, весьма смачно выругавшись, скинул с себя тяжелую косуху, увешанную всякими металлическими цацками: снаружи было невыносимо жарко. Осмотревшись, я увидел весьма нелицеприятную картину: пионерский лагерь, лето… «Черт. Что за глюки?..» — подумалось вдруг и, достав пачку красного «Винстона», я закурил, усевшись на бордюре. Осмотревшись, я понял, что глюки тут не причем: все было вполне реально и смотрелось вполне живым, даже пение птиц на огромной липе. Поправив очки, я весьма удивился: из автобуса вышел человек, одетый в пальто, которое ему было явно велико, темные джинсы и ботинки.  — Эй, парень! — окликнул я его, — Ты не в курсе, случаем, как я тут оказался?        Но тот мне невеселым тоном ответил:  — Самому хотелось бы знать… — и сел рядом, — Тебя как звать-то?  — Весьма просто: Вовкой. Для своих — Воробей. — поправив ирокез я затушил сигарету об Икарус и, подойдя к воротам, озадаченно пробубнил, — Что бы это могло значить?..  — А черт его знает. — серым тоном ответил парень, — Забыл представиться, Семен.  — Как бы там, Семен, не было, а я пойду туда. Ты, если что, оставайся здесь. Окей?        Тут его осенило.  — Стоп! Так ты тоже сюда попал при неизвестных обстоятельствах?  — Ага. — ответил я ему, — Из осеннего Воронежа прямо сюда. — с ухмылкой промямлил я и вошел в ворота. А здесь было довольно уютно. Через некоторое время я пришел к площади, на которой стоял памятник некоему товарищу по фамилии Генда. Про себя улыбнувшись своей образованности, я прошел дальше, где встретил девушку… В пионерской форме? «Что за фигня?» — подумал я, приглядевшись. «А весьма и весьма симпатичная» — отметил я, разглядывая ее короткие рыжие хвостики и завязанный на запястье пионерский галстук.        Она заметила, что я на нее засмотрелся и грубо проговорила:  — Чего вылупился? Ты совсем самоубийца, без формы ходишь? Олька заметит — не поздоровится.  — Я новенький.  — Это тогда меняет дело. Чего, жарковато в косухе? — я только заметил, что я ее держал в руке.  — Ага. Меня Вовка звать. А тебя?  — А тебе какое дело? — пионерка ловким движением поправила узел, завязанный на рубашке чуть выше талии и, подмигнув, скрылась за поворотом.        Проблуждав по территории лагеря около получаса, я вышел к спортивной площадке, там резвилось множество детей и подростков, в том числе недавно виденная мною пионерка. Выйдя в центр, я вежливо, но очень даже громко осведомился:  — Что я тут забыл, сколько мне еще тут копошиться и что мне делать прямо сейчас, в конце-то концов! — поправив ирокез вновь, я, почувствовав прохладное дуновение ветра, накинул кожанку, а из толпы вышла девушка, не обделенная формами, лет двадцати пяти и, с весьма раздражительным тоном, начала свою тираду:  — Во-первых, ты кто такой? Во-вторых, ты как одет? И в-третьих, как ты разговариваешь со старшими?  — Черт возьми, прекратите ваши нравоучения! Вы собираетесь меня критиковать за то, что я не хочу быть одет так же как и все? Впрочем, не об этом я хотел начать наш разговор. — исподлобья глянув на девушку, я спросил ее заговорщическим тоном, — Вы — вожатая?       Выражение лица девушки резко сменилось на изумленное и она, слегка дрожащим тоном, ответила:  — Да, а что?..       Видимо, мой тон был слишком резким. — Я новенький — Сразу бы так и сказал бы, — обиженно проговорила она, — А то я уж было подумала, что ты — проверяющий. Меня, кстати, Ольга Дмитриевна зовут. — Разве? — я басовито хохотнул и, застегнув кожанку — Я вроде как не похож на партийную крысу. Впрочем, дело ваше. Куда заселите меня и моего компаньона, который остался ждать у ворот? — Ты про Семёна? — Ольга вновь удивилась, а после добавила, — Его ко мне поселили, а вот тебя куда заселить — не знаю. Давай к Хоне? — Я не знаю о ком вы, но давайте.       