Young and Free

- Перестань, - с усмешкой тянет Дешик, - со мной можно и нужно быть проще. Ёнгук неуверенно кивает. Но всё равно как-то не решается «тыкать» такому человеку, как хён. Одно дело общаться на равных с равными и младшими, к чему он привык за последние годы, и совсем другое – с человеком, который настолько выше и круче. На таких, как Дешик, Ёнгук привык равняться, превращаясь в восемнадцатилетнего Джепп Блекмана, с юношеской жадностью впитывающего мудрость и опыт старших по цеху. Да, сейчас ему уже далеко не восемнадцать, он сам сделал себя и добился многого, он сам учит юных МС, он сам профессионал. Но всё же Дешик – это совсем другой коленкор, человек совершенно другого уровня. Ёнгук никак не может переступить своё уважение, граничащее с обожанием, и запросто поболтать с хёном. Дешик смотрит весело, и глаза у него буквально сияют. Вот так посмотришь, и не поверишь, что этот человек старше на бесконечные для корейца пять лет. Потому что, улыбаясь вот так, он больше похож на любопытного мальчишку. И это, признаться, подкупает. - Хорошо, хён. Я постараюсь. У Ёнгука хриплый голос, приятный и запоминающийся, но у Дешика ещё более низкий и бархатистый, даже когда он просто говорит, без микрофона. Дешик так обращается со словами, что те словно превращаются в живые существа и живут своей жизнью, но беспрекословно слушаются своего хозяина, как отлично выдрессированные дикие звери. Ёнгук уверен, что ему до такого ещё расти и расти. Дешик, впрочем, совершенно не ставит себя звездой, он просто есть, он просто зачитывает свои невероятные тексты, он просто говорит о странных вещах, и каждое слово находит самый живой отклик в душе Ёнгука. - Ну вот что ты так на меня смотришь? – Дешик смеётся, делаясь ещё более юным на вид. – Я не Господь, между прочим. Во многом ты намного круче меня, так что просто выдохни, хорошо? Ёнгук кивает и не решается спорить. Ему странно в заново обретённой шкуре младшего, и нужно некоторое время, чтобы свыкнуться с ней. - Ничего я не круче, - неловко тянет Ёнгук, если честно, вообще не привыкший к разговорам. Ему куда проще молчать в присутствии кого бы то ни было, но старший явно хочет и любит поговорить, и к этому тоже нужно привыкнуть. – Скажешь тоже, хён. Дешик усмехается и отхлёбывает пива из высокого запотевшего стакана. И смотрит так хитро, что у Ёнгука что-то коротко дёргает внутри. Никто из тех, кого он знал до этого знакомства, не вызывал в нём подобных ощущений. - Надеюсь, это не кокетство, и мне не нужно тебя переубеждать? Припоминать, что я, пока что, ничерта не добился в Корее, в отличие от тебя. Что на Show Me the Money меня в сухую сделали юные и даже не самые популярные мальчишки. Ёнгук, к своему ужасу, краснеет. Потому что эти слова очень лестны, но он чувствует некую несправедливость: он же изначально продвигался в Корее, которая весьма строга к иностранцам. Да и сколько лет ушло на достижение того, что он имеет сейчас. Но сказать всё это он как-то не решается, боится, что слова действительно будут звучать, как кокетство. Остаётся просто кивнуть, и ничего более. - А ты не очень разговорчивый, я смотрю… - Дешика это, кажется, не расстраивает, он просто констатирует то, что видит. Ёнгуку, неловко кивающему, кажется, что интерес в хёне от этого открытия ничуть не угас. Это удивительно, потому что даже малыш Чунхон, всегда смотрящий на него, как на божество, поначалу обижался и переживал, что хён с ним не особо разговаривает. А Дешик улыбается себе, попивает пиво, и смотрит откровенно весело. Одновременно недостижимо взрослый, и совершенно, оглушительно юный. Изумительный человек. Дешик пишет первым, через пару дней после первой встречи, с парой ошибок, придающих сообщению какое-то особенное очарование. Химчан читает сообщение через плечо Ёнгука и, кажется, хочет что-то сказать, но предпочитает промолчать. Наверное, Ёнгук ему за это благодарен. Дешик пишет, что набросал новый текст, и ему (Ёнгук чуть не умирает на