Коса на камень

В церемониальном зале крематория было прохладно. Деловые партнёры и давние знакомые семьи приглушёнными голосами выражали соболезнования сперва престарелым родителям покойного и уныло возвышавшемуся рядом с ними их младшему сыну, а затем стоящей чуть поодаль молодой вдове. Сохраняя приличествующий случаю скорбный вид, Хильдур Свантесон, потерявшая мужа после всего лишь пары лет совместной жизни, пожимала руки и кивала, стараясь не прислушиваться к шепоткам о том, что семью Свантесон буквально преследуют несчастья. В голове её крутилось только одно: «Господи, как жмут туфли! Не надо было покупать эти стельки…» После прощания и кремации приглашённые чинно разъехались. Хильдур вышла на воздух, поддерживая под локоть сдавшего под грузом переживаний свёкра, который, тем не менее, старался держаться прямо, и на мгновение зажмурилась от яркого апрельского солнца. Поспешно достав из сумочки очки, молодая женщина надёжно спрятала глаза за тёмными стёклами. — Пойдёмте, папа. — Не отпуская руки герра Свантесона, она спустилась с ним по ступенькам и неспешным шагом проводила его к чёрному лимузину, припаркованному невдалеке. Следом, обнимая за плечи мать, так же медленно шёл Свантесон-младший, и со стороны было непонятно, кто из них кому служит опорой. Старики Свантесоны уселись в лимузин, дверцы мягко щёлкнули, и тот медленно покатил к выезду со стоянки. Хильдур несколько секунд глядела вслед, затем вздохнула и перевела взгляд на деверя, который стоял в нескольких шагах от неё. Тот, словно бы почувствовав этот взгляд, вздрогнул и повернулся; глаза его заметались по её лицу; он открыл было рот, но тут же закрыл, так ничего и не сказав. Руки мужчины мелко тряслись, и сам он, как и обычно, имел крайне нелепый вид — рукава пиджака были ему коротки, чёрный галстук сбился на сторону, а клетчатая рубашка являлась вопиющим нарушением этикета. «Куда только мать смотрит! Кудахчет над ним, как наседка, а одеть нормально не может», — подумала Хильдур, с трудом удержавшись от брезгливой гримасы, но вслух сказала только: — Надо ехать. Сванте Свантесон, которого в семье по-прежнему называли Малышом, хотя ему совсем недавно исполнилось тридцать семь, молча кивнул, и они разошлись по машинам. Свою вольво Свантесон оставил ближе к воротам, поэтому Хильдур проехала мимо него, когда он, ссутулившись, брёл по стоянке. «Интересно, как он умудряется водить, с таким-то тремором? Как ему вообще права-то дали? А что было бы, если бы он прямо сейчас… Столько проблем решилось бы… Но нет, всему своё время», — размышляя таким образом, Хильдур прибавила газу и направилась к дому семьи Свантесон, где её ждал траурный ужин в очень тесном семейном кругу, под портретами внезапно скончавшегося Боссе Свантесона и его сестры Бетан, умершей три года назад. Три года назад. К тому времени, как Хильдур исполнилось двадцать девять, а Фриде — двадцать семь лет, детское соперничество сестёр Бок осталось в далёком прошлом. Каждая из них нашла себя: Фрида открыла гадальный салон, где ловко морочила головы клиенткам, а Хильдур стала ассистенткой на телевидении и изредка подменяла Фриду в салоне, когда та очертя голову бросалась в новый роман. Однако основу её заработка составляли разнообразные не слишком невинные аферы. Хильдур тщательно скрывала от сестры свои похождения, зная, впрочем, что та достаточно догадлива для того, чтобы суметь сложить два и два. Но при этом Фрида была ещё и умна, так как держала результаты этих вычислений при себе, чему Хильдур искренне радовалась. Как-то в начале недели Фрида пригласила старшую сестру на чашку кофе и, по обыкновению, обратилась к ней за помощью. Обладательница носика, который, если цитировать один из полученных ею когда-то комплиментов, был "очарователен в любую погоду", поведала о новом обожателе и свидании, на которое тот пригласил её в ближайшую пятницу — как раз на время, ранее назначенное одной денежной клиентке. Пятница у Хильдур была свободна, и она согласилась помочь. Разоблачения подмены сёстры не опасались: во-первых, они были очень похожи, и в полумраке гадального салона их было почти не отличить, к тому же Фрида на работу надевала парик, которым должна была воспользоваться и старшая сестра; во-вторых, Хильдур прекрасно разбиралась в деле. История клиентки была самой обыкновенной — та сомневалась в верности молодого любовника. Сомнения явно были небеспочвенны, стоило