Не с первого взгляда

За спиной с громким лязгом захлопнулись двери. Традиции Туата Де Даннан не допускали присутствия слуг в покоях женатой пары, равно как не допускали и раздельных спален. Целая сумка разномастных свитков, составленных специально для короля Камелота, ожидала ознакомления — в них наверняка будет найдено еще много “недопущений”. Но Артур не смел двинуться с места не по этой причине — одолевшее его оцепенение и рта не давало открыть, чтобы просто спросить. Он не мог даже искоса бросить взгляд на такого же истукана рядом, хотя всем телом ощущал всеобъемлющее не-движение в этой комнате. Но Артур — король, и это его замок. Почти против собственной воли Артур заставил себя выдохнуть и — впервые с момента произнесения свадебных клятв — заговорить с супругом: — Возможно, я кажусь вам варваром. Возможно, таким вам покажется все мое королевство, но знайте: моей благодарности не будет конца. С этого момента и до самого последнего моего вздоха. Напыщенно, но Артур не знал, как выразиться иначе. К тому же, это казалось лучшим способом протянуть время, а ему это было просто необходимо, потому что вопрос об общей кровати даже в мыслях не складывался таким, какой он смог бы произнести. И, как назло, его свежеиспеченный супруг продолжал молчать. Еще немного, и Артуру придется придумывать как разбить тишину. — Даже не верится, что все закончилось, — раздался глубокий голос, нарушая тишину и снимая с плеч Артура тяжкий груз размышлений. — И не надо так официально ко мне обращаться. Мы супруги, и для меня будет позором, если кто-то услышит подобное. Еще на церемонии Артур удивлялся. Ему казалось, что колдуны должны говорить витиевато, тихо, почти шепотом, но, видимо, этот не желал соответствовать сложившемуся у общества мнению. Мерлин явился на церемонию в праздничных черных одеждах своего народа, говорил громко, но просто. В его словах не было и налета высокопарности, хотя судить по паре оброненных им фраз, может, и не стоило. Сейчас в его голосе слышалось удивление и раздражение. Последнюю реплику Артур решил просто усвоить и не заострять внимание — во имя возможности поспать этой ночью. — Почему же не верится? — исключительно из вежливости и необходимости не упасть снова в тишину поинтересовался Артур. Мерлин, не глядя на него, прошел вперед к ширме и, не спрашивая разрешения — хотя, наверное, оно ему теперь и не нужно, — начал скидывать с себя лишние одежды. Имело смысл свериться со свитками и выяснить, что еще ему теперь не будет нужно. К свиткам Артур и бросился, пользуясь возможностью сбежать от зрелища, на которое у него не было никакого права, что бы там ни говорили странные законы Туата Де Даннан. Копаясь в сумках и перебирая свитки, Артур лелеял звенящую пустоту в голове. Он не признался бы никому, но сейчас Артур боялся. Не чего-то конкретного, нет, его просто пробирала незнакомая ранее тревога. И это беспокойство явно было написано у него на затылке, потому что супруг тихо подошел к нему и в утешающем жесте положил руку на плечо. — Мой король, ты слишком взволнован, но сегодняшние события были волнующими и для меня. Я не могу поверить, что все наконец свершилось и моя судьба связана с судьбой этого королевства. Твоей судьбой, Артур Пендрагон. Как ни странно, после этих слов Артур слегка расслабился. В конце концов, он в своем праве. Повернув голову к Мерлину и с облегчением отметив, что тот скинул только плащ и длинный балахон, чем-то походивший на платье, Артур просто кивнул и с неожиданным спокойным счастьем поймал одобрительную улыбку в ответ. Мерлин с любопытством оглядывал свое новое жилище, но пока не слишком пристально. Он скорее скользил взглядом по комнате и обстановке в ней, подходил к столу, проводил пальцами по грубому дереву столешницы, а сам при этом уже отвлекся на вид в окне. Артур же смотрел на Мерлина. Мысли метались от простого созерцания к одеянию колдуна. Черный, расшитый серебряной вязью балахон свисал с ширмы и походил на платье больше, чем когда был надет на владельца. Хотя наверняка шился специально, чтобы подчеркнуть изящество фигуры, все же на платье он походил только длиной, даже был слегка короче. Балахон не волочился по земле, да и четыре делающие шаг максимально свободным разреза, в которых виднелись широкие заправленные в сапоги штаны, не оставляли фантазий о женском гардеробе. Мерлин же без него, как и в нем, выглядел совершенно точно мужчиной. Рослым, не слишком тонким, волевым и величественным. Да, Мерлин, определенно, не женщина. Восторженным ребенком он прилип к окну и что-то с любопытством разглядывал. А Артур как-то бездумно разглядывал его обтянутую штанами задницу, пока не поймал себя на размышлениях о том, что зрелище это в общем и целом весьма неплохое, и что семейная жизнь может стать даже привлекательной. Артуру захотелось отвесить себе пару затрещин за собственные мысли. Как он может так… Артур зажмурился и проговорил про себя то, что имело важность на самом деле. Мерлин — могущественный колдун, единственный, кто согласился помочь, принести небывалую жертву за народ, который на церемонию пришлось сгонять чуть ли не палками. Они боялись, и Артур не мог винить их, если сам, когда остался с супругом наедине, с трудом сглатывал тяжелый комок в горле, силясь сказать хоть что-нибудь. Мерлин — самый важный человек на этой земле. И если многие этого никогда не поймут, то Артур обязан ни на секунду не забываться. Пусть Мерлин, как и традиции его народа, не одобряет официальность и проявления надлежащего почтения, Артур хотя бы в своих мыслях может вести себя подобающе. И он точно должен своему супругу улыбку, поэтому Артур просто подумал о том, что его народ только благодаря этому человеку получил шанс выжить на этой земле, и улыбнулся, когда Мерлин оторвался от окна и посмотрел на него. Смутился, отошел в сторону к ранее покинутой ширме и, будь же проклят, продолжил раздеваться. — Я рад, что не противен тебе, — не поворачиваясь, бросил Мерлин и потянул рубашку вверх, взлохмачивая чуть более длинные, чем у самого Артура, волосы и открывая взгляду бледную худую спину. — Нам было бы сложно прожить всю жизнь вместе. Артур бросил сумку и поднялся на ноги. Подойти к Мерлину он считал бестактностью, но разделить смущение был обязан. Почему он думал только о себе? Конечно, дело обстояло не совсем так, о себе Артур не думал уже года два — с тех пор, как безымянная колдунья с ненавистью в сердце и претензиями к уже почившему королю явилась в Камелот и своей смертью прокляла королевство на сотню голодных лет. Народ Камелота сто лет едва ли смог бы потерпеть, и тогда, сразу же, Артур начал искать способы избавления. Ничего не найдя и пережив первый неурожай, он понял, что все умрут. Соседние государства не смогут вечно обеспечивать их продовольствием, однажды случится неурожай и у них, и… все. Особенно четко Артур осознал это, когда на второй год с земель Камелота ушли почти все звери, а домашний скот перестал плодиться. В центральный замок Туата Де Даннан, которому те, по традиции, не дали имени, Артур ехал без надежды, разбитым и отчаявшимся, в сопровождении всего лишь двух рыцарей. Нападения стали ему не страшны с тех пор, как земли его королевства перестали быть ценностью. Сам себе он казался королем без королевства. А Даннанцы назвали его королем мертвой земли. Они приняли своего врага без фальши. Не говорили, что рады, народ не сошелся его встречать — только официальные лица, только серьезное сочувствие и скрываемая за ним застарелая неприязнь. А их Глава не утруждала себя и этим. Когда-то преданная еще предыдущим королем Камелота, она стояла среди своих людей чистым всполохом неугасимой ненависти. Единственная в красных одеждах, единственная не забывшая ни одного оскорбления. Скрипя зубами и глотая презрение, с которым его встретил Совет колдовского королевства, Артур просил. Просил любой помощи и получал в ответ длинные и бессмысленные убеждения, что такие проклятия слишком сильные, что ничего нельзя сделать, что только чудо спасет Камелот, а его людям лучше разойтись по соседним землям. Вот только Артур точно знал, что многочисленный, когда-то богатый народ никто не ждет, еды просто не хватит, а пустынных плодородных земель в округе замечено не было, иначе за них шла бы жестокая война. Он уже думал бросить это совету Даннанцев в ответ на их бесполезные предложения, когда случилось невероятное. Отделившийся от общей массы людей в огромной зале, где встречали Артура, к главе Совета поднялся тогда еще безымянный для Артура маг. Весь в черном, с черными волосами, приносящий ощущение чего-то темного и давящего, он шел, и все расступались. Прошептав что-то ведьме в красном, он бросил взгляд на Артура и кивнул. Она же, совершенно забыв про Артура, смотрела только на своего подданного, прожигала взглядом и переспрашивала снова и снова. Со снисходительной улыбкой Мерлин вновь и вновь кивал. Злая, как долгая буря, ведьма порывисто встала и объявила, что чудо произошло. Остальное Артур почти не помнил. Его мутило от неожиданно обрушившегося облегчения. Только тогда он понял, что готовился умирать вместе со своим народом; и при известии о том, что пришло помилование, ему просто не хватило стойкости. Новость подкосила так же, как подкосил бы удар палицы под колени. Он с трудом стоял, в голове отстукивала свое бешеное течение кровь, а маги низшего сословия рассказывали ему, что есть один лишь способ спасти его землю — заключить священный союз с одним из их народа. Артур не переспрашивал. Он был согласен на все, и в голове его звучало только “И это все?” На самом деле он не верил. Не верил даже на церемонии. Не верил и после. Не верил до самого момента, когда, не скрываясь за ширмой, хотя и повернувшись спиной, перед ним разделся донага теперь его собственный, личный колдун. Тот быстро подхватил легкие ночные штаны, надел только их, по полному праву нырнул в постель и взглянул оттуда с немым вопросом, лишая Артура любого шанса на размышления и сомнения. Пришлось быстро переодеться и срочно начинать верить. *** Острое плечо, бледная кожа с дорожкой позвонков, убегающих вниз по худой спине под одеяло. Артур еще ночью хотел сказать, что они замерзнут, если лягут в постель вот так, почти обнаженными, но оказался не прав. Мерлин хоть и отвернулся почти сразу же, крепко заснув, но пек своим теплом бедро Артура, не смеющего подвинуть улегшегося ровно по центру супруга. Утром, ощущая ломоту во всем теле после проведенной в борьбе с бессонницей ночью, Артур молился на тепло своего супруга. Замок еще в начале сентября сковал мертвый холод. Обычно радостный праздник сбора урожая не принес ни радости, ни предвкушения тепла предстоящей сытой зимы. Солнце почти не выглядывало из-за туч, даже дождь не шел на измученную жаждой землю. Лишь холод и запустение царили в Камелоте и в его сердце — старом каменном замке. Артур ложился спать в холодную постель, которую не прогревали даже нагретые камни, и дышал стоячим ледяным воздухом, остающимся безучастным к пылающему в камине огню. В те ночи он спал больным сном обреченного, но все никак не умирающего человека. В эту ночь он так и не решился сомкнуть глаз уже по собственным причинам. Сначала разум одолевали глупые мысли. Потом Артур пялился на голую спину супруга, чтобы вскоре додуматься укрыть его одеялом повыше, но тот все равно скидывал одеяло и сам грел так, как давно не грел огонь. Артур даже тайком, стараясь не разбудить, прикладывал руку ко лбу Мерлина, опасаясь, что тот подхватил простуду, не успев толком прибыть в их гиблые места, но все было нормально, у мага даже щеки не горели. Глаза Артура слипались от позабытого тепла, но душу терзали сомнения. Неверие осталось с ним. Король, так и не покинувший собственной постели, смотрел в потолок и думал о том, как спросить у своего супруга о самом важном — способе исцеления от столь мощного проклятия — и не оскорбить при этом нетерпеливостью. Думал он и о собственном браке, о том, как ему нужно себя вести, не стоит ли немедленно взяться за чтение свитков, о многом другом… Артур думал до самого рассвета и после него. За окном на торговой площади уже послышались первые звуки пробуждения города, солнце встало высоко, пусть и спрятавшись далеко за тучи, а он все боялся потревожить подкатившегося под утро поближе Мерлина. Все спасла и разрушила служанка. Робкий стук в дверь и тут же послышавшиеся из-за двери голоса. Это старая стряпуха Долорес принесла завтрак и сейчас препиралась со стражей. Она не поверила в новые правила и явно намеревалась сломить двух вооруженных мужчин своим сварливым шипением. Артур расслышал ее доводы на тему “негоже королевским особам без слуг обходиться, пусть даже в спальне” и поспешил спасти положение. Он выскользнул из постели, натянул рубаху, сброшенную вечером в знак солидарности с супругом, сунул ноги в сапоги и накинул на себя теплый плед, моментально промерзнув до костей и вспомнив, что на дворе уже последние дни осени. Удивительно, что за ночь он так ни разу и не почувствовал холода. Быстро пройдя к двери, Артур распахнул ее, чтобы моментально прекратить все быстрее набиравший громкость спор. И Долорес, и стражники замолчали в тот же миг, как услышали скрип петель. Все, что оставалось Артуру, это с достаточно суровым выражением лица протянуть руку за уставленным подносом, в гнетущей тишине забрать его и не потерять лица, удивившись такому богатству яств. Дверь перед носами стражников и служанки он захлопнул, наверное, слишком звучно. Не стоило пылить. Кувшин с вином пошатнулся на подносе и, словно время замедлило свой бег, плавно накренился, падая с подноса на пол. Артур смотрел и понимал, что он самый большой на свете болван, но ничего сделать не успевал. Он даже не понял, в какой момент осознал, что все смотрит и смотрит на перевернувшийся кувшин и начавшее выливаться из него вино. Мгновения летели, но вино все не расплескивалось по полу, а кувшин продолжал висеть в воздухе. Артур резко вскинул голову и встретился взглядом с горящими золотом глазами, которые уже через секунду закрылись, а сам их обладатель откинулся обратно на постель, сладко потягиваясь. Поднос взмыл из рук Артура в воздух, кувшин, не утративший ни капли своего наполнения, вернулся на свое место, и, не проявляя ни единого признака внимания к некоторым отдельно взятым оторопело моргающим королям, завтрак проплыл на стол будто по собственной воле. Мерлин последний раз сверкнул золотом глаз и вылез из постели. — Спасибо, — выдавил из себя Артур. Он знал, что должен благодарить, знал, с кем связывал себя узами брака, но и не предполагал, что будет так сложно выкинуть из глубин своего естества ненависть и страх к магии, которые отец настоятельно втравливал в него десятилетиями. И вот сейчас из собственной постели Артура вылезал, подрагивая плечами и шаря босыми ногами в поисках сапог, самый настоящий колдун, для которого магия — это не просто нормально. Это так привычно и легко, что можно даже до конца не просыпаться. Но вот Мерлин начал совсем очевидно дрожать, все еще сонно копошась и пытаясь встретиться с собственным сапогом. А ведь на нем не было ни рубахи, ни пледа. Это отрезвило Артура, заставило откинуть шок, который ему еще только предстояло обдумать, и броситься к супругу, чтобы накрыть его пледом с собственных плеч. Все равно в покоях такой плед был один. В этот раз уже Мерлин говорил “спасибо” и очень странно смотрел. Завтракали они в неловком молчании. Артур боялся взгляд поднять и страдал от отсутствия аппетита, а ведь такого пира ему в ближайшее время не видать. И жареный ягненок, и куски свежего хлеба совсем не из травы, и чуть ли не последнее вино в Камелоте на их столе. Из-за слишком позднего времени проведения церемонии свадебный ужин решили подать утром, и вот Артур делит его со свежеиспеченным супругом, а кусок в горло не лезет. Артур украдкой бросил взгляд на Мерлина. Тот свободно развалился в кресле, с аппетитом жевал и разглядывал покои, не скрывая ни взгляда, ни чувств. Наморщил нос, увидев сваленные в углу доспехи, и откровенно залюбовался гобеленом, сотканным еще во времена прабабки Артура и передающимся по наследству с не меньшим трепетом, чем драгоценные камни, золото и титул. На нем был изображен золотой дракон в пасмурном небе, обрушивающий свой гнев и боль на замок из светлого камня. Артур даже помнил легенду об этом драконе, но не знал, будет ли Мерлину интересно ее услышать. — Я думал, что в покоях Пендрагона если и будет висеть гобелен, то на нем победителем будет вовсе не дракон. Откуда это? — словно прочитав его мысли, спросил Мерлин и повернулся к Артуру, продолжая есть, но взглядом выражая ожидание ответа. — Этот гобелен времен раскола и больших войн с демонами из моря. На нем изображена старая легенда о