"Многие люди страдают от неразделенной любви, и я не стал исключением, попав в их количество. Ни единое мое слово не отражало глубину моего восприятия тебя, если б я сказал только "я скучаю без него", то безжалостно бы солгал, я никогда не скучал по тебе. Я трудно переносил даже и пяти минут без твоих манящих голубых глаз, и простое "соскучился" было здесь просто неуместно, это был лишь один десяток процентов описанных чувств. Я не мог ограничиться и фразой "люблю его так сильно, что пиздец". А на большее я просто не был способен, ведь как только я видел тебя, то сразу готов был потерять сознание, мгновенно проглатывал язык и задыхался. После моего признания в кафе полгода назад, ты встал со стула и поспешил ретироваться, и с тех пор я могу любоваться тобой лишь на фотографиях в инстаграме. Я хотел исчезнуть из твоей жизни, не оставив ничего на память, ведь тебе и не нужно помнить обо мне. Считаешь это предательством, верно? Ты как-то сделал так, что от меня отвернулись все наши общие друзья, а своих собственных я никогда и не имел, предпочитал всем всегда делиться с тобой. Сколько бы я не писал Лизе с просьбой передать тебе мои извинения, она так и не получила ни единое моё сообщение. Аккаунты, значащиеся у неё в чёрном списке, не могут отправлять ей письма. Больно? Да. Обидно? Безумно. Смог бы я простить? Уже. Я понимаю, что нахрен никому не сдался с этой любовью и сумасшедшей привязанностью к тебе, я никогда не чувствовал себя защищенным в твоих дружеских объятиях, никогда не был согрет приятными словами. Мне всегда было жутко мало тебя, критически недостаточно, мне никогда не хватало в полной мере твоего дружеского внимания. Ты предпочёл оставить меня одного, совершенно не подумав о том, до чего я могу себя довести, как низко я могу пасть. Хотя... Я вроде и так уже в сотню раз ниже плинтуса в твоих глазах, верно? Еще каких-то несколько месяцев назад я надеялся на взаимность. Я продал душу дьяволу, заключил с ним контракт на пожизненное повиновение взамен на это трепещущее крылышками калибри где-то в районе живота чувство, а ты так подло оборвал ему эти крылья, так грубо растоптал их и выбросил, и умирающее создание осело куда-то вниз, камнем утягивая меня на дно. Самое странное, что ты, видимо, ни в чем не сомневался, даже не понимая, на что толкаешь меня своими действиями. А может, ты специально? Решил, что нахер тебе такой товарищ не сдался, и захотел, чтоб я умер? Неплохой план тогда, жаль только, что я сам не сразу все понял. Тревожил тебя, Данюш, наверное, переодически, мыслями о себе? Жаль, что прощения попросить не смогу, конечно, жаль. Ха, а ведь ты даже не знаешь, в кого я превратился, ты не знаешь, что со мной. Ты даже не уверен в том, жив ли я вообще, если хоть пару раз обо мне думал, чего, наверное, за эти полгода и не случалось. Ты подло поступил со мной, высмеял мои чувства, и, знаешь... Я все равно люблю тебя больше жизни."
Даня снова бросает взгляд опустошенных слезящихся глаз на окровавленное тело. В его душе сохранилась крупица волнения за друга, которая в будущем пустила корни и проросла, заполняя его легкие черными, как уголь, цветами, источающими желание позвонить ему, чтоб услышать веселый голос, твердящий, что у его обладателя все хорошо. Но Даня это игнорировал. - Тебе не нужен такой друг. - Ты его сначала таким, какой он есть примешь, а потом и на его пол не посмотришь. - Бля, че, с пидорами решил связаться? Сам небось, ну того? - Дань, Миша предал тебя. Просто забудь. Он только что осознал всю тяжесть свалившегося на него груза. Смерть лучшего друга теперь полностью его вина. Нет, даже не так... Самоубийство лучшего друга. - Это я довел тебя, да, мой хороший?.. - парень поджал губы. Навязанное собеседниками мнение отразилось на его восприятии Мишки, и какое-то время Даня действительно люто ненавидел друга. Правда, в скором времени он понял, что совершил безумную ошибку. Попытался все исправить, написал Мише сообщение, а через полчаса уже был около двери его квартиры. Тот всегда доверял Рэнделлу, как себе самому, и у второго всегда находились запасные ключи от его квартиры. Иронично, что явился он спустя всего несколько часов после того момента, как Миша оказался на грани, дрожащей рукой исписывая кристально-белый лист бумаги своими последними словами. А ведь Даня мог осознать все хотя бы на день раньше, он мог спасти его жизнь, мог отвлечь его от суицидальных мыслей, мог вернуть его в прежний мир.Два часа назад
Очередная слеза скатилась по подбородку юного темноволосого парня, и тот уверенно сжал в руке лезвие. Второй рукой он прислонил удерживаемую пальцами сигарету к губам и сделал последнюю в своей жизни затяжку, наслаждаясь привычными ощущениями. Дым прожигал его гортань и легкие, а затем Миша кашлял. Не потому, что непривычно, а потому, что в последнее время курил он достаточно много, и сигареты раздражали внутренние стенки органов, заставляя Мишу откашливаться. Но он даже к этому привык. Испытываемая пареньком моральная боль была гораздо сильнее першения от каких-то там сигарет, помогающих ему хотя бы на жалкие шестьсот секунд забыть о Дане и его неоглашенной, а только проявившейся ненависти. Затушив сигарету о тыльную сторону ладони, Миша тихонько шикнул. Его кожа была все так же чувствительна к горячему. Откинув окурок куда-то в сторону, юноша кинул быстрый взгляд на лезвие, сжимаемое в ладони, а затем перехватил его пальцами, чтоб было удобнее резать уже сотню раз повреждаемую до этого кожу. Миша сделал первый порез на левой руке, но остался им недоволен. - Немного глубже. Плачущий юноша, издав тоскливый писк, принялся уродовать лезвием руки, по нескольку раз пересекая вены, кромсая их, с каждым порезом все меньше думая о том, как найдут его тело, что с ним сделают, и куда денут записку. Через полчаса грудь лежащего на холодном кровавом кафеле парня перестала вздыматься, он просипел что-то о том, что очень хочет заслужить прощения у возлюбленного, и что нашел единственный выход из сложившейся ситуации. Ему надоело чувствовать жгучую боль глубоко внутри себя, надоело безрезультатно написывать Даниилу Рэнделлу, надоело чувствовать себя гадким и ненавистым. Он хотел отпустить чертову боль, отпустить Даню. Хотел, чтоб тот не чувствовал вины после того, как у знал бы о его смерти. Он хотел только, чтоб тот был счастлив, но пока его мысли, возможно, заняты мыслями о том, как же он презирает Мишу, он не сможет отпустить все и быть счастливым.***
"Данечка, пойми, я хочу только, чтоб ты наслаждался жизнью, чтоб у тебя все было хорошо."
Заключительная строчка письма заставила Даню содрогнуться. - Я не смогу о тебе забыть, как бы сильно ты не хотел этого при жизни.