месте!) интересно мнение младшего. Особенно он готов интересоваться этим самым мнением сегодня, около семи вечера, в одном из крохотных безлюдных кафе близ Хондэ. Ёнгук что-то волнуется, что ему, по правде говоря, как-то не свойственно. Он так волнуется, что приходит на встречу чуть ли не на полтора часа раньше. Дешик, опоздавший на десять минут, смеётся откровенно весело, заметив смущённую растерянность на лице младшего. - Я же просил, - стонет он своим просто невероятным голосом, - быть проще. Я же не на свидание тебя позвал. Ёнгук от последней фразы, явно брошенной без всякого двойного смысла, опять краснеет, но усилием воли берет себя в руки и улыбается в ответ. Бит, хоть и сырой ещё, тянет на гениальный, при определённом стечении обстоятельств он стал бы настоящим хитом. Но текст поражает Ёнгука до глубины души: ему самому всегда хотелось добиться такого же эффекта – простыми, доступными, без грамма вычурности словами говорить о таких сложных, даже философских вещах. Прослушав трек дважды, Ёнгук поднимает на старшего сияющие глаза, и ошарашено улыбается. - Ну уж, - Дешик пожимает плечом, насыпая аж четыре ложки сахара в кофе, - не так он хорош, сырой совсем. Хук мне нравится, но вот второй куплет… Ёнгук сглатывает, но снова берет себя в руки, и честно говорит о том, что пришло ему в голову во время прослушивания: возможно, стоит заменить пару слов более мощной метафорой. Он даже предлагает конкретные фразы. Дешик слушает со всей серьёзностью, потирая щёку, и беззвучно проговаривает, заменив свои слова на те, что сказал младший. - Точно, вот это намного круче. Позволишь мне использовать твои слова? - Конечно, хён, о чём речь. Почту за… Дешик обрывает его, подняв ладонь в упреждающем жесте, и отрицательно качает головой. - Знаешь… Я вырос в Нью-Йорке, у нас не принято церемонничать и раскланиваться. Это отнимает много энергии и времени, которые можно потратить на что-то более приятное. Творчество, или просто общение. Честь, честь… Для меня тоже честь слышать твоё одобрение. Твои тексты заставляют задуматься о чем-то, дальше собственной неповторимой персоны. И знаешь, даже среди очень крутых реперов – это огромная редкость. При этом, твои тексты западают в душу любому, кто их слышит. Ёнгук чуть не икает от смущения и, что греха таить, гордости. - Всё? – Интересуется Дешик. – Закончили с церемониалом? Давай на этом, правда, закончим? Ты только попробуй, просто общаться куда приятнее, тебе понравится. Ёнгук неловко смеётся, и спешит вернуться к обсуждаемому треку, чтобы не показать, как смущён. Через два часа подробного обсуждения Дешик остаётся совершенно довольным результатом, потягивается и предлагает немного пройтись. Неподалёку должен быть магазин с американским аппаратом, и там точно есть, что посмотреть. Да, это не похоже на свидание, что немного успокаивает, хотя сам факт того, что Ёнгук об этом думает, напротив, очень беспокоит. Дешик кажется стопроцентно идеальным, он знает «кухню» создания треков от и до, и Ёнгук действительно узнаёт много нового для себя. И даже не рассыпается в благодарностях. Но то, что эти самые благодарности будут красоваться на обложке следующего альбома, не вызывает сомнений. Может даже, хён согласится принять хоть какое-то участие в его записи… Ёнгук особо ничего не ждёт, но Дешик пишет снова, где-то через неделю. Ничего конкретного, просто узнать, как дела. А потом ещё и ещё, в итоге начиная шутливо обижаться, что Ёнгук никогда не пишет первым. Ёнгук становится ещё более молчаливым, чем обычно, даже замкнутым. Просто потому, что теперь ему есть, о чём думать, и это не абстрактные материи, вроде людских пороков и войны, а весьма насущная, актуальная и очень большая проблема: к хёну просто очень хочется. Хочется просто с ним общаться, хочется его слушать, учиться разговаривать «без обидняков», бесконечно обсуждать музыку… Хочется его внимания. И вот это уже ни в какие ворота не лезет. Ёнгук представляет, как Дешик отреагировал бы, узнай