рождении моего рода. Артуру оказалось неожиданно неловко говорить об этом, и он решил, что его ответ уже был достаточно исчерпывающим, схватил ближайшую булку и сделал вид, будто очень занят жеванием. На какую-то секунду взгляд Мерлина стал очень удивленным. — И? О чем эта легенда? — М-м-м… О первом драконе, давшем имя моему роду. — Артура удивляло собственное смущение, но проигнорировать откровенный интерес супруга он просто не мог. — Это старая легенда может быть даже не правдивой. — Мне все равно интересно. Вкусная еда, хорошая история, что еще нужно для отличного начала дня? — Она не хорошая. — Артур твердо посмотрел в глаза супруга, сидящего напротив и неторопливо потягивающего вино. Он искал сомнение или напускное любопытство в его взгляде, но находил только нетерпеливое ожидание. — Давно, когда демоны из моря погнали людей с берегов вглубь долин, основатель моего рода был среди беженцев. В легенде ничего не сказано о долгих годах поиска своего дома, но это, скорее всего, были тяжелые времена, и первый Пендрагон уже в начале истории предстает жестоким воином, требовательным правителем и просто плохим человеком. — Все тогда были плохи. Люди боролись за жизнь. — И в этой борьбе были жертвы. Эти жертвы и изображены на гобелене. Люди пришли и устроились на этой земле. Отстроили свой замок, родили детей, зажили наконец спокойной жизнью, потихоньку истребляя всех опасных тварей вокруг. В замок стекались люди, вокруг вырастали деревни, и в своей борьбе за жизнь они стали побеждать. Тогда-то последний из драконов этих мест и прилетел на последний бой. Он мог бы выжечь поля, разрушить замок, удовлетвориться возможными жертвами, но он хотел погубить всех. А в схватке не на жизнь, а на смерть сражаются всерьез. Вот и мой предок сражался за свою жизнь, не разбирая средств. К концу боя от королевства почти ничего не осталось, люди погибли, но и дракон лежал на замковой площади сраженный. Умирая, он заговорил с последним оставшимся на ногах противником — моим предком — чтобы проклясть его род и дать ему имя. — Проклятие? Какое? — Мерлин выглядел не на шутку заинтересованным, а вот Артур устал от этой древней истории. Сейчас она не казалась ему пережитком давно ушедших времен. —Дракон сказал, что тот, кто так безжалостно льет кровь людей, достоин зваться драконом ничуть не меньше его самого. Сказал, что он — последний дракон своего вида — признает в моем предке первого дракона среди людей. И предупредил, что каждый последующий дракон заберет с собой достаточно людей, подтверждая свое имя. Артур замолчал и был готов на коленях благодарить Мерлина за то, что тот не задал больше ни одного вопроса. Он и так, скорее всего, знал обстоятельства правления Пендрагонов в Камелоте. Кровавые годы Утера, который нес людям порядок и мир через костры, сжигавшие ведьм и колдунов. И совершенно иное, более мягкое правление Артура. Пусть недолгое, но почти не омраченное казнями и стычками с другими королевствами. Пока не пришла ведьма со своим проклятием. За два года, пока Артур метался в поисках спасения, в Камелоте умерло столько же людей, сколько за год умирало в самый разгар Утеровой охоты на ведьм. Артур стал настоящим Пендрагоном и против своей воли. — Думаю, пришло время показать тебе замок, Мерлин, — собравшись, с улыбкой предложил Артур. У него было достаточно много действительно важных дел, чтобы надолго задумываться о страшной легенде своего рода. Сначала удивившийся, Мерлин ничего не сказал, но потом быстро кивнул и бросился к своему сундуку, принесенному в покои еще накануне. Он достал оттуда теплые и довольно простые вещи и начал одеваться, снова смутив Артура наготой, поэтому тот и решил временно сбежать. Сказав, что скоро вернется, Артур подхватил поднос с остатками еды и выскользнул за двери. Стража не шелохнулась, но чуть не пороняла оружие, когда Артур протянул им по кусочку хлеба. На кухне Артур застал одну лишь Долорес, сразу же отказавшуюся от еды, но уверившую, что найдет, кого угостить. Даже без лишних вопросов Артур знал этих “кого” — детишки прислуги, оставшиеся сиротами подростки, работавшие при замке, потому что не выжили бы в пути до лучших мест. Все они недоедали и будут рады любому куску. Поблагодарив Долорес, Артур оставил это дело ее заботам. В покоях его уже заждался Мерлин. ************** Ни ветерка, приносящего переполненные влагой тучи, ни снега, укрывающего от жгучего холода — не отпускало ощущение, будто в Камелоте не стало ничего. Они выходили через главные ворота замка. Артур — в простой одежде, теплой куртке и накинутом сверху плаще с меховой подбивкой — не выглядел королем этого замка, скорее затерявшимся в его камнях поблекшим лучиком солнца. Мерлин все еще не решался смотреть на него в упор, хотя ему и хотелось подробнее изучить человека, с которым он связал жизнь. Но даже так, посматривая украдкой, либо специально глядя прямо в глаза, когда нет возможности по-настоящему увидеть ничего, кроме стены холодных серых глаз… даже так Мерлин понемногу начинал восхищаться. И сейчас, ступая по пустынной площади плечом к плечу со своей самолично выбранной судьбой, Мерлин до конца осознавал, насколько же порывистым было его решение. И почему он так поступил? Неужели лишь потому, что только раз взглянув на короля Камелота, преклонившего колени перед главной жрицей, Мерлин решил, что нельзя отказывать в такой просьбе такому человеку. Недопустимость варианта бросить на верную смерть столько людей была бы более верной причиной, но Мерлин не мог отвести взгляда от человека, готового погибнуть не за свои грехи вместе со своим народом. И этим утром, увидев, насколько явной редкостью король посчитал принесенные на завтрак богатые яства, Мерлин окончательно решил, что выбор его правильный. По холодным камням, сквозь стужу умирающей земли, колдун, которому не было равных — и Мерлин знал это, — шел помогать сыну убийцы многих его собратьев и не чувствовал тяжести на сердце. Навстречу им выходили в основном рыцари, хотя их можно было узнать только по оружию, но никак не по всему остальному виду. Камелот разрушительно обеднел и ничем не походил на ходившие о нем былые рассказы, а его король бледной тенью самого себя ступал по опустевшим улицам в простых одеждах, выдавая свое высокое положение лишь осанкой. Это похоронное шествие быстро принесло утомление. Мерлин пока не знал, как подбодрить своего супруга, не знал, как даже начать объяснять суть собственной магии и как заставить поверить в то, что он спасет королевство. Мерлин знал одно: тишина разрывала ему сердце, совсем как в детстве, когда он сбегал от наставников, желавших видеть его похороненным за горой книг в библиотеке, а не резвящимся на речке с остальными детьми. Тогда Мерлин сбегал, но теперь он вырос и давно научился разрушать самое ненавистное — тишину. — Город опустел со вчерашнего дня, или мне это только кажется? — не особо выбирая выражения, поинтересовался Мерлин. — Опустел. Мы совместили праздник с раздачей продовольствия. — И что? Все ушли куда глаза глядят с котомкой полученного хлеба? — Все ушли на охоту. — Отвечая, Артур улыбнулся скорее пустынной площади перед собой. — Сейчас на нашей территории единственный способ раздобыть пищу это ловля рыбы и дикого зверя. Почти все, кто хоть что-то может, уходят из городов и деревень в леса. Мерлин на это ничего не ответил; они миновали когда-то шумевшую на множество разных голосов площадь, прошли мимо конюшен, где теперь стояли всего четыре лошади, мимо затихших домов к городским воротам. Здесь явственней всего ощущались увядание и близость смерти. Открывающийся вид на растрескавшуюся сухую и пустую землю, на чернеющие вдали леса, усыплял страсть души, поедал саму жизнь в каждом существе. Мерлин вдохнул поглубже и позволил себе первое заклинание. То, которое не выучить, которым не овладеть, если магия не струится внутри вместе с кровью. Мерлин знал, что глаза его загорелись золотом, и был даже немного рад, что Артур теперь шел на полшага впереди. К нему подходили люди, у ворот их оказалось больше, чем в самом городе. Если они и бросали взгляды на спутника своего короля, то тут же отворачивались, скорее всего, не замечая отблеска золота в его глазах. Мерлина это не волновало, но зато, казалось, беспокоило короля. Тот мрачнел все сильнее с каждым подошедшим к нему подданным и ощутимо расслабился, когда поток людей, выражавших свою веру в него, иссяк. — Прости их невежество и страх. При моем отце здесь все было совсем по-другому, и людям сложно в одночасье искоренить тьму из своих сердец. — Неважно, — коротко бросил в ответ Мерлин. Он и хотел бы не выглядеть таким букой, но при этом так до сих пор и не решил для себя, как относится к Артуру, хотя и связал с ним так решительно свою судьбу. Сейчас важнее было положить начало колдовству, и это представляло немалую сложность, потому что сама земля и воздух этих мест отталкивали его, а Артур Пендрагон решил, что принес слишком мало официальных извинений. Он остановился и повернулся, преграждая Мерлину путь, сбивая заклинание и мысли Мерлина. — Прости и за эту пешую прогулку, но оставшиеся лошади голодают так же, как и все, я не хотел впустую их запрягать. Так и не нащупанное заклинание рассыпалось последними золотыми искрами. Мерлин стоял прямо перед своим супругом, и, кажется, понимал, почему к нему все никак не приходило понимание, как начать. Почему земля не брала его силы, не восстанавливала — их не готов был взять ее король. Глаза Артура лучились, и Мерлин мог бы смотреть в них и черпать ответы, но сейчас, осознавая, насколько они далеки друг от друга, он решил сделать так, как явно привык Артур. — Мой король, ты хочешь говорить со мной не об этом. И я слушаю тебя. С нетерпением. Такая прямота, казалось, на мгновение ошарашила Артура, лишила способности складывать слова. Открыв рот, он подтвердил все догадки и показался Мерлину совсем юным мальчишкой, каким не был, если судить мозолистым, загрубевшим рукам и ранним морщинкам в уголках глаз. Артур был смущен, и смущение молодило его, снимало с плеч груз непосильной ноши невысказанного, позволяя разглядеть, каким был этот человек до того, как стал настоящим Пендрагоном, чей герб алел воспоминаниями о пролившейся крови. — Я… я не знаю, как начинают подобные разговоры. И я совсем не знаком с природой магии и тем, как она творится… — Но ты хочешь уверенности? Моих обещаний? — Мерлин смотрел, не отводя взгляда, и даже чувствовал каплю вины за излишне резкий тон. — Нет. — Лицо Артура внезапно разгладилось, а его губ коснулась неожиданно нежная улыбка. — Я хочу лишь быть в курсе. Хочу, чтобы ты был честен со мной и сказал, если все безнадежно. Ты же видишь, мы в конце своего пути. С последними словами Артур перевел взгляд вдаль и отступил, чтобы почти сразу же пройти мимо, дальше за ворота, на холм, где чах молодой вяз. Мерлин собирался окликнуть Артура, но решил не ранить его еще сильнее. И так много на его долю выпало ран, по совершенно непонятной причине, и наносить новые ничуть не хотелось. Мерлин просто последовал за Артуром, продолжая разговор, словно не было этой странной грубости. — Проклятие уже на своем пике. Этой зимой земля должна была начать источать запах смерти, а все случайно забредающие сюда звери перестали бы приходить, реки иссохли бы или поменяли бы свои русла, и даже птицы перестали бы пролетать над твоей землей, мой король. Я все вижу, и конец близок, но разве не ради борьбы я здесь? Артур остановился: — Я не вправе просить большего, чем попытку. — Мой король, ты так серьезен и совсем не веришь в мои силы. — Мерлин не знал, отчего его так задело отсутствие пожеланий, ведь мгновение назад он был почти зол, когда подумал, что с него потребуют обещаний и клятв. Захотелось доказать свою силу, доказать, что король Камелота должен смотреть на него и верить в него. Мерлин сорвался с места, не дожидаясь ответа, прошел совсем близко, так что его плащ скользнул краем по плащу Артура. Не оборачиваясь, чтобы не потерять лицо и не раскрыть истинных намерений. Так Мерлин прошел две дюжины шагов и закончил свой путь прямо перед умирающим вязом. Протянув руку к его стволу, зашептав пришедшее теперь так легко заклинание, Мерлин закрыл глаза. Он просил у земли времени, просил у воздуха мягкости, и требовал от неба защиты. Всей своей сутью, всем собой, Мерлин заявлял на этом самом месте, что он, любимое дитя магии, теперь дома, и дом его умирает. Земля, политая кровью проклятий, молчала, воздух колебался, а небо злилось не своей воле. ************** Небо нахмурилось так быстро, что впору было пугаться, но Артур не мог оторвать взгляд от темной фигуры, сгорбившейся у дерева. Поникшие плечи, опущенная голова — все говорило о тяжелейшем грузе, легшем на плечи. Знакомые ощущения. Артур давно знал их, а теперь их познал и тот, с кем предстояло пройти весь жизненный путь. Артур решил сделать первый шаг. И второй, и третий. Он встал на расстоянии вытянутой руки от колдуна и его завораживающего колдовства. Дерево, к которому Мерлин приложил ладонь, словно оживало, проходя путь от зимы к осени. Набухнув почками, прихорошившись листьями и сбросив их к ногам в считанные мгновения ока, вяз уже не выглядел мертвым — лишь готовым всю долгую зиму терпеливо ждать весну. А Мерлин все стоял, не открывая глаз, лишь сгибаясь все сильней и сильней, и Артур понял, что стоять дальше безучастным не может. Легко тронув Мерлина за плечо, Артур отшатнулся, когда тот резко выпрямился и обернулся. Глаза его горели золотом и незряче смотрели вперед. Задул холодный ветерок, распахивая их плащи, и Мерлин медленно поднял взгляд к небу. Артур последовал его примеру, но не сразу понял, на что там нужно было смотреть, пока все огромное полотно не зарябило мелкими белыми точками, а на нос не упала крупная прозрачно-белая снежинка, тут же погибшая в жаре дыхания. — Я не верю… — прохрипел Артур, едва находя дыхание для этих слов. В ответ раздался слабый смешок, и Артур опустил взгляд. На черных волосах Мерлина уже собрались белой порошей снежинки, не желающие таять, его уши раскраснелись, а уже привычно насыщенные серые глаза поблекли и стали почти прозрачными. Он улыбался обескровленными губами и едва не падал. Артур сам притянул его к себе, давая необходимую опору и возможность не так явно показывать свою слабость. Мерлин повис в его объятиях, вероятно, всем своим весом, уткнулся носом в шею и мелко задрожал. Он не был таким теплым, как с утра и ночью, казался обломком льда, и Артур поспешно распахнул собственный плащ, чтобы прижать супруга ближе, попытаться согреть. — Мой король, — ладони Мерлина уперлись в грудь Артура, отталкивая, — пойдем. Скоро здесь станет еще холоднее. Артур только кивнул в ответ и тактично убрал предложенную для опоры руку. Его колдун шел тяжело, дышал хрипло, но не потерпел бы жалости к себе — он ясно все высказал одним только взглядом. Так они прошли весь путь до ворот. Пришлось подозвать рыцарей, когда удивленные крестьяне попытались броситься в ноги своему королю, а, быть может, и своему спасителю. Никакая благодарность не была нужна ни одному из них. Артур шел настороженным хранителем своего бесценного спутника, а сам колдун шел потому, что нужно было дойти. Артур видел, что силы для каждого шага черпались из воистину бездонного колодца упрямства, но не смел пойти против желания Мерлина сохранить лицо, а может быть, показаться всесильным. Артуру было все равно, он желал одного — скорее дойти. Оставив позади ворота, главную площадь с раззявившими рты слугами и даже рыцарями, они вошли в опустевший пуще прежнего замок. Все высыпали наружу смотреть на первый за последние два года дар неба, а Мерлин споткнулся о ступеньку и чуть не упал. — Здесь никого нет. Позволь подставить тебе плечо, не упрямься, — не выдержал подхвативший его в последний момент Артур. — Наверное, ты прав, мой король, — слабо прошептал Мерлин, неловко повернулся и закинул руку на плечо Артуру. Большего разрешения и не нужно было. Артур обхватил свою ношу за талию и, не обращая внимания на возмущенное “Эй!”, чуть ли не потащил в их общие покои, даже через одежду чувствуя холод тела в собственных руках. Встреченные у покоев стражники с одного рявкнутого полуслова побежали за дровами, а самого Мерлина, готового биться за свободу и независимость пусть слабо, но отчаянно, Артур сбросил на кровать и начал раздевать. — Я сам могу! — зло шипел Мерлин, отдергивая ногу и не позволяя снять с себя сапог. — Да ты белый как смерть! Я же вижу, что даже колдовать не можешь! — Здесь Артур кривил душой. В нем лишь было сильно предположение, что, если бы колдун сейчас хоть что-то мог, он либо донес бы себя своей магией сам, либо отбрыкивался бы совсем не ногами. И пусть это была лишь догадка, но догадка, казалось, довольно