Не оставляй меня

-Но почему?.. – его усталые глаза делаются ещё более усталыми. Туомас, надеющийся найти уединение в родной студии, как-то совсем по-детски обхватывает колени руками и исподлобья смотрит на потупившегося басиста своей группы. – Что случилось? -Я… я больше так не могу… - устало выдыхает тот. Вообще-то всё предельно просто, но как рассказать об этом? Придётся изобретать что-то, чего не существует, наговаривать, придираться к мелочам, чтобы состряпать из всего этого более-менее благовидный предлог. -Да причина-то в чём? – почти без интереса бросает клавишник. Его глаза наполняются болью. В последнее время он мог играть, только ощущая его за своей спиной, чувствуя, как Сами, внимательно перебирая струны гитары, улыбается своей чудной застенчивой улыбкой, которая всегда сводила Маэстро с ума. И теперь он хочет лишить его даже этого? А, впрочем… с другой стороны, Туомасу становилось этого мало день ото дня. Он боялся просто не сдержаться однажды… что ж, может это и к лучшему? -Ну… это… творческие разногласия… -Какие?! С чем ты не согласен? И почему раньше молчал? Сами не может ничего придумать, а только мямлит что-то маловразумительное. Да какие тут разногласия? Он всегда жил теми, нотами, которые создавал лидер группы. В нём всё идеально! И его музыка – самое прекрасное, что существует на свете. -Вы всё равно без меня обойдётесь… зачем я вам? -Действительно! А я зачем? А Тарья нафига? А Эмппу с Юккой какого хрена прицепились? – Туо начинает потихоньку заводится. -Я никогда не являлся полноправным членом вашей группы. Это просто… -Это просто глупо, Сами! Почему ты не хочешь сказать мне правду?! – в его усталых глазах поблёскивает влага и искреннее недоумение. -Я говорю правду. -Ты пока ещё ничего не сказал. Почему ты хочешь оставить Найтвиш? – и совсем тихо: - Оставить… меня? Басист не может этого вынести. Этого горького тона, этого непонимания в давно любимых глазах, этого выражения безысходности, проступившем на точёном бледном лице со следами размазанной косметики. Почему-то он очень грустный сегодня, хотел отсидеться в студии один… Просто безумно хотелось его обнять и сказать, что всё будет хорошо, чтобы снова увидеть эту загадочную, сводящую с ума улыбку… Нет, надо покончить с этим раз и навсегда. Так не должно быть, это неправильно, не поймёт никто! Но почему же так мучительно сладко обводить взглядом контуры его фигуры, тонуть в этих глазах, желать коснуться его губ хоть на мгновенье? Нет, это навсегда должно остаться сном… Сами достаёт из кармана сложенный вдвое листок: -Вот. Это заявление об увольнении… Но лидер группы даже не посмотрел на него. Он смотрел на человека, который сейчас здесь, а потом переступит порог студии и растворится, долгим фотографирующим взглядом, пытаясь запомнить каждую его черту. -Скажи… скажи, в чём мы все виноваты? В чём виноват я? Может быть, ещё можно всё уладить? – тихо спрашивает Туо. Он почему-то чувствует, что это всё бесполезно и ни к чему, он просто не хочет отпускать Сами, задержать его ещё хоть на миг… Зачем? Раз он решил уйти, то вряд ли кто-то в силах ему помешать. -Это… это… объективные причины, они не зависят от вас… -Тогда я могу узнать, что произошло?! – почти кричит Туомас и резко встаёт с дивана. Он повыше басиста, но такой хрупкий… беззащитный… он долго, обиженно смотрит на уже бывшего товарища по группе. Потом на его скуле появляется слезинка, и он опускает голову. -Мне нужно идти… - Сами прерывает затянувшееся молчание. Больше всего на свете он хочет остаться. Ему трудно видеть обычно мечтательно улыбающегося Туомаса таким, растерянно стоящим посреди комнаты. – Удачи вам всем. Было приятно поработать. -Ну и уходи, - зло ворчит Маэстро. – Тебе это ничего не стоит. Конечно, ведь тебе наплевать! Давай, вали! – а его глаза, полные непролившихся слёз, тихо шепчут: «Не оставляй меня…» Эта неожиданная злость подстёгивает Сами. Он сжимает зубы и, резко развернувшись, покидает студию. Туомас сиротливо стоит посреди комнаты словно оглушённый. Только что случилось ужасное: его бросили. Конечно, Сами ему ничего не обещал и не должен, но он так привык думать, что басист всегда будет рядом хотя бы как друг… Его пальцы отстранённо ищут телефон, чтобы позвонить Эмппу – лучшему другу, который знал обо всём и поддерживал, когда было особенно плохо, - но не находят… Туо закрывает лицо руками и уже не стыдясь тишины просто плачет. Ему плохо и горько, так горько, он словно ощущает эту горечь на губах. «Не оставляй меня… не оставляй…» - беззвучно повторяет он Сами прошёл только несколько шагов по коридору. Богатое воображение музыканта кольнуло резкой болью, нарисовав одиноко стоящего посреди комнаты Маэстро. Он был достаточно сентиментален, чтобы иногда позволять себе пару-тройку слёз, но таким отчаянно плачущим его не видел никто… Руки с длинными красивыми пальцами крепко прижаты к лицу, ещё больше размазывая концертный макияж. Да он же просто в отчаянии! «Малыш… Как же я тебя люблю…» Он вернулся и немного приоткрыл дверь, чтобы только заглянуть, но увиденное просто ранило и без того потрёпанное сердце. Один, совершенно один… и ему так плохо! Lonely Soul… Ocean Soul… Нет! Сами быстро подошёл к клавишнику и крепко обнял его, прижимая к себе. Для Туомаса это стало огромной неожиданностью. Он поднимает заплаканное лицо и встречается с ним взглядом, в котором стоят слёзы и отчаяние. Где-то внутри него затрепетала крыльями, как пойманная птичка, надежда. -Почему ты не уходишь? – тихо и зло говорит он. Близость его губ, его дыхание сводит Сами с ума… - Давай, оставь меня, оставь группу, музыку, жизнь! Беги от проблем, замалчивай и дальше, раз ты так этого хочешь! – он срывается на крик. А потом прижимается к нему со всей накопленной нежностью и так же тихо, как вначале, только без злости, просит: - Не оставляй меня… Он продолжает шептать это и во время страстных, отчаянных поцелуев, какими награждает его Сами, прямо ему в губы; и потом, когда обнимает его коленями на диване в студии, и они двигаются в едином ритме; и тогда, когда они уже просто лежат рядом в полной тишине, охваченные блаженной усталостью… Сами ласково гладит по волосам лежащего у него на груди Маэстро, пока тот не засыпает. Потом встаёт и в раздумье начинает ходить по комнате. У него завтра в 8 утра рейс в Лондон. Заявление, написанное и подписанное им всё ещё лежит на столе… Какие же это мелочи по сравнению с только что обретённым! Он улыбается, рвёт заявление и берёт телефон, чтобы всё отменить. А потом снова подходит к дивану. Волосы Туомаса разметались по подушке, он улыбается во сне, лунный свет скользит по светлой, северного типа, коже… Уехать в Лондон? Бросить группу? Сами ложится рядом, обнимает своё Сокровище и крепко целует его в обнажённое плечо, словно навсегда ставя точку в подобных мыслях. «Хм… Не оставляй меня… Я люблю тебя и ни за что в жизни больше не оставлю. Никогда.»