он о метаниях младшего. Наверняка, просто рассмеялся бы, и сказал что-то вроде «ну мы же друзья», или «не припомню, чтобы отказывался проводить с тобой своё бесценное время». Картинка кажется очень живой, Ёнгук набирается смелости, и пишет, что хотел бы встретиться. У него есть, что показать, он много написал в последнее время, правда, ничего не закончил, и ему нужна помощь. И вообще, он соскучился. Написать это стоит буквально титанических усилий. Дешик, вопреки обыкновению, отвечает совсем не сразу, и Ёнгук успевает несколько раз мысленно погибнуть, проклясть свою откровенность и наглость, не зная, как теперь быть. Наверное, он слегка перегнул последним уточнением. Наверное, это слишком даже для воспитанного Америкой хёна. Сообщение приходит только на следующий день, и Ёнгук, напрягаясь всё больше от собственного поведения, тратит ещё час на то, чтобы заставить себя это сообщение открыть. Потому что ему банально страшно. Словно он влюбился. Дешик пишет, что улетел в Америку, у его старшего брата день рождения, поэтому он задержится на недельку. А потом обязательно послушает, что Ёнгук сочинил, обязательно поможет. Но, если это срочно, прочитает и сейчас. От облегчения Ёнгук только нервно смеётся и трет щёку. Вот же дурак! Да он никогда так не нервничал, особенно, по такому поводу. Впрочем, поводов похожих как-то ещё не было. В таком состоянии он впервые, хотя, дорос до двадцати шести лет, и теперь, в силу привычки всё делать самостоятельно, никого не напрягать и скрывать от окружающих свои эмоции, вынужден как-то с этим всем жить. Химчан уже начинает невежливо шутить над ним. Неделя проходит, как в тумане, Ёнгук больше не беспокоит отдыхающего с семьёй старшего, и просто слушает его треки, бесконечно. Сольные, фьючеринги, песни его группы. Этот хён поистине умеет быть разным, словно мастерски подстраивается под ситуацию, но при этом неизменно остаётся собой. Ёнгук говорит себе, что однажды тоже дорастёт до того уровня. Цель кажется почти недостижимой, но он верит в себя, начиная работать над собой и своими текстами со стократным усердием. Дешик пишет как-то поздно ночью, позже, чем через неделю, и теперь продраться через ошибки и опечатки в сообщении практически невозможно. Ёнгук жалобно заламывает брови, в сотый, наверное, раз перечитывая абракадабру. В итоге он сдаётся, и пишет, что нихрена не понял. Хоть бы старший хоть что-то пояснил. Следующее сообщение наполнено матом, но не в адрес Ёнгука, а в собственный. Кроме мата Ёнгук разбирает какой-то адрес и скромное «я в стельку пьяный, приезжай, пожалуйста». Ёнгук перечитывает сообщение, чтобы исключить собственную ошибку, а потом пишет короткое «я скоро», одевается и берет такси. Ночью машина двигается по улицам никогда не спящего Сеула быстро, и уже через полчаса Ёнгук, никогда прежде не забирающий пьяных людей из клубов, продирается через весёлую толпу, внимательно озираясь по сторонам. Он сам далеко не поклонник подобных мест, и что в таком развлечении могло привлечь хёна, он не понимает. Темно, шумно, людно, пьяно. Не интересно, даже скучно. Он находит Дешика через добрых пятнадцать минут, за самым дальним столиком, и правда совершенно, неописуемо пьяным. Люди рядом с хёном ничем не лучше. И Ёнгук неловко останавливается у столика, глядя на компанию взрослых и явно уже вдоволь наразвлекавшихся людей. Один из них пихает другого в бок, заметив пришедшего, тот, в свою очередь, толкает откровенно засыпающего Дешика и смеётся. Последний вздрагивает, сначала отмахивается, но, подняв взгляд выше уровня стола, улыбается так благодарно и даже ласково, что у Ёнгука что-то тонко тренькает в груди. - Малооой… - тянет Дешик, улыбаясь шире и растекаясь по столу пьяной лужей, - забери меня… - Да я, вроде, уже забираю… - Ёнгуку ужасно неловко. И тащить на себе тяжёлого хёна, который хоть и ниже ростом, но далеко не пушинка, тоже неловко, что и говорить о том, что крайне неудобно. Впрочем, непотребств Дешик не творит, послушно