точная — Мерлин насупился, но отбиваться перестал. Он вообще молчал все время, пока Артур освобождал его от одежды и обуви, только раскраснелся, когда тот стянул с него штаны с нижней рубахой и затолкал под одеяло. Но тут уже пришли стражники с охапкой дров и помешали разразиться новой порции возмущений. Разведя огонь в камине и наконец успокоившись, Артур нашел в себе все слова, каких не мог наскрести до этого. — Что произошло там, на холме? — спросил он, подойдя к постели со спины отвернувшегося супруга. — Колдовство. Древнее и сильное. И изнуряющее, — спустя секунду молчания ответил Мерлин, но не повернулся. Может быть, так оно было и лучше. Артур уже начал раздеваться сам, чтобы залезть в постель и попытаться согреть собственным теплом, а под взглядом, может, и растерял бы всю свою смелость. — Расскажи о нем, — попросил он, ныряя под одеяло и сразу прижимаясь к Мерлину всем телом, жадно ловя дрожь, доказывающую, что колдун такой же человек. Это успокаивало. — Что ты творишь, мой король? Тебя наверняка ждут подданные. У тебя много дел, — каким-то немного загнанным голосом зашептал Мерлин. — Ты чуть не свалился без чувств после своего колдовства, а я так ничего и не понимаю. Мне важнее находиться здесь, согревать тебя. Рассказывай. — Артур был смущен не меньше, потому и закончил говорить приказным тоном, но от этого Мерлин в его руках, как ни странно, расслабленно обмяк. — Это сложно. Так просто не объяснить, но если уж пробовать начинать, то нужно начинать с дня проклятия. Меня здесь не было, и все, что я знаю, я знаю с твоих слов, Артур, — все так же шепотом заговорил Мерлин, заставляя сердце тесно сжаться одним тем, как произнес имя Артура. — С твоих слов и от самого проклятия. — Что это значит? — В него вложена чья-то жизнь, а значит, проклятие почти живое. Это такая магия, которой нет равных, но которая в то же самое время является лишь волей одного человека. Да, оно может поразить землю и стать извечным, неснимаемым, но только в том случае, если против него не встанет чужая воля. — Твоя? — Артура странно умиротворял рассказ Мерлина, и ему показалось совсем не странным перед вопросом слегка подуть ему на оттопыренное ухо. Ухо заалело, а ответ показался хриплым: — Моя. Но никакой воли не хватит, чтобы пересилить жертву, а жертвой здесь была жизнь. И тут начинаются дебри магии, в которые ты все равно не захочешь вникать, и я это знаю. Скажу просто: если один колдун принесет в жертву заклинанию сорок тысяч солдат, а другой — свою жизнь, то заклинание второго все равно будет в сорок тысяч раз сильнее, потому что жертва оценивается своей ценностью. — У вас все непросто, да? — Никакая наука не может быть простой. Я слышал, что ты великий воин, бесстрашный и умелый. И сейчас чувствую силу твоих рук. Не думаю, что она ковалась в один день и пришла запросто. Артур не удержался от смешка, завороженный сменой оттенков уха прямо перед своими глазами. Сейчас оно было пунцовым. — О да. Это было непросто. — Что только доказывает мои слова. — Мерлин буркнул это, явно намереваясь больше ничего не говорить, но Артур такого позволить не мог. — И? Я понял, что ее проклятие сильнее всего, что я мог бы поставить против. Я не маг и не могу принести жертву такой же силы. Некоторое время Мерлин не отвечал — только закопошился, разворачиваясь, чем изрядно напугал Артура. Одно дело когда тебя не видят, когда можно скрыться за спиной и делать вид, будто не развлекался как ребенок совсем недавно. Но когда Мерлин посмотрел ему прямо в глаза, Артур не сразу услышал сказанное — общая постель и излишняя близость смутили, заставляя воспользоваться возможностью и отодвинуться, скрывая неуместную реакцию. — На самом деле, ты принес. Когда пришел к нам и согласился на все мои условия. Да, это по-другому, да, здесь много других важных деталей, но ты принес жертву, и ее ценность не меньше, — необычайно серьезно произнес Мерлин и почти сразу закрыл глаза. — А сейчас иди заниматься государственными делами. Я просплю сутки, может, чуть меньше. Это нужно. Приказной тон сказанного сильно страдал от невнятности произносимых слов — Мерлин уже засыпал и явно был не в силах бороться. Через мгновение он уже прижимался к подушке и тихо сопел. Артур не успел даже удивиться происходящему, или возмутиться — хотя бы мысленно — по поводу того, что ему отдают приказы. Нет, он просто продолжал смотреть на уже спящего супруга и, не в силах осознать произошедшее, так до конца и не поняв сути совершенного колдовства, разглядывал лицо напротив. Позволил себе еще немного полежать вот так, после чего вылез из тепла одеял, уже не настолько сильно боясь за Мерлина, оделся и вышел к страже. Безмолвные, преданные, знающие свое место, сейчас они с трудом держались прямо и бесстрастно. Волнение невозможно было скрыть, даже годы привычки им не помогали, оба косились в сторону окна, за которым разворачивалась настоящая снежная буря. Артур отдал приказ охранять ценой жизни, после чего уверенным шагом направился в тронный зал. Он не оборачивался и не волновался. Он мог бы даже не отдавать никаких приказов людям, которые еще утром были готовы умирать, а сейчас ощутили надежду только благодаря одному человеку. В тронном зале, как Артур и ожидал, собрались рыцари, простолюдины, стражники. Там были все, кто посмел прийти; остальные, скорее всего, набирали снег в ведра, боясь, что все это временно. Жажда уже почти настигла Камелот, колодцы пока не опустели, но явно собирались — если не в этом месяце, так в следующем. Не было в замке тех, кто не понимал. И не осталось ни одного человека, не пребывающего теперь в смятении. Сев на трон и окинув взглядом своих подданных, Артур читал почти в каждом взгляде неподдельное удивление. Сам он мог поклясться, что никто не верил, что колдун поможет и спасет. Сам Артур вполне мог встать в один ряд с ними, а теперь должен был объяснить и заставить верить, потому что сейчас это было всем, что оставалось в его власти. *** Впервые за последние месяцы в Камелоте загорелись огни. Не обязательные факелы постовых, а просто в окнах некоторых домов, замка, в руках прохожих, неспешно бредущих по сугробам. Рыцари зажгли свечи в покоях, отведенных им Артуром — весь Камелот загорелся слабым, неверным светом надежды. Стража стояла у королевских покоев совсем иначе, чем даже утром. Казалось, что вернулось былое время, когда Камелот еще не собирался умирать. А войдя в собственные комнаты, Артур увидел не прошлое, но будущее. Довольно забавное, на его усталый взгляд. Из-под одеял торчала голая пятка, а вторая нога Мерлина показалась до самого колена. Несмотря на покрывшиеся гусиной кожей конечности, укрыться в тепло он не спешил. А может, был настолько обессиленным, что ему не хватало сил хоть как-то реагировать на холод. Артур подошел и поправил одеяло. Некоторое время он раздумывал, а не завалиться ли спать, но в итоге решил заняться изучением доставленных писем и донесений. Подбросив дров в уже почти затухший огонь, завернувшись в любимый плед, Артур уселся за стол и в неверном свете свечей углубился в чтение. С севера королевства сообщали о невозможных условиях жизни, людям не позволяли переходить границу и даже пытаться охотиться, с востока и вовсе перекрыли даже козлиные тропы, на южных границах было значительно легче. У тамошних соседей богатые земли, и для их короля кучка охотящихся на зайцев крестьян не представляла проблемы, пока они не перешли на охоту в местных деревнях. Все эти послания не требовали ответа, да и боялся Артур пока обнадеживать. Мерлин не давал гарантий, не объяснял толком, что он делает сам и что делать Артуру. Склонив голову и отложив последнее письмо, в котором сообщалось о море, захлестнувшем небольшую деревеньку, он окончательно решил, что на сегодня хватит. Эта почти не настоящая работа, почти окончившееся правление, да и жизнь сама по себе — все сегодня давило болезненным желанием поверить в спасение и не менее болезненной, полной в нем неуверенностью. Артур понимал свой народ более чем хорошо, потому что всегда был одним из них. Чуть более сильным, осененным властью и возможностями, но все равно таким же жителем Камелота, прихотью ведьмы обреченным на смерть. Человеком. Человеком, очень уставшим за этот день. Задув свечи и скинув одежды прямо на пол у кровати, Артур залез под одеяло и почти сразу забылся тяжелым сном, так и не поняв, снится ему или нет горячая на его холодном плече ладонь. *** Еще до рассвета, стоило небу слегка посветлеть, Артур все-таки очнулся от своего мучительного не восполняющего сил забытья. Тело слабо от изнуряющей ноющей боли, голова словно ватная, ни следа чувства голода и огромная пустота в груди. Сначала, сквозь осознание всех этих чувств, Артур видел только потолок. Который слегка шатался и отказывался становиться четким, показываясь Артуру словно сквозь воду. Потолок даже пытался сбежать от короля в темноту, но ему помешали горячие пальцы, тронувшие щеку Артура и прогнавшие последние остатки сна. — Мой король, прошу, не закрывай глаза. Пришло время, и нам нужно поговорить, — голос Мерлина звучал тускло, но все же успешно притягивал все внимание без остатка. Напрягшись, Артур приподнялся на локте, перевел дух и уже вторым движением сел в постели. Его супруг сидел напротив в ворохе одеял, его обнаженная бледная грудь в предрассветном сумраке казалась самым ярким пятном. — Что-то случилось? — превозмогая нежелание открывать рот, спросил Артур. — Ничего нового в твоем королевстве, и нечто необычайно важное между нами. — Что? — Артур не столько спрашивал, что произошло, сколько не понимал происходящего и услышанных слов, но Мерлин воспринял вопрос буквально. — Моя магия приняла тебя, Артур Пендрагон, целиком и полностью. Признала моей законной второй половиной, частью неделимого целого. Согласно законам моего народа, мы теперь связаны до конца нашего существования. — Какие у вас жестокие законы, — совершенно не подумав, сказал Артур первое, что пришло в голову. — Ни права на любовь, ни права передумать. Тебе, должно быть, нелегко. Он не смотрел на Мерлина, а иначе заметил бы, каким озадаченным тот выглядел. — На самом деле это закон совсем не о любви — скорее о сообщниках. Не часто браки, заключенные здесь, на земле, принимаются самой первоосновой нашей магии там, в другом мире. Не каждые супруги становятся целым, даже заранее сильно любящие друг друга. И теперь Артур смотрел внимательно и благодарил скрывающую его тьму за то, что не выдает его стыда. Он так и не прочитал свитки законов Туата Де Даннан. — Значит… — Артур тянул с продолжением фразы. Хотя бы потому, что не мог его придумать. — Значит, мы с тобой не самое редкое все же, но исключение, и ты поделишь со мной тяготы моего колдовства, а я теперь смогу точно пообещать тебе спасти королевство. Наверное, Мерлин улыбался. Голос его звучал горделиво и самодовольно, но Артура это не задевало, он услышал то, что его на самом деле волновало, и почему-то сразу поверил, только сейчас, на самом деле, до глубины своего существа, поверил в слова без тени сомнения в них. И заговорил снова только потому, что очень хотел услышать больше. — Ты до этого не обещал. — Потому что я не знал, станем ли мы целым. Если бы нет, то для моей магии эти земли оставались бы землями того, кого я выбрал своей волей, было бы сложнее, я не стоял бы на своей земле, меня ничто к ней не привязывало бы. Но сейчас ты тот, кто будет всегда частью меня, а эта земля под твоими ногами — часть твоей сути. Когда по ней ступаю я — я ступаю по своей земле, моя воля — воля твоя, того, кто отдал все за эти земли. Кто бы ни отдал жизнь, проклиная эти места, его воля подкреплена жертвой, оторванной от самого себя, но и я теперь противостою своей волей и жертвой, которая отныне считается моей собственной жертвой, потому что ты мой, мой король. Последние слова Мерлин произнес с такой бесовской улыбкой, что правильнее всего было бы бежать от него без оглядки, но вместо этого Артур провалился спиной в простыни и больную дрему. ************** Мерлин все еще чувствовал слабость и не собирался вылезать из постели, пока служанка с завтраком не осмелится постучать в двери. Но спать больше не хотелось. Он просто лежал и смотрел на забывшегося больным сном короля Камелота, кутался в одеяла и цепко оценивал то, как недвижима его фигура, как бледны губы и как холодна почти отдававшая синевой кожа. Артур сипло дышал, внутри него шла жестокая борьба, магия занимала свое место в его теле, питалась его и так изрядно утраченными силами и пожирала все без остатка. Это была личная борьба каждого, вмешиваться в которую считалось среди магов совершенно ненужным, но с самого рассвета Мерлин не находил себе покоя и не мог оторвать взгляд — он желал помочь. Очередной тяжелый вдох Артура и судорожное движение, которым он попытался сбросить тяжелое одеяло, положили конец мучениям. Следующий вдох был легче. Мерлин укрыл супруга обратно и только теперь сам почувствовал облегчение, с его плеч свалился огромный камень, не дававший отойти, заставлявший лежать неизменно рядом и переживать за чужую борьбу. Вот только идти никуда все равно не хотелось. Мерлин только придвинулся ближе и положил голову на подушку, совсем близко, чтобы ничто не мешало разглядеть каждую ресничку, каждую трещинку на губах. Так даже думалось легче. Смотря на спящего короля, Мерлин лениво перебирал в голове собственные планы. Он не ждал, совершенно не ждал единения, думал, что с неделю проваляется в этой башне, пока его магия будет растекаться по чужой земле, отталкивая проклятые силы, не зная поначалу предела и оставляя самому Мерлину совсем чуть-чуть, достаточного лишь для того, чтобы дух не покинул тело. Он не рассчитывал, что его король разделит с ним ношу огромной силы, и уж точно не рассчитывал когда-нибудь увидеть, каково кому-то другому ощутить ее на себе. Да и не был Мерлин дураком, знал, что не всякий выдержит, и теперь смотрел на своего супруга и чувствовал что-то, чему не мог дать определения. Надеялся только, что король все-таки откроет глаза, что эта тяжесть уйдет. Были у Мерлина и более насущные проблемы. Он находился во враждебном к магии королевстве, а его только пару дней как нареченный супруг, а по совместительству король этого самого королевства, уснул беспробудным сном, от которого может очнуться через час, может через неделю, а может и никогда. Как бы люди Камелота по старой памяти не сожгли за добрые намерения своего благодетеля… В этот момент и раздался стук в дверь. Мерлин вскинулся и быстро набросил на себя одежду и плед. В покоях все еще стоял ужасающий холод, как и по всему Камелоту — в один день с таким не справится даже магия. Пока без какого-либо желания шел к дверям, Мерлин оценил собственной шкурой все прелести проклятия и закутался сильнее — магия не согреет его в ближайшее время, пока будет почти полностью тратиться на противостояние и возрождение. Но озноб пробирал, и уже у самых дверей Мерлину все же пришлось признаться самому себе: это был страх. Липкий, холодком лежащий на коже, страх перед людьми, которым он сам, по доброй воле, пришел помогать. Остановившись на секунду, чтобы выдохнуть, Мерлин быстро решился на единственное, что пришло ему в голову. Он скинул плед, растянул завязки на рубашке, чтобы они оголяли грудь достаточно неприлично, и взлохматил волосы, а следом, не давая себе секунды на размышления, распахнул дверь. Служанка от неожиданности отшатнулась, чем он и воспользовался. — Спасибо, — ловко забирая поднос, сказал Мерлин с легким поклоном, чем привел служанку в жуткое смущение. Но ему нужно было всеобщее внимание, и стражи в том числе. — Об обеде не беспокойтесь, мы с Артуром, скорее всего, проспим до вечера. Вчера был тяжелый день, так что беспокойте нас только в том случае, если уймется метель, или по срочным делам. Очень надеясь, что служанка вместе со стражей быстро додумают именно пошлую версию причин усталости их короля, Мерлин поставил поднос на стол и нырнул под одеяла, не раздеваясь. Глаза его загорелись золотом, он потратил часть еще толком не вернувшихся сил на то, чтобы заставить легкий снегопад за окном разыграться в считанные минуты. Ему не нужно было читать заклинаний, чтобы увидеть, Мерлин и так знал, что удивленная служанка со стражей выглянут в окна и, как любой человек, переживающий неожиданно холодную зиму, замрут в ожидании конца злой метели. Замрут вместе с ним, ожидающим совсем другого. — Боги, если ты к вечеру не очнешься, у меня будет больше проблем, чем могло бы быть, объясни я им все сейчас, — не выдержав столь нелюбимой им тишины, сообщил спящему глубоким сном супругу Мерлин. Никто, само собой, не ответил. Артур только тихо дышал, недвижимо лежал на перинах и был полностью в его власти. Разглядывай, щупай, да