только посмотреть на её оплывший зад и дряблые щёки. При этом дорогой костюм и масса золотых украшений (среди бела дня, подумать только!) заставляли предположить, что дама отнюдь не бедна и вполне может потратиться на фитнес и пластику. Собственно, на фитнес она и тратилась, вернее, на персонального фитнес-тренера, занимаясь с ним совсем не спортом. Но в последние месяцы тренер охладел к своей благодетельнице, хотя и продолжал принимать маленькие сувениры в виде часов, портмоне из натуральной кожи, рубашек из египетского хлопка, шёлковых галстуков и прочих милых пустяков. Расстроенная фру Густавсон (не сумевшая, как выяснила Фрида, в своё время удержать мужа, который сбежал ещё до того, как бизнес её отца круто пошёл в гору) решилась на крайнюю в её понимании меру — приворот. С большим трудом, через пятые руки раздобыв контакты надёжного специалиста — «результат гарантирован!» — она явилась по всем правилам конспирации: на общественном транспорте и в тёмных очках. Выложив все терзавшие её сомнения и предчувствия, фру Густавсон выслушала общие рекомендации, оставила необходимые для проведения магических манипуляций фотографии, договорилась о следующем секретном визите через неделю и, успокоенная, убралась восвояси. А Фрида, проводив клиентку, поудобнее устроилась в кресле и вышла в сеть — искать информацию, чтобы выстроить линию поведения и прикинуть возможные варианты. Найденным она впоследствии щедро поделилась с сестрой. Семья фру Густавсон, до своего неудачного замужества носившей фамилию Свантесон, оказалась довольно богатой — крепкий средний класс. Деньги, хоть и очень приличные, не позволяли пока считаться частью бизнес-элиты, но были весьма стабильны и многое обещали в будущем. В сети нашлись и фотографии, и деловые статьи, и даже относительно недавний некролог и касаемые его сплетни — старший брат фру Густавсон овдовел два года назад в результате несчастного случая. Боссе Свантесон, исполнительный директор "Свантесон АВ", вместе с супругой попал в серьёзную автомобильную аварию и сильно пострадал — некоторое время даже опасались, что он не выживет. Его жена отделалась ушибами, сотрясением мозга и открытым переломом голени. И кто бы мог подумать: пока врачи продолжали бороться за жизнь её мужа, она, будучи дома, упала с лестницы и расшиблась насмерть. Пресса недоумевала — что могло заставить женщину подняться на второй этаж по крутой лестнице, тем более что спальня была временно перенесена вниз, ведь на костылях так трудно передвигаться. Но полиция состава преступления не обнаружила, и всё быстро утихло. Похороны, на которые собрались только члены семьи, были скромными; вдовец по состоянию здоровья присутствовать не смог. Среди прочего попалась и заметка о том, что пакет акций так нелепо погибшей фру Амалии Свантесон, переданный ей во владение супругом в день свадьбы, целиком и полностью вернулся обратно к её мужу как единственному прямому наследнику — детей у них не было, а родственники жены претендовать на долю в чужом семейном бизнесе не могли. Репортер ссылался на некие проверенные источники, но информации в статье было явно недостаточно. Хильдур, быстро и аккуратно прозондировав почву по своим каналам, раскопала сведения о долях предприятия, принадлежавших членам семьи Свантесон в разное время, внимательнейшим образом изучила всё, что касалось их бизнеса (собственное производство, крупные заказы), перечитала биографии, рассмотрела снимки — и план сложился. *** Хильдур аккуратно вела машину — при всей своей авантюрности она не любила рисковать напрасно, — и перебирала пункты плана, которые предстояло воплотить. Последним в списке сегодняшних дел значился траурный ужин у родителей покойного мужа. Оглашение завещания должно было состояться на следующей неделе; в его содержании Хильдур не сомневалась. Всё остальное можно было отложить на неопределенный срок. Хотя получить руководящую должность в компании уже в текущем году было бы неплохо, а там уж она развернётся… Старик Свантесон привык полагаться на мнение старшего сына, а Хильдур за два года приложила максимум усилий, чтобы настроить того правильно. Почему бы и не помечтать, право, она это заслужила… Полное доверие стариков у неё, считай, в кармане, а со Сванте — этим великовозрастным Малышом — она как-нибудь справится. Столь значительные перспективы в который раз окрылили Хильдур, и она сама не заметила, как начала мурлыкать