затекает в такси, сворачиваясь на заднем сиденье в компактный комок. - Ох, как я нажрался. После этого очевидного заявления следует весьма продолжительная отповедь на английском, из которой немного ошалевший и, кажется, слегка захмелевший от выдохов старшего Ёнгук понимает только то, что его друзья подонки, но отличные ребята, но зачем было столько пить. - Куда ехать-то? – Интересуется Ёнгук, против воли, улыбаясь. Обычно, он строг и довольно категоричен в своих взглядах, и пьяных людей никогда не жалеет. Но хён до того милый. – Не тащить же тебя в нашу общагу… Мои ребята перепугаются до смерти, да и спать там негде. Таксист с неким подозрением смотрит на них через зеркало заднего вида, и Ёнгук повторяет свой вопрос более чётко и требовательно. Дешик, не разлепляя глаз, называет адрес и суёт младшему в руки свой бумажник, заметив это, таксист успокаивается и трогает с места. Дешик совершенно спокойно засыпает, неудобно пристроив голову на боковой дверце машины. И Ёнгук всю дорогу просто наблюдает за ним. Настолько гармонично сочетать в себе взрослого мужчину и безрассудного подростка, наверное, не умеет больше никто. А ещё, с ним просто хорошо. Даже с в лоскуточки пьяным и всхрапывающим во сне. Наверное, Ёнгук в беде. Наверное, у него всё очень, очень, архи плохо. Но сейчас ему хорошо и удивительно спокойно. Потом он с трудом будит старшего, рассчитавшись с таксистом, и долго выковыривает разомлевшее тело из машины. Конечно, выясняется, что адрес неправильный. Ёнгук сначала теряется. Потом предлагает вызвать такси ещё раз, но вот добиться информации о том, где на самом деле проживает Дешик, совершенно не получается, миссия провалена. - Ну что же нам, ночевать тут?.. – Обреченно спрашивает Ёнгук, пристроив что-то весело мычащего Дешика на кстати подвернувшейся скамейке. – Не самая заманчивая перспектива. Дешик какое-то время молчит, а потом открывает глаза, и буквально озаряется счастливой улыбкой. - Вон там… С той стороны парка… Недалеко. Ёнгук вздыхает: парк не маленький, а он уже порядком устал, к тому же, из-за расписания, совсем не спал в предыдущую ночь. Но делать нечего, поэтому он, ещё раз вздохнув, буквально взваливает на себя пьяного хёна, и медленно плетётся в указанном направлении. Проходя мимо густых крон деревьев за оградой, он думает о том, что если адрес и в этот раз окажется неверным, он на сто процентов забудет о корейской вежливости, и выскажет Дешику всё, что о нём думает. Дорога занимает, кажется, бесконечное время, Ёнгук уже мечтает бросить едва живое тело прямо тут, и оправиться домой, игнорируя свой душевный трепет перед старшим. Но судьба решает проявить милость к обоим, и ещё через долгих пятнадцать минут Ёнгук, неловко краснея, шарит по внутренним карманам куртки старшего в поисках ключей, прислонив последнего к стене. Квартира оказывается очень простой, на грани со скромностью, но на удивление обжитой. Ёнгук не церемонится с обувью, и прямо так дотаскивает снова что-то мычащего на английском хёна до кровати, благо, та оказывается в поле зрения. - Спасибо, малой. Это обращение, давно забытое, вызывает какое-то нелепое и, наверное, неуместное, тепло в груди. - Не за что, хён. Спи, спишемся потом. Я… Я, наверное, оставлю тебе воды у кровати, чтобы ты утром не очень умирал. – Голова уже порядком кружится от спиртных паров, облаком окружающих Дешика. – И поеду домой, я ужасно хочу спать. Дешик вдруг открывает глаза, перестав планомерно заворачиваться в одеяло, и смотрит на Ёнгука со своим фирменным мальчишеским весельем. - Не выпендривайся и ложись. Давай, у меня нет сил на уговоры. Видимо, справедливо решив, что Ёнгук всё равно будет упираться, Дешик хватает его за полу куртки, и неожиданно сильно дёргает на себя. Ёнгук впадает в какой-то ступор. Потому что – в смысле? Спать в одной кровати с хёном? Да он и в худшие времена даже со своими ребятами вместе не спал! И вообще, это как-то слишком. У него же, у Ёнгука, всё очень плохо, он