хоть на лбу сажей рога рисуй. Эта мысль немного развеселила, и уже настроившийся было представлять все самое худшее Мерлин уселся в постели и избрал другой вариант времяпрепровождения. Он же так и не позволил себе толком разглядеть, кто теперь принадлежал ему безраздельно. Да, Мерлин раньше смотрел на него с грустью, смотрел с любопытством, но ни разу не смотрел на супруга как на супруга. И вроде бы момент неправильный, но в то же время до самого вечера он должен быть рядом неотрывно, и чем нервничать, лучше подумает о жизни, которая будет после снятия проклятия. Какой она будет? Мерлин смотрел на красивое лицо перед собой и приходил к выводу, что не такой уж и плохой она будет. Улыбнувшись собственным мыслям, он скользнул обратно под одеяло и прижался к супругу, размышляя, что красиво в Артуре не только лицо, но все равно не позволил себе лишних телодвижений, да и смутился от собственных мыслей. С мужчинами у него никогда ничего не было, кроме шутливых поцелуйчиков от одного рыжего дурака, у которого и получались-то только заклинания призыва. Мерлину он нравился, но не нравился его наставнице Нимуэ. Та багровела в тон своих любимых нарядов и отчитывала за бездельничество и растрату бесценного таланта на всякие глупости. Мерлин глупости любил и любил их даже немного сильнее того рыжего дурака, поэтому и устроил наставнице шутку шуток, оживив почти все вещи в королевстве, чем на месяц предоставил работу каждому мало-мальски сильному колдуну. Наказание Нимуэ было так же изощренно, как и шутка, но его вспоминать совсем не хотелось. Мерлин больше желал обновить свои познания в области поцелуев. На этот раз его внимание, да и судьбу, в отличие от раза предыдущего, занял и вовсе обычный человек, если, конечно, короля Камелота можно так назвать. Бросив грустный взгляд на все такие же неподвижные пухлые губы, Мерлин не нашел в себе смелости украсть поцелуй собственного супруга и окончательно приуныл. Что делать выспавшемуся половозрелому колдуну в одной спальне с тем, на кого есть все права, но нет способности даже поцеловать его украдкой? Особенно если идей ровным счетом никаких… Ждать. Терпеливо и с все увеличивающейся тревогой Мерлин проводил минуту за минутой, час за часом. Солнце уже держало свой путь на запад, а сердце все чаще замирало от едва слышимых шорохов за дверьми. Обмирая от страха и не в силах повлиять на суждения людей или увидеть свое будущее, Мерлин прижался к все так же спящему Артуру и все же отбросил опасения. В голове совсем помутилось, он даже немного жалел, что, взглянув на этого человека, всей своей сутью захотел ему помочь, стыдился мыслей и больше не боялся без разрешения брать причитающееся. Мерлин положил ладонь туда, где глубоко в теле билось сердце короля, подтянулся выше, приподнялся на локте и несмело прильнул к желанным губам в невинном поцелуе. Мгновение, другое — Мерлин не двигался, лишь плотнее прижимался, жмурясь от мутного страха и все равно грустя от безответности поцелуя, утешая себя лишь мыслью, что, каким бы ни был исход этого дня, этот поцелуй останется с ним. Он как раз все последние часы думал о том, что умирать здесь и сегодня не желает, и значит, придется убивать, а это вполне способно разорвать в клочья любую возможность будущих отношений между супругами, как бы магия Мерлина ни показывала, что только поддерживает их. И вот в таком случае у Мерлина будет в памяти поцелуй от еще одного не безразличного его существу мужчины, с которым его разлучит сама судьба. Этой мыслью он закончил долгое мгновение, в течение которого наслаждался теплотой Артура, и с сожалением отстранился. Мерлину резко подурнело, он даже не стал подниматься — только откинулся на собственную подушку, чтобы перевести дыхание, будто между ними случился не недопоцелуй, а нечто гораздо большее. Даже неожиданно раздавшийся рядом вопрос от того, кто только что спал беспробудным сном, не смог заставить Мерлина толком испугаться — так его пугало собственное состояние. — Это было так страшно? Ты дышишь словно загнанный зверь. Мерлин хотел было промолчать, но ему так нужно стало выговориться, что отсутствие внятного ответа не помешало поддержать беседу. Сначала он засмеялся, но быстро унял нервный смех и просто сказал то, что думал и чувствовал: — Я уже собирался с боем вырывать свою жизнь у народа Камелота. Не надеялся, что даже в таком бедственном положении они нормально отнесутся к тому, что никто больше дня не видел короля. А это просто решил забрать в качестве трофея. — Я часто объезжаю владения, и нередко один. Никто не удивился бы, — тихо возразил Артур и, судя по копошению, повернулся на бок. Мерлин последовал его примеру — дыхание как раз выровнялось, позволяя. — Сразу после свадьбы тебя потянуло в дорогу? В это кто-то поверил бы? — Почему нет? Я никогда не забывал об обязанностях короля. — Но забыл про коня и ускакал на своих двоих. Нет, Артур, в это не поверил бы и последний дурак. — Мерлин смотрел в ясные серые глаза и невольно улыбался, видя проступающую на поверхность чистого взгляда растерянность. Это оказалось поистине прекрасным зрелищем. — Я женился на мужчине, а это достаточно грубое нарушение традиций, и никто не выказывает особо сильной реакции лишь потому, что для моего народа это не свадьба, а священный союз во имя жизни Камелота. — Хоть слова Артура и были серьезны, весь его вид говорил лишь о нежелании признавать собственную довольно глупую ошибку, и Мерлина это почему-то не столько злило, сколько раззадоривало. Хотелось поддеть еще и еще, но что-то подсказывало, что пока еще не пришло время. Зато пришло время показаться подданным. И эта необходимость настойчиво ожидала, в этом Мерлин не сомневался, о чем и поведал супругу. Они быстро принялись одеваться и готовиться к совместной вечерней прогулке, чтобы подтвердить возможные сплетни, а заодно и познакомить Мерлина с рыцарями лично. Артур понимающе принял страхи Мерлина, а насчет выхода, который тот нашел, только улыбнулся и сказал, что пошлые сплетни — это самый лучший способ скрыть правду. И ничего не сказал о поцелуе, что было только к лучшему. Мерлин, может, и не придумал бы, что ответить. Но даже пройдя мимо немного заалевших ушами и щеками стражников у дверей, ни на улице, где мельком видел служанку, принесшую завтрак, ни у конюшен, где Артур проведал оставшихся лошадей, сам Мерлин не переставал вспоминать тепло губ и думать о том, как мало он сам знает о магическом единении. ************** Дни после пробуждения оказались ужасными. Артур с трудом разлеплял глаза, видел рядом с собой такого же разбитого Мерлина, но был обязан терпеть. К тому же, результаты этих мучений внезапно образовались на главной площади, уже привыкшей за время проклятия к пустоте. Неожиданно Камелот расцвел бурными красками флагов соседних королевств, гвалтом свиты разношерстных послов и двумя делегациями от Нимуэ — это и стало причиной разлуки молодоженов. А ведь они так и не нашли в себе смелости обсудить то, что произошло на грани пробуждения Артура. Мерлин тем же вечером что-то бормотал про магическое единение, о котором доподлинно никому в полной мере не известно. Он испытующе смотрел в глаза, а Артур не знал, чего от него ждут, и если бы знал, что утром в королевство явилась не одна, а целых две дипломатические миссии от главы Совета Туата дэ Даннан, то придумал бы. В крайнем случае предложил бы Мерлину научить его целоваться по-настоящему. За эту мысль Артур, конечно же, сразу себя осудил. А вот про магическое единение так ничего и не понял. И тем не менее, они оказались разлучены. Мерлин взял на себя обязанность развлекать всех приехавших магов, устраивал с ними в малом зале заседания продолжительностью в целый день и приползал в их общие покои далеко за полночь, пугая стражников нелюбовью к обычным факелам и использованием светящихся магических шаров. И все это Артур узнавал из уст слуг. К приходу Мерлина он спал, словно до этого неделю нес дежурство, а вставая на рассвете не находил в себе сил разбудить так мирно спящего супруга. Даже для того, чтобы понять в конце концов, что все же происходит. Нет. Он принимал дипломатов с дарами. С такой необходимой Камелоту едой. С абсолютно бесполезным золотом и прочей роскошью, которую голодный не оценит — просто не сможет оценить. Слушал уже почти отвернувшихся от них соседей и выражал им глубочайшее признание за сочувствие. Он так надеялся, что кто-то из них приехал помочь пережить эту последнюю, как молил богов Артур, тяжелую зиму. Но все они приехали взглянуть на всесильного мага, способного спасти целое королевство, убедиться, что чудес не бывает, и отбыть восвояси с докладом, до которого Артуру не будет дела, пока его люди не перестанут умирать от жажды и невозможности раздобыть хоть какую-то еду. Мерлин игнорировал всех, кто не носил черных ритуальных одежд магов, и не удостаивал даже ответом. Они с Артуром сталкивались в широких коридорах замка, приветствовали друг друга согласно приличиям и вместе со своей свитой, так не похожей одна на другую, расходились в разные стороны. За окном валил бесконечный снегопад, угрожая похоронить Камелот в белоснежном гробу. А через неделю из патруля вернулись рыцари и сэр Леон попросил об аудиенции, где, боясь быть услышанным лишними людьми, доложил, что границы Камелота перестали казаться такими мертвыми, как прежде. На юге и вовсе смешались времена года, и, проезжая мимо одной еще месяц назад опустевшей деревни, они увидели плодоносящие деревья, которых раньше там не росло, и пестрящие урожаем участки у каждого дома. Люди уже прознали про это и вернулись в свои дома. Во всяком случае те, кто не успел далеко уйти. Другие же дома довольно быстро населили бродившие поблизости в поисках пищи охотники. И все это буйство тепла и солнца за границами деревеньки окружала лютая зима. Камелот пустел так же стремительно, как наполнялся. Яркие флаги редели, людские разговоры схлынули, а миссии отбывали в сторону ворот одна за другой, убедившись, что маг в Камелоте есть, а то, что Артуру было доложено недавно и уже давно стало известно соседям, имеет под собой почву. Сам Артур боялся даже предположить, что за интриги могут обрушиться на них, но четко понимал одну простую истину и ею ему необходимо было срочно поделиться с супругом, причем желательно без лишних ушей. Как ни странно, маги, подарившие ему Мерлина, для Артура все равно были лишними ушами. И они не уезжали. Последняя делегация от совсем дальнего соседа, короля западного сытого берега, пробывшая дольше всех, но и раздражавшая меньше хотя бы тем, что потенциальной опасности не несла — Артур с интересом посмотрел бы как они прорубятся сквозь три королевства между ними и Камелотом, — отбыла. Это была третья неделя массового постороннего присутствия в Камелоте, и вторая, когда Мерлин перестал возвращаться в их общие покои, объяснив это необходимостью изучения магического единения. Сказав, что это важно не только для Камелота, но и для всех магов, потому что такой силы, какая сейчас буйствует на просторах королевства Артура, просто не бывает. Артур мало в этом понимал, но все равно кивнул и приставил к окнам и дверям залы, занимаемой магами для собрания, всех своих самых верных рыцарей, солдат, отличившихся преданностью, и пару служанок, чтобы исключить свободные перемещения кого-либо по замку. И вот на третью неделю со дня прибытия нежданных гостей у Артура лопнуло терпение. Простое утро. Он открыл глаза в своей промерзшей спальне, за окном метель бушевала с тем же энтузиазмом, что и днем ранее. Подушка рядом была пуста, а прямо перед пробуждением как назло приснился их единственный поцелуй. И терпение Артура иссякло. Он одевался неспешно, надеясь, что клокотавшая внутри ярость успокоится. Штаны, рубаха, жилетка из черной шерсти — Артур желал выглядеть не помпезно и не празднично, никак не выделяться из своего терпящего беду народа. И не заметил, как, углубившись в свои размышления, передумал одними руками. Кольчуга, наручи, пояс, алый плащ за спиной. Артур оделся как воин, коим и был все это время, пусть и пытался обмануться и представить себя то ли королем, то ли простолюдином. С самого дня коронации Артур не сомневался в своих правах в этом королевстве, в своих решениях и в своих действиях. Не позволял себе сожалений и не терпел притязаний на свою плоть и кровь — Камелот. А сейчас он остро ощущал, что у него отобрали что-то, что принадлежало ему по праву, и уже не мог этого терпеть. Вылетев из собственных покоев при неполной амуниции, но с мечом, Артур примерно представлял, какое ненастное зрелище сейчас собой воплощает, но не мог ничего поделать. Злость настолько прочно охватила все его существо, что до нужной залы он не дошел — долетел. Распахнул двери, приковав к себе всеобщие, в том числе и Мерлина, взгляды, и внезапно понял, на что все-таки злится. Глупой ярости как не бывало, всей перепуганной охране у себя за спиной он приказал охранять как и прежде, похвалив за хорошую работу. Смешавшиеся рыцари и обычные стражники нестройно болванчиками закивали ему в знак признательности и быстро разошлись по своим местам в коридорах, ведущих к зале и покинутых, приведенные в смятение странным настроением своего короля. Двери за Артуром закрылись, и в воцарившейся всеобщей тишине, совсем не громко, но более чем разборчиво, он спросил единственного в этой зале, кто по его глубокому внутреннему убеждению имел право голоса: — Мерлин, много ли тебе еще нужно узнать у многоуважаемых членов миссии? Растерявшийся маг, измученный настолько очевидно, насколько это вообще было возможно, наверняка спавший все это время здесь же, за столом, сначала просто мотнул головой, но понял, что этого недостаточно, и заговорил слегка осипшим голосом: — Нет, мне ничего не нужно узнавать, мы вовсе не для этого здесь собрались. — Я не настаиваю, но хотел бы знать — для чего? — Изучаем магическое единение, я же уже говорил тебе, мой король, — Мерлин нахмурился и встал со своего места, заметно покачнувшись. — Единение, особенно такой силы, чувствуют все маги, поэтому обе делегации и прибыли так быстро. — Прости, возможно, я не совсем верно понял тебя. — Артур улыбнулся Мерлину. Не нежно, не заискивающе, а ровно в рамках приличий, но его супруг все же приободрился и решил, видимо, подойти к Артуру и уже шепотом объяснить подробности. Дорогу Мерлину преградил старец, так же вставший со своего места и заговоривший не с Артуром, а с его супругом: — Мы не закончили, и каждая минута дорога. Ты совсем забыл, что мы сейчас изучаем? Мерлин склонил голову и сделал было шаг назад, что совсем не вязалось с планами Артура, но все же остался стоять на месте, лишь несмело ответив старцу: — Я все же считаю наши исследования не слишком полезными в рамках их несвоевременности. Ослабление и усиление единения, как и его последствия, это буйство магии в чистом виде. Его нельзя присвоить, и можно даже не пытаться выяснить, насколько я им управляю. — Мы этого не знаем точно. Это только твое мнение, Мерлин. Совет не разделяет его. — Прозвучало довольно высокомерно, стирая уважение к возрасту произносившего эту речь. — Прошу прощения, мне нужна лишь минута, чтобы все объяснить моему королю, и мы вернемся к исследованию. Мерлин попытался обойти старца, но тот поднял руку, преграждая ему путь. Артур не собирался выдавать своих истиных намерений даже намеком, пока Мерлин не встанет рядом с ним, но не стерпел жеста, на который кто-то, кого Артур не знал и уж точно не уважал, посчитал, что имеет право. — Мне приказать отрубить вам руки? — В тягостной тишине, до того разрушавшейся лишь голосами троих, повис заданный праздно, даже с кажущимся безразличием вопрос. — Вы же понимаете, что встаете между королем и его супругом? Эта странная фраза вызвала замешательство и только обострила желание нервничающего Мерлина подойти к Артуру. — Ты что творишь? Это уважаемый член совета. Нельзя так… — Мерлин говорил на ходу и не закончил, потому что Артур рванул его за руку к себе, как только он приблизился, и уже не отпускал. Зато вытащил меч. Мерлин зашептал в полном замешательстве: — Артур, ты что? Артур ответил для всех: — Камелот заметает так, словно все зимы за сто лет пришли к нам в один час, у меня накопились вопросы, и я никого не приглашал. Так что я прерываю ваши исследования, к тому же, ты сам сказал, что тебе от них ничего не нужно, значит все это нужно только и исключительно им. — Артур не столько спрашивал, сколько утверждал. Мерлин хоть и был выше, но сейчас ссутулился и пребывал в настолько явном замешательстве, что даже опасным колдуном не казался — выглядел мальчишкой, которого сильно замучили уроками. — Это так. Но ведь произошел исключительный для магического сообщества случай, мне вполне понятно желание