себе под нос популярную песенку: «Ля-ля-ля-ля-ля, а я сошла с ума…» Внезапно ровный ритм мотора сбился, и ей пришлось остановиться. Стрелка бензобака была на нуле, а запасная канистра в багажнике пуста. Как можно было упустить это из виду! Заехать на заправку нужно было ещё вчера, но тут эти похороны и всё такое… Нет, в любом случае, такие промашки недопустимы. Позвонив в дом Свантесонов и предупредив прислугу, что вынуждена задержаться, Хильдур вызвала службу техпомощи. Она терпеть не могла, когда что-то шло не по плану, но в данной ситуации ругать кого-либо, кроме себя, не имело смысла. Да и себя ругать смысла не имело тоже. Оставалось только ждать — и через полчаса, оплатив счёт, Хильдур продолжила свой путь, ведя машину столь же аккуратно. Три года назад. С Бетан Густавсон, этой глупой коровой, всё получилось идеально, как по нотам. Нет, просто удивительно, как эти сорокалетние дуры жаждут вернуть в свои душные объятия изменяющих им любовников. А эти самые любовники, продавшиеся по сходной цене стареющим прелестницам, так и норовят гульнуть где-нибудь на стороне, стоит только поманить. И через определённое время всегда наступает момент, когда их покровительницы бывают готовы раскрыть свои кошельки, чтобы принадлежащих им милых мальчиков оставили в покое. Тут уж главное — не ошибиться и предстать перед каждой из этих дам в правильном образе: или наивной деревенщины, которая до сих пор не вернулась в свою глушь только из-за нехватки денег, или алчной стриптизёрши, которая не откажется принять некоторую (весьма крупную) сумму якобы на медицинские расходы, связанные с прерыванием беременности, или вульгарной парвеню, или — как в этот раз — таинственной гадалки. Не сказать, чтобы фрёкен Бок проворачивала этот фокус очень уж часто: она не любила повторяться, к тому же требовалось быть осмотрительной и тщательно выбирать, чтобы дамочка была постарше и пострашнее, а её любовник не оказался профессиональным альфонсом — такой-то уж точно не поведётся на красивые глаза. Впрочем, это всё было довольно мелко и изрядно надоело; давно пора было выходить на более серьёзный уровень, осваивать новые горизонты. И вот теперь Хильдур впервые замахнулась так высоко, но не испытывала сомнений и не намеревалась останавливаться на своём пути — она всегда любила преодолевать трудности и была уверена в своих силах. Достать тот самый препарат не составило большого труда, и к пятнице всё было готово. Главное — знать, где искать, и заплатить, сколько скажут. Дорого, конечно, но зато и действие у него отменное: внезапная остановка дыхания во сне — и никаких посторонних следов в крови. Идеальное средство. Именно оно стало основой приворотного зелья, которое Хильдур под личиной гадалки передала фру Густавсон. Она ничуть не боялась подставить сестру, ведь клиенткам предписывалось держать свои визиты в строжайшей тайне от кого бы то ни было, а проследить всю цепочку, по которой передавались контакты, было крайне затруднительно. К тому же на непредвиденный случай у Хильдур всегда был готов запасной план. Волшебный напиток нужно было не подливать неверному возлюбленному, а разбавить бренди один к одному и выпить самой, стоя на мосту в полночь ближайшего полнолуния, после чего выбросить пузырёк в воду, вернуться домой и немедленно лечь спать. Фру Густавсон проделала всё в точности: полнолуние случилось через неделю после её визита в салон, и на следующее утро её обнаружили бездыханной в собственной постели. Семья устроила достойные похороны и погрузилась в траур на положенное время. Хильдур отследила некролог, несколько финансовых публикаций о перераспределении пакетов акций, парочку статей желтой прессы — ничего особо скандального не писали, — и обратила самое пристальное внимание на привычки и обыкновения старшего из сыновей герра Свантесона. Боссе вдовел уже достаточно долго; самое время было его осчастливить, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Для начала следовало познакомиться, что фрёкен Бок и проделала с присущей ей ловкостью. Новая знакомая полностью очаровала господина исполнительного директора и, как только траур завершился, они без излишней помпы зарегистрировались в ратуше. Свой смертный приговор Боссе Свантесон подписал накануне, ставя подпись под брачным контрактом, однако по плану новоиспечённой фру Свантесон ему была предоставлена отсрочка исполнения на два года. *** Хильдур с