же в беде! Между тем, Дешик начинает весьма забавно барахтаться, выбираясь из куртки. С успехом провернув это дело, он, без помощи рук, скидывает на пол свои тяжёлые ботинки, и довольно вздыхает. - Гук, пожалуйста, ну не выёбывайся. Просто ложись и спи. Ёнгук не знает, что с ним происходит, и какую мистическую власть над ним имеет этот хён, ввалившийся в его жизнь, хоть и деликатно, но без стука, но он не спорит, только смиренно вздыхает, тоже снимает куртку и ботинки, и ложится у края. Благо, хён уже отполз достаточно далеко, чтобы они могли не прикасаться друг к другу. Наверное, в этой ситуации есть что-то романтичное. Ведь Ёнгук в беде, в такой большой беде, что врать самому себе уже просто неприлично, и остаётся только смириться с тем, что он влюбился в старшего, и отнюдь не платонически. Хо-хо.. Но подумать об этом толком не получается, потому что Ёнгук, и правда ужасно уставший, вскоре засыпает под мерное сопение слева. Утро, явно позднее, начинается с хриплого страдальческого стона. Ёнгук не сразу понимает где он, а поняв, тут же вскакивает и панически ищет свой телефон. В телефоне только один, что странно, непринятый вызов, и тот от Чунхона, а значит, ничего важного Ёнгук не прогулял. Он торопливо пишет своему младшему, что жив-здоров, и, если на сегодня нет планов, он вернётся попозже. Стон повторяется, и Ёнгук, с несколько отстранённым любопытством отмечает стаю взволнованных мурашек, пробежавшихся по нему от поясницы до кончиков пальцев. - Бля, - растерянно тянет Дешик, с головой заворачиваясь в одеяло. Ёнгук ждет вопросов на тему где он, кто он, что происходит и тому подобное, но хён, в какой раз, поражает младшего. – Гуки, у меня адски болит голова… Будь другом, принеси водички. То есть, хён всё помнит. После такой-то пьянки. Ёнгук так поражён этим, что спокойно встаёт, на удивление выспавшийся, и идёт на поиски кухни. Квест немного усложняется поиском чистого стакана, потому что хён явно давно не утруждал себя тем, чтобы засунуть грязную посуду в посудомойку. В итоге приходится самостоятельно вымыть один из стаканов, налить воды и пойти обратно. Дешик, ужасно смешной, но просто неприлично милый с лохматыми волосами и помятым лицом, с благодарностью принимает стакан и жадно пьёт. - Я не знаю, где и как проснулся бы этим утром, да и проснулся бы вообще, если бы не ты… Сейчас, подожди немного… Страдалец с явным скрежетом встаёт с кровати и, обшибая собой все углы, плетётся куда-то. Вскоре несколько потерянный от ситуации в целом Ёнгук различает шум воды, наверное, из ванной. Он собирает раскиданную обувь, относит её в прихожую и озирается. На стенах афиши американских и корейских выступлений, на полках книги и музыкальные диски. Хён не торопится, и Ёнгук, рассмотрев всё, решает снова забить на своё воспитание, идёт на кухню и, с трудом найдя всё необходимое, варит кофе. - О… - Дешик возникает в дверях, одетый уже в домашнее и с наброшенным на голову полотенцем. – Какой ты молодец… Я вчера ничего такого не сделал? - Кроме того, что назвал неправильный адрес, и мы немного прогулялись, ничего. – Ёнгук старается отвечать в тон старшему, по-простому, но посмотреть в лицо хёну как-то всё равно не может. Неожиданное ночное озарение очень беспокоит. Мягко говоря. Дешик на удивление быстро отходит от похмелья, вскоре возвращаясь к своему обычному состоянию: живому, собранному и спокойному. Он пьёт кофе, зевает, но явно больше не умирает. - У тебя с собой есть то, о чём ты мне писал, пока я был дома? Ёнгук не сразу понимает, о чём речь, увлечённый своими мыслями, но потом кивает и достаёт телефон. Конечно, у него всегда всё с собой. Он совсем теряет счёт времени, потому что Дешик вываливает на него буквально лавину замечаний, поправок, своих мыслей и одобрений. Когда он выдыхается, за окном уже собираются сумерки. - У тебя сегодня не было расписания? – Не вовремя, но очень искренне беспокоится Дешик, посмотрев на часы. – Восьмой час! У тебя не будет неприятностей