Совета его исследовать, ведь сила единения не постоянна, и она, как правило, быстро спадает. Здесь все настолько сложно и неизвестно, что желание понять вполне объяснимо… — Не для меня, — отрезал Артур и стукнул кулаком в двери за собой. Те тут же открылись, являя магической делегации отряд вооруженных рыцарей, впрочем, обескураженных ничуть не меньше присутствующих в зале. — Я завершаю их визит. Ваше исследование окончено, даю вам срок до полудня на то, чтобы убраться из замка. Если бы у Артура было время и возможность прямо в этот момент быть честным с самим собой, он бы признался, что, взяв Мерлина за руку, он растратил все последние остатки раздражения. Его почти сразу же перестали волновать поползновения Совета в направлении его собственности — времени его драгоценного мага. Даже их присутствие в Камелоте более не бесило, он просто не желал видеть никого из них между собой и Мерлином. Но для такой честности должно было случиться свое время и свое место, и это было не оно. В залу начали заходить стражники, которые все еще откровенно ничего не понимали, но уже приблизительно осознали, что приказ сменился, и им теперь нужно помочь достопочтимым послам собраться. Среди общего шуршания особенно злобным показался голос старца, выкрикнувшего от бессилия: — Ты не имеешь права! Твои руки в крови, как в крови и весь твой род, пошедший от дракона. Не тебе указывать! Артур почувствовал, как вздрогнул при этих словах Мерлин, как ослабло едва зародившееся сопротивление — единственное, что могло бы покачнуть решимость Артура. Кто знает, на что оно вообще могло оказаться способно, но Мерлин только плотнее сжал губы, побледнел страшно, сдерживая одному ему известные чувства. Своих Артур сдерживать не стал — отвернулся и уже на ходу достаточно громко, чтобы услышали все, произнес: — Это только ваше мнение. Я его не разделяю. ************** Запястье сильно сжимали, а остановиться и подумать не было ни единого шанса. Мерлина тащил за собой его супруг, его король, человек, ради которого он на все это пошел. Это если накручивать себя, а накручивать Мерлин любил. Его обиды всегда были глубокими, симпатии — молниеносными, а решения не отличались длительным обдумыванием. Так и сейчас он копил бурю в себе только лишь из соображений сохранения собственного лица перед случайно встретившимися рыцарями и слугами, мимо которых они проходили. Что тоже удивляло, ведь еще недавно Камелот казался почти мертвым. В коридорах прежде встречались одни и те же лица, да и то нечасто. Лестница, еще коридор. До конца терпения Мерлина осталось так же немного, как и до их покоев. Долгожданные двери распахнулись и захлопнулись за ними, а Артур сам рявкнул страже прогуляться. Они остались одни, и это ли не повод не сдерживать бурю?.. — Это был Совет! Высшая власть магов! Даже Нимуэ сама по себе не стоит так высоко, как они! — совершенно не желая начинать издалека, сразу же бросил Мерлин в спину королю. — В Камелоте высшая власть — я. Они вели себя оскорбительно уже самим своим присутствием. Слова этого старика и вовсе были непростительны. Артур прошел к камину, бросил в него пару поленьев и отшатнулся, когда они под взглядом Мерлина вспыхнули ярким пламенем. — Так я тоже колдун! Мое присутствие тоже оскорбительно? — Мерлин полыхал, как огонь в камине, и разгорелся бы сильнее в считанные секунды, если бы Артур, до этого не отводивший взгляда от огня, явно пугавшего его, не повернулся лицом к супругу. Сначала король горбился, инстинктивно защищаясь напряжением и готовностью к атаке, но через секунду выпрямил спину и больше ничем не выдавал предшествующий своей тихой ярости страх. Он был оскорблен, и это как ничто другое остудило пыл Мерлина. — Я разделил с тобой свою жизнь, свой смысл жизни — Камелот, и ты смеешь упрекать меня, в то время как не знаешь даже лучше, чем случайного знакомого? Я принял тех, кого еще недавно мой народ жег на главной площади, а они повели себя как хозяева в моем доме. Они вели себя так и с тобой! Мерлин ожидал обвинений, но не ожидал такой их противоречивости. Он помедлил с ответом, и ему пришлось отступать. Не только словами, но и действиями — сделать шаг в глубину комнаты, потому что Артур, как голодный волк, которому нечего терять, стал обступать Мерлина со стороны. Опустил голову, не спешил говорить большего, но и сдавшимся его посчитать мог бы только последний дурак. А самым противным было то, что Мерлин и сам отчасти чувствовал то, что Артур обличал в слова. Ему не хотелось ковыряться в тонкостях магической связи с людьми, не готовыми признать, что для изучения просто необходим и король ненавистного Камелота тоже, ведь связь у Мерлина возникла вовсе не с пыльными томами из местной библиотеки. Но на первом же собрании старейшины заявили, что не обладающий и крупицей магии Пендрагон нужен разве что своей умирающей земле. — Что молчишь? — грубо бросил Артур, чем распалил почти затухшее пламя. Король стоял уже вплотную к Мерлину, и тот не смог побороть желание изо всех сил толкнуть его в грудь. Не смог сдержаться и обойтись словами, хотя прекрасно осознавал, насколько опасна такая его игра. Настоящую борьбу затеивать было недопустимо, да и собственная магия ему бы не позволила, а физически Мерлин проиграет, это он видел и без каких-либо демонстраций. Промолчать Мерлин тоже, довольно обычно для себя, не смог: — А каких слов вы желаете, мой король? Я должен принести извинения? Я должен встать на колени и пообещать предугадывать все ваши желания… — Да что за чушь! — перебил Артур и, на этот раз рывком преодолев все оставшееся разделявшее их расстояние, схватил супруга за плечи. — Глупые выдумки оскорбительны… — Глупые? — не остался в долгу Мерлин и сам не дал высказать претензии, хотя его и безмерно смутила подобная близость. К чему-то вспомнилась мягкость губ. — А что мне думать, когда вы выгоняете членов Совета моего народа, а меня, как пленника, тащите в башню? — Что я волнуюсь за тебя, идиот! Рот Мерлина был уже открыт для встречной гадости, но он не смог издать ни звука, только потянулся вперед, так что их разделяли уже одни только условности и немного воздуха. Артур со всей пылкостью встретил его на полпути и сгреб в объятия. Мерлин не умел и не особо любил целоваться. К его губам у мужчин была нездоровая страсть, а с женщинами он их просто стеснялся, поэтому поцелуи не входили в список тех вещей, которыми Мерлин мог бы похвастать. Артур же мог бы вписать это умение в список того, что он способен предложить своему будущему супругу, и очередь претендентов на его руку и сердце увеличилась бы на порядок. Он прижимался губами порывисто, отстранялся на секунду, а уже скользнувшая к затылку Мерлина ладонь задавала нужный угол, чтобы поцелуй продолжился, становясь с каждым мгновением глубже. Руки Артура уже скользнули ниже и мяли всего Мерлина, везде. То сжимая бока, то прижимаясь излишне учтиво к бедрам. Раньше Мерлин знавал и страсть, и плотское удовольствие, и симпатию, и тягу, но то, что сейчас происходило в королевских покоях, нельзя было сравнить даже с ощущениями от самого сильного из всех сотворенных Мерлином заклинаний. Его погребло под ощущениями, воздуха не хватало, а язык болел от сладостной борьбы, губы горели, а под ребрами, там, где расположена душа, все сжалось в болезненном удовольствии. Артур сам все прекратил. Отшатнулся полный вины, зашептал слова извинений, спрятал глаза, но все продолжал сжимать плечи Мерлина, словно спасительный прутик в бурном потоке, в который умудрился упасть. — Прости. Прости… Я прикажу рыцарям с почестями проводить Совет. Я не презираю… я… — Ты даже мысли не допускаешь оставить их здесь? — Что дернуло Мерлина, он сам не знал. — Не допускаю. Короткого признания короля хватило, чтобы остудить весь внезапно, из ниоткуда, взявшийся пыл. Мерлин шагнул вперед, хотя явно видел, как Артур хотел сбежать по одному ему ведомым причинам. Как хотел позволить себе самому, предоставить время на обдумывание, но Мерлин ощущал и свою вину. К тому же, слова о волнении глубоко затронули и на корню зарубили все имеющееся упрямство. А уж возможность отдохнуть… Если бы Артур был немного мягче, у них никаких ссор и не было бы. Мерлин уже лежал бы под одеялом и сопел в подушку, отложив все тягостные разговоры на завтра. Но как раз разговоры он и отложил. Единственное, с чем Мерлин считал необходимым не временить — это извинения, приносить которые он не умел и не любил, а потому особенно сложным оказалось даже просто заговорить, прежде чем король выскочит из покоев, гонимый сложной гаммой чувств. — Мой король. — Мерлин замолчал на мгновение, не зная, как продолжить, как вытолкнуть слова из горла. — Мой король, тебе не достает тактичности, терпения и уступчивости, но твои мотивы невозможно назвать злыми. Мне жаль, что я не подумал о вас, когда ставил на первое место нужды моего народа, которые не сравнить с нуждами народа вашего. — И ты прости меня. Изгнать ненависть из сердца сложно, даже если тебе кажется, что уже сделал это. Ответить было нечего, поэтому Мерлин просто кивнул. Артур принял перемирие, склонив голову в знак благодарности, превышающей любые нормы вежливости, и довольно быстро откланялся, ссылаясь на необходимость проконтролировать отъезд Совета. А Мерлину посоветовал отдохнуть. В холодной комнате, когда из нее ускользнул единственный лучик света, пусть и в почти боевом облачении, стало скучно, а спать не хотелось, какой бы сильной ни была усталость. Да и выпитые зелья старейшин позволяли не спать не меньше месяца, а они всем Советом выпили такие еще на третий день исследований. Исследований совершенно не нужных Артуру, чуждых свободолюбивой природе Мерлина и непосильных для осознания закостенелым старикам, пытающимся найти в связи то, что им хотелось в ней найти. Мерлина больше волновало то, что произошло после. Ссора не была закрыта, а поцелуй казался чем-то чуждым, будто и не случавшимся. Стало еще тоскливей. А снег за окном, решивший завалить этот замок, навевал печали. Мерлин скинул уже грязные одежды и легким движением руки создал все удобства, к которым привык. За творящейся магией он наблюдал уже раздеваясь. Окно скупым рывком распахнулось, похищая снег завихряющейся подвластной колдовству полосой, потом надежно захлопнулось, а снег уже растаял в появившемся из ничего ведре. Туда Мерлин отправил по воздуху заношенные вещи, скинул с себя штаны, отправил их следом и повалился голым на разворошенную постель — Артур соблюдал правило не допускать в покои слуг, но сам себя обслуживать явно не привык. Сейчас Мерлину это казалось весьма милым. Пока вещи стирались сами собой, из укромного закутка, где обычно стояла, выкатилась огромная бадья, остановилась на каменном полу и была наполнена тем же способом, что и ведро. Сначала сугробом, а через секунду горячей водой. Мерлин залез в нее не без удовольствия, но нежиться особо не стал, прекрасно ощущая холод этого города, этого королевства. Магия могла твориться, но творилась своим чередом. Да, у них теперь была связь, и ни Мерлин, ни Артур не будут лежать полубездыханными, подкармливая собой, своей жизнью древнейшее колдовство. Теперь они как неиссушаемые сосуды, вот только надолго ли такое наполнение?.. Странно, что Мерлин не задумался об этом раньше. Только намывая свои тощие лодыжки, он вспомнил как был магически истощен после столь длительного заседания Совета, сколь уставшим себя чувствовал, пока тащился с супругом в их покои, и как молниеносно восстановился, касаясь его губ. Это подтверждало его собственную теорию, которая возникла еще после их первого поцелуя, которую на Совете он отстаивал только как теорию, отчего-то не желая делиться подробностями. Мысли снова свернули с важного и первоочередного к личному. Мерлин намылил голову, пузырь воды сам отделился от толщи воды в бадье и лопнул прямо над головой, помогая смыть настой трав и грязь тяжелых безвылазных недель, а в голове крутились картинки и образы. Артур просит помощи. Этакий сломленый король погибающего королевства, стоящий на краю гибели с высоко поднятой головой. Он мог встать на колени, мог кланяться в ноги и ничто из этого не унизило бы его. Мерлин не был дураком и сразу видел, что выход у короля есть только один, вот только не ожидал, что не найдется ни одной ведьмы, которая бы позарилась на целое королевство, к которому прилагался молодой и красивый король. Мерлин позарился не на королевство. Закрыв глаза и откинувшись на бортик бадьи, он решил не отрицать и не прикрываться благородными целями хотя бы перед собой. Мерлин знал, что его решение было далеко не только бескорыстным. Он не был бессердечным, но и не собирался служить незнакомым ему людям. И выбрал почти не глядя одного-единственного человека, который восхитил только своим появлением, а уж более близкое знакомство покоряло чем дальше, тем больше. И теперь, наконец, он смог оценить и мужчину, которого получил. Этот мужчина явно был ревнив, порывист и непримирим в собственных решениях. Он нравился Мерлину, а после случившегося сегодня его еще и хотелось заполучить целиком и полностью. В постели это должны были оказаться действительно необычные ощущения. По крайней мере, это будет страстно и, слава богам, не безответно. Все-таки традиции народа Мерлина очень жестоки к бракам такого рода, и измен в подобных случаях быть не должно, тем более при установившейся связи. А у молодого тела есть собственные потребности. Тряхнув головой и даже немного устыдившись, Мерлин выбрался из уже подостывшей воды. Ему было стыдно за свои желания, но стыдно так, как может быть стыдно только невинному телом и еще не испытавшему желаемого человеку. Обманываться он не собирался — Мерлин намеревался получить то, чего стыдился, но сейчас действительно было совсем не время. Ему предстояло спасти королевство своего короля и только тогда уже получить его целиком и полностью. Мерлин успел облачиться в чистые простые штаны, такую же без изысков рубаху и теплую шерстяную тунику сверху. Он как раз накидывал плащ — в покоях короля словно сосредоточился весь холод этого мира, — когда постучали в двери. Мерлин проигнорировал негромкий стук и плюхнулся в постель, пытаясь согреться, но неизвестный визитер снова, уже более настойчиво, нарушил тишину. С тяжелым вздохом и откровенным неудовольствием Мерлин одним взглядом отпер дверь. Его глаза еще горели золотом, когда он подошел к порогу, и неизвестный служка в суеверном ужасе почти согнулся пополам, затараторив: — Простите мою наглось, ваше высочество, я никогда не посмел бы вас тревожить, будь моя воля… Мерлин закатил глаза, но удержался от раздраженного вздоха: — К делу, если можно. Извинения приняты. Слуга, продолжавший смотреть исключительно в пол, по жесткому тону вполне понял, что дополнительными извинениями только выведет из себя колдуна, и затараторил о причине своего прихода: — Король просит вас немедленно пройти к нему. Я провожу, если вы не против. Мерлин был против, но передать через это раболепное существо свой отказ счел излишней жестокостью, потому просто сделал шаг вперед и с грохотом захлопнул за собой двери покоев, не пошевелив для этого и пальцем. Стражники побледнели, но вида не подали, гонец же почти сложился пополам и едва не потерял сознание, если Мерлин правильно трактовал легкое пошатывание согнутой фигуры. Весь этот страх не льстил — напоминал, что Мерлина боятся не за поступки, а за то, кто он есть. И тем сильнее страх в глазах каждого второго человека возвращал к мыслям о ясном взгляде короля Камелота. ************** Жгучий стыд за несдержанность мучил не так сильно, как желание послать куда подальше всех съехавшихся к вечеру посланников от наместников, как выяснилось, не сбежавших куда подальше от голода и холода, рыцарей, которым гонцов взять оказалось неоткуда, и простых крестьян. Всех их хотелось взять и… понять. Артура почти согнуло под грузом понимания и непонимания. Люди просили ответов, которых у него не было. Они их почти требовали и были достойны знать. Все они были теми, кто не сбежал, даже если просто не смог. И если люди делили участь Камелота, то король был им обязан. Хотя бы просто держать перед ними ответ. Один из рыцарей как раз сбивчато рассказывал о необыкновенном поведении реки, вдоль которой ехал их маленький отряд из трех человек, когда двери распахнулись, и вперед чуть ли не ползком — так сильно пригнувшись — вошел посланный за Мерлином слуга. За ним величественно вплыл и сам ожидаемый в этой зале всеми и каждым человек. Колдун смотрелся высокомерно, чопорно, хотя одет был теперь гораздо проще, чем до этого. Никакого шитья или узоров черным по черному — простые и теплые одежды, что для заваливаемого снегом Камелота было лучшим из решений. Но что-то было в его образе, и тут у Артура появлялся выбор — возможность подумать на целых две причины. Либо он оскорбил супруга своим беспардонным отношением к спроваженному Совету, в неполном составе представившемуся обыкновенными дипломатами, либо Мерлину не понравилось произошедшее после. Вот только Мерлин при этом очень страстно отвечал и цеплялся за Артура во время поцелуя так, словно хотел, чтобы это не заканчивалось никогда. И с Советом они вроде разобрались… Обе причины отметались так же быстро, как и приходили на ум. — Вы хотели меня видеть, мой король? — сделав ровно три шага внутрь залы, спросил Мерлин. Натянув свою лучшую улыбку, Артур едва не скрипнул зубами. Он все-таки ошибся: Мерлин был на что-то серьезно обижен и сейчас всем видом выражал нежелание присутствовать где-либо, куда бы его ни позвали. Легкое чувство вины, гулявшее до этого в сердце Артура, тут же было изгнано откровенной злостью и необходимостью здесь и сейчас промолчать. Он только протянул руку, выказывая желание, чтобы Мерлин подошел, и тот, как ни удивительно, легко подчинился. Широкими уверенными шагами подошел к трону и сел в соседний, явно совсем недавно вытащенный из неведомых глубин подвалов. Но всегда можно было надеяться, что Мерлин не придаст таким мелочам значения. Он и не придал. Склонился немного к Артуру, и тот поспешно принял мир, склонившись в ответ. — Мой король, я немного вымотан, вы же понимаете, что у меня нет ни малейшего желания заседать с вами на всех этих официальных визитах? — В том-то и дело, что это народ Камелота, кое-где даже без представителей. — Артур кивнул в сторону крестьян, отделившихся небольшой кучкой в отдалении. — Они в панике, и многие из них магии просто никогда не видели. Им страшно и в то же время голодно, а те места, о которых пойдет речь… — Какие места? — Мерлин казался очень заинтересованным и удивленным, и тут Артур понял, что совершенно забыл обсудить с супругом кое-что поважнее нежеланных гостей. — Почти весь Камелот, — буркнул он, а на слегка удивленный взгляд супруга отвернулся. — У каждого из пришедших свой рассказ. Я знаю не больше их и не из первых рук. Быть может, если ты их выслушаешь, то поймешь много больше и сможешь если не успокоить, то хотя бы пояснить. Даже если только мне. — Хорошо, — прозвучало спокойно и доброжелательно в ответ. — Пусть начинают. Артур кивнул советнику, тот тут же подошел и без промедлений послушался указаний, выудил откуда-то из рукава список всех, кто запросил аудиенции и начал вызывать по очереди. Артур слушал каждого со всей возможной внимательностью, равно как и его супруг. Всякий раз, бросив украдкой взгляд на его темную фигуру, Артур замечал неподдельное волнение, заинтересованность и участие. Посланники лордов лили много воды и в основном доносили о чудовищно холодной и снежной зиме, о своих лишениях и тяжком существовании впроголодь. О них сразу можно было судить, что присланы все были не столько с докладом, сколько с разведывательной миссией. Их лорды уже знали, что у королевства теперь два правителя, и явно желали прощупать почву. Многие из них уже давно предали Артура, но оказались достаточно умны, чтобы не греметь об этом. Кто-то, возможно, преследовал собственные цели, и, имея деньги, они не ушли с земель по причинам, известным только им. Отделить одних от других было почти невозможно. Потому посланников выслушивали всех и как-то разделять их никто не собирался. Следующими шли рыцари. Все они давно были разосланы по королевству, чтобы предотвратить стычки, мародерство и прочие проявления паники, но, как оказалось, этого можно было и не делать. Люди так страшились проклятой земли, что, если могли с нее уйти, уходили. А те, кто не могли, настолько обширно разбрелись по лесам и болотам в поисках остатков пищи и зверья, что встречались для конфликта только в редчайших случаях. Поэтому истории рыцарей были не столько докладами, не столько просьбами, сколько действительно историями странствий, и только на них Артур немного успокоился. Это были его верные люди, и в их словах не слышалось двойного дна. Первый из них рассказал уже ранее слышанное — земля цвела и плодоносила, заключенная деревнями и поселениями в четкие черты, за пределами которых вилась метель. Второй рассказал про места, где они останавливались на ночлег. Земля выглядела обыкновенной, снег заваливал не так сильно, как остальной Камелот, и пещерка, выбранная для ночлега в лесу, казалась скорее убежищем от вьюги, чем защитой от животных. Никто и не думал о них уже давным-давно. Как вывелась добыча, так и хищники следом за ней. Самый плешивый волк последний раз встречался в Камелоте больше полугода назад. А тут почти паломничество. От мелкого пушного зверья до вереницы оленей. Третий рыцарь, как и последующие, отмечал сильную разницу температур: где-то били из земли горячие ключи, среди сугробов стояли плодоносящие яблони, а целые поляны покрывались земляникой, и снег таял, долетая до земли теплым дождем. Рыба вернулась в не скованные льдом реки, несмотря на замерзшие берега, животные словно за манком приходили из соседних лесов. Крестьяне продолжили эти рассказы, но с более интересными и менее сказочными подробностями. Конечно, они попытались охотиться. Первый же крестьянин пришел просить вывести хищников из леса вблизи своей деревни; он бы и соврал, да под тяжелым взглядом колдуна все же рассказал больше. Оказалось, что в редкий лесок, что стоял у их деревни всегда, вернулся заяц, птица и другая живность. Местные расставили силки, но в них никто не попался. Лучшие охотники пошли в лес и вернулись ни с чем. Мимо любого животного они промахивались, а вышедшие из ниоткуда волки гнали их до самой деревни, в то же время не пролив ни капли крови. Артур заметил, что впервые Мерлин нахмурился именно на этом рассказе. Удивлен не был. Посланники вряд ли принесли бы настоящие вести, рыцари могли не обратить внимания и не голодали, поскольку всем им выдавался паек из личных запасов замка. Они, скорее всего, и не охотились вовсе. Либо те, кто охотился, не рассказали. Но после слов крестьянина некоторые из них подтвердили, что за все время с тех пор, как начали встречать странности, они не поймали ни одного зайца. Следующий крестьянин рассказал подобную же историю, а вот другой пришел с налогом от деревни, очень удивив абсолютно всех. Целая повозка фруктов и овощей — в их деревне настала плодоносная осень и урожай вылез даже на утоптанных дорожках. Мерлин слушал и все больше бледнел. Каждая крестьянская история все больше выставляла напоказ некоторую агрессию вернувшейся в Камелот жизни. И Артуру не нужно было разбираться в магии, чтобы это понять. — На сегодня довольно. Каждому пришедшему выдадут спальное место, одеяло и ужин. — Это Артур сказал громко и для всех, Мерлин вздрогнул, когда зазвучал его голос. — Вы все пришли сюда по разным причинам, и будем разбираться ли с каждой отдельно или примем общее решение для всех, мы объявим утром. Артур стремительно встал с трона и в церемониальном жесте подал руку своему супругу. Тот вел себя заторможено, но руку принял. Кивнул рыцарям, обвел взглядом крестьян и в итоге вперился взглядом в глаза Артура. Колюче, пасмурно, в расстройстве настолько откровенном, что и гадать было не о чем. Из залы он последовал с благодарностью и поникшей головой. Артур очень хотел спросить, приободрить, сделать хоть что-нибудь, но под множеством взглядов лишь молча вел своего супруга по коридору, вслушиваясь в шепотки вокруг. И только оказавшись наедине со своим колдуном, Артур почувствовал покой. Это чувство в их ситуации казалось странным и чуждым, но оно посещало его не первый раз. Светлые глаза, темный образ и непонятные, никак непринимаемые законы его народа – все это составляло весьма привлекательный образ. А раскрывающийся мелкими скупыми деталями характер возбуждал нешуточный интерес. И ведь между ними почти ничего не было. Они перебросились несколькими фразами, обменялись парой поцелуев и на этом все. Больше ничего их, по сути, и не объединяло. Была еще эта магическая связь, но, к своему стыду, Артур все так же не понимал ее сути. Усвоил только то, что благодаря ее чудесному возникновению никто из них, подпитывая колдовство, не будет впадать в беспробудный сон. Так что Артур мог сказать, что у него к Мерлину претензий не было; все, что он сейчас хотел, это узнать, что творится в голове у его колдуна. — Эм… — Не утруждайся, мой король, я понимаю, что задолжал тебе объяснения, — довольно резко перебил Мерлин, но вместо этих самых объяснений скинул с плеч плащ и подошел к давно затухшему камину. Его глаза вспыхнули золотом, а черное каменное нутро — красными жаркими всполохами. — Мерлин… — все же попробовал Артур и, несмотря на неприятный холодок, прошедшийся по спине от неожиданного колдовства, подошел к супругу. Конечно, он не знал, что может сделать, но уж оказать поддержку, на которую даже чувствовал себя способным – это он мог. Положив руки на плечи Мерлину, Артур позволил себе короткий чмок в затылок и попытался сделать то, что у него не особо получалось, но могло оказаться самым нужным сейчас – рассмешить. — Неужели все так плохо, что тебе нужно подготовиться и подобрать слова? В сочетании с неромантичным поцелуем в затылок слова Артура возымели должный эффект — Мерлин обернулся с легкой улыбкой на губах и даже уже не такой бледный. — Мой король, ты даже не представляешь, насколько прав оказался. — Ладони Артура все еще лежали на плечах Мерлина, и когда тот дотянулся холодными пальцами до них в несмелом поиске поддержки, его слова прозвучали еще весомее. — Все эти люди говорят о том, что сотворил я. Вот только я понятия не имею, что сделал. ************** — И это очень страшно? — Артур выглядел неуверенно, задавая этот вопрос. — О да. Это начало нашего с тобой правления. Связь нерушима, но кроме всего прочего ты связал себя со мной священными узами. И всякая ошибка, всякая неудача, даже если только моя, ляжет тенью на нас обоих. — Мерлин знал, что должен извиняться, пытаться объясниться, но мог только подавленно нести весь этот груз. Вот только Артур повел себя так, словно даже такие простые слова и объяснения не могли прорваться в его голову. С видом, в котором даже самый мнительный не усмотрел бы фальши, Артур убрал свои теплые ладони с плеч и одной закопался в волосы Мерлина — ероша и взлохмачивая, — а вторую положил на поясницу. Чтобы притянуть ближе к себе. — Глупости. Эти тени не страшны вчерашним мертвецам. Что бы ты ни сделал, если оно спасет нас… И тут Мерлин не выдержал. Надежда и благодарность, сквозящая во многих действиях и словах короля больно жалила ошибившегося и опростоволосившегося мага. Он хотел вырваться из приятных всему его существу объятий, но не смог их разорвать, а потому извернулся, чтобы оказаться лицом к лицу, и выпалил все честно и как можно более прямо: — Ты не понимаешь, Артур. Когда я колдовал у погибшего дерева, то просил и угрожал силам природы. Все, что я мог сделать, это запустить медленный процесс возрождения. Он занял бы годы! — Но не займет? — выловив в очередной раз что-то важное только ему одному, спросил Артур. — А кто знает? Ты вообще слушаешь меня? — Слушаю, — серьезно кивнул Артур. Впрочем, не ослабляя объятий. — А понимаешь? — Честно? — Мерлин кивнул. — Для меня непонятна вся магия, целиком. Еще вчера она считалась будто бы врагом, и понимать в ней хоть что-то было предательством. Честный ответ. Мерлин ценил честность и не собирался смеяться над Артуром. Почему-то он вознамерился обязательно объяснить, что все происходящее это вина его колдовства, а никак не благое знамение. Слегка толкнув в грудь, он попросил пустить, и его просьба тут же была выполнена. Артур отступил на шаг, но, повинуясь мановению руки, послушно пошел следом. Они встали вместе в середине комнаты, Мерлин отступил на несколько шагов и в центре, прямо между ними, в воздухе завертелись искры, набегающие из горящего камина. Артур сначала отшатнулся, но быстро взял себя в руки и даже извинился. Тем временем, искры сложились во вполне различимые образы. — Смотри внимательно. Вот твое королевство, — очерченная рваными краями земля с замком посередине плавно кружилась в пространстве между ними, а огненные искры пепельным крошевом опадали на нее, напоминая снег. — Удивительно точно вырисованы границы. — Артур с трудом разлепил губы и выдал то, что смог. Мерлину думалось, что и эти слова пораженному Артуру дались нелегко. Магия откровенно нервировала его. — Это твоя земля, ты отдал бы за нее все. И отдал. Я же поклялся быть с тобой до конца. Это стало и моей землей. Я чувствую ее. А эти слова короля расслабляли и явно ему льстили. По нему любой увидел бы бескрайнюю любовь к Камелоту, а уж маг, способный заглянуть в сердце, пусть даже не такой сильный, как Мерлин, и подавно увидел бы удобнейшие рычаги управления. Но Мерлин управлять не желал. Он опустил взгляд, и над землями закружились пепельные птицы, по самому краю зашагали олени и запрыгали зайцы. — Видишь? С самых краев должно было медленно оживать королевство. Никаких суровых зим, всего лишь обычная, чуть снежная. С самых окраин королевства должны были начать залетать птицы и заходить зверь. Они же не умирали, а только ушли. — Но люди утверждают, что и в глубине Камелота множество животных. — И я не сомневаюсь в их честности. Но так быть не должно. Мерлин поднял взгляд на Артура. Тот внимательно смотрел на огненно-пепельные образы и уже не казался безмятежным дураком. Дураком себя ощущал Мерлин, но все же продолжил объяснять. — К весне самая окраина Камелота ожила бы достаточно, чтобы домашний скот снова стал размножаться, коровы приносили бы молоко и так далее, а к осени уродился бы первый урожай. Скудный, но урожай. Деревья чуть ближе к центру королевства принесли бы плоды. Один замок оставался бы мертвым. Рыба вернулась бы подо льдом только следующей зимой. От краев к центру возвращалось бы то, что исчезло, гонимое проклятием. И даже такое колдовство при наличии возникшей связи отнимало бы столько сил, что у тебя вечно слипались бы глаза, а мне пришлось бы начать готовить микстуры, чтобы вообще просыпаться. Мерлин закончил свою долгую честную речь, а прямо перед ним проносились огненные картины-воплощения его слов. Артур продолжал молчать, уже не балуя улыбкой, но отчего-то и не кажущийся пораженным. Глаза Мерлина погасли, и королевство перед ним потухло и опало скупыми хлопьями серого пепла. — Скажи хоть что-нибудь, — не выдержал Мерлин. Можно знать все на свете, можно упиваться виной, можно исследовать до посинения случившийся здесь магический феномен, но Мерлин хотел спасти людей и стать для человека, ради которого на это пошел, чем-то большим. Потянувшись к нему, быть встреченным и принятым, а не сотворить в процессе одни боги знают что. — Меня не интересует, что должно было случиться. И не волнуют твои ошибки, пока ты совершаешь их во имя Камелота и его спасения. Все, чего я желаю, это знать, можно ли есть яблоки с цветущих среди зимы деревьев. Как охотиться, если сама природа откровенно против. Как выжить. На секунду растерявшись Мерлин сделал пару шагов из стороны в сторону. Он не думал над подобными вопросами. — М-м-м… все, что приносит земля, есть можно. Это не медленное возрождение, это сиюминутное подношение. В рамках моего изначального колдовства половина населения Камелота все равно погибла бы. Если таких очагов плодоносной осени много, то их нужно огородить и питаться с них. Туда же можно привести домашний скот, скорее всего, он начнет размножаться. Диких зверей не трогать. Если магия защищает их так рьяно, значит, поголовье нужно восстановить. Жизни не взяться из воздуха… Мерлин продолжил бы тараторить и расхаживать по покоям все более широкими шагами, если бы его не остановил Артур. Мягко, почти неощутимо тронул за руку — если бы Мерлин хотел, то мог бы проигнорировать это движение, но он остановился, встал близко прямо перед Артуром и смотрел с немым вопросом в глазах, пока с него стягивали рубашку и другие одежды, пока не оставили одни только нижние штаны. — Ты спал? — Конечно? — зачем-то неубедительно соврал Мерлин. — Видимо, недостаточно. У тебя темнота всего мира под глазами. — На мне еще и ответственность, пусть и не за весь мир. — Поверь, я с ней знаком. — Артур усмехнулся. — Порой эта ноша становится почти непосильной, а порой забываешь о себе, пока ее несешь. — Что ты хочешь сказать, мой король? — Я хочу предложить лечь спать и утром сказать перед народом то, что ты сказал сейчас мне. — Я… не думаю, что они рады будут услышать эти слова от колдуна, наколдовавшего сам не знает что. — А ты не говори про это. Им не интересно совершенно. Говори о том, о чем они спрашивают. Скажи, что еда безопасна, что в эти твои круги жизни можно привести скот. Объясни, что охотиться