Через полчаса я уже обосновывался в небольшом домике, оборудованном по принципу «всего по 2»: два столика, две тумбочки, две кровати… Только шкаф был один. Впрочем, это не так важно. Шорты я не стал одевать из принципа: родные джинсы были весьма привычней. А вот к джинсам пионерская, с коротким рукавом, рубашка навыпуск и красный галстук подошли к ним и к моим черным кедам как нельзя лучше. Накинув косуху, я вышел на крыльцо, но, не успел я выйти, как по всему лагерю послышался звук трубы. Хоня, с которой я уже успел познакомиться, хлопнула меня по плечу и спросила с усмешкой: — На обед-то пойдешь, панк?       После двухдневной голодовки живот так и требовал заполнения, поэтому я не раздумывая согласился.       Столовая встретила нас своим обычным меню: щи, картофельное пюре, салат из капусты и компот из сухофруктов. Не густо, но на голодный желудок… Ну, вы меня поняли. Сесть было особо не с кем, кроме как с той пионеркой, которую я видел. — Ты не против кампании? — вежливо осведомился я, усевшись. По правую руку от нее сидела другая пионерка, но она не отличалась особыми габаритами, что мне не особо понравилось. — Абсолютно все равно. — грубо ответила рыжая, а в разговор вмешалась маленькая пионерка. — Ух ты! Новенький? Тебя как зовут? Меня — Ульяна. Я с Алисой живу. Ой, проболталась. — Ульяна прикрыла рот рукой, в ту же секунду получив смачный подзатыльник от пионерки, которую, как оказалось, звали очень даже ничего. — Не стесняйся своего имени, ладно? Мне очень нравится. — Ты… Убью… — прошипела Алиса, но я, театрально подняв руки, явно дал понять, что претензий не имею.       Быстро расправившись с остатками обеда я отнес грязную посуду на кухню и, тщательно вымыв руки, вышел из столовой, где меня уже ждала Ольга Дмитриевна. — Володь. Это — обходной лист, тебе нужно получить четыре росписи. От главы муз. кружка, медсестры, от главы кибернетического кружка и от библиотекарши. А после этого — отдать лист мне. Все уяснил? — Эм… Более-менее. — я взял обходной и, мельком просмотрев его, добавил, — Хоню дождусь и вместе отправимся. Хорошо? — Да, ладно… — бросила «на прощанье» вожатая и упорхала в неизвестном мне направлении.       Тучи сгущались над лагерем, ветер усиливался, а это могло значить только одно: скоро будет дождь, причем не хилый. «Не было печали…» — подумал я, застегивая косуху на все пуговицы.       Хоню долго ждать не пришлось и мы, ведя непринужденный диалог, направились отмечаться. Первым пунктом я избрал для себя муз. кружок: я давненько не брал в руки гитары и, в принципе, было бы не плохо сыграться с кем-нибудь. «Ведь если люди тут реальны, то они реальны и вне этого большого глюка…» — подумалось мне, но я, отбросив эту мысль куда подальше, спросил у Хони: — А ты играешь на инструменте каком-нибудь? Или, может быть, поёшь? — я, отметив, что ее руки покрылись мурашками, поспешно расстегнул кожанку и, накинув ее на Хоню, добавил, — Пойдем быстрее, скоро ливень будет! — и, взяв ее на руки, поскакал в сторону муз. кружка.       Уже через пару минут мы были там. Зайдя внутрь, было не совсем понятно, был ли кружок пуст или же нет. Но, услышав копошение под роялем, я наклонился, но, увидел весьма интересную картину: в довольно-таки пикантной позе под роялем расположилась еще одна пионерка. Похоже, она что-то искала, но не могла найти. — Ку-ку! — задиристо я поприветствовал ее, пародируя фильм «Кин-дза-дза», хотя не знал, вышел ли он на тот момент.       