из-за меня? - Да нет, раз меня никто не ищет, значит, всё в порядке. - Это хорошо. Я был бы расстроен, если бы тебе влетело. От Химчана всяко влетит, - думает Ёнгук, но ничего вслух не говорит. Вскоре он начинает собираться домой, потому что назавтра куча работы, о которой он постепенно вспоминает, и надо сконцентрироваться на ней, а не на своих дурацких чувствах. Он уже стоит в дверях и улыбается старшему, прощаясь, как тот вдруг смотрит на него, чуть снизу вверх, как-то непривычно серьёзно и напряжённо, что ли. - Ты приходи ещё, хорошо? И пиши мне, я люблю получать твои сообщения. Ёнгук не находится, что ответить на это внезапное откровение, и уходит, совершенно ошарашенный. Работа наваливается с какой-то особенной яростью, словно всё сущее требует не думать о своих бедах и хёне. Но Ёнгук упорный, он всё равно думает. Думает, и так сосредоточенно, что зачастую просто выпадает из бешеного темпа жизни. Химчан, конечно, ругается, ворчит и ожидаемо зло шутит, но Ёнгук даже не находит в себе сил и моральных ресурсов отпираться и обижаться. От мыслей о старшем больше не тревожно, а как-то удивительно хорошо и приятно. Он и раньше не распространялся о собственных чувствах, но теперь у него есть такая тайна, о какой и в лирике не скажешь, только если совсем, совсем завуалировано, так, чтобы никто, ни в коем случае, не догадался. Однажды ночью, несколько раз перепроверив, что все в доме спят, Ёнгук запирается в ванной, включает воду в душе, чтобы создать хоть какой-то шум, и долго-долго смотрит себе самому в глаза. Он привык, вроде, что он большой и сильный, что он предводитель, вожак их стаи инопланетных кроликов… Но сейчас в отражении видит всё того же юного Джеппа, который только вступает в подобие взрослой жизни. - Я влюбился, - тихо, едва слышно, но всё же вслух гудит он, отмечая нелепый румянец на щеках. И снова повторяет: - Да, влюбился. После того, как эта сокровенная тайна звучит вслух, Ёнгуку становится немного легче, и намного спокойнее. Дело за малым – никогда в своей жизни, никому и ни за что не проколоться, не выдать себя, и оставаться таким же, как сейчас – ни на что не претендующим. Просто получать удовольствие от общения с явно питающим симпатию к младшему Дешиком. Всего-то малость, пока же получается. Ну как – получается. Просто, как ни старайся, не получается, решительно не получается представить то, что обычно происходит с двумя людьми, связанными некими романтическими чувствами. Что и говорить, что представить подобное между двумя мужчинами... Нет, не потому, что «нельзя», «не принято» и «нехорошо». И даже не потому, что Химчан, если узнает, живот надорвёт от ехидного хохота. Просто потому что это как-то выше понимания простого в чём-то, неискушённого Ёнгука. Но, слава богу, пока всё довольно безвинно и спокойно. Ёнгук просто есть, а теперь он просто есть тоже, но в контексте нового, очень нежного и несколько детского чувства. Дешик опять пропадает, и Ёнгук скучает, очень скучает, и даже пишет пару сообщений. Теперь он уже не впадает в такую панику, не получая ответа сразу, он просто терпеливо ждёт. Дешик опять весь в делах, каких-то личных, не музыкальных, и Ёнгук впервые в жизни слегка ревнует. Но, конечно же, ничего не говорит. Через несколько дней тишины, когда Ёнгук, едва живой от усталости, но довольный тем, что выучил новый танец, выходит из душевой в тренировочном зале, он видит непринятый вызов на своём телефоне, и тут же пулей вылетает в коридор, чтобы перезвонить. - Ты живой? – Когда Ёнгук слышит этот хриплый, мягкий, низкий голос в телефонной трубке, признаться, он блаженно закрывает глаза. – У тебя же репетиция сегодня? Я узнавал, так что не придумывай отмазок, - хён смеётся, явно довольный своей информированностью. – Если у тебя больше нет дел, то давай вниз, я тебя уже минут двадцать жду. Сказать, что Ёнгук выпадает в осадок – это ничего не сказать. Его поражает до глубины души, и то, что хён знает его расписание, и то, что ждёт его