удовлетворением поставила в уме очередную галочку: важный пункт был выполнен. Её супруг скончался по той же причине, что и ранее его сестра, и ни у кого не возникло ни малейших подозрений. С самого начала Хильдур решила, что остановится на Бетан и Боссе, потому что всё прочее будет выглядеть слишком уж нарочито, а её нисколько не прельщала стезя Элоизы де Вильфор. Хильдур припарковалась у особняка Свантесонов. С мужем они жили отдельно, в собственном доме, планировка и отделка которого ей не слишком-то нравились. Но прижимистый Боссе считал, что заново отделывать дом, который только недавно отремонтировали сверху донизу — пустая трата сил и средств. Молодая жена не настаивала, зная, что терпеть эту безвкусицу ей не так уж и долго. А вот Сванте, неспособный заботиться о себе самостоятельно, жил с родителями. По мнению Хильдур, он являл собой жалкое зрелище: высокий, очень худой, нескладный, с длинными руками и ногами, часто небритый, обо всё спотыкающийся и всё роняющий. В повзрослевшем Малыше не осталось абсолютно ничего от того очаровательного ребёнка, каким он был в свои семь или восемь лет — слепо обожавшая сына свекровь как-то показывала Хильдур семейный альбом, поэтому она вполне могла делать сравнения. В порыве откровенности старая фру Свантесон призналась, что как раз в том возрасте у Малыша начались проблемы со здоровьем; часто болея и оставаясь дома один, он даже придумал себе невидимого друга — некоего Карлсона, человечка с мотором, который якобы живёт на крыше. Избавить мальчика от этой фантазии с большим трудом, но удалось, и здоровье его выправилось. Слушая вздохи любящей матери и кивая в нужных местах, Хильдур думала, что та явно преувеличивает: Малыш нисколько не оправился, а наоборот — состояние его явно отклонялось от нормы. Ставить диагнозы Хильдур не бралась, в любом случае — высказываться на эту тему и портить отношения со свекровью она не собиралась. Малыш ей совершенно не досаждал: лишний раз не открывал рта, всегда стремился выйти из комнаты, в которую входила она, а если уж им случалось сидеть вместе за столом, не отрывал глаз от тарелки. Лишь изредка Хильдур ловила на себе его беглые, какие-то затравленные взгляды, но не придавала им особого значения, мало ли что там думает себе этот пришибленный. Правда, иногда у него бывали настоящие истерики, но Хильдур слышала только их отголоски, непосредственно при ней ничего такого не происходило. Хильдур вышла из машины, включила сигнализацию, одёрнула жакет и решительно зашагала по дорожке к дому, отметив, что вольво Малыша уже тут, криво приткнутая к тротуару. Дверь открылась, едва молодая женщина ступила на крыльцо — прислуга впустила её и тут же дисциплинированно испарилась. Хильдур прошла через холл и сразу поняла, что тихого благопристойного ужина не получится — у Малыша всё-таки случилась очередная истерика. Немудрено — последние дни для всех были трудными, и вот теперь его измученный мозг как мог сбрасывал напряжение. Хильдур остановилась у приоткрытой двери в гостиную, решая для себя, хочет ли она наблюдать это зрелище, и невольно выхватывая из потока всхлипов и нечленораздельных криков отдельные фразы: — Мама, ты же обещала!.. И вот он умер, умер! Что мне теперь делать?! Фру Свантесон что-то пыталась втолковать ему, но Малыш не слушал и не слышал, продолжая надрываться: — Я не хочу, не хочу, не буду! У-у-у-у, вспомни: и ботинки, и велосипед! И всё остальное! Нет, ни за что, ни за что! Ты обещала, мама!!! Хильдур совсем было решилась войти, но тут фру Свантесон повысила голос и из-за двери отчётливо донеслось: — Малыш, успокойся. Я всегда выполняю свои обещания. Вспомни, ведь я избавила тебя от его первой жены! Хильдур недоуменно моргнула, но тут же закрутившиеся было мысли выстроились в стройную цепочку — она мгновенно вспомнила о странной смерти своей предшественницы и отпрянула от двери, чтобы бежать из этого дома. Резко обернувшись, посреди холла она увидела старого герра Свантесона, преграждавшего ей путь к выходу. Он был достаточно крепок для своих лет и стоял с весьма решительным видом. Хильдур поняла, что обойти его с лёгкостью не получится. — Предупреждаю, я буду кричать! — Бесполезно, милочка. Прислуга в курсе. И тут за спиной у Хильдур дверь гостиной распахнулась во всю ширь и на пороге возникла фру Свантесон; в глубине комнаты маячил всклокоченный Малыш. В руке фру Свантесон сжимала каминную кочергу.