Девушка же, обернувшись, вскрикнула и попыталась встать, но ей помешал пресловутый рояль… — А-ай! — послышалось снизу и девушка, шипя, начала медленно вылезать из-под габаритного музыкального инструмента. — Живая? — учтиво поинтересовался я, усевшись на табурет. — Д-да, вполне себе. — Это хорошо. Я обходной принес. Подпишешь? А заодно разомну руки на гитаре. — О, а ты играешь? Меня кстати Мику зовут. Честно, у меня мама японка просто… — Да мне как-то все равно. — прервал я ее, взяв гитару за гриф и, перебором сыграв несколько аккордов, начал наигрывать старинные песни группы Slayer из их первого серьезного альбома, но резкий удар молнии заставил девчонок немного вздрогнуть, а меня — прервать игру. — Похоже, сыграть нормально не сможем. Да и обходной в такую погодку не подпишешь. Пошли, Хоня? — вопросительно я глянул на нее с улыбкой и, сложив лист в 4 части, положил его в карман джинс. — Да, пошли, но куда? — растерянно спросила меня рыжая пионерка. — Домой, конечно же! — я усмехнулся и, застегнув косуху на Хоне, помахал Мику рукой, после чего мы скрылись за дверью.       Слова Мику я не особо расслышал, да и не хотелось их. Ливень незамедлительно намочил мою рубашку и галстук до невыносимого состояния и я, сняв рубашку, как следует отжал ее и не надевал, пока мы находились на улице. Ирокез же, честно говоря, был невосстановим: волосы теперь более были похожи на стандартную прическу, а очки уже вряд ли помогали зрению, поэтому я их снял. Внезапно у меня возникло резкое желание поговорить с Хоней ни о чем. Знаете, во время дождя меня всегда пробивало на искренность, но в этот раз она меня опередила: — Слушай, Вов, а тебе нравится дождь? — она с милой улыбкой оглядывалась по сторонам. — Мне — да, а вот судя по тому, что ты съежилась от холода, то тебе — не очень. Я прав? — ласково улыбнувшись, я посмотрел на нее своими практически ничего не видящими глазами и, взяв ее за руку, добавил, — Мы почти пришли. Пошли быстрее, а то заболеешь.       Мы ускорили шаг и уже через несколько минут сидели в домике Хони, отогреваясь друг об дружку. Было невыносимо холодно и я уже начал было подозревать, что сам заболел, но в дверь постучали. Я, наспех застегнув мокрую рубашку, открыл дверь. Это была Ольга Дмитриевна. — Вам чего? — прагматичным тоном спросил я ее, надевая очки. — Вы там не сильно промокли? — Ну, Хоня — нет, а я — да. Я ей косуху отдал… — оборвав фразу на полуслове я зашелся кашлем и, потеряв равновесие, распластался по полу в весьма неприятной позе. Прокашлявшись как следует я, поднявшись, проговорил, — Все нормально, просплюсь — мне лучше будет. Идите, а то еще промокнете… — после чего закрыл дверь.       Стянув с себя мокрую одежду и развушись, я обессиленно плюхнулся на кровать и, прикрыв глаза, начал погружаться в воспоминания:       «Мне 12. Мой единственный друг — соседский пес по кличке Гоша. Мне было трудно наладить контакт со сверстниками, поэтому, в основном, общался со старшеклассниками, но не мог ни разу назвать их друзьями, скорее — знакомыми и приятелями, не более.»       «Шестнадцатилетие. Не помню сколько выпил, но помню, что с кем-то нехило дрался, была кровь, поножовщина. На следующий день лежал в реанимации. Еле откачали»       «Мне 19, попытки собрать группу, получается более-менее, но жанр не популярный. Поговорив с организаторами концерта, я их уболтал-таки нас всунуть в программу.»       «22-й год. Первые серьезные гонорары, зарубежные концерты. Первая любовь… Я не помню даже имени, все было как в тумане… Потом измена, гнев, ненависть…» Из воспоминаний меня вывела Хоня, трясшая меня за плечи и что-то приговаривающая. — Хонюшка, ты чего? — Ты бредишь. Вернее… — она покраснела, улыбнувшись, и добавила, — Называл меня по имени минут десять, звал куда-то. — Разве? — я с трудом поднялся и глянул в окно. Ливень прошел. — Хоня, пошли в медпункт? — я сделал шаг и, ухватившись за кровать, встряхнул головой.       Меня бил жуткий озноб. Казалось, что сейчас не лето, а где-то начало января в Оймяконе. Руки тряслись, как при синдроме Паркинсона, но жить было можно. С натугой, но можно. Сделав пару шагов, я оглянулся и, устремив взор на Хоню, улыбнулся. — Не бойся. Либо завтра здоров буду, либо первый вариант. — я взял ее за руку и добавил, — Пошли? — Да, пошли… — смущенно оветила она, неуверенно сжав мою руку.       Путь до медпункта для меня обернулся настоящим мучением: меня всего трясло от холода, но в то же время сверху уже жарило летнее солнце, дышать было нечем, будто я был в сауне, а руки, которые я грел руками Хони, тряслись как студень на ветру. По пути пару раз прокашлявшись, меня все-таки дотащили до медпункта, где нас втретила женщина средних лет (которая, не смотря на свои годы выглядела очень молодо, да и формы ее тела давали знать, что она отнюдь не старая, лет 30-35 максимум) в халате, страдавшая гетерохромией: один глаз был голубой, а другой — карий. — Итак, благородный рыцарь, раздевайся до пояса, послушаем тебя…       Мне пришлось приложить усилий, чтобы стянуть рубашку и галсук, после чего я снял очки и, положив все свое добро на кушетку, всал перед ней. Для постановки диагноза ей понадобилось всего-то пару минут. — На эту ночь останешься здесь, понял? И никуда чтоб не уходил. — она повесила стробоскоп обратно на шею и, многозначно подмигнув, добавила, — Я ненадолго отойду, ты за старшего. — но уже адресовала это Хоне, — Ему поставишь горчичники, после этого накроешь одеялом. А рубашку — как следует прогреть и просушить. Все поняла? — медсестра поднялась со стула и, подойдя к двери, бросила в мой адрес, — Меня Виолеттой зовут, но зови меня просто Виолой. — Ладно… — безучастно пробормотал я, усевшись на кушетку.       Хоня же, оставшись со мной, начала постепенно исполнять приказания медсестры. Начала она не в том порядке, поэтому у меня было время прогуляться под каким-нибудь предлогом. — Хоня. — окликнул я ее, поднимаясь, — Я схожу до уборной. Только медсестре тсс. Ладно? — я, улыбнувшись, подмигнул ей и, не одевая рубашку, которую Хоня принялась сушить, вышел из медпункта и, скрывшись в кустах, направился в сторону мужской уборной. Зайдя внутрь я без стеснений достал сигареты и, закурив, облокотился на кирпичную стену. Из-за двери послышались женские голоса. Алиса и Ульяна. Быстро докурив я, выкинув окурок в отверстие в полу, вышел и, поздоровавшись с девушками, разговорился с ними. Диалог начала Ульяна, которой просто не терпелось узнать что-нибудь про меня. — О, новенький! А ты чего в таком виде? И почему ты не представился? Где ты был? А в какой кружок пойдешь? — пионерка уперла руки в пояс и, улыбнувшись во все зубы, начала прожигать меня взглядом. — Ну, начну по порядку. Я из медпункта, во время «дождика» погулял, а иммунитет у меня никудышный, поэтому — скрутило, затрясло и вывернуло. Ну, а представиться не было времени, как его нет и сейчас. Пока! — подмигнул я девушкам и вернулся в медпункт…