у дверей компании. Это… это так зверски приятно. - Чанни, я поехал, у меня встреча, - бросает он, на ходу натягивая футболку. - Хочу ли я проследить за тобой, чтобы узнать, кто та фея, что украла у тебя сердце, а у меня лидера и друга? – Ядовито интересуется тот, скрестив руки на груди. - Нет, Химчан-а, совсем не хочешь, серьёзно. - Так и знал… Ёнгук совсем не беспокоится теперь. Потому что Химчан хоть и вредина язвительная, но очень честный, к тому же, лучший друг: сказал, что не будет смотреть, значит, не будет. Только перед самыми дверями на улицу Ёнгук притормаживает, неловко поправляет волосы и одёргивает футболку, выходя уже спокойным шагом. Буквально перед самыми дверями стоит чёрная машина, боковое стекло опущено, и Дешик улыбается изнутри широко улыбающемуся Ёнгуку. Тот садится в машину, пристёгивается, и всё улыбается, глядя на свои руки, лежащие на коленях. Дешик как-то странно усмехается, только после этого трогая с места. - Я даже соскучился, - тихо гудит он, не в силах перестать улыбаться. - Я тоже, - Дешик говорит это очень честно и очень легко, и в этом, в этой честности – его непередаваемое очарование. – Поэтому и приехал. Ёнгук кивает, от этих слов ему так хорошо, словно он выпил бокал хорошего вина в ресторане с шикарным видом за панорамным окном. - Куда мы? - А это имеет какое-то значение? – Дешик кидает на младшего взгляд, который тот чует всё ещё немного влажной после душа кожей. Испытующий, хитрый, весёлый взгляд. Азартный. - Никакого. И, кажется, это и есть признание, куда более прямолинейное, чем «я влюблён в тебя по уши», кричащее и пугающе откровенное. Что пугает ещё сильнее, Дешик кивает так, словно понимает это, словно всё понимает правильно, и что, собственно, именно такого ответа и ждал. Ёнгук опускает голову ниже, и едва дышит, гадая, чем это всё закончится. Хён, правда, особо не расстроен, и это вселяет некую надежду на то, что у Ёнгука просто разыгралось воображение. В итоге выясняется, что они едут практически за город, в один непопулярный кинотеатр под открытым небом. Когда они добираются до места, на улице уже темнеет. - Будем смотреть «Седьмую Печать» Ингмара Бергмана. Это мой любимый фильм, поэтому, когда я узнал, что он тут идет… С этими словами Дешик достаёт с заднего сиденья пакет, и выходит из машины, предлагая Ёнгуку сделать тоже самое. Он садится на капот перед экраном, помимо них в «зале» только один зритель, и тот в другом конце. А Ёнгук просто сходит с ума, надеясь, что щёки пылают не слишком сильно. В пакете оказывается четыре банки пива и какая-то мелочь на пожевать. Ёнгук отвлекается на фильм, потому что он настоящий преданный фанат чёрно-белого кино, а тема поиска смысла жизни увлекает его целиком. Он даже перестаёт беспокоиться о том, как они поедут обратно, если хён будет слегка нетрезв. Но пиво холодное и очень вкусное, фильм интересный, а хён рядом и пахнет каким-то незнакомым терпким парфюмом. Всё это тянет на лучший день в жизни, и даже, наверное, на свидание. Ёнгук замечает, что хён то и дело поглядывает на него своими мальчишескими, озорными глазами, и невольно начинает улыбаться, поглядывая в ответ. А потом, когда до конца фильма ещё далеко, а пива уже не остаётся, Ёнгук вздрагивает, потому что тёплая сухая ладонь со слегка мозолистыми подушечками пальцев накрывает его собственную руку, и чуть сжимает. - Хорошо? – Спрашивает Дешик, в этот раз не отрывая взгляда от экрана, и это очень большой и общий вопрос. Но Ёнгук кивает, потому что да, ему хорошо, что бы хён ни имел ввиду. Но хотелось бы, конечно, что-нибудь романтическое. Когда начинаются титры, а рука старшего и не думает куда-либо деваться, Дешик чуть наклоняется к Ёнгуку, и прямо, без обидняков, спрашивает: - Целоваться будем? Или будешь отпираться? Ёнгук, чувствуя себя даже не Джеппом, а просто школьником, удушливо краснеет, с трудом сглатывает, но голову поворачивает смело. И улыбается почти спокойно: - Не буду отпираться, хён. Не буду. OWARI