нельзя, а я подкреплю твои слова указом с запретом для самых упертых… Артур говорил так тихо и вкрадчиво, что Мерлин заслушался и совершенно не заметил, как они оба оказались в постели. В покоях стало как будто теплее. Они лежали близко, но все же дальше, чем Мерлину бы хотелось. Артур продолжал говорить о делах политических, о делах управления. Объяснял, почему завтра Мерлин должен говорить скупо, но почему говорить должен именно он. Его доверие смущало и разливалось теплом где-то внутри, а вид, с которым произносились подобные речи, заставлял отключиться от слов и просто смотреть. Он тоже остался в одних нижних штанах и теперь лежал на боку, подперев голову рукой, совершенно не стесняясь своего крепкого тренированного тела. Смущая им и словно не зная, что может это сделать. А Мерлин страдал от желания приникнуть поцелуем к его шее, чуть ниже уха, чтобы светлые волосы щекотали нос, а под губами чувствовался бег крови. Мерлин заснул сам того не заметив, обдумывая отчасти слова своего короля, а отчасти то ошибочное впечатление, что он производит. Красивый, статный, великолепный воин, он не кажется способным хотя бы на одну глубокую мысль. Его вера в свой народ безусловна, любовь к королевству безгранична и все это в сочетании с далеко не самой пустой головой выглядело бы уже опасно. На самом краю сна Мерлин подумал, что Туатта Де Даннан никогда не пустили бы его даже в пределы своего королевства, пусть бы даже народ Камелота уже умер, а не только шел по этому верному пути. А если бы и пустили, то Мерлину уйти к нему не позволили бы никогда, даже если бы пришлось во всем королевстве поменять закон о свободе действий. *** Утром Артур не передумал. Они проснулись почти переплетенные друг с другом, но говорил он только о предстоящем. Объяснял Мерлину, что говорить нужно не быстро не медленно, довольно громко, и если кто-то посмеет перебить, то не обращать внимания — стража заткнет любого осмелившегося сразу же по первому же знаку от Артура. Но если это будет и правда вопросом, то в конце придется отвечать. Тогда ответ будет держать уже сам Артур. Таким своего супруга Мерлин еще не видел. Подобная сосредоточенность, точность действий и планов характерна скорее для дипломатов, игроков большой политики. Той же Нимуэ. Мерлин всегда смотрел на свою наставницу с уважением именно за эту черту, за умение собраться и отринуть все неважное, сконцентрироваться только на здесь и сейчас. Почти поменять личность. В ее случае так и было. В обычной жизни она была вспыльчива, порывиста и любила рубить с плеча, но ни разу не позволила себе проявления собственных качеств в моменты принятия важнейших решений, часто передавая право решать Совету там, где сама была недостаточно осведомлена. Сейчас Артур поступал очень похоже. Отличался он разве что подачей самого себя. Он не стыдился непонимания и был открытей любого короля из всех, что привелось видеть Мерлину по долгу ученика от Совета. И так верил Мерлину, что не ответить ему взаимностью не получалось совсем. — Ну как? Готов? — Слова Артура вырвали из размышлений, и Мерлин неуверенно кивнул. — Только одну вещь на удачу, — Мерлин мог бы не просить, но любопытство во взгляде серых глаз напротив привлекало его не меньше других качеств их обладателя. Податься вперед и впиться коротким сладким поцелуем, впрочем, оказалось не так легко, как думалось. Мерлин даже засомневался, но так хотелось, что почти против собственной воли он прильнул к желанным губам. Обвил руками шею и заурчал бы, будь он котом, когда по его талии тут же скользнули руки, уверенно заключая в объятия. Но счастье не длится вечно, и раздался стук в двери, когда Мерлин уже почти забыл обо всем, кроме собственных плотских желаний. Радовало лишь то, что Артур находился в похожем положении — он тяжело дышал, раскраснелся и кидал ненавидящие взгляды на деревянную преграду между ними и безвинным слугой, а может, и таким же ни в чем не виноватым рыцарем. Это оказался рыцарь. И не просто рыцарь, а сэр Леон — его Мерлин даже запомнил не только в лицо, но и по имени. Сэр Леон был учтив, попросил прощения за спешку, но почти без предисловий перешел к докладу. Отчитывался он перед Артуром, хотя рядом с ним, плечом к плечу шел Мерлин, который должен был бы вызывать недоверие в рыцаре, служившем королю еще тогда, когда на главной площади горели ведьмы и колдуны. Но либо он был умнее, чем казался, чем-то напоминая этим своего господина, либо Артур вымуштровал своих людей безукоризненно. Но Мерлину думалось, что в этом случае слились оба варианта. Бесконечные коридоры Камелота в этот раз показались излишне короткими, и до нужной залы они дошли слишком быстро. Стражники у открытых дверей, допущенный в коридоры народ, сейчас оттесненный рыцарями в стороны, чтобы позволить королю пройти — все это вызывало нервозность и острое желание развернуться и послать всех куда подальше, но рядом шел Артур, и Мерлин даже додумать эту мысль толком не мог. Люди расступались, рыцари склоняли головы, ничьи взгляды не цепляли. Мерлин готовился сказать то, что должен. И он сказал. С ободряющим присутствием Артура рядом и при его полном показном равнодушии. Первыми попытались возмутиться посланники лордов, но их возмущение относилось к неравному распределению плодородных земель в королевстве. И они не замолкали даже тогда, когда рыцари встали вблизи них и что-то шептали то одному, то другому. Тогда поднялся с трона сам Артур, и зала затихла, словно каждый в ней потерял голос и обратился в камень, не способный шуршать даже одеждами. Слова короля звучали тихо, и каждый прислушивался, недвижимый, боящийся пропустить хотя бы звук, а Артур уверял, что сейчас Камелот един, и нет земель принадлежащих одному, где не может искать пищи другой. Говорил, что они все должны были умереть вместе, и раз уж появился шанс, то и попытаться выжить они обязаны сообща. Перечить королю не посмел уже никто. Даже крестьяне, от которых ожидали возмущения по поводу запрета охоты на дикого зверя, не открыли рта до самого конца и откланивались, чуть ли не падая в ноги королю. Мерлина все равно сторонились… ************** Дела королевства вышли на первое место, и теперь уже сам Артур почти не ночевал в собственной постели. Уже неделю он согласовывал, кто, куда и зачем должен отправиться. Каждый посланник лорда шел восвояси, здесь он и обдумывать не собирался. Кто собирался предать, тот предаст, и это можно будет решить после того, как люди перестанут умирать от голода. А вот рыцари и крестьяне заслуживали более пристального внимания. И здесь Артур советовался с Мерлином. Тот разделил рассказы по полезности и важности для королевства, а так же заострил внимание на нескольких крестьянах, пришедших уже с вполне насущными проблемами. Туда Мерлину нужно было отправиться лично, но это Артур ему пока запретил. Потом поедут. Вместе. С остальными рыцарями и крестьянами Артур разбирался дольше всего, ведь они принесли вести о распустившейся среди суровой зимы жизни, с каждым днем набирающей обороты. Почти все оставшиеся жители переселились в замок, многие дома в городе завалило снегом по самые крыши, и организовывать маленькие походы стало почти бессмысленно. Не дойдут. Потому срочно были сформированы бóльшие отряды. Артур выделил почти всех стражников и немало рыцарей, а к самому ближнему магическому очагу и вовсе собирался послать Леона. Его задача будет самой важной, ведь в Камелоте тоже почти закончилась еда. Такими делами Артур и занимался каждый день. Распределить людей, практически лично отправить каждый из отрядов в долгий, пусть и близкий поход и надеяться — а что ему оставалось? — что стража и рыцари будут верой и правдой охранять их от разграбления, а сами люди не проявят худшие из черт — жадность и завистливость. Сложнее было с пунктом назначения Леона. О нем сообщили рыцари, и находился он на пустыре в междулесье, куда те сунулись только для того, чтобы сократить дорогу. Туда предстояло снарядить не только рыцарей для охраны, но и слуг из замка, строителей и оставшихся в живых животных. И, несмотря на чудовищную усталость, Артур должен окончательно сформировать отряд сегодня, чтобы со следующего дня можно было начинать. И здесь он очень нуждался в совете Мерлина, но выставлять это напоказ было уже нельзя. Люди смотрели на колдуна по-прежнему с недоверием, граничащим с подозрением. Даже простые слуги, на памяти Артура всегда сочувствовавшие казненным на площади — все они, столкнувшись с настоящим сильным колдовством, испугались и не смогли скрыть своего страха. Артур бросил взгляд на вялых стражников у зала совещаний, на лицо почти засыпающего над списками Леона, пытавшегося ткнуться носом прямо в собственноручно составляемый документ библиотекаря и все-таки решил, что им нужен еще один день. — Все свободны. Жду вас завтра здесь же. — Тоска в глазах собственных доверенных лиц заставила Артура дать им еще одну поблажку. — Не слишком рано, я не собираюсь подниматься с рассветом. От этих слов даже стража у дверей наверняка немного расслабилась. Все они ужасно замерзли и изголодались в этом холодном замке. И скорое избавление не должно было стать причиной того, что эти же люди будут еще и изнурены бессонницей. К себе в покои Артур шел в гордом одиночестве. Замок, как и весь город, уже почти опустел, и почти последних его обитателей Артур отправит самое позднее через три дня. Останется десяток слуг, четыре стражника и король со своим колдуном. Пока Артура никто не видел, он даже позволял себе горько усмехнуться собственным мыслям. Замок и правда казался уже мертвым, весь заваленный снегом, под сильными ледяными порывами ветра его каменные стены хранили последнего своего дракона. Опустив голову, сдерживая чувства и мысли, не отпускавшие даже после того, как разделили место в сердце с надеждой, Артур шел в свои покои, и ему становилось теплее. А открыв двери, у которых уже не стояло стражи — ставить было просто некого, — обнаружил свой личный источник тепла. Мерлин спал, уткнувшись носом в огромный фолиант, испещренный написанными мелким почерком строками. Могущественный колдун почти свалился с добротного деревянного стула, и от падения его удерживали только длинные руки, раскинутые в стороны по столу. Казалось, что он на секунду опустил голову в раздумье, да уснув, так и не смог подняться. Похоже, и этот разговор откладывался. Скинув плащ, а, подумав, и остальные одежды на пол, Артур тихо подошел к спящему супругу и, стараясь не разбудить, кое-как раздел и его. Подхватив под руки костлявого, но все же увесистого Мерлина, Артур аккуратно перетащил его в кровать и все же, само собой, разбудил. — Вы сегодня рано, мой король, — сонно, откуда-то из подушки, прокомментировал Мерлин появление Артура. — Я и в постели останусь дольше. А когда ты проснешься, нам нужно будет поговорить. — Угу, — прозвучало уже совсем сквозь сон. Мерлин почти сразу же засопел и Артур даже не заметил, как уснул, едва коснувшись подушки словно каменной головой, в которой из-за тягостных дум места желанию спать почти не оставалось. *** Солнце еще не взошло, но уже наверняка подбиралось к горизонту. Темнота покоев и отгоревшие свечи, белые мушки, колотящиеся в окно, и горячая ладонь слева, на сердце. Пробуждение Артура нельзя было назвать плохим, оно даже тяжелым не казалось. Он чувствовал себя и отдохнувшим, и немного возбужденным. Мерлин, разметавшийся по кровати, был явной причиной второго ощущения. И несмотря на необходимость сложного разговора, Артур решил дать себе поблажку и немного полюбоваться зрелищем. Мерлин изменился. В первую очередь поведением. Между ними по-прежнему мало что было, Артур не знал, что Мерлин любит, а что нет. Уже сомневался в своем собственном почтительном, благоговейном отношении и смотрел на супруга скорее как на мужчину в собственной постели, а несколько эпизодов между ними и вовсе заставляли признать, что плотское желание между ними возникло обоюдное. Но кроме страстей тела, Артур еще и проникся честностью и открытостью этого человека. Колдун, не колдун — это было не так уж и важно. Мерлин был не спасителем с небес или из другого мира, он был человеком, способным на невероятные вещи и решившим, что Артур стоит того, чтобы потратить на него всю свою жизнь. А к законам магов Артур припадал несколько раз, и среди общей воды и глупостей сильно не карающихся, обнаружился и запрет на расторжение браков, где между супругами образовывалась связь. Какой-то покрывшийся мхом старый закон, пришедший в их королевство с самого его основания и всеми позабытый, потому что связь была большой редкостью. Да и соблюдением там не пахло, но зато было сложное разъяснение о силе и противодействии. И как Мерлин все это понимал?.. — Любуешься? — А что, нельзя? — вопросом на вопрос ответил Артур, но все это было в шутку. — Можно. — Мерлин перевернулся и потянулся всем телом, покрывало сползло ниже груди и взгляд Артура вслед за ним. — Можно даже больше. Артур устыдился, но хитрая улыбка на губах супруга не позволила полностью отпустить мысль о возможностях и дозволениях. Но было не время. — Тогда я спрошу, а ты ответишь достаточно просто, чтобы я понял и увидел все подводные камни. Смена настроения в словах Артура заставила Мерлина сначала скривиться, а потом и вовсе сесть в постели, укутаться одеялом и буркнуть: — Ну, давай свои вопросы. — Сегодня я планирую составить окончательные списки, и в последнее место, где твои магические круги устроили плодородные земли, отправить почти всех оставшихся в Камелоте людей. Здесь я оставлю только с десяток слуг для поддержания замка в хоть каком-нибудь относительно приличном состоянии. Несколько стражников на всякий случай. — Пока не вижу необходимости советоваться со мной. — Мерлин вредничал, но без фанатизма. — Замок будет беззащитным, в нем останемся только мы, и при настоящем нападении реальной защитой мой меч не станет, — попытался намекнуть Артур, пока не зная, как спросить напрямую. и не оскорбит ли это Мерлина. Туата Де Даннан вроде бы не должны были пользоваться своей силой в военных целях. — Зачем нападать на замок, когда здесь никого нет? Сначала Артур даже слов в ответ не нашел. Мерлин не издевался, просто спрашивал с высоты своего опыта. И оскорбить его молчанием было бы преступлением. — Ты плохо знаешь королей. Они не так благородны, как ты мог бы подумать. — Я знаю лишь одного короля. — Мерлин сбросил с себя покрывало и пересел ближе, его настроение поменялось и теперь вызывало некоторые вопросы, на которые времени не было. Только он сам явно это понимал и не стал юлить. — Артур, чего ты хочешь от меня? Попроси, и ты это получишь. — Я хочу знать, что твоя магия может сделать замок неприступным. Знать это точно и отправить всех людей добывать пищу, пока мы не знаем, что будет и как поведет себя твое колдовство. Но вместо ответа Мерлин вновь сграбастал одеяло, накрылся с головой и бухнулся на подушку. Уже оттуда глухо и сердито прозвучал необходимый ответ: — Не только твой замок, все твое королевство неприступно. Ты всем собой оплатил его, и принадлежать оно будет только тебе. Учитывая, насколько колдовство, сотворенное здесь, больше и сильнее задуманного, никто даже ступить на твою землю без последствий не сможет, если придет с дурными намерениями. — Твои слова обнадеживают. А как ты сам считаешь? Мерлин вынырнул из-под одеяла, но не целиком. Посмотрел с подозрением, что-то там себе надумал и ответил уже с теплой улыбкой: — По мне так пусть хоть всем скопом уходят. Даже если мы останемся в целом городе одни, я защищу все, что тебе дорого. А ты защитишь меня? — Конечно. — Артур не смог скрыть легкий румянец и потянулся за поцелуем, который ему с великим удовольствием подарили. Это продолжалось с тех пор, как Мерлин однажды попросил поцелуй на удачу, но не заходило дальше ночных объятий, хотя он уже разве что напрямую не заявлял о своих желаниях. Артуру же все казалось, что он не имеет права. По крайней мере, не имеет права разочаровать, а уставший и изможденный он мог разве что уснуть на супруге. ************** Мерлин попытался удержать Артура, но тот разорвал поцелуй, извинился и снова откланялся, чтобы пойти проводить своих людей, словно в последний путь. Он продумывал снабжение, учитывал все, что знает про конкретных людей, кого посылает, и рассчитывал на возвращение своего народа с границ, куда те забились, ища спасения от голода и жажды. Артур учитывал даже вероятность, что на плодоносные земли придут люди из других королевств. Мерлин удивлялся, но в действительности даже не интересовался. Он изучал книги, что взял в библиотеке Камелота. Экспериментировал с магией, раздувая огонь, и отправил восвояси птичку. Огненная, в оперении, словно из горячих тлеющих углей, маленькая пташка прилетела несколько дней назад с письмом от наставницы. Нимуэ поздравляла с наступлением середины зимы и интересовалась его делами, совершенно неприкрыто спрашивала, не желает ли он расторгнуть брак, пока не прошел год, при его положении в Совете никто даже косо не посмотрит. Мерлин поморщился, но тянуть с ответом не стал, почти сразу достал бумагу и принялся писать ответное письмо. Скупиться в словах не стал — любимая наставница хоть и была хитрой лисой, но все же любила в ответ. Поэтому Мерлин писал о своих неожиданно нежных чувствах, возникших к королю Камелота. Смел надеяться в их взаимности и сетовал на заваливающий королевство снег. О магических кругах он писать даже не подумал — она наверняка и так все знала. Ответное письмо пришло на следующий день привязанное к лапке той же огненной птицы. Нимуэ откинула всякую вежливость и писала уже по делу. Прямо объявила, что сделает все, чтобы Мерлин вернулся к своим людям и однажды вступил в Совет, даже если это будет нарушением законов их народа, стоит Мерлину только захотеть. Высказала не одно неприятное предположение. Прошлась по грубости и дикости Артура, выгнавшего Совет, и закончила письмо самым важным и нужным. Она наверняка и не подозревала, что Мерлин никак не мог понять именно этого, хотя все и было очень просто. И теперь предстояло все новости хорошенько обдумать. К утру Мерлин обмусолил слова наставницы со всех сторон. Она писала, что сильная магия берет все от своих хозяев, и пока на сердцах Артура и Мерлина зима — снег не прекратится. Вот только между ними все было действительно хорошо, особенно в последнее время. Артур тянулся к нему. Сам себя одергивал, когда пытался отнестись к Мерлину как к хрустальному, но защитить, притянуть всегда хотел. В то же время не верить Нимуэ если бы и не было ошибкой, то глупостью точно могло оказаться. Значит, нужно было решать проблемы в единении не столько физическом, сколько в единении душ. И теперь, когда из Камелота исчезнут все люди, такой шанс у Мерлина появится. Скрывать от Артура он ничего не собирался, но и добровольного и радостного участия в экспериментах не ожидал. *** Спустя несколько дней, когда они с Артуром остались практически наедине, Мерлин заговорил о магии. И о письмах наставницы. Когда они вдвоем стояли и смотрели вслед удаляющемуся каравану, с которым уходили все животные, почти все люди и надежда на будущее, все же оставляя нерушимую связь с замком, в конце того дня Мерлин предложил Артуру показать место назначения сэра Леона и всех прочих, но все это в обмен на поцелуй. И не увидел во взгляде Артура ни капли осуждения. Они ужинали, разговаривали об оставшихся людях. Мерлин удивлялся тому, что все они остались добровольно, Артур так и не отдал приказа, лишь попросил задержаться в замке тех, кто вместе с ним подождал бы возвращения других отрядов, возвращения людей. Чтобы город встретил людей хоть сколько-нибудь живым. Стражников даже пришлось отправлять с отрядами насильно, почти все они намеревались служить Артуру до последнего вздоха, защищать его. Это и вызывало интерес Мерлина. Он даже спросил, но Артур ответил, что ничего такого не делал, чтобы люди проявляли такую преданность, возможно, они просто сами по себе очень хорошие. И все это без капли хвастовства, без фальшивого дна под словами. Мерлин слушал и заслушивался, хотя Артур и не был мастером слова. Он нередко сбивался, замолкал, говорил глупости или предлагал Мерлину рассказать побольше о себе. Но чаще они смотрели в котел, в котором Мерлин отражал путь тех или иных отрядов. Кто-то уже добрался до нужного места, и вот тогда было действительно интересно наблюдать за Артуром. Он спрашивал «Это ты все это сделал?», а Мерлин мог только сказать «Я это не контролирую, но все происходит из-за меня». Он даже попытался объяснить, что магическая связь изменила его колдовство до неузнаваемости и усилила до невероятности. Что возрождение, которое они видят, и то возрождение, какое можно было бы ожидать, это небо и земля. Что вся причина такой разницы в Артуре, но Артур смущался и просил не умалять собственных достижений. А когда до цели доехал сэр Леон, проплутав дня четыре и потеряв в скорости из-за многочисленности, Артур, наконец, выдохнул спокойно. За окнами замка привычно кружила метель, а в водах перед ними зеленел волшебный сад. Рыцари ходили с открытыми ртами, а крестьяне падали на колени и возносили благодарность богам. Артур наконец обрел спокойствие, какого Мерлин до этого в его глазах не видел ни разу. Тогда их дни изменились. Артур за своими людьми не следил — лишь спросил, может ли Мерлин сделать так, чтобы им стало известно, если что-то случится. Мерлин подумал и воспользовался одним из любимейших заклинаний наставницы — создал деревянных птичек и дал им жизнь из духа огня, послал их во все концы Камелота нести дозор. Отпустив всех птиц, они не завели разговора снова. Мерлин предложил искупаться, но настоял на том, что сам подготовит купальню. Артур попытался высказаться, что вполне способен натаскать воды, но магический способ его заворожил, и в какой-то момент он с искренним восхищением маленького ребенка наблюдал за летящими в бадью снежинками. Мерлин захотел еще больше похвастаться и зажег прямо на воде огоньки, которые не обжигали. Они искупались, Артур сходил в погреб, в этот раз категорически отказавшись использовать магию, и накрыл скудный ужин. Ели они уже не в молчании. Мерлин болтал обо всем. Рассказывал о детстве, как ему не хотелось учиться, как в нем видели больше, чем видел он сам, и не заметил, как проговорился о том рыжем мальчишке, о котором Артуру знать, может, и не стоило. Вот только это Артура скорее подстегнуло, чем отвратило. Он отказался отпускать тему, проявив удивительную ревность, а Мерлин попытался сбежать под предлогом желания лечь спать. Они встретились на середине комнаты и уже не расставались. Это оказался самый горячий из их поцелуев. Артур впервые не отступил, смял в руках решительно и жестко, позволил себе вольности, какие не позволял раньше. Он лез прохладными ладонями под рубаху, сжимал бока и не только выцеловывал губы, но и прослеживал губами ток бегущей по венам на шее крови. — И как ты хочешь? — Артур спросил без тени издевки, Мерлина же вопрос смутил. — Разве важно только мое желание? Не правильнее ли будет выбрать, как нравится нам обоим? — Он выделил последнее слово. Кровать была за спиной, но как в нее пригласить, когда все приглашения уже высказаны? Он стоял и ждал, отмечая, насколько обжитыми выглядят покои Артура. Вещи разбросаны, постель никто не застилал, а на обеденном столе лежит меч и наручи. Артур уже иначе воспринимал супруга и вел себя намного свободней. Был самим собой, не стараясь показаться лучше. Хотя Мерлин и так уже чувствовал острую привязанность, настоящее имя которой назвать пока все равно боялся. Подойдя совсем близко, Артур положил руки на плечи Мерлина и потянул его к себе, вовлекая сначала в мягкий поцелуй, а после притягивая к себе и сжимая, что было сил. Они упали в разворошенную постель, не разрывая объятий, Артур придавил Мерлина сверху, но почти сразу приподнялся на локтях, впиваясь в шею жадным поцелуем. Терзал кожу бережно, но непрестанно, заставляя заходиться в безудержных стонах. Мерлин пытался дотянуться до кожи Артура. Тянул рубаху наверх, взбрыкивал и добился только того, что Артур медленным движением поднял сначала одну его руку над головой, а потом и вторую. Оторвавшись от шеи, он на секунду взглянул Мерлину в глаза, почти сразу сполз взглядом к губам. Мерлин сам потянулся, как мог, за поцелуем. Жарко и тесно, в одежде, как не имеющие ни времени, ни права, они обнимали друг друга, переворачивались, борясь за ведущую роль, и теряли разум одновременно. В какой-то момент Мерлин сам развел ноги, пуская Артура ближе к себе. Только тогда ласки и замедлились. На ухо шепнули «можно?», и, сгорая от стыда, Мерлин лишь кивнул, вновь принимая нежный поцелуй. Их языки сплетались в сладкой борьбе, когда внизу их тела познавали друг друга еще ближе. Артур толкался еще в одежде, еще ничего не начав, но уже дарил яркие, будто никогда не испытанные ранее ощущения. Так не могло продолжаться дальше, Мерлин стал задыхаться, подкидывать бедра выше и требовать большего. В какой-то момент он даже попытался оттолкнуть Артура, мучимый острым желанием, и тот быстро все поменял. Мерлина уткнули в подушку носом быстрее, чем он это понял. Штаны сдернули вниз, а рубаху задрали до лопаток. Мерлин в этой позе горел от стыда, но навалившийся сверху Артур жадно шарил руками по оголившейся коже, сдергивал штаны еще ниже, проходился между ног быстрым движением ладони и почти грубо сжимал зад. Губами же он терзал то место, где шея переходит в плечо, а если оттянуть рубаху ниже, то поцелуями можно спуститься к лопатке. Горячим дыханием Артур спускался легкими укусами сквозь ткань по позвоночнику, а ладонью все сильнее сминал уже наверняка покрасневший зад, отводил половинку в сторону и трогал пальцами, слегка надавливая, но не входя. Уже почти потеряв разум, Мерлин вспомнил подходящее заклинание — он знал его давно, как любой озорной озабоченный мальчишка. Глаза вспыхнули золотом под прикрытыми веками, и, до плеч горя румянцем от смущения, Мерлин зашептал в подушку, надеясь одновременно, что его не услышат и что разберут каждое слово: — Артур… хватит ласк. Я сделал так, что… там теперь влажно, как у женщины. Стыдное признание Артур встретил гортанным стоном и на секунду приподнялся, оставив оголенную кожу пылать от ощущения потери и отсутствия прикосновения. Мерлин попытался обернуться, посмотреть на него, но успел увидеть только приспущенные штаны, налитой крупный член и впечатляющие мышцы, шрамы — но все мельком, пока Артур стягивал рубаху. Потом Мерлина настойчиво уткнули в подушку носом и без уже привычной учтивости и извинений вздернули за зад немного выше. Артур снова навалился. Мерлин замычал в подушку не сразу. Сначала это было распирающее и неудобное ощущение. Движение внутрь, пусть медленное и скользкое, но непривычное, Мерлин ощущал до мельчайших деталей. А когда они соединились до конца, и Артур оставил влажный поцелуй на его затылке, прижавшись после к нему губами, сдерживая дыхание и стон, наверняка зажмурив глаза… тогда к Мерлину пришло удовольствие. Еще не полностью, почти на грани сознания, но дальнейшие движения дарили не только новые ощущения, но и искры острого удовольствия. Ладонь Артура железной хваткой удерживала Мерлина за бедро, там, где кости остро выпирали, и каждый палец, впивающийся в плоть, тянул на себя, когда Артур подавался вперед, пытаясь глубже вбиться внутрь, принося ужасающее своей глубиной удовольствие. Мерлин горел от чувств и горел не столько в месте соприкосновения тел, сколько изнутри самого себя. Ничто не длится вечно, особенно что-то настолько приятное. Уже на пике, когда Артуру до конца оставалось всего несколько толчков, он сжал плоть Мерлина в нежной, но крепкой хватке, не позволил дернуться и довел до пика лишь с небольшим отставанием от самого себя. Они рухнули в простыни с тяжелым дыханием и легким сердцем. Не желая произносить ни слова, Мерлин лишь потянулся рукой к ладони Артура и крепко ее сжал, проваливаясь в приятное забытье. Проснулся он уже среди ночи. За окном по-прежнему валил снег. ************** После бурно проведенного вечера Мерлин почти сразу заснул, а сам Артур решил, что в почти пустом замке может позволить себе немного лени, и поэтому привалился рядом, накрыл их обоих одним одеялом — в покоях стало уже значительно теплее, хотя по всем законам жизни замок должен был остывать. Заснул он много быстрее, чем когда-либо на своей памяти. На грани сознания, когда сон еще не отпустил, легкий холодок и ощущение пустоты заставили сначала искать тепла, а после и резко подскочить в постели. Укол в сердце и сиюсекундное успокоение от того, что фигура Мерлина обнаружилась у окна, распахнутого настежь. Он стоял совершенно голый, в одних сапогах разве что, и смотрел куда-то вдаль. Артур думал сначала окликнуть его, но все-таки решил сделать по-другому. Он тихо поднялся, стянул с кровати одеяло, а потом, стараясь не шуметь, подошел сзади и запахнул одеяло перед Мерлином, заключая их обоих в своеобразный кокон. Такого озорства он давно за собой не замечал и был даже рад возвращению почти забытого чувства. — Решил простудиться? — на ухо спросил Артур. — Нет. Просто я думал, что снег прекратится, — в голосе Мерлина слышалась грусть, что совершенно не радовало. — Не любишь? — Артур положил подбородок на плечо своего колдуна. — Что? — Снег. — Нет… Не не люблю… просто. Если бы он прекратился, то стало бы лучше, что ли… — Почему? — Артур решил, что поцелуй за ухом совершенно не помешает Мерлину ответить, но тот прильнул всем телом и жарко выдохнул вместо ответа, так что Артур не стал продолжать. — Потому что стало бы легче, теплее, не так странно. Это о чем-нибудь да сказало бы. Мерлин говорил задумчиво и снова непонятно. — А я люблю снег. — Любишь? — Мерлина словно кто-то дернул в объятьях Артура, он попытался развернуться. — Люблю. Он меня успокаивает. Очерчивает границы, замедляет бег времени, дает передышку. — Любишь, — уже не спрашивая о чем-то своем, прошептал Мерлин. — Это же все объясняет. Он и будет валить, раз ты его любишь. А я-то жду неизвестно чего. — Если честно, то я тебя не совсем понял. — И не надо. — Мерлин обернулся и смущенно улыбнулся. — Пойдем лучше спать. Артур не стал противиться, решив насладиться своим коротким, но полным счастьем. Скоро в замок обязательно кто-то вернется, и им уже не удастся проводить такие безмятежные дни и ночи только вдвоем. ************** Мерлин не хотел, чтобы все кончалось, но в Камелот потянулись люди. Вернулся из похода отряд рыцарей, их не было долго, никто из них даже не видел ни разу супруга своего короля — они только слышали сплетни и теперь с любопытством провожали взглядом того, кто был теперь для них господином. Они видели ожившие земли, встретили вереницы людей, возвращающихся в Камелот, и не страшились так откровенно, как можно было бы ожидать. Возвращались в Камелот и крестьяне. Возвращались благородные семьи. Их Артур принимал с наименьшим удовольствием — его больно уколол их побег, предательство, ведь замок тогда еще не голодал, лишь запасы были истощены и привычных пиров не стало, а завтраки и ужины не баловали богатством и разнообразием. Но никого из них не осталось при дворе. Мерлин тоже видел, что Камелот встретил его военными, преданными королю до последней капли крови, и крестьянами, невольными перед невзгодами. Да простыми рабочими, влачащими незавидное существование. Так что Мерлин тоже не был рад их возвращению и тратил то время, что Артур проводил на официальных встречах и заседаниях, на множество мелких полезных заклинаний. В первую очередь он, конечно же, заставил таять снег. Теперь Камелот по самые башни стоял в тумане по утрам, но днем плотная дымка спадала почти до земли. Также Мерлин наложил сильнейшие защитные заклинания, делая почти любые привычные для замков интриги делом грозящим тяжелыми, не желающими проходить болезнями. Каждый задумавшийся о злых кознях сваливался с горячкой и различными недомоганиями. Мелкими пакостями Мерлин орудовать умел, и к дню, когда Артур пришел и предложил поехать с ним в длительное путешествие по Камелоту, чтобы лично проследить за каждым из известных мест, поговорить с рыцарями и просто поговорить с народом, он нашпиговал замок заклятиями так, что повывелись бы даже крысы, если бы они не пропали окончательно во время голода. Конечно, Мерлин согласился с радостью. К тому же, он сам хотел поколдовать более точно над уже зачарованными местами. Хотел знать больше и собрался меньше чем за день. Они даже еды много не стали брать — Артур поверил, что Мерлин сможет достать им пропитание где угодно. И успокоился, послушав уверения, что его замок, даже полный людьми, будет ждать только его — своего короля. На рассвете следующего дня король Камелота покинул свой замок налегке, не ставя в известность никого, кроме близкого круга и доверенных лиц. Двух всадников, проехавших сквозь пока что все еще не охраняющиеся ворота, скрывал плотный туман, но когда они отъехали достаточно далеко, чтобы никто их не заметил, туман стал опускаться. К обеду они выехали на возвышенность, и только тогда Артур захотел остановиться и оглянуться. Перед ними лежал как на ладони Камелот. Утопая стенами в тумане, он снова жил — невидимыми настолько издалека струйками дыма из печей, неслышными криками на еще только наполняющемся торговцами рынке и лязгом тренирующихся на площадке рыцарей. Кое-где почти наверняка дети играли в снежки или просто с разбегу прыгали в еще не сошедшие сугробы. В Камелот медленными шагами шла весна. Конец.